ID работы: 10968001

И после восьми - дыши

Гет
NC-21
Завершён
10549
Witch_Wendy бета
Размер:
558 страниц, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
10549 Нравится 2997 Отзывы 4965 В сборник Скачать

Глава 15. Everybody wants to rule the world

Настройки текста
Примечания:
Ноготь впивается в кусочек кожи на лунке ногтя. Грейнджер давит сильнее, ощущая жжение. Больно. Ещё хуже, что эта, казалось, терпимая боль удваивается. Она прекрасно понимает, что всё в голове. Всё идёт оттуда, но истоки… Медальон шумит в ушах. Шёпот неразборчив. Он злой. Насмешливый. Подчиняющий. — Чёрт! Дойти до зеркала и уставиться в своё отражение. Увидеть в собственных глазах слабость и проклинать себя за это. Вот она. Крестраж показывает её настоящую. Картинка в зеркале точь-в-точь как и оригинал, вот только у той Грейнджер рот перекошен в злющей улыбке. Оскал. И это один кусочек его души, а сколько в нём черноты и гнева. Тогда сколько этого гнева сейчас у Реддла? Как он держится? Невероятно… Как он может оставаться таким хладнокровным? Бесчувственным. Безэмоциональным. Как он контролирует это? — Дьявол! — Гермиона с выдохом нагибается. Упирается лбом о холодное зеркало. Дышит. Смотрит вперёд, как на стекле появляется пятно от каждого её выдоха. Вытянуть бы руку, оставляя послание самой себе… «Всё будет хорошо». Слова быстро исчезают. Дыхание замедляется. Можно дышать через нос, глубоко глотая воздух. Всё будет хорошо. Она справится. Короткий тихий стук в дверь. Гермиона кричит, чтобы он уходил. Но гость за стеной настойчив. Поворот ручки и шаг вперёд. Поднос с чашками гремит, пока Вара пытается бёдрами запереть за собой дверь. Неуклюже забавная. — Так, куда поставить? — спрашивает она, оглядываясь по сторонам. В комнате темно. Лишь свеча тускло освещает пространство у комода. — Я не очень хочу пить чай сейчас, Вара, — Гермиона пытается отмахнуться. Пытается сказать это без грубости, когда корень языка жжётся от привкуса шёпота крестража. Варвара аккуратно ставит поднос прямо на кровать. Садится рядом, разливая чай. Грейнджер незаметно мотает головой и подходит к ней, расположившись рядом. Ложечки на латунном подносе позвякивают. — Ромашковый чай, — говорит она. — А это мёд и немного… Она пальцами сгребает щепотку тёмного порошка. — Вот ведь… Забыла, как называется, — тихо произносит, рассыпая по чашкам. Гермиона нагибается, чтобы принюхаться. Сладкий аромат. — Корица. — Точно! Корица! — поднимает взгляд, улыбаясь. — Не смотри на меня так! Это очень вкусно! А ты думала, только вы умеете зелья варить? Я вот сама изобрела этот рецепт. Грейнджер шумно хмыкает. Отпивает глоток, удивляясь, что вкус и правда необычный. Хочется поддержать Вару. — И как называется твоё зелье? — интересуется она. Вара хмурится. Растирает лоб, задумавшись. — Как вообще придумывают названия зелий? — Просто назови его в честь себя, — Гермиона вдруг понимает, что не знает её фамилии. — Я никогда не спрашивала у тебя… — Мою фамилию? — веки прикрывают глаза. Вара отпивает чай. — Я так давно её не произносила. Она чуть клонит голову, вытягивая чашечку перед собой. Долго смотрит на содержимое. — Я… — говорит по-русски, переводя взгляд на Грейнджер. — Я Варя Бессонова. Тоска. В этом голосе её полно. Как и в глазах. Ведь фамилия это всё что осталось у неё от семьи. — Звучит очень красиво, — Гермиона пытается повторить фамилию. Получается с жутким акцентом. Варвара смеётся. Поправляет её, пока не получается идеально. — Бессонова. — Но… Пусть будет «Варя». — Пусть будет Варя, — повторяет за ней Гермиона, отпивая глоток. — Самое вкусное зелье из всех, что я пробовала! — Да ну тебя, — Вара, вытянув руку, толкает её в плечо. — Не сердись… Грейнджер ставит чашку на поднос. Хмурится, не понимая, о чём она. — Не сердись на него, — продолжает она, замечая реакцию Гермионы. — Просто… Можно тебе кое-что показать? Ты же умеешь… — она касается пальцем виска, — смотреть? Определённо, речь шла о легилименции. Гермиона сглатывает. Она давным-давно хотела залезть в её голову, поискать крестражи, но не знала, контролирует ли это Реддл. — А Том не против? Вдруг я увижу что-то не то? — а у самой сердце начинает разгон. Бьётся бешено. Пальцы потеют. Она вытирает ладони об одеяло. Почти незаметно для Вары. — Не переживай за это. Всё, что он хотел скрыть, он спрятал. — Спрятал в твоей голове твои же воспоминания? — слишком сильно удивляется Грейнджер. — Но как? — Почему ты спрашиваешь об этом меня? — улыбается в ответ. — Я всего лишь умею варить зелье из чая. Я покажу тебе сон. Вара убирает поднос на пол, ложится в кровать и бьёт ладонью рядом с собой. Гермиона слишком долго решается. Думает, думает. Удастся ли увидеть нечто большее? Или вообще увидеть в том, что покажет Вара, какие-нибудь зацепки? — Оглуши комнату, — шепчет Вара. Взмах палочки. — Ложись. И просто воспользуйся Легилименсом. Сердце просто взбесилось. Два стука подряд, быстро-быстро, следующий — замирает. Гермиона, повернув голову, уже видит, как у Варвары чернеют глаза. Больше ждать незачем. Шёпот. — Легилименс. Ярко. Слишком ярко. Солнце беспощадно бьёт прямо в глаза. Приходится щуриться. Гермиона видит перед собой задний двор приюта. Слышит, как скрипят качели. Дети бегают друг за другом. Шумно. Она находит её сразу. Вара сидит на лавке под тенью дерева. Оно едва ли спасает от солнца. Листья почти все опали. Поздняя осень. На ней одна лишь тонкая кофточка с дырами на локтях. Она греет руки между сведённых коленей. Ей около тринадцати. Сложно не догадаться, что она здесь совсем одна. Реддл в Хогвартсе. Гермиона медленно подходит к ней. Садится на скамейку. Хочется обнять её. Согреть. Что она хочет показать? — Бессонова! Крик слышится из окна на первом этаже. Именно там был кабинет директора. Варя поднимает взгляд, пытаясь смотреть туда, откуда её позвал суровый голос. Копошится. Грейнджер видит, как Вара нагибается, чтобы взять трость с земли и медленно пойти в сторону задней двери. Сквозь Гермиону пролетает горсть земли. Ударяется прямо в спину маленькой Вары. Она всего на секунду останавливается, чтобы отряхнуться, и, не сказав ни слова, идёт дальше. Детский хохот и обзывательства продолжают лететь в сгорбленную спину Варвары. — Чудачка! — Белобрысая моль! — Уродка! — Ведьма! Она оступается на первой ступеньке. Помогает себе рукой прощупать пространство впереди себя. Кабинет сразу слева. Рука мужчины опускается на её плечо, помогая зайти внутрь. Гермиона стоит прямо за креслом, в которое садится Варвара. Словно защищая её с тыла, хоть и зная, что это всего лишь воспоминание. Вара истощена. Её высокий рост, длинные худые ноги. Руки-спички. И впалые щёки. Сердце болит и сжимается. — Завтра ты поедешь в семью, — мужчина без лица. Оно размазано. Неточно. — Но в декабре вернётся Том! — Вара хватается за подлокотники. — Я не хочу в семью! Мужчина громко стучит пальцами по столешнице. — Это не обсуждается! Вара хватается за трость, кажется, что-то говорит, но всё темнеет. Её воспоминания сменяются. Теперь она сидит за большим столом в огромной кухне с красивыми окнами в пол. Варвара в голубом платье. Волосы убраны в причёску. Её спина невыносимо прямая. Напротив же сидит женщина. Лицо смазано. Неточно. — Вечером сходим на прогулку в парк. Там очень красивые лебеди, — начинает хозяйка. — Вот увидишь! Вара сжимает вилку. Взгляд вперёд. Точно на женщину. — Мадам? — губы дрожат. — Вы сказали, увижу? Женщина охает. Быстро поднимается с места, подбегая к ней, и садится на корточки. Поглаживает рукав. — Прости. Прости меня. Я забыла, — быстро говорит она. — Я совсем не думаю о тебе, как о… — Как о слепой, мадам. Женщина молчит. На её руках полно колец с разными камнями. Они поблескивают. — Не переживай, я свожу тебя в больницу. Уверена, что врачи помогут восстановить зрение. — Мадам, — вновь повторяет Вара. Без имени или фамилии. Её голос жёсткий. — Я слепа с рождения. Мне не помогут ваши врачи. Только не они. Женщина отодвигает стул рядом с ней, садится совсем близко, положив ладонь поверх кисти Вары. — А мне кажется, помогут. Директор говорил, что иногда ты видишь… Варвара молчит, не отвечая