И после восьми - дыши

Блейз всегда опаздывал. Драко помнил это. Опаздывал даже на собрания пожирателей смерти, появляясь под самый конец и умудряясь ловко избегать наказания. Его просто не ловили… — Как всегда вовремя, — Драко понизил голос до еле уловимого шёпота. — Скучал по мне? — Когда-нибудь тебя убьют за твоё опоздание. Кто же знал, что слова станут такими пророческими. Драко помнил, что Забини вновь отшутился и перевёл тему, пытаясь говорить так тихо, чтобы ни один из сидящих рядом пожирателей его не услышал. В тот день он приглашал его выпить, отметить очередной никчёмный день. — Мистер Забини? Малфой и Блейз замолчали. Они смотрели на мерзкую рожу Кэрроу, который уже складывал губы в его привычной манере насмешки. В тот самый день Забини всё-таки попался. Попался дважды. Первым был Кэрроу, пославший Блейза на операцию. Вторым, кто его поймал, оказался Орден Феникса. С этого момента началась цепочка разрушения. Казалось бы: его с несколькими пожирателями отправили проверить место дислокации Ордена по наводке, которую они получили. Но эта наводка оказалась ловушкой. Забини был единственным, кого оставили в живых, узнав в нём бывшего сокурсника. — Мы должны освободить его! Драко метался по комнате, когда только что прибывший Люциус рассказал ему новости. Отец виделся с Поттером минутами ранее, и тот сообщил ему о «находке» в виде итальянца. Никто не называл имён. Все было ясно и так. — Этого не произойдёт, — Люциус смотрел в камин, бесполезно гипнотизируя угли. — Если он узнает, что мы хотим спасти Блейза из плена, произойдёт непоправимое. Поттер может быть мёртв. — Они убьют его! Орден… Люциус взмахом руки останавливает сына. — Не убьют. Поттер пообещал мне. Обещания. Обещания. Обещания. Драко осточертели эти обещания. Он злился на отца и переживал за единственного друга — мудака, который своим безрассудствам угодил в это дерьмище. Блять. Малфой восхищался отцовской выдержке. Его спокойствию в такие моменты. Он держал лицо и выправку, ни разу не дав усомниться в себе тёмному Лорду. Ублюдок доверял отцу, потерял бдительность или в конец сошёл с ума, не замечая, что самый его преданный пёс грыз и вторую кость из чужих рук, не боясь замарать морду презрением к самому себе. Люциус говорил, что делает это ради семьи. — Я всё сделаю ради тебя и Нарциссы, — говорил он и всегда сжимал плечо сына, словно это могло передать крупицы уверенности и веры в их спасение в любом исходе войны. Драко стоило придерживаться этой позиции, но было это блядское «но». Он сделал всё по-своему. Через месяц, когда пожирателям удалось поймать Лавгуд, Малфой понял, как нужно действовать. Всего за мгновение. Это скреблось в лёгких, что хотелось кашлять. Ему нужно было это… — Вот посмотрите, мистер Малфой, — один из двоих мужчин, только что вышедших из камина, толкнул вперёд хрупкое тело. — Нашли её, когда она помогала маглам после нашего небольшого набега. Коротко стриженная белая голова повернулась в его сторону, и Драко сразу узнал эти глаза. «Ты не понимаешь, дружище, её глаза такие большие и светлые, я с ума схожу!» — так говорил Блейз ещё в школе. Это была Полумна, та самая, в которую был влюблён его друг ещё с самых первых курсов, когда Полоумная Лавгуд случайно встала ему на ботинок босой ногой, а потом нагнулась, чтобы стереть палочкой грязь, принесённую из леса. Драко был свидетелем этого. Чёртового первого звоночка, задребезжавшего в груди Забини. — Вышли отсюда! — он рявкнул и махнул древком, открывая двери зала. — Но мы должны доставить её Лестрейндж, — засопротивлялся второй. — Вышли, — Малфой понизил голос, переведя на них стальной полный презрения взгляд. — Ждите за дверью. Как только они скрылись из зала, Драко заглушил помещение, присаживаясь на корточки напротив Полумны. Она не боялась. Казалось, была совсем как в школе — в себе. Отрешённая. — Он жив? — слова дались с тяжестью. Она кивнула. Её губы чуть дрогнули, и Лавгуд опустила взгляд. — Жив, — озвучил он с нажимом. Повисла пауза. Он поднялся, дёрнул её за плечо. — Вставай. Она не шевелилась. Это раздражало и бесило. Кровь приливала к вискам. Он всё решил и не мог повернуть назад. Это нужно сделать. Сейчас. — Вставай, я сказал! — взмахом палочки он подкинул её вверх, и Полумна прыгнула на ноги. — А теперь слушай, что мы сейчас сделаем… А дальше… А дальше был Патронус для Ордена, посланный Лавгуд под Империусом. Дальше была ложь для двух уродов за дверью, которую он умудрился произнести так скользко и без запинок, что Люциус гордился бы им. Двое пожирателей, что поймали её, отправились с ними на «обмен» пленников. Малфой планировал от них избавиться сразу же, устранив как свидетелей, и вернуться с Блейзом. А дальше… Вместо Поттера была Грейнджер, которая сделала такую же ужасную ошибку, как и он сам. Нужно было послушать отца. Блять. Нужно было его послушать… Люциус никогда в жизни его не бил. Но эта первая пощечина была заслужена и особо ощутима. Щека не болела — она пылала. Отец метался из стороны в сторону молча, пока в зал не пришла Нарцисса, а за ней старуха вместе с Волан-де-Мортом. Драко запомнил взгляд отца в тот момент. Он почувствовал, как тот проник в его голову и сказал только одну фразу: «Береги её», — взглядом прощально лаская Нарциссу. А дальше… Тёмный Лорд потребовал объяснений, почему Варвара увидела, как пойманная девушка куда-то исчезла и почему ему об этом не доложили. Драко хотел было раскрыть рот, но не успел. Не успел. Не успел! — Виноват, мой Лорд, — Люциус сделал шаг вперёд, спиной закрывая сына. — Я хотел обменять её на мистера Забини. Его мать спонсирует… — Я знаю, чем занимается она, — Волан-де-Морт перебил его, и Люциус упал на колени от поразившего его Круцио. Нарцисса дёрнулась вперёд, но Драко остановил её. Он хотел что-то сказать, исправить, но почувствовал, как магия пронзила его со спины. Это была дрожащая палочка матери, приставленная к лопаткам. Она подчинила его Империо, заставив остановиться и молчать. Она пошла на этот шаг ради его спасения, понимая, что сейчас будет… — Почему ты не увидела этого, Варвара? — Реддл обернулся на молчаливую старуху и скривил рот. — Может, мне лишить тебя зрения? Или отправить к Лестрейндж для подпитки твоих сновидений? В последнее время от твоего дара почти ничего не осталось. Его голос