***
Бодроперцовое не возымело действия. Гермиона сидит у кровати Вары, меняя ей холодные компрессы. Она догадывается, почему зелье не помогает ей. Варвара была сквибом. Было больно наблюдать, как она дрожит под одеялом, кутаясь сильнее. Грейнджер из раза в раз меняет заклинание то на холод, то на тепло, чтобы одеяло держало нужную температуру. Дверь издаёт скрип ровно в тот момент, когда Грейнджер садится рядом с ней, прощупывая лоб. Комната наполняется им. Его аурой. Его осязаемой силой. Том останавливается рядом с Гермионой, кладя свою руку поверх её прямо на лоб Вары. Скрестив пальцы, чтобы коснуться кожи. Холодные-холодные, как весь он сам. — Горячая, — говорит он, не убирая руки, сжимая её руку и уводя в сторону. Это так… Некомфортно. Прежде всего Гермионе. Потому что она видит и чувствует в Реддле заботу, эмоции, присущие не монстру. Вот так она и сидит — держась рукой за***
Гермиона два дня проводит в комнате Варвары. В доме, в котором теперь они только втроём. Энтони ушёл вместе с Фенриром в его секретное место, где пережидал каждое полнолуние. Она отлучалась вниз только для того, чтобы принести Варе еды, замечая, что кабинет Реддла был всегда закрыт. Он был там. Играл на рояле. Громко. Зло. Волнисто. Её предчувствие молчало. Грейнджер казалось, что всё стало спокойно. Драко перестал посылать сверчков-разведчиков, а она перестала их ждать. Они договорились, что всё идёт так, как нужно. «Узнай, где находятся остальные крестражи, что бы ни случилось», — говорил он. И Том… Он был тихим. Ни разу не поднявшим вопрос о Малфое. Кажется, что миновала та самая опасность. Пришло спокойствие, каким бы извращённым оно ни казалось в этих стенах. Гермиона продолжала играть роль его возлюбленной. Так невообразимо странно. Правдоподобно для него. Грейнджер выдохнула, ощутив спокойствие. Вара поправлялась, и в день, когда пришла Каприс, случилось то, о чём её предупреждал Энтони. — Привет! — Вара кидается в объятия Парето. — Прости… Варвара отстраняется, поняв, что слишком сильно сжала хрупкую девушку перед собой. Она касается головой груди Варвары. Её блузка мнется от пальцев ясноговорящей. Пасмурная погода предвещает дождь. Когда пришла Парето, они только что позавтракали на веранде во внутреннем дворике дома. Том приветствует её кивком головы, вновь погружаясь в чтение газеты. Не произнеся ни слова. Гермиона гладит сидевшего на её коленях нюхлера, пока Каприс готовит «тир», создавая его трансфигурацией. Туи в горшках стали манекенами, а дорожка в сад — мишенью. — Меня научил этому один знакомый, — Каприс вздёргивает подбородок. — Первое — никогда не наводи дуло на себя. Она выпрямляет руку с зажатым револьвером вперёд. Её хрупкая фигура смотрится неестественно в боевой позе. Грейнджер удивляется, сравнивая то воспоминание во время боя с Фоксом. Там Каприс была жестокой и ловкой, когда сейчас при свете дня она выглядела нелепо. — Второе. Это очень громко, — продолжает урок и спускает крючок, не дожидаясь. Выстрел точной целью выбивает из манекена кусок веток. В груди зияет дыра. — Вот, попробуй, — Парето аккуратным движением, не меняя направления дула, передаёт револьвер Варе, кивая в сторону манекена. Рассказывает про устройство оружия, про отдачу. И про наличие патронов в барабане. Варвара распрямляет плечи, даже, кажется, меняется в лице, взяв огнестрельное оружие в руки. Прибавляет себе уверенности. Вытянув револьвер и прищурив глаз, не дожидаясь указа Каприс, она стреляет даже не вздрогнув. Грейнджер хмурится. Это может показаться простым увлечением, к