ей. Грейнджер хочет увести её за руку. Даже без лица, женщина рядом с ней не вызывает доверия. Только потому, как с силой сжимает ей кисть. — Директор сказал мне, — она делает паузу, убрав руку и сложив пальцы в замок, — что однажды ты увидела его жену на другом конце города… Ты разговаривала как… — Сумасшедшая, мадам? — Вара уже не скрывает свою злость. — Вы хотите, чтобы я увидела вашего мужа? — Я вдова. — Ваших дочь или сына? — Я бездетна. Вот тогда Вара тянет уголок губ вверх, переместив взгляд прямо на женщину, отчего та даже дёргается назад. — Ваше будущее… Пауза тянется вслед за вздёрнутой бровью Варвары. Она попала прямо в точку. Гермиона поверить не может, что её взяли под опеку в корыстных целях. Господи… Вара смотрит и смотрит на неё, гипнотизируя. Без глаз. Без зрачков. Без пощады. Губы женщины дрожат. Но она храбрится. — Ты… ты можешь? — заикается она. Варвара расслабляет плечи впервые за эти несколько минут воспоминаний. Она откидывается на спинку, что явно не нравится женщине. Но та молчит. — Вы вернёте меня в приют, если я это сделаю? Женщина сжимает кулаки. — Верну. Просто докажи, что директор не солгал. Что ты и вправду имеешь некий дар. — нервно хохочет она. — Я, конечно, в это не верю, но… Она замолкает. Грейнджер безумно хочется сглотнуть. Пошевелиться. Но она внимательно, не отрываясь смотрит на всё это. Смотрит на то, как у Вары наливаются чёрным белки. Как мадам взвизгивает, закрывая рот рукой. И как Вара начинает говорить: — Сейчас пробьют часы, — она вытягивает указательный палец на огромные часы сбоку от неё. — Четыре… три… Всё сгущается. Женщина, повернув голову, смотрит на часы, ведь она видит стрелку. Видит… — Два… один… Створки на циферблате распахиваются. Появляется маленькая деревянная птичка на жёрдочке, раскрывая клюв и вереща. Женщина поднимается на ноги так резко, что Вара вздрагивает, от неожиданности приходя в себя. Мадам хлопает в ладоши. — Потрясающе, Варвара! Потрясающе! — она оглаживает её пряди, стараясь не испортить причёску. — Но ты же можешь увидеть больше? Намного дальше? Скажи, скажи мне, дитя, долго ли я проживу, буду ли богата, как сейчас? Она кладёт руки на плечи Варвары и разворачивает её к себе. Сжимая. Фаланги пальцев набухают от сдавливания множества колец. Она ждёт ответа. — Чтобы увидеть больше, — слишком спокойно, даже безэмоционально начинает Вара, — мне должно быть больно. Вы готовы на это, мадам? Вы готовы меня ударить? Избить? Порезать? Сломать мне кости, мадам? Женщина распрямляется. Вытирает о подол руки, затем поправляет камень на кольце, который перекрутился. Она молчит. Ответ был очевиден. Грейнджер вздыхает. Печально. Болезненно. Всё начинает темнеть. И в этой темноте слышны лишь стоны. Вара плачет. И через секунду слышится удар. — Ну же! — кричит женщина в темноте. — Сколько можно? Говори! Предсказывай! Или мне взять другой ремень? Удар. Удар. Удар. Гермиона, вытянув руки, пытается прощупать пространство перед собой. Всё было бесполезно. Одни лишь звуки и пустота. Удар. Всхлип. Удар. Слёзы. Удар. Секунда. Та же кухня. Вара сидит на том же месте. В том же проклятом голубом платье. Её руки, её белые руки все в ссадинах, синяках и гематомах. Гермиона медленно обходит её, господи, пока не останавливается, чтобы увидеть лицо Варвары. Синее. Один глаз совсем заплыл. Стук каблуков. Женщина подходит к ней. А в Варе больше нет сил. Она вжимается в стул. Боится. Грейнджер толкает женщину, но проходит сквозь неё. Лишь видит, как та давит на раскрасневшуюся ключицу Вары. Крик. Крик. Крик. И всё замолкает. Женщина даже склоняется, чтобы заглянуть в её лицо. Чтобы увидеть, как почернели глаза Вары. — Я вижу вас очень старой. У вас на заднем дворе розы. На ваших коленях кошка. Вы зовёте её Ириской. Вы будете жить долго, мадам… Хохот. Хлопок в ладоши. Женщина глубоко выдыхает. Виден её рот. Видны её злюще хитрые глаза. Морщинки в уголках губ. Теперь Вара видит её лицо. Она довольна. Грейнджер невыносимо. Её трясёт. — Вот только, мадам… — вдруг говорит Вара. Её глаза всё ещё чёрные. Теперь она сама улыбается. Сначала просто растягивает рот. Её грудь вздымается, чтобы сорваться в хохот. Вара смеётся навзрыд. Это раздражает женщину. — Что ты видишь? — кричит она. — Отвечай, что ты видишь? — Он придёт за вами, когда узнает, что вы сделали со мной, мадам… Грейнджер дёргается. Просто нервно. Её пробивает дрожь, настолько всё это жутко. Как сквозь слёзы Вара смеётся. Как на её бледном истерзанном лице чернеют глаза. — Вы знали, что мои видения неточны? — тихо-тихо произносит Вара, отчего женщине приходится нагнуться. Подойти ближе. Её ошибка. Варвара хватает её за обе щеки, чтобы приблизить к своему лицу. — Теперь я знаю, как вы выглядите. Где вы живете. А значит…. Хохот. Детский жуткий хохот. — А значит, знает и он… мадам. Вара встаёт с места. Подходит к окну, касаясь пальцами стекла. — Вот и снег пошёл. Он скоро вернётся… Гермиона подрывается. Её выкидывает. Она дрожит, оглядываясь. Её комната. Кровать. Взгляд Вары. Боже. Грейнджер кидается к ней. Обнимает. Они вцепляются друг в друга намертво. Крепко. Дрожат. Кажется, слышно, как громко бьются их сердца. Как громко в шею дышит Вара. Гермиона гладит её по волосам и по спине. — Мне жаль… Мне так жаль… Чай остывает, и Грейнджер подогревает его заклинанием. Они сидят прямо на полу у подножья кровати, скинув подушки вниз. Тепло. Сладко от чая. — Она жива? Вара кивает, грустно улыбаясь. — Мой сон о её будущем стал точным. Вот только потом я поняла, почему она сидела в саду. Я увидела, что он лишил её ног. Том, когда обучился легилименции, выбрал в первые подопытные меня. У нас никогда не было секретов, — она замолкает. — Вот только мне не следовало всего показывать. Том увидел всё, что происходило, пока он отсутствовал. Как издевались. Как били. Как приставали ко мне. Он видел всё. Вара, вытянув ноги, смотрит в камин. Её лицо ничего не выражает. Только голос был честен. — Он рылся в моей голове и злился ещё больше. Сильнее. Он просто озверел, не заметив, как я задыхаюсь от всех чередующихся воспоминаний, пропитанных болью, гневом и злостью. Всем этим дерьмом… Он подбежал ко мне поняв свою ошибку. И научил меня с этим справляться. С паникой. — Как? Вара делает глоток, поставив чашку на пол. Поворачивается к Гермионе. — Надо всего лишь задержать дыхание. И начать считать. А когда досчитаешь до восьми — дышать. Дышать… Так Гермиона и поступает. Дышит. Только потому что лучше промолчать, хотя было так много, что хотелось сказать. Сказать в десятый раз, что есть плохие. А есть хорошие. И этих хороших больше. Есть детские дома, в которых нет этого мрака. Есть люди, готовые разделять невзгоды просто так. Без какой-либо корысти. Такие есть… Гермиона вспоминает своего дедушку. Он умер, когда ей было девять. И он был лучшим другом для неё. Сколько мудрости и знаний она от него получила. Сколько теплоты, которая до сих пор таится в сердце. Именно он стал тем, кто научил её читать. И привил любовь к книгам. Тёмными вечерами, забившись под тёплое одеяло, Гермиона вместе с дедушкой отправлялась в сказочные миры. Детективы, сказочные истории и приключения. После чего они могли долго-долго обсуждать сюжет, поступки героев. Дедушка говорил, что добро всегда побеждает зло, ведь зло не бессмертно, а добро вечно. «Не бессмертно», — с грустью проговаривает Грейнджер про себя, касаясь крестража на груди. Знал бы сейчас дедушка, что зло бывает… оно бывает бессмертным. — О чём думаешь? — слышится сбоку. Вара прижимается к ней ближе. Рядом с ней Гермиона ощущает себя такой маленькой. — О дедушке, — честно отвечает она. — Расскажи, какой он! — Вара разворачивается к ней. На её лице неподдельный интерес. Грейнджер тут же блокирует то, что нельзя. То, что не нужно говорить. — Он умер, когда мне было девять, — смотрит на то, как Вара меняется в лице. — Всё хорошо, боль давно отступила… Делает вздох. — Его звали Эрик. И он был потрясающим. У нас даже дни рождения были в один день, — с грустью улыбается она. — Правда? Когда у тебя день рождения? — Девятнадцатого сентября. Варе нужно несколько секунд, чтобы понять. Посчитать