был таким отвратительно спокойным, что становилось ужасно страшно. Нарцисса дрожала, прижимая руку сына к себе. Будто боялась упасть. Вара жевала взглядом пол и молчала. — Люциус… Люциус… Люциус… — Лорд подошёл к отцу совсем близко, смотря на него сверху вниз, касаясь отросшим ногтем его подбородка. — Я не прощаю таких спонтанных решений. Эта девчонка могла многое нам рассказать. — Моя вина, мой Лорд, — Малфой уставился в пол, хрипло дыша от опустившей его боли. — Больше такого не повторится, и… — Всё верно, Люциус, — просвистел Реддл, вонзая в него взгляд кровавых глаз. — Такое больше не повторится и будет уроком твоей семье. Драко стоял молча. Он не мог двигаться. Его блаженно мутило. Но слух улавливал речь. Картинка чётко стояла перед глазами. Тёмный Лорд, подошедший к Варваре, чуть наклонил к ней голову. — Это твоё упущение. Ты этого не увидела. Ты и разберёшься с этим. Всхлип. Громкий. Короткий. Всхлип Нарциссы, прямо под стук её сердца, стремящегося к мужу. К мужу, который в последний раз обернулся к семье, взглянув на них. Малфой помнил, что он кивнул им. Так буднично. Так просто. Так, блять, просто кивнул, пока старуха подходила к нему, смыкая на его горле руки. Он держал лицо даже когда умирал. Драко закричал. Он бесполезно пытается кинуть Бомбарда Максима в скамейки перед ним. Ещё и ещё. Из палочки летят лишь искры. Он пинает всё, что лежит на полу — камни, упавшие свечи; идёт вперёд, пока не утыкается лбом в шершавую стену церкви. — Блять! Блять! Сердце колошматит в лёгкие, наверняка там повсюду гематомы. Дышать трудно и взять себя в руки тоже. Сколько он давил в себе эту злость на себя? Месяцы? Год? Сколько раз во снах ему являлось бледное старое лицо Вары, которая душила отца? Драко стоял и кричал, не в силах пошевелиться, мечтая, чтобы эти руки задушили того, кто это заслужил. Но не отца. Он трескается пополам. Сложно собраться воедино. Отвратительное чувство удушья терзает глотку. — Мы знакомы? — спрашивает его подошедшая Вара, когда Энтони подливает себе и Малфою виски. — Это Драко, Вара, ты шутишь что ли? — хохочет Трейтор, но и заметно напрягается. Именно тогда Малфой понял, что нужно уходить, но висевшая на его плече Каприс, шепчущая о желании уединиться, вцепилась намертво. — Так мы знакомы? — удивляется Варвара. — Но… Она хмурится, пытаясь вспомнить. А потом поднимает взгляд, уставившись в лицо Малфоя. Долго-долго рассматривая. Вот тогда это и случилось. Её белесые глаза темнеют, пока не становятся совсем чёрными. Голова запрокидывается, и Вара отшатывается назад. Трейтор вовремя ловит её за плечо. — Присядь, — он оглядывается по сторонам, помогая ей сесть. Драко аккуратно выбирается из удушающей хватки Каприс и направляется в сторону столиков. Но Вара резко хватает его за руку, поднимаясь на ноги. Тяжёлый удар сердца предвещает беду. — Почему я душила тебя? Почему я захочу тебя убить? Это… — она прищуривается, рассматривая его лицо, волосы. — Это был ты, только твои волосы были длиннее и… Нет! Я не… В висках ноет, тянет, словно к лобным долям приклеили смолу; кажется, зарождалась головная боль. Дикая. А потом случилось то, что случилось. Появившийся Реддл. Его палочка, направленная на Драко, и… Грейнджер с блядски размазанной губной помадой. — Твою мать! — Малфой падает на скамью и дрожащими пальцами достаёт помятую пачку сигарет. Молодец, Грейнджер. Ты молодец… Ему бы радоваться за её успехи, да вот только в горле жжёт. Но не от никотина, а от сильной ненависти. Драко не знает, на кого больше. На неё или на себя. Потому что сам хотел сожрать помаду с её губ, как только увидел её в этот вечер. Внутри так гаденько ползёт: Реддл целовал Грейнджер. Целовал то, что принадлежит ему. Как он там говорил? Она моя. «Пошел ты на хуй, ублюдок», — стреляет про себя и тут же кашляет. Во рту горько. Дым щиплет слизистую носоглотки. Хочется блевать от беспомощности, в которой он не хочет признаваться. В его жизни всегда всё шло неправильно. И во многом он был виноват сам. Но у Малфоя всегда находились силы идти дальше. До этого дня. До того момента, когда всё его сознание стянулось в тугой клубок ржавой проволоки. В самый ответственный момент, когда на кону стояло будущее, он позволил себе чувствовать… Чувствовать то, что никогда не испытывал — и был убежден, что этого не случится. Кто бы мог подумать, что этим толчком станет Грейнджер. Грейнджер с размазанной помадой на раскрасневшихся искусанных губах. Дьявол. Ведь он сам ей говорил, что прежде всего это их главная цель. Так почему это его так задевает? Ведь Реддл теперь подпустил её совсем близко к себе. Фильтр сигареты обжигает пальцы. Уже нечего курить. Руки перестают дрожать. Жаль, нельзя накурить сердце, чтобы оно так же успокоилось. Чтобы перестало так бешено качать горячую кровь в самую башку, где скапливаются мысли. Невозможно их убрать. Они, как назойливые мухи, летят на его дерьмо-воспоминания. Её губы… Драко резко встаёт на ноги. Палочка в руке. Он должен вернуться. Вернуться туда. Что если Реддл что-то с ней сделает? Салазар! Он ловко опирается одной рукой о спинку скамьи, отталкивается ногами, перепрыгивая лавку, и тут же замирает, уставившись в проём дверей. — Вечер добрый, Драко…

***

Он зол. Грейнджер чувствует это кожей. Метка не лжёт. Жжётся. Будто сама змея приняла физическую форму и вонзает острые клыки в её кожу, настолько Гермиона чувствует злость Реддла. На поляне, кроме них, никого нет. Каприс догадалась увести гостей в другое место, оставляя их наедине. Трейтор стоит в тени дерева, смакуя очередной бокал. Грейнджер сидит рядом с Варварой, которая быстро успокоилась, узнав, что Гермиона, видимо, стёрла воспоминания и о Драко, раз она его не помнит. Варвара поверила ей. Но Гермиона уверена, что Том в эту правду верить не хочет. Он стоит напротив, привычно заведя руки назад. Смотрит на неё сверху вниз. — Видимо, Обливиэйт задел воспоминания и о Драко, — её трясет внутри. Но голос ровный и уверенный. — Может, это наслоилось на плохие воспоминания, когда Вара была у Фокса. Я видела, что один из его подчинённых был блондином с длинными волосами. Это может быть он. — Ты его вновь защищаешь, — едко не соглашается Реддл. — Я также пытаюсь найти причину. Ты бы не защищал так Варвару? — отвечает ему, и фантомные клыки сжимают