которым часто прибегают маглы, проводя время в тире и сбрасывая всё накопившееся напряжение. Но сейчас, зная, что оружие несёт в себе смысл — необходимость обороны — Гермионе становится не по себе. Сможет ли Вара убить человека? И не сломает ли это её? Туя рассыпается обломками мелких веточек и иголок. Теряет трансформацию и принимает облик обычного дерева в горшке. Вара, довольная собой, оборачивается, надеясь встретить одобрение Реддла. Но он даже не смотрел, закрыв лицо газетой. — Потрясающе! — подлетает к ней Каприс. — Детка, ты быстро учишься. Парето чуть отстраняется и тянет ладонь ко лбу Вары, при этом меняясь в лице. — У тебя температура, — она ведёт её к дому. — Тебе следует прилечь, моя золотая. Все эти лестные вставки казались Грейнджер невинными. Вплоть до того, как она замечает, что Каприс заводит назад руку, которой только что ощупывала лоб, и, брезгливо сморщившись, вытирает её о юбку. Варвара сопротивляется, говорит, что ей лучше и хочется ещё пострелять. Парето кивает, но продолжает уводить её вглубь дома. Их голоса затихают, а потом и вовсе замолкают. Гермионе хочется поближе рассмотреть револьвер. Он магнитит её. Приклеивает внимание. Ей хочется сравнить. Его ли она видела во сне. Им ли был убит Том. «Тяжёлый», — думает она. Такой маленький, с аккуратной глянцевой перламутровой ручкой. Блестящий. Красивый. Как ужасно его предназначение. И как прекрасен облик. Шелест бумаги. Том перелистывает страницу, на секунду засматриваясь на Гермиону, стоящую перед ним. И вновь скрывается за газетой. То ли она заразилась от Вары, то ли последние лучи, еле прорывающиеся сквозь тучи, бьют её по темечку, заставляя вытянуть револьвер вперёд. Дуло наставлено ровно туда, где скрывается лицо Реддла. Она знает — нажми на спусковой крючок, белая бумага окрасится кровью и его мозгами. Желание закончить всё сейчас — неописуемо сладкое. Грейнджер находит этому объяснение. Она слишком близко к нему подобралась. Залезла под кожу, упустив момент, когда Том сделал это с ней первым. Он был везде. В её мыслях. На её предплечье. Во снах, где она убивала его похожим револьвером. Он был там на её руках. Липкой кровью. Кровь останавливается в её венах, когда она слышит спокойное, ровное: — Стреляй. И Том убирает газету ровно в тот момент, когда происходит выстрел. Пуля проходит сквозь ветки туи. Ноги привариваются к полу под его жалящим взглядом, когда он поднимается со стула. Её тело словно залили в бетон. Не пошевелиться. Остаётся только прикидываться, что она стоит и ждёт его дальнейших действий. Грейнджер притягивает к себе револьвер, делая вид, что рассматривает белую перламутровую ручку, пока её со спины не обходит он. Становится будто темнее. Словно его аура так действует на всё вокруг. А всего-то откуда-то на небе появляются ещё более чёрные тучи. Грейнджер давно должна была привыкнуть к часто сменяющейся погоде здесь. Но сейчас это ощущается каким-то знаком… Всё плохо… Том обнимает её руками за плечи. Она чувствует его губы у себя на шее. Он целует, еле касаясь, спускаясь пальцами к локтям, а затем, обхватив её кисти, произносит нечто, что заставляет сердце остановиться. — Тебе идёт холодное оружие, — шепчет в ухо, нагибаясь ближе к ней. Отводя своими руками её зажатую ладонь, в которой разместился револьвер. — Я это понял ещё на корабле, когда ты кинула клинок точно в цель, в сирену. Реддл левой рукой оглаживает её плечо, останавливая пальцы у горла. Правой крепче сжимает её кисть с револьвером и ведёт на себя. Гермиона задыхается вынужденным вдохом. Она