в уме и вспомнить, какой сегодня день. — Так это будет через два дня! Нам нужно отпраздновать! Грейнджер мотает головой. Только не это. — Нет, вот уж точно нет, — улыбка неискренняя. Нервная. — Я… я не праздную. Не люблю дни рождения. Да и как-то настроения нет. Пожалуйста, никому не говори о нём. Я очень надеюсь, что ты уважаешь мой выбор. Вара поджимает губы. Явно что-то намеревалась сказать, вот только вместо этого она кротко кивает, глубоко вздыхая. — Тогда расскажи о дедушке. Каким он был? Каково иметь дедушку? Тяжело. Это будет тяжело. Потому что она помнит только хорошее. Хорошее, которое осталось в прошлом — будущем. — Мой дедушка был пианистом, — яркие воспоминания глянцевых клавиш. Дедушкины руки поверх её маленьких рук. — Именно он научил меня играть. Ты бы слышала, как он мог одной лишь мелодией вызвать у людей слёзы. Или рассмешить. Вара, кажется, даже затаивает дыхание. Смотрит на неё чуть прикрыв глаза, видимо, чтобы лучше представить. — Когда ему было около двадцати трёх, он отправился с друзьями в Париж. Целый день они гуляли по городу, а под вечер, как он рассказывал, заходили в первую попавшуюся кофейню просто чтобы посидеть, отдохнуть. Даже ног не чувствовали. И вот в один из таких дней в маленьком ресторанчике оказалось пианино. Дедушка говорил, что даже не понял, как сел за него. Он очнулся только после того, как сыграл последнюю ноту, открыв глаза и увидев перед собой самую красивую девушку на свете. Вара ахает. Потирает свои плечи, словно они покрылись мурашками. — Это была моя бабушка. Вра… — она запинается, исправив себя: — колдомедик, которая проходила стажировку в Париже. Вот так двое людей, живших в Лондоне на одной улице, как потом оказалось, — Гермиона улыбается, — случайным образом встретились в самом романтичном городе. Через неделю дедушка пригласил её в тот же ресторан, потому что невыносимо было осознать, что он вернётся в Лондон, не рассказав о своих чувствах. — Это так прекрасно! — Вара делает глоток чая. Даже не замечая, что он давно остыл. — Согласна. Вот только в тот день моя бабушка очень опоздала, так как её задержали на практике. Но он всё равно её дождался… Гермиона ненароком представляет, как сейчас выглядит дедушка. Фотографий она совсем не помнит. Всё осталось у родителей, которые, к сожалению, не помнят её… Наверное, он сейчас где-то играет, сидя за пианино. Или, быть может, они уже живут вместе с бабушкой. Только вот продолжать об этом думать совершенно не хотелось. Не хотелось вмешиваться в свою судьбу. Проходит несколько приятных минут молчания. Камин почти догорает. Тело расслаблено и мысли. Гермионе хорошо. Спокойно. — Он не плохой, — осторожно произносит Варвара. — я про Тома. Он защищает то, что… Она не произнесла этого слова. Грейнджер уверена, что Вара сама прекрасно понимает о том, что слово «любовь» для Тома не существует.

***

— Уже вернулась? Гермиона закрывает за собой входную дверь, делая вид, что не раздражается от этого вопроса Тома. Просто вытягивает картонный пакет вперёд. — Покупала себе платье. Реддл отталкивается от стены. Ему достаточно несколько шагов, чтобы остановиться напротив неё, кончиками пальцев поднимая подбородок Грейнджер. — Ещё злишься? — в самые губы. Он курил. Наверное, много. Так сильно, что, войдя в холл, она почувствовала запах сигарет. Гермиона бросает взгляд на его сухие губы, обветренные дымом. Полуоткрытые. Расслабленные. Она мотает головой. — Больше нет. Не злюсь, — выдыхает. Смотрит ему за плечо, ожидая, что выйдет Вара. — А где все? Том делает шаг в сторону, пожимая плечами и поправляя манжеты на рукавах. — Варвара решила не показывать, как она злится на меня из-за того, что приглашений на бал я запросил два. Ну, а Энтони составил ей компанию. Ожидаемо, Вара позавчера ночью была воодушевлена этим балом. Очень хотела его посетить. Спрашивать почему он решил пойти вдвоем не хотелось. — Тогда я пойду собираться, — Гермиона отворачивается, но резко останавливается, почувствовав, что Том так и не отпустил её руку. Он ловит её в самый последний момент. Поворот головы. Глаза в глаза. Молчание. — Что ж, я буду ждать тебя внизу. Недосказанность. Что он хотел? Грейнджер с этими мыслями закрывает дверь своей спальни, без сил оседая на пол. Бьётся затылком назад, закрывая глаза. Она была в церкви с надеждой поговорить с Дамблдором там. Сколько бы она его ни ждала, директор не появлялся. Всё, что она сделала, было по плану. Написала письмо, собрала свои воспоминания, которые помогут делу, и отправила совой Альбусу. Позаботилась, чтобы они попали в руки адресату. Только директор мог взять в руки письмо и склянку с памятью, любой другой наверняка бы испугался, когда в его руках они вспыхнули. Она долго думала, было ли это хорошей идеей — увидеться с Дамблдором и попытаться лично с ним поговорить. Это было опасно, встречаться под носом Тома. Но ей нужен был этот разговор. Нужно услышать директора, узнать, всё ли хорошо. Просто для себя, чтобы успокоиться, увидев его… Здесь она совершенно одна. Это огромное давление. От неё зависит будущее. Господи, как она устала. В церкви всё было на своих местах, точно так же, как она оставляла. На подушке лежал плеер, который так и манил её, чтобы взять с собой. Послушать. Успокоиться. Проникнуться в то, что она оставила за спиной. Вспомнить друзей. Там, в Испании, в заброшенной церкви, была свободная территория от всего, что её окружало. От магии. От Тома. От угнетающих мыслей. В церкви Гермионе было спокойно. Словно это островок безопасности. Только её. И больше ничей… Сложностью было лишь то, что на балу будет директор Дурмстранга. Грейнджер позаботилась и об этом, в надежде, что Дамблдор поможет ей так же, как с альбомом. Ведь она догадалась, что когда Том проверял её, запросив выпускной альбом из Дурмстранга, именно Альбус подделал его. Больше некому, кроме него. Опасно? Да. Рискованно? Ещё как. Необходимо? Безумно необходимо для неё увидеть Дамблдора… В конце концов, можно просто уйти сразу же, если его там не будет. — Боже… — она бросает взгляд на пакет, из которого торчит блестящая бордовая ткань. Гермиона выбрала его наугад. Ей всё равно, в чём идти. Она просто зашла в магический бутик и указала на первого попавшегося манекена. Зачем примерять, если платье само подстроится под фигуру? Она рывком достаёт платье, замечая, что на пол валится нечто, напоминающее цепочки. Хмурится, тянется и за ними, поднося к лицу, рассматривая. Чёрт возьми, она думала, что это аксессуары только для выставочного манекена, но, как оказалось, это входило в образ. Наверное именно это привлекло её. На шевелящемся манекене, поблёскивало нечто. Браслеты для ног, которые цеплялись за щиколотки и над коленными чашечками, создавая тонкими нитями цепей чулки из камней и металлических переплетений. Такие же были на спине, от линии поясницы к плечам, как почти незаметные бретельки. Вновь непривычно. Виктор говорил, что она солдат. Теперь, глядя на себя в зеркало, от солдата почти ничего не осталось. Просто теперь у неё нет ни своего, ни своих. Теперь у неё чужое всё. Образ, личность, мысли. Даже чувства, которые контролирует не она. Фальшивка. Гадко думать о себе так, но Гермиона не может останавливаться. Костьми ляжет, умрёт, но сделает всё, чтобы изменить будущее. Зря она сорвалась на Реддла. Зря показала своё несогласие с ним. Ведь сама же хотела узнать мотивы. Дьявол! Мысль, как маленькая назойливая муха, бьётся о стенки черепной коробки: А что, если Том не станет таким монстром? Что, если ей удастся повлиять на его мысли, точно так же, как он влияет на её? Вара говорила, что заметила в нём изменения. Говорила, что именно Грейнджер тому виной. Что, если… Что, если Том Реддл не станет Волан-де-Мортом? Вот только ценой чего? И готова ли она на это? Готова ли рискнуть? Перечеркнуть план, который был ясен, когда она отправлялась в прошлое. Эта мысль горит в голове, в тягучем, тяжёлом сердце. В ватных костях. Тогда она была уверена, что его невозможно изменить. Но сейчас, узнав его лучше… Грейнджер мотает головой. Бред… Гермиона привычно спускается по лестнице вниз, зная, что он ждёт её. Смотрит на неё с восхищением, затерявшись в тени. Смотрит на неё рубиновыми глазами, полными крови, протягивая до невозможности холодную ладонь, чуть сжимая её пальцы. — Ты готова? — Готова, — отвечает она больше себе…