предплечье. — Но он сбежал, — слышится со спины. Энтони хмыкает. Грейнджер разворачивается, чтобы увидеть его лицо. Он такой же серьёзный. — А ты бы не сбежал, наставь на тебя палочку Том, видя и зная, на что он способен? — она перегибает палку, но страх за Малфоя неописуем. Чей-то отдалённый смех слышится так громко и так не вовремя, что наступает пауза. Вара, притянув к себе ноги, обнимает колени. — Я, наверное, ошиблась, — шепчет она. — Это было будущее. Том, ты же знаешь, что мои видения о будущем не точны. Я не хочу, чтобы пострадал невинный человек. Хватит. Я устала. Ты же видел моё видение. Он был похож на него, но… — Энтони, — Том глядит на него. Трейтор делает шаг вперёд, протягивая руку Варе. — Пойдём, ты опять отдавишь мои ноги, — он выдавливает улыбку и выкидывает пустой бокал в траву. — Бесит, когда ты такая. Идём, исправим это. Грейнджер пытается улыбнуться ей. Наверное, со стороны это выглядит натянуто и фальшиво. Они отдаляются к толпе, оставляя теперь Тома и Грейнджер одних. Реддл не садится на лежащие на земле подушки. Он трансформирует одну из них в широкое кресло. Гермиона было подумала, как это сейчас будет нелепо смотреться. Она сидит на траве, а он чуть выше, но и здесь она ошиблась. Том, подойдя к ней и не спрашивая, тянется к руке, чтобы помочь встать. — Давай присядем. Теперь чувства сменяются. Он позволяет ей ощутить это. Ведь он знает, что она это также осознает. Реддл мог бы спрятать их от неё, но он поделился с Гермионой спокойствием. Неужели страшное позади? Грейнджер присаживается рядом. Они сидят так непозволительно близко, что ей приходится закинуть ногу на ногу, принять угловатую позу. Ткань платья сползает вниз, оголяя бедро, покрытое мельчайшими шрамами. Позади неё подушка чуть прогибается, и Гермиона на периферии взгляда замечает кончики его пальцев. Том кладёт руку на спинку кресла. Боже. — Дурмстранг беспощаден? — его шёпот у самого уха. Ей приходится повернуть на него голову, чтобы понять, о чём он. Реддл рассматривает её бедро. Ощущение ловушки не покидает. Слишком подозрительно, что Том опустил тему. Хотелось найти пути отступления и попытаться ещё раз защитить Малфоя. Но как же это сложно, когда Реддл дышит ей в шею, а губы ещё помнят вкус его губ. — Сложные тренировки, — она пытается накинуть подол обратно на ногу, но это всё выглядит нелепо. Реддл зажимает ткань своей ногой, и Гермионе приходится её дёрнуть. Его смешок сдувает прядь с её шеи. И вот тогда она замирает, чувствуя горячие губы у себя на плече. Он просто касается, оставляя короткий поцелуй. Вдоль позвоночника прошибает дрожью. Это было возбуждающе. Но только от страха и отвращения. Эти два чувства отвратительно толкают её ощущать эту дрожь. Ощущать, как твердеют соски. — Ты напряжена. Сложно с этим не согласиться. Грейнджер пытается расслабиться, откинувшись на спинку. Его пальцы касаются плеча. Чёрт… — Ты переживаешь за него, — шёпотом. Грейнджер глядит на метку на своей руке, замечая шевеление. Он вновь делает это с ней. Передаёт свои чувства. Он пытается её расслабить. — Знаешь, я верю ему. Нет причин для беспокойства, ведь это будущее… — Я не думаю, что это был Драко, — она сглатывает. Пальцы Тома чуть поглаживают её руку. Еле касаясь. Почти щекотно. — Всё может быть… Возникший перед ними домовик с подносом прерывает очередной поцелуй в плечо, отчего Реддл поднимает голову. Гермиона не видит его лица. Она видит изменившееся лицо домовика, глядевшего на Тома. Он в ужасе. — Прошу прощения, что побеспокоил вас, — произносит эльф и тут же исчезает. Гермиона повторяет про себя: успокойся. Успокойся. — Меня начинает раздражать мысль, что в этот момент ты думаешь о нём, — его спокойный голос — как самое страшное. Это значит, что он сдерживает себя. Гермиона чуть привстаёт и разворачивается корпусом к нему. Их колени сталкиваются. Она отзеркаливает его позу, закинув сверху его руки свою. — Мне нужны гарантии, — говорит она. — Ты торгуешься. Гермиона смотрит ему в лицо, ловя себя на мысли, что Том красив. Очень. Непростительно красив. И прекрасно знает об этом, пользуясь. — Я переживаю за своего друга из-за этой ситуации. Я задела воспоминания Вары и стёрла Драко. Но это не значит, что это был он. Реддл молчит. Он так же, как она, рассматривает её лицо, чуть наклонив голову вбок. — Можешь не переживать. Это был не он. Похож — да. Но не он. — Что там было? — не успокаивается она. — Что видела Вара? Том пожимает плечами и отворачивается, всматриваясь в гладь озера. — Она душила мужчину. Короткое видение. Не более. Грейнджер выдыхает, вновь привлекая его внимание. Она прекрасно понимает, что раздражает этим тщеславного Реддла, который готов на всё, чтобы получить желаемое. В его списке числится она — Гермиона поняла это давно. Но вот только между ними стоит Малфой, которого Том всеми силами, как бы это ни скрывал, хочет убрать. — Тогда и мне нужны гарантии, — он приподнимает руку, чтобы заправить её прядь за ухо. Это бесполезно, она выпадет через мгновение. Ему просто нужен был этот жест. Ему нужно было коснуться её, чтобы обозначить. Его условие было чётким и коротким. — Ты моя. Это легко. Это не смертельно. Сделка с дьяволом на её душу взамен на спасение другой. Контракт, который они подписали не кровью. Поцелуем, где было темнее всего. Под фонарём. Вот только по итогу она обманет дьявола и разорвёт контракт. Гермиона косит взгляд ниже, на блестящую цепочку, виднеющуюся из-под ворота рубашки. Два из крестражей уже есть. Осталось узнать об остальных. Время. Ей нужно время. — Тебе он нравится? — его пальцы скользят по плечу, к локтю. Том убирает руку, кладя её на свою грудь, прощупывая через рубашку выпуклость медальона. — Красивый, — врёт она. А у самой в голове: отдай. Отдай. Отдай. Реддл тянет за край цепочки, и крестраж выпрыгивает из ворота, аккуратно ложась в его ладони. Он зачарованно смотрит на него, вертит. — Он дорог мне, — проговаривает Том, поднимая на неё взгляд. Большой палец оглаживает глянцевую поверхность медальона. Реддл переводит внимание на неё, упирая глаза-выстрелы в лицо. Грейнджер напрягается каждой мышцей, ощущая, что вновь загнана в угол. Сглотнуть не получается. Её будто разоблачили. Но Том роняет медальон, звенья чуть брякают, и он обращается к ней: — Ты потанцуешь со мной?