смотрит на дуло, которое меняет положение. Её кисть крепко сжимает его рука. Револьвер теперь смотрит точно в её лицо. — Чувствуешь? — он указательным пальцем вдавливает ей под челюсть. — У тебя участился пульс. Тебе нравится это? Или ты боишься? Гермиона делает глубокий вдох, когда сжимающая её горло ладонь спускается ниже. К груди. Прямо туда, где сердце. А там оно таранит в рёбра. — Боишься, — целует её в висок и правой рукой прижимает револьвер к её лбу. Дуло теплое от прошлого выстрела. Его пальцы оглаживают тыльную сторону ладони, чтобы коснуться указательного пальца Гермионы, который аккуратно приставлен к спусковому крючку. Это сущий ужас. Грейнджер косит взгляд вверх, видя, как потряхивает кончики её пальцев. Она сглатывает прямо в тот момент, когда Том подходит ближе. Он целует её в шею и отводит голову, упираясь лбом в её затылок. — Там было сколько пуль? Четыре или три? — выдыхает прямо ей в волосы, с силой прижимая к себе, сжимая грудь. — Был увлечён чтением. Не заметил этой детали, хотя я вижу всё… Небо далеко впереди делит пополам длинная яркая молния. — Через четыре секунды прогремит гром, — произносит он и прикладывает свой палец к её указательному. — Четыре… Грейнджер думает, что это блеф. Он не нажмёт. Не нажмёт ведь? — Три… Она пытается усмотреть, есть ли пули в барабане. Но там ничего нет. Пустые дыры. А если всё же одна? Боже… — Два… Но это самоубийство. Гермиона напрягает мозги. Если револьвер выстрелит, то продырявит обе головы. Он знает это. Специально встал так. Господи… Сумасшедший ублюдок. Он блефует… Блефует, чёрт возьми! — Один… Раскат грома. Щелчок. Тишина… Они выдыхают оба. Синхронно. Гермиона спиной ощущает, как содрогается его грудь. Больной! Больной монстр. Она сглатывает, когда Том кладёт на её плечо голову. И не отпуская своей руки, ведёт револьвер к своему лбу. — Прекрати! — Грейнджер дёргается, но бесполезно. Его сильная рука сжимает её талию, а большая ладонь выжимает её грудь на себя. — Это не смешно, Том! Он хмыкает, заглядывая в её глаза, чуть повернув голову. — Разве? — уголком губ вверх, а потом взглядом смотрит на дуло, приставленное к его лбу. Раскат молнии, которая всё приближалась. — Три секунды, Гермиона, — не сводя с неё глаз. — Три… Грейнджер дёргается. Второй раз дёргается. В нём силы как в десятерых. Одно неловкое движение, и её палец, прижатый его, нажмёт на курок. — Два… Метка на её руке распаляется. Том позволяет ей почувствовать его адреналиновое возбуждение. Кожа покрывается мурашками. В груди стынет. И желание избавиться от пресса, сжимающую её грудь — пропадает. — Один. — Один. Произносят синхронно прямо в тот момент, когда позади них одновременно с громом над головой появляется Каприс. — Мерлин! Что вы делаете? Дуло в сторону. Палец вдавливает спусковой крючок. Выстрел. Чайник, стоящий на столике, взрывается на мельчайшие осколки. Пуля убивает в нём многолетний фарфор, который существовал до момента появившегося психоза Тома. Грейнджер замеревшей восковой куклой смотрит на вытянутую руку. Ещё можно увидеть остатки дыма от выплюнутой пули. От пороха. В ушах звенит выстрелом. Метка на руке отпускает свои клыки, освобождая Гермиону от влияния. Грейнджер резким движением разворачивается, вбивая револьвер в грудь Реддла, жаля его прощальным взглядом. Слов нет. Сил тоже. На его лице мерзкая довольная улыбка. Больной, больной ублюдок.***