***

Карета, запряжённая фестралами, рассекает небо, несётся сквозь поток ветра и дождя. Молнии отражаются в окнах, в глазах Гермионы, когда она смотрит вниз в надежде разглядеть, что творится внизу. Ничего. Серые тучи, как пропитанная сажей вата, мешают обзору. Каприс, сидящая со своим спутником напротив, бледная и молчаливая. Хватается за колено мужчины, когда карета резко сворачивает вправо. — Мерлин! Ненавижу эти кареты! — Парето зажмуривается, ближе прижимаясь к рыжеволосому мужчине. — Я Алекс Катчер, — он протягивает руку Гермионе, заметив её взгляд. — Думал, меня представит Каприс, но… — Просто подожди, когда я коснусь земли, меня мутит… — тихо произносит Парето. Грейнджер, пожав ему руку, замечает, что Реддл игнорирует его. Даже не поворачивается, когда тот протягивает руку и ему. Том просто смотрит в окно. Алекс сконфуженно мотает рукой в воздухе, словно он всё-таки поздоровался с Реддлом. — Я репортёр «Новостей Волшебного мира». Каприс пригласила меня осветить бал в честь основателей школ. Вы в первый раз посещаете его? Том, не отрываясь от окна, всё-таки отвечает: — Десять лет назад мне было четырнадцать, — суровый взгляд на Катчера. — Очевидно, что в первый. Но Грейнджер не ожидает, что Алекс окажется не из робкого десятка. Его ухмылку можно было разглядеть даже не присматриваясь. — Правда? — удивленно восклицает он. — Десять лет назад мне было пятнадцать. И я побывал на балу в качестве самого лучшего ученика школы. И также осветил мероприятие для школьной газеты Ильверморни. Это был укол. Самый настоящий. Даже Каприс перестаёт постанывать, уставившись на Реддла, пихая локтем Алекса. Том остаётся невозмутимым. Гермиона оглаживает чёрную метку, убеждаясь, что он не поделился с ней эмоциями. Он стал каменным? — Вы знаете легенду об Аквамарине? — Катчер так быстро переводит темы, что Грейнджер просто качает головой. Хотя слышала эту сказку для маглов. Ведь именно с маглов этот город начал жить. — Я так любил в детстве эту историю, что когда в первый раз вступил в Аквамарин, был очарован. Уверен, сегодня у вас будут те же эмоции, как и у всех, кто в первый раз посещает этот город. Никто не отвечает ему. Какими бы дружелюбными ни казались его голос и повадки, от него исходило нечто отталкивающее. — Всё началось с одного рыбака… Пару десятков лет назад рыбак, имя которого никто не запомнил, пытался прокормить свою семью, каждое раннее утро ловя рыбу, чтобы потом продать её на рынке. Каждый месяц улов оказывался всё скуднее и скуднее. Едва ли можно было сварить из этого суп. Но старик не отчаивался, заплывал на своей маленькой лодке всё дальше и дальше в море, пока вдалеке не увидел маяк. Интерес и приближающийся шторм толкали его грести вёслами быстрее и быстрее, пока нос его маленького судна не ударился о камень. Старик до хруста в шее задрал голову так высоко, но даже этого не хватило, чтобы разглядеть всё величие маяка. Старая, прогнившая верёвка обвилась об острый камень, удерживая лодку на качающихся волнах, пока старик, кряхтя и охая, взбирался по выступам камней. Огромная массивная железная дверь с железным поручнем со скрипом поддалась, впуская внутрь рыбака. Он ожидал лестницы вверх, вот только её не было. Голые стены полого строения. Рыбак нахмурился и оступился. Гулкий шаг по чему-то металлическому отрекошетил по стенам, ввинчиваясь в уши противным звуком. Люк прямо посередине. Но куда? Ведь там дно и камни. Трясущиеся руки крутили кран до щелчка. Крышка люка отворилась, впуская сырой гнилостный запах водорослей. Темнота встретила пожилого мужчину, но не встретила его трусость. Что ему терять? Интерес взял верх, и рыбак аккуратно начал спускаться вниз по витиеватой лестнице, помогая руками прощупать пространство. Один этаж. Второй, а за ним третий, пока не начало светиться нечто. Когда ноги коснулись земли, рыбак ахнул. Вода отражалась от стен пещеры. Такая прозрачная, что было видно дно, спускающееся диагональю на много метров вниз. Рыбы, кораллы, ракушки. Всё подмечал старик своим взглядом. «Вот словлю улов здесь!» «Вот моё секретное место». Так он думал, представляя, что сможет и жемчуг найти. Поднявшись наверх, чтобы забрать удочку, он с восторгом спускался вниз. Как он не замечал этого маяка раньше? Как люди о нём не говорят? Мысли в его голове крутились, пока он ловил одну за другой рыб. Но вот незадача. Вдалеке, где-то на краю пещеры, вспенилась вода. Рыбак подумал о газе, который мог всплывать из трещин дна, но пенистая вода приближалась, всё ближе и быстрее, пока в десяти метрах от него не появилась вытянутая морда, напоминающая коня. — Лох-несское чудовище! — завопил он, стараясь подняться, но скользкий камень и прилипшие к нему водоросли сыграли со стариком злую шутку. Он поскользнулся, угодив под воду. Барахтаясь, но плывя к берегу, он всё оглядывался назад, потеряв из виду чудовище. Пока между его ног не проскользнуло нечто твёрдое. Рыбак пошёл ко дну. Он не кричал только потому, что испуг, удивление и шок от увиденного под кристально чистой водой сковали его лёгкие. Он, оседлав чудовище, шёл ко дну. Его грива пенилась, кажется, даже водоросли росли из самой шерсти чудовища, которое тянуло его всё дальше и дальше. Воздух был на исходе. Рыбак дотянулся до ножичка для вскрытия жемчужных раковин и с силой вонзил его в тугую толстую шею коня. Чудовище приглушённо завизжало под водой. Всё начало пениться. И старик открыл рот, глотая воду и готовясь к смерти. Его нашли на берегу. И всё, что он говорил, казалось для всех бредом. Несуществующий маяк, лох-несское чудовище и подводная пещера с кристально прозрачной водой. Все считали, что он сошёл с ума. Но так не посчитал один прохожий, который оказался волшебником, признав в лох-несском чудовище обычного Кельпи. — С этого и началась история основания одного из самых красивых волшебных городов. Волшебник, основавший его благодаря рыбаку, нашёл это место. Благодаря обычному маглу, — выдыхает Алекс. — И, кажется, мы идём на посадку. Карета с грохотом останавливается. Из окон почти ничего не видно из-за тумана. Алекс выходит первым, подав руку Каприс. Грейнджер хочет выйти следом, но её окликают. — Гермиона? Она оборачивается. Том открывает дверь со своей стороны и протягивает ей руку. Вот так она и стоит пару секунд. Из правой двери рука Алекса, а из левой — Реддла. Холодная, ледяная рука Реддла, за которую она хватается крепко. — Нужно поторопиться очистить площадку для другой кареты, спускаемся! — командует Катчер. Сильный мокрый ветер бьёт по лицу, платье задирается, и сложно устоять на месте, пока в одно мгновение Гермиона не ощущает, как всё прекращается. Том создаёт купол для них двоих, пока они быстрым шагом идут к маяку. Гермиона не удерживается от того, чтобы задрать голову, восхищаясь размерами этого огромного строения, возвышающегося прямо из воды. Волны бьются о сколы камней, но вода не долетает до неё. Купол ограждает и защищает. Том пропускает её вперёд и входит следом. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АКВАМАРИН! Гласит надпись на красивой латунной табличке. Прямо между двух лифтов, очень похожих на министерские. Стены Маяка обиты красным лакированным деревом. Каприс позади ругается, отряхивая подол платья от воды. Взмахом палочки сушит волосы и ткань. Алекс нажимает на кнопку лифта, Реддл нажимает на другую, обозначая, что они поедут раздельно. Кажется, Катчер хмыкает. Лифт содрогается. Грейнджер приходится глубоко вздохнуть, просто потому что ей кажется, что здесь есть ароматизатор. Пахнет жасмином. Приятно и успокаивающе. Она стоит спиной к Тому, глядя из решетчатого окна на то, как двигается земля, опуская их всё ниже и ниже. Она не вздрагивает, когда ледяные кончики пальцев касаются её плеча. Не вздрагивает и тогда, когда Том ведёт ими к бретелькам-цепочкам. Гермиона крошится на мурашки, но, чёрт возьми, не вздрагивает. Это пугает её. Пугает, что его прикосновения стали привычными. — Я не успел тебе сказать… Резко накрывает влечением. Его влечением. Это просто. Змея ласково шевелится на коже, облизывая языком. И тогда она поворачивается, забыв, какой же здесь узкий лифт. Между ними ладонь не просунуть. Остаётся лишь поднять голову, встретиться с его серыми глазами. — Ты выглядишь потрясающе, — он заправляет прядь ей за ухо, чуть задерживаясь костяшками у скулы. Кажется, такое незначительное прикосновение, но отчего её начинает потряхивать? — Ты замёрзла? — Немного, — лжёт она, вновь оборачиваясь к раскрывающимся створкам лифта. Шаг вперёд. Увидеть Каприс и Алекса, выходящими навстречу. Ещё шаг, чтобы почувствовать на своих плечах тяжёлый пиджак. Вот оно. Несостыковка в Реддле. Он мог согреть её магией, но он отдал свой пиджак. Обозначить этим поступком, что она принадлежит ему? Чтобы все видели, с кем она? Или это глубже? Или это простой жест от чудовища, который вдруг раскрыл в себе чувства? Боже — нежность. Она путалась. Эмоции, мысли, чувства, ожидание Дамблдора, будущее, которое исчезло — всё это сейчас толкается в её голове, как в узком лифте. Наступает на ноги одному и другому. И на чём сконцентрировать внимание первым, она не знает. Грейнджер устала. Господи, как она устала. Пять лет войны. Пять лет потерь. Пять лет борьбы. И несколько месяцев в прошлом. Рядом с ним. Рядом с тем, кто во всём в этом виновен. Чтобы изменить. Чтобы сломать время и исправить его. Чтобы, господибоже, увидеть в Томе человека… — Мерлин! — восклицает Каприс, осматриваясь. — Каждый раз как в первый! Грейнджер приходит в себя прямо в тот момент, когда на её талию опускается рука Реддла, они ступают вперёд, рассматривая окружение. Это невероятно. Невообразимо. — Постойте, — тихо говорит Грейнджер. — Я думала, город будет в пещере, но он… Алекс ровняется с ними, кивая. — Он подводный. Над нами тонны воды. Огромный холл с куполовидной крышей из стекла, над которой мерцает вода. Коридор, ведущий дальше, также стеклянный. Гермиона с восторгом оглядывается, не зная, на чём остановить взгляд. Прищуривается, чтобы понять. Чтобы увидеть за толстым стеклом… Аквамарин. Подводный город из многоэтажных домов, соединенных туннелями. Не видно ему ни конца, ни края. Вода такая прозрачная, что все эти дома и вся атмосфера здесь сине-голубая, подсвеченная тёплым жёлтым светом ламп. Словно небоскребы Нью-Йорка поместили под воду. Гермиона даже видит в соседнем стеклянном тоннеле людей, которые уставились куда-то вверх. Взгляд туда же… — Мерлин… — шепчет она, вцепившись в руку Тома, отчего он останавливается и смотрит туда, куда она уставилась. Огромный синий кит с маленьким детёнышем проплывает прямо над их головами. Словно она в Океанариуме. Ещё чуть-чуть, и кит коснулся бы брюхом стекла. Грейнджер не сдерживает восторженной улыбки. — Как красиво! — проговаривает она, чувствуя на себе взгляд. Том смотрит на неё. — Очень красиво… Нужно увести взгляд. Отвернуться. Пошевелиться. Отвлечься на что-то. Невыносимо. Невыносимо вот так видеть своё отражение в его глянцевом взгляде, полном восхищения. Грейнджер окончательно и бесповоротно убеждается, что Том влюблён. Мысль. Глубокая. Почти истлевшая памятью возникает в её голове: Ты должна играть роль. Что бы ни случилось. — Идёмте скорее, там уже всё началось! — Каприс тянет за руку Алекса, шумно стуча каблуками по мраморному полу. Вот только Том не отводит взгляд. Он всё ещё смотрит на Грейнджер. — Пойдём? — спрашивает в надежде разорвать зрительный контакт. Реддл кивает. Вновь обвивает талию рукой, неспешно следуя за парой, умчавшейся вперёд. — Он пришёл сюда, чтобы узнать о Фоксе, — тихо говорит Том, пока они идут вперёд. — Ты читал его мысли? — она не удивляется этому, и даже тому, что он спокоен. — Ты… убьёшь его? Этот вопрос неожиданный для неё. Это просто как констатация фактов. Реддл всегда избавлялся от ненужных ему людей. — Не сегодня, — Том хмыкает. — У него ничего нет. Одни лишь домыслы. На повороте тоннеля группы людей встречают домовики, раздающие листовки и помогающие найти путь до амфитеатра. Красная дорожка прокладывается вперёд до большого здания, усыпанного гербами школ и их факультетов. Уже на подходе можно было услышать смех, разговоры и музыку. Гермиона начинает переживать, даже плотнее кутается в пиджак Тома, словно это может спасти её от тревожных мыслей. Банкетный зал на десятки круглых столов с выпивкой и закусками. Скатерти, окрашенные в цвета факультетов, по их кромке вышиты гербы школ. Дурмстранг можно было сразу заметить. Красный. Грейнджер нарочно ведёт Тома подальше от скопившихся у столов Дурмстранга людей. — Здесь написано, что представление начнется через десять минут, — читает брошюру. — Давай займём места. Реддл останавливается, ища что-то глазами. — Я купил нам места на балконе. — Ты купил нам места? — переспрашивает она. — Я так и сказал. Ты же сама хотела побывать здесь. Ей кажется, что он что-то не договаривает. Всё это смешивается с тем, что Грейнджер, делая каждый шаг, оглядывает толпу в желании увидеть директора. Круглый амфитеатр освещают парящие свечи, пока люди рассаживаются по местам. Здесь было очень много взрослых, намного старше её. Каприс говорила, что попасть сюда могли лишь по приглашениям, которые получали выдающиеся волшебники школ. Здесь сидели министры, колдомедики, спортсмены, писатели, алхимики. Те, кто повлиял на историю и мир волшебников. Грейнджер считает себя самозванкой, придя сюда. Свет гаснет, свечи затухают, оставляя после себя клубки дыма. Крыша амфитеатра начинает открываться, являя купол. Блестящая вода переливается, погружая зал в тёмно-синий цвет. Балкон только для двоих. Совпадение? Появившийся рядом домовик предлагает им на подносе два маленьких бинокля. Грейнджер не отказывается. Пока поёт хор и над головами плавают рыбы. Гермиона придвигается к выступу, делая вид, что рассматривает сцену, пока Том заказывает у домовика выпивку. Она не удерживается, проходясь взглядом по залу, направляет бинокль вверх, приближая вид, чтобы рассмотреть, кто сидит на балконах напротив. Пока её взгляд не равняется с человеком, рассматривающим в бинокль её. Человек просто уставился, вцепившись за бинокль. Господибоже… Ей хватает трёх секунд, чтобы распознать в этом человеке Альбуса. В груди взрывается истерика. Нервный смех, который она еле сдерживает. Она старается не выдать себя перед Томом. Старается убрать идиотскую улыбку с лица. — Так нравится? — слышится со стороны. — Ты прямо светишься. — Очень нравится! — слишком быстро и громко отвечает она. С соседнего балкона кто-то шикает. Дамблдор здесь. Он получил её письмо. Сердце бешено таранит лёгкие. Дышать удаётся через раз. Ладони потеют, и она вообще не слышит, о чём поёт хор. Она счастлива увидеть его. Она не одна. Она не одна здесь, господи… Грейнджер нервно стучит ногой по полу и всё-таки не выдерживает. — Мне нужно отлучиться в дамскую комнату, — она нагибается к Тому, оперевшись рукой о его бедро, чтобы прошептать в самое ухо: — Скоро вернусь… Реддл поднимается, чтобы отодвинуть ей стул, и снова занимает место, потягивая виски из бокала. Гермиона прикрывает за собой дверь и делает пару глубоких вдохов, чтобы сорваться туда, где находится Дамблдор. Ей всего-то нужно обойти полукруг балконов. Она шагает уверенно, почему-то достав палочку. Словно это может её успокоить. Останавливается, заметив Альбуса, стоящего в самом конце. Он кивает ей в сторону, прячась за углом. В глотке пересыхает. Щёки болят от того, как сильно она улыбается. Как необходимо было увидеть его. Очутиться в мире без Тома… В мире, где знают её настоящую. Поворот за угол. Ничего. Рывок за талию, и темнота. Альбус глушит маленькое пространство, оказавшееся нишей за бархатными плотными портьерами. И когда он оборачивается, зажигая Люмос, тогда-то Грейнджер перестаёт сдерживаться. Она кидается вперёд. Точно так же, как в первый день их встречи — крепко обнимая мужчину. — Профессор! — шепчет она прямо в грудь, ещё сильнее сжимая его плечи. — Профессор! Дышать. Дышать. На её затылок опускается тёплая ладонь, успокаивающе поглаживая, пока Гермиона не перестаёт