***

— Где ты был? — Драко подлетает к Дамблдору, не в силах сдержать гнев. Дамблдор даже не отшатывается. Он лишь опускает голову, глядя на свой пиджак, на то, как крепко его сжимают руки Малфоя. Альбус кладёт свою ладонь сверху, чуть сминая пальцы Драко. — Я хочу тебя кое с кем познакомить, — говорит директор, делая шаг в сторону. Малфой видит, как в проёме дверей появляется ещё один человек. Короткие седые волосы и мутные глаза, словно их поразила катаракта. Он опирается на трость, помогая ею прощупывать пространство впереди. — Драко, знакомься, это мой старый добрый друг. Ан Бао. В его голове щёлкает. Малфой пытается вспомнить, где уже слышал это имя. Всё складывается, когда он всматривается в мужчину напротив. Он видел воспоминания Грейнджер из будущего. Именно Бао дал ей рецепт на чёрное зелье перемещения. Драко выдыхает. Распрямляет плечи и вытягивает руку вперёд, громко здороваясь. Но старик напротив не реагирует. — Прости моего друга, — вмешивается Дамблдор. — Он слеп. Ан тут же приподнимает кустистые брови и вертит головой вокруг, догадавшись, что ему протянули руку. Он перекладывает трость в левую и неловко вытягивает кисть, слабо пожимая Малфою пальцы. — Давайте присядем. Предстоит долгий разговор, — Альбус помогает Бао добраться до скамьи и садится рядом, аккуратно снимая пиджак. Драко остаётся у стены, оперевшись на неё и прикуривая очередную сигарету. Голова окончательно разболелась. На самом деле у Малфоя накопилось множество вопросов. Сначала он изложил всё, что произошло, пока Дамблдор скрывался от них. А потом узнал, что именно директор подделал альбом Дурмстранга, догадавшись, что Том может его запросить. Альбус настораживается, когда узнаёт, что вместо Нагайны Лорд создал другую змею. Это означало только одно. — Вы изменили будущее, — говорит Бао с сильным акцентом. — Чёрное зелье перемещения очень опасный артефакт. Да, именно артефакт. Моя семья хранит книгу рецептов вот уже много столетий. И никому ещё не позволялось прибегнуть к такой мере. Все ваши действия могут стать разрушительными для будущего, в котором вас уже нет. И вы не сможете вернуться обратно. Зелье действует только в одну сторону. — То есть, я застрял здесь навсегда... — с горечью произносит Малфой. Бао кивает. Он смотрит прямо и часто прикрывает глаза. — Ты проживёшь в этом времени оставшуюся жизнь. И если ты не помешал и не нарушил цепочку своей судьбы, то родятся твои родители, а после родишься ты. — Поэтому я говорил тебе не показываться своей семье, — подтверждает Дамблдор. — Если мы убьём тёмного Лорда сейчас, то в будущем всё равно всё изменится. У Поттера не убьют семью, он не станет тем самым крестражем. И не будет войны? Но что будет с тем будущем, из которого мы прибыли? Ан молчит. Глубоко вздыхает и пожимает плечами. — Поэтому это зелье так опасно. То будущее, из которого ты прибыл, исчезнет. Это не маховик времени, где всё идёт по кругу. Это создание нового. И чтобы сохранить всё в равновесии и искоренить самую главную проблему, нужно быть осторожным. Чтобы дать тебе и мисс Грейнджер возможность родиться в этом времени, вы не должны нарушать цепочку своих судеб. Малфой сползает по стене, усаживаясь на корточки. Он и понимал, и не понимал одновременно. Было столько новой информации, что становилось трудно мыслить очень быстро. Ему нужно время всё разжевать и понять. — Я понимаю ваше замешательство, — произносит Ан, — но если я в будущем пошёл на этот шаг, отдав рецепт зелья, то другого выбора просто не было. Значит, я понял, что будет катастрофа, если этого не сделать. Драко хмурится. Что значит — он понял? — Сколько крестражей вы нашли на данный момент? Дамблдор переводит тему так резко, что Драко поднимает голову и машинально отвечает «два». — Гермиона в хороших отношениях с Томом? «В чудесных, блять». — Ну, если учесть факт, что он сожрал её помаду, полагаю, что так, — цедит в ответ. Альбус ныряет рукой во внутренний карман пиджака и достаёт два маленьких пустых бутылька. Они плывут по воздуху, зависая перед лицом Драко. — Мне нужны все воспоминания, если ты не против, — уточняет Дамблдор. Малфою требуется около пяти минут, чтобы переместить светящиеся нити в сосуды. Он старался ничего не забыть, но тот момент, где они с Гермионой стояли в каморке, оставил себе. — Драко, есть ещё кое-что, — Альбус кивком благодарит его, забирая бутыльки, и помогает подняться Бао, предложив локоть. Малфой слушает внимательно, пока директор говорит довольно медленно, не в свойственной ему манере. Видимо, делает это специально, чтобы Драко ничего не упустил. Он многое повторяет, то, что уже было сказано, и уточняет, что будет присматривать за Фенриром. И повторяет опять и опять: будь осторожен. Ночью, когда он выходит из душа в одних пижамных брюках, которые оставила здесь Грейнджер, Драко закатывает глаза. В её сумке был маленький запас одежды, которую она готовила для себя, Джинни и Гарри. Кто же знал, что он будет стоять в обносках Поттера и думать о Гермионе. Может, к лучшему, что будущее исчезло. Тому старому Драко не будет так стыдно за себя. Сошёл с ума… Сверчки в плетёной корзинке замолкают, когда он открывает крышку и успокаивает их магией. Готовит их. Обмакивает лапки в зелье слежения и аккуратно кладёт на стол, чтобы они высушились. Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер… Дамблдор успокоил его, что всё будет хорошо. Но ни черта подобного. Он зол и опустошён. Зол больше на себя — за свою несдержанность. Даже то, как он грубо сгребает в охапку сверчков, злит его, потому что у некоторых из них ломаются лапки. — Блять! — выплевывает он, шагая к выходу из церкви. Драко выпускает сверчков и тут же заходит обратно. В церкви безопасно. Краем глаза Малфой улавливает какое-то белое пятно у входа в церковь. Он делает шаг назад, пятясь спиной и приглядываясь. Это бумажный пакет, из которого торчит горлышко бутылки. Он ухмыляется. Нагнувшись и схватив пакет, заглядывает внутрь. Всё как он просил. Пак сигарет и бутылка отменного драконьего виски. Дамблдор выполнил его просьбу. Самое время напиться и задымить здесь всё, пока сверчки направляются… …направляются к ней. Лёгкие болят от первой долгой затяжки, так что никотин сразу пробивает мозг, стреляя расслаблением. Драко падает на матрас, выдыхая вверх. Он чередует. Пьёт из горла и затягивается. Бесконечно долго, чтобы быстрее взяло. Грейнджер — это всё, что у него осталось из будущего. Будущего просто больше нет. Нет матери и отца. Нет Блейза. Нет ничего. Малфой хочет, чтобы всё получилось. Чтобы это прошлое не столкнулось с тем, что предстоит. Чтобы Блейз не попал в плен, а после не умер. Чтобы он признался Лавгуд на выпускном, как и хотел. Ведь в будущем у него такой возможности не было. Началась война. Чтобы руки Вары не сомкнулись на горле отца. Чтобы они оба спаслись от того чудовища, что сейчас рядом с Грейнджер. Драко нетерпеливо прикладывает палочку к виску, прикрывая глаза. Не может больше ждать. Первым оказывается сверчок, прыгающий по дому Реддла. Кабинет пуст, как пуста и кухня. Малфой