Каприс остаётся в доме гостьей. Вечером, когда Вара получила от неё несколько коробок подарков, переодеваясь то в один костюм, то в другой, Гермиона составила компанию Парето. Обе расположились в креслах у открытой террасы. Варвара выбегала к ним, показывая на себе обновки. — Сейчас очень модно носить брючный костюм, мои швеи говорят, что в Европу скоро придёт этот тренд. В Америке почти все женщины так ходят, — она наклоняет голову, рассматривая Вару. — Великолепно! Тебе очень идёт, моя золотая. Гермиона улыбается, когда Вара засовывает в глубокие карманы руки и распрямляет плечи, важно выхаживая туда-сюда. — Обожаю брюки! — восклицает она, глядя на себя в зеркало и вскидывая ногу вперёд мощным махом. — Хоть во мне и нет магии, но так я точно могу зарядить кому-нибудь по яй… — Варвара! — чуть не давится Каприс. — Ты же девушка! Оставь эти мерзкие выражения Трейтору. Её язык заплетается. Она выпила намного больше Гермионы и, кажется, совсем не планировала останавливаться. Хочется воспользоваться моментом, что Грейнджер и делает. — Ты не в ладах с Энтони? — спрашивает она и закрывает лицо бокалом, делая маленький глоток. Реакция появляется сразу же. Каприс вскидывает брови, словно ощетинивается, услышав его имя. Она облокачивается о подлокотник и нагибается ближе к Гермионе. — Ты бы ненавидела его, если бы после бурной ночи проснулась одна? — сквозь зубы проговаривает Каприс. — Знаешь, что он сделал? Грейнджер пожимает плечами. — Оставил долбанную записку на тумбе. «Прости, детка, мне пора бежать. Всё было отлично», — она смотрит исподлобья. И выдавливает из себя со злобой: — И после исчез. Не отвечал на письма, а при встрече делал вид, что будто ничего не случилось. Вновь флиртовал, но когда я застукала его со своей служанкой… Вара появляется на пороге, переодевшись в пижаму. Садится на подушку на полу у ног Грейнджер и продолжает за Каприс: — Приклеила его к стене прямо за яй… — На целых два дня! — заканчивает Парето. Гермиона не сдерживает смех. Вполне в духе Энтони. Видимо, ему не привыкать, что если его ловили, то грозили его же достоинством, которым он разбрасывался налево и направо. Вара забирает из рук Грейнджер бокал и делает глоток. Гермиона улыбается ей, взмахом палочки подзывая ещё один бокал и наполняя его вином. Удивительно умиротворяющая обстановка. Расслабляет. Сложно было не почувствовать на себе взгляд Каприс, которая наблюдала за их идиллией. Хотелось её раскусить. Убедиться в том, что Трейтор ошибся, и никаких подводных камней в Каприс нет. Видимо, Грейнджер сегодня очень «везло», ведь Парето начала всё сама. — Том души в тебе не чает, — говорит она и икает. — Если она вообще в нём есть. Эти слова отдаются в Гермионе с каким-то подтекстом. Знает ли она о крестражах? И опасно ли спрашивать об этом рядом с Варой? — Думаешь? — уточняет Грейнджер, наблюдая за Варварой, отпивающей вино. — Все, кто находятся рядом с ним… — она замолкает, словно подбирает слова. — Скажем так… на руку ему. Сильные маги, влиятельные, богатые. Но ты… Каприс подгибает под себя ноги, кладя голову на подголовник глядя на потолок. — В тебе он видит женщину. Ты слепая, прости Варвара, ничего личного, если не поняла, — глубокий зевок, — этого… В комнате становится тихо. В камине догорают поленья, за окном стучит дождь. Вара ставит на пол бокал и приподнимает голову. Её взгляд направлен не на Гермиону, а чуть левее. Она догадывается, что заклинание от слепоты потеряло своё действие. — Ты делаешь ему больно. У Гермионы пересыхает во рту. Она разглядывает белесые глаза Вары, пытаясь найти ответ на её предложение. — Прости? Варвара мотает головой, кладя ладонь на её колено, чуть растирая. — Ты чувствуешь, как я сжимаю руку? — она