дрожать. Она отстраняется, быстро-быстро извиняясь за свои эмоции. — Вы получили письмо? Вы видели воспоминания? Здесь есть директор Волков? Мне, наверное, нужно уйти… Я просто хотела вас увидеть здесь. Это было глупостью? Вы не отвечаете на письма. Вы… — Тише, тише, Гермиона, — Дамблдор кладёт ей на плечо руку, чуть сжимая. — Я всё получил. Не переживай за Волкова. Я всё уладил. Так же, как с альбомом. Альбус тянется к крестражу на её шее, но Гермиона быстро делает шаг назад. — Не трогайте, — чуть грубо. Но потом мягче добавляет: — Я не могу его снять. Том наложил защиту. Только он может и, боюсь, он почувствует, если кто-то чужой коснётся его. — Ты знаешь, где змея и остальные крестражи? — не теряет время Альбус. — Не уверена, где он прячет Атрофина, но он часто появляется у него дома. — Хорошо, — задумывается директор. — Тебе нужно возвращаться. Мы вообще не должны вот так разговаривать. Ясноговорящая может увидеть нас. Постарайся узнать где все крестражи. Не торопись. Делай все медленно. Естественно… — Тогда давайте в церкви? Давайте увидимся там? Мне слишком мало времени вот так… Прошу вас. Я одна и… Гермиона замолкает, а вот Дамблдор хмурится. — Одна? Но как же Д… Грейнджер резко приподнимает руку с меткой на предплечье. Змея раскрывает пасть. Она чувствует, что Том ждёт её. Словно он потерял её. Хоть бы не начал искать. — Останьтесь ещё сегодня. Может, нам ещё удастся поговорить? Альбус кивает, пока она выглядывает из-за портьеры. Осторожно выходит из-за неё. Хочется обернуться. Хочется ещё остаться с директором. Но даже эта мимолетная встреча была опасной. Дамская комната была прямо напротив. Грейнджер забегает в неё, отсчитав несколько минут, чтобы выйти уже собранной, без бешеной отдышки в груди. Остудив руки в холодной воде. — Потерялась, — первое, что она говорит Реддлу, занимая место на балконе. Гермиона правда пыталась сконцентрироваться на концерте. На невероятно красивом представлении водных фигур, которые складывались в зверей, знаменитых людей, где всё это сопровождалось музыкой. Но она постоянно смотрела на балкон напротив. Вот только Альбуса там уже не было. Этот минутный разговор дал ей столько заряда и сил, что стало легче. Теперь она полностью расслабляется. Успокаивается. Согревается. Ей хочется снять пиджак Тома, отдать его, но что-то есть в этом… личное. Грейнджер решает, что больше не будет срываться на него. Пусть будет так. Пусть Том больше доверяет ей, не только вещи и мысли, но и то, что так ей необходимо. Всё постепенно. Не торопясь. Естественно… как говорил Дамблдор. Концерт заканчивается благодарственными словами директоров школ. Дамблдор был краток. Благодарит собравшихся, после чего все медленно начинают перемещаться в банкетный зал. Когда Гермиона поднимается, ей кажется, что Альбус на мгновение поднял голову со сцены и подмигнул ей. Незаметно и вполне естественно, если бы кто-то заметил. Но тот, кто должен был это увидеть, слеп. Том подаёт ей локоть, отодвигает стул, как джентльмен, и выводит из балконной ложи. Тёмно-синее пространство. Свечи, фонари и лампочки блестят в стёклах стен. Гермиона не может никуда смотреть, кроме как наверх. На бесконечный слой воды над головой. На стаи рыб, на китов, часто проплывающих здесь. Это очаровывает. Завораживает. Каприс успевает рассказать, что все жители Аквамарина получали свои места здесь только после разрешения самого Аквамарина Эйбуса, основателя города. Как оказалось, он был одним из инвесторов в том самом банке, который держали братья Фокс. Парето мимолетом шепнула, что Аквамарин был очень обрадован новостью о смерти Фоксов и быстро выкупил доли братьев, опередив гоблинов. Грязный бизнес. Грязные деньги. Грязные драгоценные камни. Грязные люди. Грязное всё. — О чём задумалась? — Том становится ближе к ней, продолжая наблюдать за людьми. Они занимают укромное место под небольшой аркой, обитой красным бархатом. Грейнджер садится в кресло, закидывая ногу на ногу, замечая, как Реддл облизывает взглядом её голое бедро. Цепочки на ногах поблескивают. — Здесь столько знаменитых людей, о которых я читала только в газетах или книгах. Мне кажется, я здесь лишняя, — глоток холодного игристого остужает горло. Том присаживается на подлокотник, чуть нагибаясь к ней, и, не стесняясь, вытягивает руку с зажатым бокалом виски, выпрямив указательный палец. — Видишь его? Того тучного мужчину в серой мантии, который съел все креветки со своего подноса? Грейнджер тянет улыбку. Кивает. — Это Арчибальд Токсин. Он придумал яд, который незаметно убивает человека, не оставляя следов. Его дело закрыли, — Реддл вновь вытягивает руку и указывает на пожилую женщину в чёрном пышном платье. — А это Радильда Бавль. Она убила мужа, подставив свою падчерицу. Теперь живёт на наследство, как вдова. Гермиона вновь делает глоток, не понимая, к чему он ведёт. Но все эти люди теперь для неё становятся отвратительными. С лживыми улыбками на устах. Грязь. Сплошная грязь. — А это Мортимер Гот. Он заседает в составе судебной коллегии Визенгамота. Именно он оправдал этих двоих. И ещё нескольких людей из этого зала. — К чему ты клонишь? — не понимает она. — К тому, что эти люди окажутся первыми, кто будет против перемен. Но за то, что всё должно оставаться на своих местах. Что маглы должны быть в неведении. Вот только они сами погрязли в собственных преступлениях, закрывая на это глаза. Двое из них грязнокровки. Грейнджер сглатывает. Держится. Обещала же себе молчать. — Они треплются о собственной справедливости к маглам. Что всё в равновесии, — Том понижает голос, чуть закидывая голову назад, будто с превосходством смотря на этих людей. — Убей кто-то магла, каждый из них будет указывать пальцем. Кричать о преступлении. Когда у самих оскал в крови. Меня это раздражает. Гермиона в чём-то согласна с ним. Она кусает губу, расслабляясь в кресле. Сейчас — она на стороне Тома. И должна там оставаться. — Ты прав, — также с превосходством в голосе, ложным и обманчивым, произносит она. — Кровь для них стоит дешевле воды, не говоря уже о вине, которое они сейчас пьют. Резкий поворот его головы. Реддл смотрит на неё сверху вниз, медленно тянет уголок губ вверх. Кажется, даже метка на её руке нагревается. Ему нравится эта в ней перемена. Господи… — Хочешь посмотреть город? — Том поднимается, всё так же протягивая ей руку. Вся его вежливость и манеры смущают. Он наблюдательный. Подмечает всё. То, как он открывает перед ней двери, накидывает пиджак или отодвигает стул. То, как защищает от дождя. Всё это в нём — смущает. Ведь она помнит и другое. То, как он учил её летать. То, как он в несколько минут мог убить десятки человек. То, как он мог злиться. Как он мог злиться. Его контроль эмоций поражает. Хладнокровие и спокойствие. По щелчку пальцев — гнев или ярость, а затем опять — ни-че-го. Повадки психопата. Опасного, безумного и привлекательного внешне психопата. Грейнджер чувствует, как на шее вновь копятся мурашки. К этому не привыкнуть. Они останавливаются у стола, полного закусок. Мясные и рыбные деликатесы. Фрукты, сладкое. Гермиона тянется за канапе, как вдруг позади них всплывает фигура, отчего она просто замирает, слыша голос. — Мистер Реддл, рад вас видеть. — Добрый вечер, профессор Дамблдор. Гермиона делает глубокий вдох, прежде чем обернуться. Но еле сдерживается, чтобы не улыбнуться. Альбус в твидовом костюме-тройке. С расстёгнутым пиджаком и верхними пуговицами на рубашке. В приглушённом свете совсем не видно седины на висках. Гермиона ещё раз поражается, насколько он молодо выглядит для своих лет. Очаровательная улыбка встречает её, когда Грейнджер смотрит прямо на директора. — А кто ваша прелестная спутница? Ваша подруга? — Альбус протягивает ей руку. — Меня зовут Альбус Дамблдор, вечер добрый. Его тёплая рука некрепко сжимает её ладонь. Гермиона кивает. — Гермиона Грейнджер. Приятно познакомиться. Грейнджер отыгрывает непринуждённость блестяще. Так же непринуждённо откусывает от канапе прикрывая рот рукой, пока Том, чёрт возьми, непринуждённо продолжает разговор с директором. Вот только сердце исходится. — Я всё ещё намерен стать преподавателем