невольно вспоминает её пальцы у себя во рту. Вкус консервированных персиков. Сладких… Сердце пропускает удар. Драко выдыхает. Смотрит дальше, но вот только вздрагивает от того, что сверчка ловит долбанный нюхлер. Ему бы привыкнуть, что этот зверёк мог уничтожить с десяток его сверчков, прежде чем те добрались бы до Грейнджер. Так и происходит сейчас. Два сверчка пали смертью храбрых. А вот третий… Гермиона ждала его. Окна её спальни раскрыты. Она подвинула кресло к самому к балкону, усевшись ждать его. Драко уверен в этом. Её глаза прикрыты — она спала. Малфой приказывает сверчку запрыгнуть на подлокотник кресла. Он чувствует себя извращенцем, подглядывающим за ней. Но кому он врёт. Ему это нравится. Лямка её топа сползла по плечу, отчего Малфой перевернулся на живот, уткнувшись пьяной рожей в подушку. Он так крепко держит палочку у виска, что становится больно от того, как кончик древка сильно вжимается в кожу. Он не может остановить себя. Драко смотрит. Смотрит на топ, на то, как просвечивают соски, контрастирующие с белой тканью. Он видел её голую грудь. Салазар, он никогда в жизни так не смеялся. От той нелепости и конца такого спектакля, который она устроила со спавшим полотенцем. Ладонь Грейнджер, которая приземлилась на сверчка, раздавив его, поставила точку, после которой Драко скрутило живот от хохота. Но после… После, когда смех отпустил, когда разум очистился, оставив яркую картинку её красивой груди, Малфой вздрогнул от того, как сильно у него потянуло в паху. Блядское всё. У него и сейчас колом. Хочется толкнуться бёдрами в матрас, чтобы почувствовать приятное давление. Чтобы смотреть на её соски и убеждать себя в желании подрочить на это. Он просто пьян. Просто пьян… Как там было у них по договоренности? Просто отвлечься… Это омерзительно — вот так, втихую, но как же ему хочется разрядки. А Грейнджер, как назло, запрокидывает голову назад, чуть меняя положение, отчего лямка ещё сильнее спадает вниз. Край топа загибается, открывая ореолу соска. Блейз бы сейчас упрекнул его, что вместо того, чтобы найти с кем потрахаться, Драко дрочит на полуголую грудь Грейнджер. — Блять! — он распрямляется, переворачиваясь, и садится. Приказывает сверчку застрекотать. Гермиона дёргается, сонно глядя вперёд, поправляя лямку топа, пока не находит сверчка. И происходит самое ужасное. Грейнджер улыбается. Она улыбается, аккуратно взяв насекомое к себе на ладонь, поднося к лицу. Малфой смущён. Чёрт. Он смущён от того, как искренне она рада ему. Шевелит губами, что-то говоря. Но он не слышит. У него на лице расплывается идиотская улыбка. Она пишет ему на пергаменте, что завтра попытается прийти в церковь, что всё уладила с Томом. Скребёт пером ещё что-то, но останавливается, перечёркивая всё, поднимая взгляд на сверчка. Гермиона облизывает губы. «Зря ты так со мной, я не железный». Он хочет её. Здесь и сейчас. Он хочет всё, что делал с ней Реддл. Целовать, прижимать. Хочет сожрать её помаду. Хочет трогать её. Хочет рвать эти лямки. Он хочет всё. Он подождёт. Так надо…

***

Гермиона просыпалась за ночь несколько раз. Ходила к камину — проверить, сожгла ли она пергаменты. Потому что каждый раз, когда она проваливалась в сон, то видела, как Реддл читает переписку, восстановив её. Господи. Было паршиво. Сверчок Малфоя, которого он послал ночью, не продержался долго, потому что его задняя лапка была сломана, от чего он вскоре замер и засох. Драко говорил, что это защитное действие, чтобы не отследить его. Но как же это было не вовремя. Гермионе хотелось — пусть так, со сверчком — но побыть рядом с Драко. Она совсем расклеилась. Понимая причину этого. Грейнджер переживала за Драко, потому что ей было не безразлично. Он стал ей… Кем? Другом? Мужчиной, к которому у неё появилось чувство? Соратником? Ответ был неясен. Гермиона слышит хохот за окном. Выглядывает, сразу замечая, как Варвара бежит за большим чёрным псом. Вот только его морда уж очень не собачья. Приплюснутый клюв, покрытый шерстью. Она смотрит вниз, как Энтони, закинув ноги на рядом стоящий стул, ухмыляется, глядя на то, как Варваре не удаётся поймать зверя. — Вижу, у тебя по трансфигурации была оценка ниже среднего, — она облокачивается о перила, глядя на Трейтора. Он поднимает голову, взмахивая рукой в жесте приветствия. — Оставил клюв, чтобы он не кусался, — бросает в защиту. — Спустишься завтракать? Гермиона кивает. Интересуется, где Том, просто потому что желание держать его в досягаемости взгляда — как простая защита. Энтони меняется в лице и молча кивает в сторону окна, выходящего в кабинет. И ничего хорошего это не сулит. Можно было понять, в каком настроении Реддл только по тому, как Трейтор даже говорить не хотел о нём вслух. Внутри противно заскреблось. Горячая вода распаривает не только кожу, но и сознание. Гермиона пытается собраться, придумать защитные слова, которые должны быть под рукой каждый раз, когда Том в таком настроении. Ей нельзя расслабляться. Сложно быть собранной и чувствовать себя в безопасности в таком наряде, который ей пришлось надеть. Это обязывало. Она в прошлом, где мода в разы отличается от будущей. Там она носила дублёный, защищающий от Авады корсет, но здесь её экипировка выглядела подозрительно. Ново и совершенно не вписывалась. То, что было сейчас в её шкафу — очередной выбор Реддла. Ей кажется, что его. Платья-футляры, приталенные, из твида или плотного хлопка в клетку. Элегантные. Очень подходящие к его образу. Она не просила этого. Это даже не обсуждалось. Варвара как-то бросила невзначай, что Том любит окружать себя красивыми вещами. Грейнджер хмыкает. Какая ирония… Глядя в зеркало, сложно не согласиться — это красиво. Платье, словно вторая кожа, облегает тело. Спереди никаких броских дополнений. А вот сзади… Открытый вырез на спине заканчивается ниже лопаток, а после вниз идут пуговицы — до самого подола облегающей юбки. Будь она маглом, это платье невозможно было бы надеть самостоятельно. Только магия помогла застегнуть сзади треклятые пуговицы. Волосы Грейнджер закалывает своей палочкой, скрутив пучок на затылке. Кажется, она вновь похудела. Скулы впали, а о ключицы можно порезаться. Джинни однажды сказала, что никому так не идёт худоба, как ей. «Ты страшно красива, Гермиона». Новый статус, который выжег на ней Реддл, обязывал её. «Ты моя». И вот сейчас «ты моя» стоит в дверях кабинета, наблюдая за тем, как Том перебирает клавиши рояля. Никогда не перестанет этому удивляться. Он сидит с прямой спиной, с серьёзным лицом, когда она делает шаг вперёд, цокнув каблуком туфли. Дело плохо. Плохо, потому что он оборачивается, и его красные глаза впиваются в неё пронзительным взглядом. Кажется, даже вена на его виске стала чернеть. Он сдерживает свой облик. Гермиона проходит внутрь, оглядываясь по сторонам. Змея нигде нет. Досада опускается на её плечи. Неужели и этот крестраж ей нужно будет искать? Том двигается в сторону, освобождая место на скамье. Молча, не сказав ни слова. Грейнджер садится рядом, вглядываясь в ноты. Мелодия кажется ей незнакомой. Реддл