вонзает пальцы в кожу, но не сильно. Ощутимо раздражающе. Грейнджер кивает. — Том не чувствует боли с самого детства. Как бы его ни ранили — ничего. Но я заметила в нём перемену с недавних пор. Гермиона ждёт продолжения, затаив дыхание. — Вот сегодня утром, — Вара не убирает руку, а наоборот, теперь кладёт её поверх ноги Гермионы и опускает голову. Грейнджер хочется погладить её по голове. Но сдерживает себя. — Когда ты вошла на кухню, я дёрнулась к тебе и задела рукой Тома. Он пролил кофе. Обжёгся. И шикнул, почувствовав это. Может, я брежу. Но не могу выкинуть из головы. Ведь в этот момент он смотрел на тебя. На это откровение хочется ответить тем же откровением. Гермиона топит свои пальцы в волосах Вары, чуть массируя кожу головы. — Можно я задам тебе вопрос? — тихо спрашивает она и чувствует кивок Вары, отдающий в её пальцы тепло. — Ты не боишься? Не боишься будущего Тома? Гермиона понижает голос, переводя взгляд на Каприс, которая уже спала, раскрыв рот. — Знаешь… — Вара трётся щекой о её колено, — знаешь, что ясноговорящих женщин отлавливали? Пока кто-то не позаботился о том, чтобы о нас стали говорить как о вымысле… Легенде… Нам приходилось скрываться, а слепым это делать очень сложно. Кто-то рождался со слабыми способностями и ясноговорящей, и волшебницы. Но ценились именно сквибы, именно у таких женщин были яркие, чёткие видения. Если развить свой дар, то можно предсказывать будущее в точности. Она отклоняет голову, словно пытается заглянуть Гермионе в глаза. Всё равно смотрит мимо. Это отзывается болью у Гермионы. Белые ресницы чуть подрагивают. — Если бы не Том… я бы умерла в том приюте. А если бы выжила, то меня бы нашли и использовали в своих целях. Почти все, кто окружают Тома, знают только его плохую сторону, а я знаю его настоящего. Он помог мне выжить. Он стал моим братом. Он никогда не сделает мне больно. А ещё он помог мне избавиться от страхов. Гермиона слышит, как часто сглатывает Вара. Как порой дрожит её голос, и этот разговор не хочется продолжать и углубляться в него. Зря она это затеяла. Вара — самое светлое, что есть в этом доме. И не хочется, чтобы она погасла. Грейнджер заправляет ей прядь за ухо и тихо спрашивает: — И как он помог тебе избавиться от страхов? Варвара совсем выпрямляется, садясь на колени перед ней. Позади Каприс уже начала сопеть. — Он научил меня одному простому способу. И страх как рукой снимает, — она было уже продолжила. Раскрыла секрет этого чудесного избавления от напряжения, как позади неё из рук Каприс падает бокал вина и разбивается об пол. — Не двигайся, — Грейнджер хватает Вару за плечо, а сама убирает осколки бокала, палочкой восстанавливая его. Маленькая лужица вина, оставшаяся на полу, расплескалась багровыми, как кровь, каплями. «Ничего хорошего в этом предзнаменовании», — думает Грейнджер. Ничего хорошего…***
— Сегодня мы все идём на ужин к моему хорошему знакомому, — Каприс появляется на завтраке позже всех. Заметно, как она хватается за переносицу, вдавливая пальцы. Наверняка похмелье. — Это не обсуждается. Она садится рядом с Варой, призывая своего домовика, у которого уже на подносе стоит стакан с шипучим содержимым. Она залпом выпивает и облегченно расслабляется. — Том, твоё вино убийственно! — тянет улыбку, кладя свою ладонь поверх его. Этого не ожидает даже Грейнджер, сидя напротив. Она одним лишь взглядом следует по руке Парето, которую Реддл тут же смахивает, отпивая кофе из чашки. Каприс смущается, убирая руки под стол. — Нет настроения посещать мероприятия, — бесцветно бросает в