по защите от тёмных искусств, — Реддл хмыкает. Салютует бокалом. — Мой ответ всё ещё остаётся тем же, Том, — вежливо отвечает Альбус. — Хогвартсу не требуются новые преподаватели. Молчание становится неловким. Оно длится мгновение, но ощущается бесконечным. — Что ж, — кивает профессор, — не буду нарушать ваш покой. Пойду выпью бокал с господином Волковым, я ему обещал. Взгляд на Гермиону. Сколько много в нём. Поддержка. Согласие. Знак, что ей можно расслабиться. Директора Дурмстранга он отвлечёт. Он же сказал, что всё уладил? — Это был твой профессор? — Гермиона смотрит на удаляющегося Дамблдора. — Теперь он директор. Именно он нашёл меня в приюте, — в голосе Тома слышится уважение. Или ей это кажется. Это тонкая грань, но она ощутима. Сколько же пройдёт времени, когда Реддл отдаст приказ убить Альбуса Драко Малфою, а затем собственноручно осквернит его могилу, забрав бузинную палочку, чтобы превратить мир в полнейший хаос… — Кажется, у вас хорошие отношения, — ровно проговаривает она без какого-либо интереса. — Он видит меня насквозь. Слова Тома будто иголки. По всему телу. Так точно описывающие Дамблдора. Реддл щурится, отводя взгляд. Задумчиво смотрит в стол. Хочется залезть ему под кожу. Хочется узнать всё, о чём он думает. Мерлин, как хочется… — Том, Гермиона? Реддл поднимает тяжёлый взгляд исподлобья, вонзая его в стоящего напротив Алекса. Атмосферу вокруг можно прощупать рукой. Она шершавая и колючая. Гермионе даже хочется отойти дальше, отступить от удушающей обстановки. Она знает, чувствует — Том скоро взорвётся. Только не здесь. Не сейчас, чёрт возьми! Грейнджер заводит руку ему под локоть, вплетая свои пальцы в его, сжимая в замок. Проводит подушечками по костяшкам. Лаская. Успокаивая. Реддл распрямляется. — Алекс? — Я всё искал подходящего момента с тобой поговорить, — едкая ухмылка Катчера и наклон головы. — Гермиона, ты не хочешь составить компанию дамам? — кивок в сторону женщин, сидящих за круглым столом, оглядывающихся и хихикающих от сплетен. — Поговорить о моде? Метка на руке греется. Том злится. Грейнджер приподнимает бровь, отпивая из бокала. Но всё же отвечает. — А что такое? — прямо. Без эмоций. — Ты делишь разговоры на женские и мужские? — О, Мерлин! — лживо вздыхает Алекс, хмуря лоб. — Я обидел тебя? Прошу прощения, просто так сложилось, что я встречал женщин, которым не интересны мужские серьёзные разговоры. Они предпочитают оставлять это сильному полу. — Ты считаешь меня несерьёзной? — настаивает она. Медальон на груди отдаёт шумом в ушах. Её злость удваивается крестражем. Сложно держать себя в руках. — Слабым полом? Катчер поднимает обе руки вверх. Прикладывает одну к сердцу, чуть склоняясь. — Прошу меня простить, я совершенно не это имел в виду. Тогда перейду сразу к делу. Ходят слухи, что ты был на похоронах одного из Фоксов. А затем тебя видели в Марёле, где, также по слухам, любил обитать Мари-Себоль, держа там какой-то игровой клуб и притон. Странно твоё появление рядом с ними, а затем загадочное самоубийство Фокса. Вслед за братом? — фыркает он. — Да все прекрасно знали, как он его ненавидел… Грейнджер сглатывает. Но тут же ощущает, как метка передаёт ей расслабление. Реддл успокаивает её. Хочется взглянуть ему в лицо. Хочется увидеть, какое выражение на нём. Но Гермиона сдерживается, выдыхая от отступившей ярости. Том всё-таки отвечает: — Не думал, что репортёр «Новостей Волшебного мира» собирает слухи, как какая-то сплетница, сидящая за тем самым столом, за который ты приглашал удалиться мою даму. Может, это тебе следует за него сесть? Алекс даже рот открывает, но тут же его захлопывает, принимая поражение. Гермиона уверена, что у него в голове ещё куча подобных вопросов, вот только они не услышат их. Реддл уводит её в сторону, оставляя Катчера позади. — Потанцуем? — холодная ладонь Тома больше не обжигает. Его пальцы на голой спине Грейнджер горячие. — Посмотри вниз… Она ничего не понимает. Держится за его плечо, чуть отходя назад в медленном танце. Смотрит вниз, и весь воздух из лёгких выбивает. Танцпол с прозрачным дном. Даже страшно. Они ступают по стеклу, когда под ними целый город. Словно они парят. Это завораживает. — Тебе нравится здесь? — очередной вопрос, который ставит её в тупик. Гермиона не понимает его сегодняшнего поведения. Он спокоен. Чересчур для него. Что бы он сделал, не будь тут свидетелей? Алекс умирал бы мучительно долго или быстро, пачкая стеклянные стены кровью? Том загадка. Самая сложная в мире загадка. Без решения. — Да, очень, — сглатывает и смотрит в глаза. — Я рад, — также быстро отвечает он. Словно если бы подумал ещё немного, то этих слов она бы не услышала. Боже, что с ним? — Ты сегодня какой-то… — она прячет лицо в его плечо, чуть смеясь. — Прости. — За что ты извиняешься? — его пальцы проходятся по пояснице, и Грейнджер вновь выпрямляется. Настолько это… ласково. — Тебе не нравится? Она сейчас рехнётся. С каких пор он прощупывает почву? — Я с тобой несколько месяцев, — честно отвечает она, — и в последнее время ты ведёшь себя как-то… мягче. Даже это слово «мягче» совсем не вяжется с ним. — Я не знал, как тебя представить Дамблдору, — он ведёт её в танце, не сводя взгляда. От этого сводит судорогой челюсть, настолько Гермиона сжимает зубы, чтобы промолчать. — Я всегда прямолинеен, но ты… — он останавливается, рукой приподнимая её подбородок, — но ты делаешь со мной то, что я не испытывал раньше. Ты причиняешь мне боль, Гермиона. Шаг назад. Просто потому что любой другой бы так сделал, услышав о том, что он причиняет боль. Но она забыла, с кем находится. Реддла нельзя щадить. Это просто на инстинктах. Он ловит её за руку, чтобы вновь увести. Уединиться в таком сборище людей, где на квадратный метр по два человека. Грейнджер чувствует себя рыбкой в аквариуме. Том быстрым шагом уводит её за угол, к огромной стеклянной стене. Грейнджер опирается о неё плечами, ощущая, какая она холодная. Хочется смотреть вверх, на проплывающих рыб, но в этой синей полутьме она машинально находит триггер. Его темнеющие красные глаза, вцепившиеся намертво. Её ждала откровенность. То, что она хотела. То, к чему стремилась. — Я не знаю, как тебе это удаётся, — он вновь касается пальцами её скулы, — но ту боль, которую я утратил очень давно, ты мне вернула. Это проклятье или освобождение. Воздух пережёвывает напряжённую глотку. Застревает. Она смотрит на него неотрывно; на спадающую прядь, на напряжённый лоб, на чуть прикрытые глаза, подсвеченные алым, и в груди у неё самой почему-то начинает болеть. Виной ли тому метка на её руке или собственные чувства — она не знает. — Ты считаешь меня своим проклятьем? — шепчет ему. — Я считаю тебя своим освобождением. То, что даёт мне силы. Боль всегда красная и сильная. Раньше этот цвет ассоциировался у меня с кровью. Но сейчас красный — это ты. Словно тебя поцеловала смерть. Это пленяет. Ты точно такая же, как я… «Как я…» «Как я…» «Точно такая же, как я…» Тревога скапливается в груди и рвётся наружу панической атакой. Реддл видит в ней своё отражение. Господиблятьбоже, нет… Такие, как он, рождаются в тёмностях. Тёмным силам и поклоняются. Но не Грейнджер. — Поэтому я сделаю всё, если кто-то попытается отнять у меня тебя. Отнять у меня чувства вновь обретённые. Часть моей души у тебя, Гермиона. Он давит пальцами крестраж на её груди, вжимая его в кожу. Она со всех сил цепляется за ветвь перед обрывом. Но всё-таки падает. Соскальзывает словами: — Это крестраж, — шёпотом произносит она. — Это твой крестраж? Том даже не удивляется её вопросу. Нет. Он слишком умён. Он давно догадался, что она знает. Грейнджер вновь позади на шаг. — Я всё ждал, когда же ты наконец осмелишься спросить. Ты проницательна. — Это нетрудно, когда я слышу его шёпот. Только твоя душа может быть такой чёрной. На задворках гнилого насквозь сознания Гермиона не сдерживает безмолвный крик. Том вырыл вокруг неё ров, заполнив его адским огнём. Не выбраться. Она в ловушке. Остаётся ждать, когда он сомкнёт пепелище, линчуя её в огне. Вот оно. Лови, Грейнджер: — Такая же чёрная душа оставила этот след? — прохладные пальцы обжигают