переворачивает страницу и, взяв перо с крышки рояля, дописывает пару нот. — Не знала, что ты увлекаешься музыкой. Метка на её руке нагревается. Он рассержен, но не зол. Он позволяет ей это почувствовать. Можно было общаться без слов только вот таким извращённым способом. — Когда плохое настроение, — отвечает он и топит палец в клавишу. Тонкий звук плавно ползёт по комнате. Гермиона сверяется с нотами и понимает, что он совсем не подходит. Она заносит руку, глядя на ноты, проигрывая последнюю строчку, и позволяет себе дополнить той нотой, которая кажется ей уместной. Том хмыкает. — Мне нужно отлучиться сегодня, — Гермиона перебирает клавиши и на периферии взгляда замечает, как змея на её руке щерится. Она чувствует злость, которая подчиняет её эмоции мгновенно. Грейнджер начинает так же реагировать. Мелодия становится грубой, чёткой. Немелодичной. — Хватит! Она бросает руки на клавиши. Мерзкий звук перемешивается, и Гермиона поворачивает голову, впиваясь взглядом в рубиновые глаза. — Ты хочешь, чтобы я злилась, как и ты? — рявкает она. — Зачем ты это делаешь? Он молчит, разглядывая её лицо. Это его злость. Не её. Она такая ощутимо… горькая, что можно почувствовать на корне языка. — Ты идёшь к нему? Вена на его виске становится совсем чёрной. Это ещё пуще заставляет её сердиться. Она разворачивается к нему корпусом. Давит в себе желание убить его прямо на месте. Достаточно распустить волосы, вытащив палочку из пучка. Сердце стучит в горле. — Я иду побыть одна, — давит в ответ, поднимаясь на ноги. Реддл встаёт следом. Между ними узкая скамья. Как преграда, которая ни черта не спасёт. — Не порти о себе впечатление, Том, — играет по-крупному. — Твое собственничество ни к чему не приведёт. Её дёргает. Это подчиняет. Он делает это намеренно. Передаёт все свои грёбаные отвратительные чувства ей. Они смешиваются в ядовитый коктейль, способный взорваться с секунды на секунду. Она в ярости, словно сейчас битва, и на кону её жизнь. — Ты просила не лезть к тебе в голову, — сквозь сомкнутые зубы, — но ты и не говоришь, что чувствуешь и думаешь. Я такое не приемлю. Гермиону словно окатывают ледяной водой. Хочется рассмеяться. Она прекрасно понимает, что должна держать себя в руках, но не способна сопротивляться метке, которая так сильно подчиняет, заставляет чувствовать Тома. Она сдаётся. Ставит колено на скамью, дёргая за галстук Реддла. Он выдыхает ей в лицо, удерживая равновесие, схватившись за крышку рояля. Их тела невозможно близко друг к другу. Ладонь не просунуть. Гермиона тянет галстук вниз, чтобы он нагнулся ближе. Чтобы в самое ухо задеть своим шёпотом: — Хочешь знать, что я думаю? — на выдохе. А на вдохе смакует его духи. — Ты ревнуешь меня к нему, Том… Он хочет отодвинуться, но Грейнджер вновь дёргает за галстук и для надёжности хватается второй рукой за рубашку, сжимая её в пальцах. — Я не договорила. Ты хотел знать. А теперь слушай. Реддл хватает её за талию. Она через плотную ткань чувствует, как горячи его пальцы, как костёр. Фаланги — ветки. Длинные. Тело пробирает дрожь. Это как дурман. Том не отпускает свои эмоции, передающиеся ей. Ему же хуже… — Ты думаешь, что я смею желать его? — делает паузу. Его пальцы сжимают талию сильнее. — Да… Ты так думаешь… Думаешь, что я желаю его так же сильно, как тебя? Нет, Том… Она отводит голову чуть назад, чтобы заглянуть ему в лицо, полное сокрушения. Глаза в глаза. Так, чтобы губы слегка касались. — Я хочу вас обоих, — шепчет и видит эффект. Зрачки Реддла расширяются до бескрайнего космоса, лишь красная радужка тонкой полоской, как линия стоп. Но уже поздно. — Пока Драко будет брать меня сзади, я буду так же, вот как сейчас, шептать тебе на ухо, что я жду не дождусь, когда ты встанешь сзади, — его пальцы почти больно впиваются в бок. — И когда ты наконец это сделаешь, а Драко будет спереди, я тоже самое прошепчу ему, наблюдая, как вы берёте меня, уничтожая друг друга взглядами, будете думать, что я предпочитаю кого-то из вас больше, совершенно не раскусив мою игру. Она со стоном замолкает. Просто потому что Реддл с жадностью впивается в её губы. Он дёргает её к себе, усаживая на крышку рояля. Теперь вместо злости она чувствует жаркое возбуждение. Как бы ни хотела она это отторгнуть — невозможно. Метка на её руке горит лавой. Её мутит от всего переполняющего мозг чувства. Сердце бешеное. Оно отказывается давать организму кислород. Он кусает её губу так сильно, что ей приходится зашипеть и толкнуть его в грудь. Ещё раз. Он рычит, отстраняется, видя, что натворил. Том приподнимает руку, оглаживая её плечо, ведя к ключицам, а затем к шее. Топит её бордовым взглядом, чуть сжимая горло, чтобы потом пальцем стереть выступающую кровь с губы. — Хорошая игра, Гермиона. Я почти поверил. Том делает шаг назад, позволяя ей вздохнуть полной грудью. А воздух будто кончается. Грейнджер спрыгивает вниз. Поправляет юбку. Прикасается к губе, вспоминая, остался ли у неё бадьян. Но взглянув вперёд, замечает, как Том открывает ящик стола, доставая бутылёк зелья. Он одним пальцем срывает крышку, чуть намочив платок. Его шаги по комнате гулко разносятся в такт её успокоившемуся сердцу. Он с осторожностью касается её губы. Щиплет. Рана тут же стягивается, оставляя во рту привкус крови и горького бадьяна. — Он мой друг, — ставит точку. — Не более. Том не реагирует. Он садится за письменный стол, раскрывая книгу. И прежде, чем Гермиона выходит из кабинета, словно невзначай просто кидает ей в спину: — На ужин будет рыба. — Ненавижу рыбу, — отвечает она и хлопает дверью.

***

Грейнджер позавтракала в Косом переулке. Сделала вид, что действительно отправилась «побыть одна». Даже написала Фенриру письмо, пожелав ему всего самого хорошего. Чуть рассказала о нюхлере и его перевоплощении в пса. Горький кофе разбавляет вкус поцелуя Реддла. Её до сих пор дёргает от собственной несдержанности. Ей нужно что-то придумать, чтобы не позволять так влиять на себя. На свои чувства, которые невозможно контролировать. Гермионе обязательно нужно рассказать об этом Дамблдору. Узнать причину, почему только она это ощущает. Быть может, он найдёт ответ, потому что её мозг отказывается думать. Он перегрелся. Она аппарирует ближе к церкви, забегая в неё, чтобы наконец оказаться в безопасности. Чтобы Вара не узнала, где это место. Солнечный свет заливает мозаичные витражи. Здесь пахнет им. — Драко? — громко произносит она. Ответа нет. Становится не по себе. Гермиона идёт вдоль скамеек, замедляя шаг. Потому что замечает босые стопы. Малфой лежит на матрасе с закрытыми глазами и… Он слушает её плеер. Она часто моргает, боясь, что ей мерещится. — Драко? — чуть громче говорит она. Ноль реакции, он не слышит. Из наушников приглушенно доносится мелодия. Гермиона её узнает. Эта песня двенадцать в кассете. «Two Evils». Она тихо садится на скамью, закидывая ногу на ногу, не позволяя себе тревожить этот мираж спокойствия. Улыбка появляется непроизвольно, намертво залечивая след от Реддла на губе. Малфой лежит в пижамных штанах Гарри. Почти по домашнему даже в такой