ответ. — Я пойду! — Вара улыбается и глядит на Гермиону, кивая ей. — Ты тоже! Гермиона приподнимает руки в жесте «сдаюсь», ощущая на себе взгляд. Она не говорила с ним после той выходки на заднем дворе. Том всё чаще испытывал её нервы. Игрался с ней. От этого можно было рехнуться. Гермиона пыталась не расслабляться, понимая, что метка на её руке этого не позволит. Раз за разом она влияла на неё. Реддл смотрит на неё неизвестным взглядом, а Гермиона неизвестно как не может отвернуться. Сквозь разговор Вары и Каприс они терзают друг друга глазами. Том словно вкладывает какое-то значение в своё молчание, а Гермиона пытается это разгадать. Он сущий дьявол, в котле которого каждый день новые пытки. Он насильно кипятит в ней вспузырившийся воздух в лёгких, чтобы её прожгло насквозь от боли и смирения. Но Грейнджер тянет эту боль. Растягивает. Накладывает сверху на его плечи. Теперь он её ощущает? Как там говорила Вара? Гермиона стала катализатором. Стала его болью и уязвимостью. Теперь его жест с револьвером был немного понятен ей. Он бы застрелил их обоих одновременно, чтобы избавиться от этой ноши, которую он начал чувствовать рядом с ней. Или застрелил бы себя, великодушно оставив её в живых. Другого варианта просто нет. Убил бы он её? Продолжая жить, ощущая огромную пустоту и нарастающую боль? Нет. Он эгоист. Гермиона улыбается уголком губ, насильственно наслаждаясь этими мыслями. Реддл в её ловушке. Но не быстро ли она расслабилась? Придя к таким выводам? Рука на пульсе. Остаётся дышать. И поддаваться ему, наращивая в нём слабость. Вечер вспыхивает своим тяжёлым безразличием ко всему. Признаться, Гермионе не очень хочется идти на ужин, но оставаться одной в доме с Реддлом ей было противопоказано. Вара надевает свой новый костюм и уже стоит готовой в дверях её спальни, торопя Грейнджер. Остаётся натянуть улыбку. Всего-то… Каприс перемещает их прямо в гостиную, где уже собрался народ. Людей было немного. Пар шесть, не более. Молодые люди — как на подбор. Красивые, в шикарных нарядах. Здесь пахло деньгами и лицемерием. Все собираются в гостиной для аперитива, смакуя вина и виски, кто-то пьёт шампанское. Грейнджер же хочется выпить воды, когда к ней подходит слуга с подносом напитков. И желательно выпить святой, чтобы отмыться от этих взглядов. Она чувствует, как её рассматривают, как её обсуждают. Каприс шепчет ей, что всем интересна избранница Тома, а вот кто её так нарёк — неизвестно. Ведь ни одна женщина, кроме Вары, не была так приближена к нему. Это не льстило. Это раздражало. Когда молодой хозяин по имени Дэниэл приглашает всех за стол, Грейнджер ждёт ещё один шок. Сев рядом с Варой, она замечает, как в дверях появляется Каприс. — Прошу прощения, мой спутник опоздал, — она делает шаг вперёд, к столу. Боже. Сердце бьётся бешено. Гермиона хватает стакан с шампанским даже не подумав, чей он. Выпивает залпом. Он проходит следом за Каприс, помогая ей присесть, отодвинув стул. Как назло, прямо напротив неё. Как назло, прекрасен. Драко смотрит на неё в ответ, лаская взглядом, совершенно не пытаясь скрыть свои чувства. Он что-то отвечал Парето, подливал ей вина, но каждый раз возвращался к Грейнджер. Это было невыносимо. Даже Вара находит в себе силы, чтобы подобрать слова. Она быстро извиняется за прошлый инцидент, и Малфой с улыбкой на лице бросает простое: — Ничего, всё хорошо. Забудь. Вара теребит пальцами сумочку у себя на коленях, смущенно уводя взгляд. Она робко улыбается ему. Гермиона чувствует облегчение. Ещё один пунктик, где можно было расслабиться. Драко — вне подозрения. Скучные разговоры смакуются, сопровождаются хохотом и шутками. Гермиона вообще не понимает, о чём говорят эти люди. Точнее, понимает, но не может вникнуть в разговор, ощущая, как горят щёки. Как прыгает в горло сердце от того, как близко и как далеко от неё Драко. Каприс рядом с ним то и дело кладёт свою ладонь поверх его. Толкает его плечом. Смотрит ему в глаза неприлично долго, облизывая красный от помады рот. Гермионе всё равно. Она прекрасно видит, как и ему безразлично внимание Парето. Он целиком и полностью был в Грейнджер. Она вздрагивает, когда ноги под столом что-то касается. Ещё раз и ещё. Она смотрит чётким взглядом-выстрелом вперёд. Малфой игнорирует её, но продолжает своей туфлей оглаживать щиколотку Грейнджер. Бросает в жар. От её тела будто волна отливает. Шею щекотят мурашки. Это так запретно. Это так волнительно. Скрытая игра двоих, что так опасна. Но, чёрт возьми, ей нравится. Драко, как и сама она, перестал отрицать очевидное. Они нашли чувства друг к другу в этом времени. Пусть даже жертвуя многим. Скрываясь. Играя роли. Они вместе даже на расстоянии. И ни один стол между ними им не преграда. Ни один Том Реддл или Каприс. Никто. Гермиона кладёт ногу на ногу и вытягивает стопу, касаясь его бедра, замечая, как Драко роняет руку под скатерть. Его горячие пальцы сжимают щиколотку, оглаживая пальцем. Нежно. По-свойски. Грейнджер млеет. Он так нужен ей. Глобально. Весь... Вара извиняется, поднимаясь с места. Отлучается в уборную, оставляя Гермиону одну среди всех этих зевак и громких голосов. Девушка справа от неё спрашивает, чем Грейнджер занимается, и Гермионе не приходится отвечать. Вместо неё это делает Каприс. — Лаура, — голос твёрдый, словно она хлестнула плетью, отчего Лаура даже выпрямляется. — Твоё любопытство должно быть совсем в другом месте. Куда ушёл твой муж? Лаура оглядывается. — Думаю, мужчины вышли покурить, — её голос делается совсем тихим. Каприс поворачивается к Драко и кладёт руку на его плечо. — Может, ты тоже сходишь покурить, а мы поболтаем с девочками? Малфой кивком соглашается. Берёт её руку и целует, поднимаясь с места. У Гермионы от этой картины непроизвольно дёргается глаз. За столом остаются одни женщины, и становится только хуже. Скучнейшие разговоры о моде, о новых зельях, продляющих молодость. Кто-то говорит о детях, отчего Каприс вообще закатывает глаза и переводит тему. Нужно быть дураком, чтобы не заметить её влиятельность. Она могла прервать кого-то, перебить, указать или даже дать совет, который сразу же исполнялся. К ней прислушивались, будто она была лидером в этой компании богатых снобов. Время тянется, как смола. Медленно. Грейнджер начинает ёрзать на месте, когда Вара не появляется через десять минут, а потом проходит и полчаса. Мужчины, вернувшиеся за стол, приступают к десерту, а вот Драко среди них также нет. Закрадывается отвратительно ужасное предчувствие. Гермиона встаёт из-за стола и направляется к уборной, стучит в дверь. Никто не отвечает. Она дёргает ручку, которая легко поддаётся. Пусто. — Вара? Гермиона следует вглубь коридора, заглядывая в двери. Паника, откуда-то взявшаяся, кусается за шею. Сдавливает горло. На втором этаже также было тихо, только лестница, ведущая к чердаку, слабо освещена от приоткрытой двери. Гермиона прислушивается, и сердце больно колит в груди. — Ну так что? Это был голос Драко. Гермиона быстрыми шагами, переступая через две ступеньки, вбегает наверх и раскрывает дверь, замерев на пороге. Палочка, бывшая на бедре, уже в руках, но Драко жестом её останавливает. Господиблятьбоже... Вара трясётся. В одной руке у неё была сумочка, а в правой — крепко зажатый револьвер. Её лицо расслаблено. По щекам бегут слезы. — Вара? — Гермиона шагает вперёд, выпрямляя палочку. В груди так сильно тянет — невыносимо. Словно внутри стальная сетка рвёт звенья, и они вонзаются острыми прутьями во все органы. Тошнотворно больно. Используй сейчас Акцио — можно сделать только хуже. Она нажмёт на спусковой крючок, когда револьвер вылетит из её рук. — Вара, положи пистолет. Пожалуйста, посмотри на меня! — голос дрожит. Гермиона смотрит то на неё, то на Драко, который вообще ничего не делает. Он стоит, уставившись в дуло. — Стой на месте, Грейнджер, — тихо произносит Драко, когда Гермиона делает ещё шаг. Сердце просто взрывается. На куски. На ошмётки. В мясо. Стены плотно обступают её с четырех сторон. Давят. Шепчут ей. Наговаривают: Сейчас будет плохо всем... На её лице написана трагедия. Страшнейшая её часть, и страх за него. Её трясёт. Она ступает вперёд в тот самый момент, когда взгляд улавливает невесомый жест Варвары, давящий палец в спусковой крючок. Гермиона с криком не выдерживает: — Акцио, револьвер! Выстрел. Грохот. Вара падает в обморок. Грейнджер откидывает пистолет и замирает. Стоящий напротив неё Драко одной лишь улыбкой одаривает её напоследок… На его белоснежной рубашке, прямо на груди, растёт бордовая роза. Смертельная и кошмарная. Драко кашляет кровью и падает навзничь. Нет... нет... нет... Внутри вращающийся цилиндрами грохот клапанов сердца. Качающий кровь прямо в мозг. Она подлетает к нему, падая на колени, не понимая ничего. Словно в ней всё выбили. Дрожащие пальцы касаются синеющих губ. Она что-то мямлит. Кажется, говорит, что сейчас перенесёт его в Мунго… Но Драко уже не слышит… Больше не слышит. Грейнджер вообще больше ничего не слышит из-за шума в ушах. Не слышит, как из тёмного угла выходит фигура. Не слышит и его шагов. Не слышит, как фигура присаживается позади неё на корточки. Она лишь его чувствует... Вздрагивает от холодных пальцев, убирающих её волосы назад. Её трясёт. Паническая атака — костью в горле и тахикардией. — Успокойся, Гермиона, — говорит Том, приближая свою голову к её уху. Его палочка между её лопаток. Когда собственная валяется у дверей. Она содрогается под его шёпот. Под его движение кончиком древка, которое подставляется к её виску. Кажется, всё кончено... — Знаешь, есть отличный способ избавиться от паники, — тихо произносит он успокаивающим тоном. — Я научил этому Вару. Задержи дыхание, Гермиона. Глоток воздуха, разрезающий глотку. Она подчиняется, глядя на раскрытые мёртвые глаза Малфоя. Позади растворяющийся холод между лопатками от его дыхания и ничего больше. — Молодец, — он целует её в плечо, выжигая болью и отвращением. — А теперь начни считать… Раз… Два… Три… Воздух давится внутри. В голове шум. В сознании — «всё кончено». Четыре… Боль в висках сырая. Отчаянная. Мёртвая. Как Драко. Она подвижная, как червь, жующий гниль. Вот такая эта боль, сука, несправедливая. Боже… Пять… Шесть… Семь… Том на выдохе поднимается на ноги, наставляя на неё палочку. Прямо в затылок. — А теперь, Гермиона… после восьми — дыши… И этот вздох заставляет чувствовать. Сдвигает могильную плиту, накрывая её гроб крышкой. Всё кончено… Всё кончено. На её голову опускается звенящая цепочка. Медальон падает на её грудь. Крестраж символ повиновения. Реддл с омерзением осматривает тело Малфоя и, растянув улыбку, произносит: — Обливиейт… Теперь ты моя...Bang bang, my baby shot me down