обстановке. Это отзывается где-то в сердце. До неё внезапно доходит: в ней больше не осталось ненависти к нему. Давно. В ней нечто иное. Так не было с Крамом. И так не было с Роном. Здесь по-больному. По-настоящему. Никто из них двоих не говорил об этом вслух. Лишь однажды, в той самой каморке, это проскользнуло. Но сейчас… Сейчас Малфой для неё не «просто отвлечься». Грейнджер гасит это в себе. Боится признаться. Произнести. Потому что не знает, что думает он. Драко глубоко вдыхает, откидывая руку в сторону. Водит по простыне в поисках пачки, которая спряталась под краем подушки. Он теряет терпение и раскрывает глаза приподнимаясь на локте, чтобы замереть и уставиться на неё в ответ. — Привет. — Привет. Губы сминают сигарету. Драко садится, опуская пятки на пол. Поза сутулая, угловатая. Зажатая. — Не знала, что ты умеешь пользоваться плеером, — это не укол. Это чистый интерес и удивление. — Магловедение. Второй курс, — вдыхает дым, выпуская его из носа. — Но ты не ходил. — Дай мне сохранить гордость и не отвечать правдой, что я разбирался с этим битый час. Гермиона смеётся. Становится так невообразимо легче. Она вслушивается в стук сердца, убеждаясь, что оно бьётся. Без осечек. Не так, как с Реддлом, после которого оно захлёбывалось, что аж тошнило. Казалось, что плескалось в самые ветви лёгких. Не откашляться. — Вчера приходил Дамблдор с Ан Бао. Гермиона подскакивает на ноги. Ну вот. Всё спокойствие к чёрту. Значит, Альбус рассказал Бао обо всём. Это же лучше? — Что он сказал? Он что-то придумал? Есть какой-то план? А… — Тише, — хмурится Драко, поднимаясь на ноги, прикусив сигарету зубами. Он позволяет себе взять паузу, отойдя к столу, налив немного воды. Грейнджер смотрит, как он подносит стакан, отпивая из него. Смотрит на его спину, как выделяются мышцы, прокатываясь через тонкую бледную кожу. Её щёки пылают. — Всё идёт так, как должно, — он бросает окурок в переполненную пепельницу, оборачиваясь к ней. Опирается бёдрами о стол. Теперь Гермиона видит и торс. Это как триггер. Невозможно не уронить взгляд на грудные пластины мышц, на точёный пресс, который от каждого вдоха распрямляется в плоские квадраты. — С альбомом Дурмстранга придумал он. Я пересказал последние события, а Бао рассказал о зелье перемещения. Что ж. Отлично узнать, что будущего больше нет. В каком-то понимании... Ты об этом не рассказывала. Потому что сама болезненно к этому относилась. Но они с Гарри знали, на что шли. — Мы всё исправим, — убеждает больше себя. — Том… — Том? Ей не нужна метка на руке от Малфоя, чтобы понять, что он разозлён. Это утомляет. — Да, Том. — продолжает она. — Я должна обращаться к нему по имени. Я просто привыкла… — К хорошему привыкаешь. Гермиона подходит к нему, выстреливая указательным пальцем в грудь, но не касается Драко. — Хватит меня перебивать, Малфой! — Как быстро мы с этим ублюдком поменялись местами. Ты зовёшь меня по фамилии, а его по имени, — он несколько раз цокает через ухмылку. Нагло. В отличие от ревности Реддла, ревность Драко ей льстит. Вот только она ли это. Никто из них не раскрывал своих чувств. — Он так заботится о тебе, — он отклоняет корпус назад, рассматривая её с ног до головы. — Красивые платья, забота. Грейнджер резко поднимает руку, затыкая его бред. — Мы на это и рассчитывали. Он верит мне. Я убедила его, что в видении Вары был не ты. — Мой отец. — Да что с тобой? — хмурит брови, подходя ближе к нему. — Ты что, ревнуешь? Драко меняется в лице, словно ему дали пощечину. Он качает головой, отходя от стола, и ей приходится обернуться. Он опять идёт за пачкой. Грейнджер дико раздражена. И эти чувства правдивы. Эти чувства принадлежат ей. Она устала. Чёрт возьми, устала. Гермиона опирается руками о стол, позволяя себе склонить голову. Она становится такой тяжелой от мыслей, что невозможно удержать. — Господи, Малфой. Я так устала. Я ничего не понимаю. Ты делаешь шаг навстречу, я делаю так же, но что-то стреляет в твоей башке, и расстояние между нами стремительно растёт. Я ни черта не понимаю! Он молчит. Она слышит, как он прикуривает от палочки. Треск сигареты секундный. Ей приходится с силой надавить на переносицу, чтобы в глазах до красных вспышек. До боли. — Я пойду, — качает головой. Зря она пришла. — Раз всё хорошо идёт, как ты сказал, я зря волновалась. И как только она распрямляется, ощущает лопатками жар. Смотрит вперёд, на витражное окно, а по бокам от неё дым, выдыхаемый им за спиной. Он подкрался незаметно. Без звука. До мурашек опасно. Грейнджер вдыхает. Заполняет лёгкие этим горьким вишнёвым дымом. Она стала пассивным курильщиком. Всё ради всеобщего блага? Драко делает только хуже. Он подходит ближе. Касается пальцем ложбинки между её лопаток, ведя вниз. Задевая первую, верхнюю пуговицу. А затем вторую. — Хочешь знать, что я чувствую? Спрашивает он, а у неё от этого кости ломает. Шея покрывается мурашками прямо в тот момент, когда воздух исчезает из лёгких. Малфой вплотную подходит к ней, придавливая бёдрами к столу. — Вот, что я чувствую, Грейнджер… Она не в силах сопротивляться своим чувствам. Она на выдохе запрокидывает голову назад, опираясь о его плечо. Ведёт бёдрами назад, ощущая, как он выдыхает ей в самое ухо. Господибоже… — Салазар, — стонет он, толкаясь бёдрами вперёд. — В пекло всё! Он рывком хватается за края платья на её спине и рвёт его в стороны. Пуговицы со звоном отлетают. Малфой нагибается справа от неё, чтобы мощным движением смахнуть всё со стола и толкнуть Грейнджер в спину. Возбуждение невыносимое. Жаркое. Горячее. Она распластана по столу, раскинув руки. Это невероятно заводит её. Стыда нет. Стыд давно потерян. Она поворачивает голову, замечая, как он отступает назад, чтобы рассмотреть её всю. Боже. Его взгляд везде. Он ошпаривает кожу. И тут же посыпает крошкой льда. Гермиона трёт ноги друг об друга, не в силах больше терпеть, но и произнести ничего не может. До одури блаженно. Драко в два шага сокращает расстояние. Впиваясь бёдрами в её зад. Нагибается, чтобы также больше не сдерживаться. Целует в лопатки, прошибая её в дрожь. — Ты веришь в своего Бога, Грейнджер? — целует в плечо, в шею, продолжая шептать в ухо. — Если да, то попроси его отвернуться. И в этот самый момент она прогибается от того, как сильно он сжимает её ягодицу, не упуская момент, хватая Гермиону за шею, притягивая к себе. Кожа к коже. Он мучает. Издевается. Тянет… Господи, как тянет. Малфой кусает в плечо так сильно, что Гермионе приходится поднять руку и схватиться за его волосы, сжимая так грубо, насколько возможно. — Потрясающе, — шипит он. — Блять, продолжай, Грейнджер. Стены церкви — свидетели их стонов. Их хриплого дыхания. Того, как сильно Драко сжимает обеими руками её грудь, толкаясь бёдрами. Опять. Ещё. И снова. — Меня неимоверно злит, что он поцеловал тебя первым, — Драко упирается до ужаса горячим лбом о её затылок, останавливаясь в движениях. — Он делал что-то ещё? Гермиона молчит. — Он делал что-то ещё, Грейнджер?! — рука в её волосах оттягивает голову назад. Теперь он видит её лицо. Не соврать. Заметит… — Нет, — стонет она, хмуря брови. — Нет, Драко, не делал… Его губы едва вздрагивают. Наверняка горькие. Вишнёвые. — Поцелуй меня, — шипит она, всматриваясь в сталь его глаз. — Поцелуй меня, Драко, сейчас же… Он секунду смотрит на неё голодными глазами. Сложно не заметить этого. Он как дикий пёс, впервые попробовавший кровь: больше не может терпеть. Малфой разворачивает её к себе, опуская взгляд на грудь. Его пальцы касаются соска, плывут вверх, сжимая ладонью. Она еле дышит. Тяжело. Пытаясь перестать считать мурашки по телу. Они бесконечны. И Грейнджер просто не выдерживает этой затянувшейся паузы. Она притягивает его сама. Сама целует. Первая. Жадно впиваясь в губы. В сухие, прокуренные вишнёвой копотью губы, которые так давно желала. И это как взрыв. Как самая сильная Бомбарда таранит тело вдоль позвонков. Драко целует её с открытыми глазами, нахмурив брови. Сжимает в объятьях, словно боится отпускать. Мокро и горько. По-настоящему… Малфой хватает её за бёдра, усаживая на стол. Ей чертовски не хочется проводить параллель с похожими действиями, произошедшими сегодня утром. Драко прав. В пекло всё. Он стягивает с неё трусики, не разрывая поцелуй, когда Гермиона пытается спустить его штаны, задевая костяшками член. Драко вздрагивает, чуть замедляя темп, но углубляет поцелуй. Язык проходится по деснам. Сладко. Грейнджер мучает его. Мучает себя. Проводит ладонью по головке, стирая выступившую смазку. — Блять, — отрывается он, глядя вниз. Кладёт свою руку поверх её и толкается в её кулак. Ещё и ещё. — Ложись… Стол твёрдо встречает лопатки. Малфой в нетерпении дёргает её бедра на себя, приставляя, но не толкаясь. Это происходит тогда, когда она выдыхает. Стылым вдохом, застревающим на пути в горло. Драко сгибается к ней, с силой кусая за сосок. Не больно. Почти приятно. Двигается в ней так же… с осторожностью, наблюдая за реакцией. Взгляд расфокусирован. Грейнджер в невменозе. Ей хочется больше. Сильнее. Она обхватывает бёдрами талию, пятками вдавливая его к себе. Она чувствует, как всё внутри сворачивается в узел. В грёбаный комок нервов. Чувствует, как собственный затылок бьётся о стол с каждым диким нарастающим толчком. А потом вдруг резко перестаёт. Драко подсовывает под её голову руку. Гермиона запоминает каждое его движение. Впитывает всё и хочет отдать больше. Она отдаёт Малфою всю себя и в придачу сердце, которое рвётся к нему, разбиваясь о сколы рёбер. Жарко. Потно. Г-о-р-я-ч-о. Стоны то хриплые, то едва слышные. Мокрые звуки. Она закрывает глаза, чувствуя, как накаливаются все сосуды в теле. Господи, не вздохнуть. Раскаленная сталь его глаз сжигает даже сквозь прикрытые веки. Он тянется, целуя обрывисто. Кусает. Они тонут, погружаясь на дно. На дно собственных чувств, в пучину лавы. Гермиона обнимает его за шею, прогибаясь в пояснице. Хочется закусить губу от скотского напряжения мышц пресса. Царапает его лопатки и беззвучно кончает, раскрывая глаза. Достаточно открыть рот, чтобы вновь почувствовать его язык у себя. Драко ускоряется, оперевшись локтем о стол. Впивается пальцами в её бедро, помогая себе, толкая Грейнджер на себя. Его вот-вот сорвёт. Переломит пополам. Не закрывая глаз. Глядя прямо на неё. Дыша ею. Их общим воздухом. И в тот самый момент, когда оргазм накрывает его с головой, Малфой приоткрывает рот, не останавливаясь, говорит стальным-расплавленным голосом, захлебываясь им же: — Грейнджер…

***

— Ты сменил простыни, — Гермиона лежит на матрасе, опустив голову на плечо Малфоя. В церкви темно. Свечи почти догорели. — Почему чёрные? Он хмыкает, запуская ладонь в её волосы. — Здесь невозможно светло, хотелось чего-то тёмного. Не знаю… Грейнджер привстаёт на локтях, делая вид, что обнимает его, отчего Драко даже улыбается. Но её хитрость забавит её. Она хватается за пачку сигарет, падая обратно на подушки. — Реддл плохо на тебя влияет. Не только меткой. Смотри, ты даже закурила, — Драко помогает ей прикурить от палочки, привычно подставляя ладонь. Первая затяжка колюче заражает глотку, отчего она кашляет, пытаясь схватить ртом воздух. Драко прикуривает другую сигарету и замирает. Они оба замирают, когда он выдыхает дым. — Красный, — шепчет она. — Тебе всё-таки попалась сигарета с сюрпризом. В груди неприятно тянет. Они лежат молча, всматриваясь в кольца бордового дыма, выдыхаемого им. Грейнджер на подсознании ощущает, как загорается лампочка. Как предчувствие. И почему-то вместо бордового видит цвет крови. Красной-красной... Как лампочка оповещающая о катастрофе. Она хоронит эти мысли в голове. — Мне нужно возвращаться, — она так и не докуривает. Тушит сигарету о блюдце. Они не разговаривают, пока она одевается. Гермиона спиной чувствует его взгляд на себе. Малфой магией исправляет всё, что испортил. Пуговицы вшиваются на свои места. Почти идеально и без ниток. Он останавливает её у самого входа, взяв за руку. Гермиона пропускает вдох, когда видит незнакомый ей взгляд. Как мини-инфаркт. — Ты помнишь, о чём мы говорили? — спокойно произносит он. — Что бы ни случилось, главное — это наша цель. Не раскрывать друг друга. Она кивает. Два раза. Ей не нравятся его слова. Хоть и понимает, что это правильно. Драко не удается скрыть в себе эмоции чего-то неизвестного. Чего-то тревожного. Он просто опускает руку с последним: — Будь осторожна. Будь предана ему, что бы ни случилось. Ты поняла? — Что происходит? — не выдерживает и шагает вперёд, опуская ладони на его грудь. Малфой качает головой, легонько убирая её руки. — Всё хорошо, Грейнджер. Иди… Последний взгляд. Последний вздох в этой церкви, чтобы шагнуть на улицу и немедля аппарировать, встречаясь с дождём. Это остужает. Словно смывает следы преступления. Гермиона бежит в дом, высушивая одежду заклинанием. В столовой горит свет и слышатся разговоры. Пахнет сочным мясом. Варвара смеётся, наблюдая за тем, как Энтони создаёт нелепые фигуры из воздуха. Том, сидя во главе стола, поднимает тяжёлый взгляд на дверь. Всё затихает. — Ты вернулась! — добрый искренний голос Вары помогает Гермионе собраться, натянуть на лицо улыбку и пройти внутрь, усаживаясь рядом с ней. — Мы почти всё съели. Сегодня должна была быть рыба, но он… — она переводит взгляд на Реддла, — всё отменил. — С чего бы это? — Гермиона встречается с ним взглядом, пытаясь улыбнуться. Она накладывает немного картофеля в тарелку, пытаясь вклиниться в разговор. Лжёт, что гуляла и ходила в магазин книг, пытаясь что-то выбрать почитать. Эта неправда возникает в её голове так просто, что она совершенно пропускает из виду то, как её жалят взглядом. Точнее, не её. Плечо, на котором так и остался след укуса зубов того, которому не принадлежат слова «ты моя». Вечер проходит спокойно, Энтони даже перестал пошло шутить. Вот только бордовые кольца дыма так и остались фантомно над ней. Как петля, свисающая сверху. Вешайся. — Ты куришь? — Вара нагибается ближе к ней, принюхиваясь. — Нет! — слишком резко отвечает Грейнджер. — В кафе кто-то курил. Удавка намертво смыкается. Осталось только палачу дёрнуть ногой, выбивая из-под ног табурет.