шрам на её лице, медленно повторяя его. Она горит. Молча. Глядя в красный цвет его глаз. В цвет его ассоциации с ней. Грейнджер смотрит на своё отражение. Он прав. Она такая же… Не отступит. — Да, — она отводит лицо от его прикосновений. — И я убью его. Он умрёт самой мучительной смертью. Глаз Реддла дёргается. Медальон на её груди вибрирует. Ей приходится поднять взгляд, чтобы понять, что случилось. Эта перемена так остра и ощутима, что метка горит пламенем. Обжигая. Пачкая Грейнджер гневом. Он двумя пальцами обхватывает её челюсть. Несильно. Подходит вплотную, вжимая в холодное стекло. Смотрит. Смотрит. Смотрит кровью в глазах. — Кто это? — режет воздух хриплыми словами. Грубыми. — Кто это сделал с тобой? «Ты». Кажется, сейчас всё взорвётся. Кажется, он не сдержится и залезет просто-напросто ей в голову, но дьявол… — А ТЕПЕРЬ ПРЕДЛАГАЮ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ДУЭЛЬ! Громкоговоритель над головой становится спасением. Грейнджер глотает воздух носом, ртом, держа себя в руках на последних нервах. Том делая шаг назад, всё ещё смотрит ей в глаза, ожидая ответа. — Пойдём посмотрим? — цепляется за шанс, беря его за руку и уводя в зал. Сердце всё ещё бешено бьётся. Не успокаивается. Адреналин в крови превышает норму. Грейнджер на грани истерики и панической атаки. Хочется пить. Хочется уйти отсюда, но это равносильно продолжению разговора с ним в доме… Наедине… — Я принесу тебе выпить, — Том удаляется, так и не взглянув ей в глаза. Чувствовал ли он то же напряжение? Догадался ли? Он открыл свой секрет. Победа. Чёрт его дери, это маленькая победа. Но почему же так колотит? Место, где они недавно танцевали, становится пустым. Вокруг толпится народ. В середине танцпола стоит пожилой мужчина, прикладывая палочку к горлу. — Благодарю всех, что сегодня собрались. Мы чествуем основателей и поднимаем за них бокалы! — он делает паузу, отпивая глоток виски и поправляя пальцами усы. — На прошлом празднике мы решили сделать традицией дружественной дуэлью. Совершенно как в школьные времена. Зал восторженно смеётся, аплодируя. — Почему бы нам не начать? Сегодня в программе ещё множество развлечений. Я вижу, директора школ объединились в узкий кружок, — он вытягивает палец вперёд, в угол зала, указывая на стол, где сидят все директора, в том числе и Дамблдор. — Не хотите размять кости? Волков отмахивается, что-то выкрикивая и вызывая смех у ведущего. — Ладно, ладно, оставим это молодому поколению. Как насчёт вас, молодой человек? Кажется, вы сегодня наш гость, который освещает это мероприятие? Почту за честь, чтобы вы были первым, так сказать, испытав все наши развлечения. Гермиона вытягивает шею, увидев рыжую макушку. Алекс подходит к мужчине, приветственно кивая и пожимая ему руку. — Итак, кто хочет попробовать свои силы? Катчер вдруг нагибается к старику и что-то шепчет ему на ухо. — О, мистер Катчер говорит, что предпочел бы сам выбрать себе соперника. Что ж, я удаляюсь. Ненадолго. Ваш почтенный слуга, — он нагибается в поклоне, — господин Аквамарин. Гермиона смотрит на основателя города, впервые увидев, как он всё-таки выглядит. Что было примечательно, так это его ярко-голубые глаза. Но она не успевает получше рассмотреть его, Алекс прикладывает палочку к шее. — Гермиона Грейнджер! Ты составишь мне компанию? За круглым столом, куда ты меня отослала? Над её головой звенит подлетевший к ней колокольчик, отчего люди вокруг начинают расходиться, рассматривая её. Она оборачивается, чтобы увидеть, где был Том, но шёпот отовсюду подталкивает её вперёд, не позволяя дождаться его. Гермиона вообще не хотела здесь светиться. Только не так. Что ж. Весь скопленный адреналин, все вскрытые по швам нервы только ей на руку. Да простит её Дамблдор. Ей нужно выпустить пар. Взмах палочки. Волосы стягиваются в пучок, когда она подходит к Алексу, чтобы приложить древко к лицу и начать дуэль. — Я вижу, твоя палочка красная. В цвет платья выбирала? Подойди ко мне и докажи, чего стоишь… Они расходятся на десять шагов друг от друга. Над головой Алекса появляется герб школы Ильверморни. Грейнджер вдруг вздрагивает. Ей страшно смотреть вверх. Громкие аплодисменты и свист мужчин в красных мантиях Дурмстранга оглушают. Гермиона поднимает голову, узнавая герб школы Дурмстранг. Хочется посмотреть на Альбуса. Хочется извиниться за то, что она вновь доставила неудобства. — Покажи ему, на что способен Дурмстранг! — вновь из толпы. Алекс ухмыляется. Грейнджер делает вдох, опуская руки. Выдох… — Экспеллиармус! — кричит Алекс. Гермиона не двигается, лишь поднимает руку вверх, блокируя заклинание. Катчер, не медля, делая шаг вперёд, выстреливая следующим. Вновь блок. Острый излом светлой брови Алекса становится всё сильнее и сильнее. Он не понимает, почему она стоит. Почему лишь блокирует его заклинания, когда он сделал к ней уже несколько шагов. Это заметно по его лицу, сменившему гримасу превосходства на недоумение. Он заводится. — Смотри, как ликуют твои поклонники, мисс Грейнджер, — хохочет Катчер. — Ну же, ударь меня хоть раз. Остолбеней! — Протего, — шепчет Грейнджер, создавая щит. Искры летят от столкновения магии. Кажется, зал аплодирует. Гермиона же даже не изменяет стойку. Даже каблуком не ведёт. Его стиль боя совершенно нелинейный. Он кидает самые сильные заклинания, брезгуя слабыми. Гермиона не сдерживает улыбки, которую он замечает, вновь ступая вперёд. Видит, как Катчер злится, даже с криком произнося: — Экспульсо! Грейнджер пригибается, замечая, что его луч брошен слишком высоко. Алекс подходит совсем близко. До него шага четыре. — Что ты стоишь! Если я коснусь тебя, ты проиграла! Петрифику-у-ус… — настаивает он. Но не успевает. Гермионе достаточно выстрелить заклинанием невидимого хлыста, чтобы сбить с ног Катчера. Он валится вперёд, ударяясь лицом о стеклянный пол. Хруст. Громкий звук подсечки хлыста — как мощный удар двух раскалённых камней. Глушит всё, отдавая в перепонки вибрацию. — Экспеллиармус, — спокойно произносит Грейнджер, вырывая из рук палочку Катчера. Она подходит к нему, садясь перед ним на корточки, женственно прикрывая колени. Чтобы больше, сильнее разозлить этим парня. — Первое правило Дурмстранга. Дай противнику выдохнуться, — отчитывает она его, чуть поглаживая вспотевшую чёлку. Спасибо Виктору, за уроки. Он поднимает голову, выдыхая кровь из разбитого носа. Она касается кончиком палочки его подбородка, чтобы приподнять чуть выше лицо. — Смотри. Оказывается, я выбрала палочку под цвет тебя… — Сука… — тихо шипит он, чтобы никто не услышал, поднимаясь на ноги. И тут же улыбается, отряхивая колени. — Вернёшь мою палочку? — Нос сумеешь вправить? — с улыбкой спрашивает она, передавая палочку. Катчер слишком грубо её отнимает. Жмётся боком, лживо улыбаясь толпе, уходя в сторону, пока не скрывается за углом. Грейнджер замечает, как к ней идут несколько мужчин в красных мантиях, уже на ходу поздравляя её. Она кивает и благодарит в желании поскорее скрыться, чтобы избежать ненужных вопросов. Идёт к стене, всё ещё взглядом ища Тома. По громкоговорителю Аквамарин предупреждает, что все желающие могут пройти в амфитеатр: кажется, он сказал «сюрприз». Зал немного пустеет. Дамблдор, взглянув на неё, кивает, уводя Волкова внутрь. Кто-то остаётся за столами, что-то обсуждая. Она останавливается у большой стены, выходящей на город. Смотрит на проложенные тоннели. Замечает людей, идущих по ним. Если хорошо присмотреться, то можно разглядеть, как в окне дома, самом близком к ней, мелькает фигура. Каково это — жить здесь? Под водой. В изоляции? Аквариумной рыбкой в огромном море. Её собственное отражение тусклое. Она вытягивает руку, касаясь стекла. Замечая, как за спиной возникает фигура. Она его просто чувствует. Не оборачивается. Том подходит вплотную, касается её руки, сцепляя пальцы. Так они и стоят, будто удерживают огромную пробоину в стекле. Вместе. Из амфитеатра слышно, как начинается отсчёт. Аквамарин громко произносит цифры. Три… Другая рука Тома убирает волосы с её плеч. Грейнджер в отражении видит, как он нагибается к шее. Целует. Два. Касание горячих губ. Нежно. До самых костей пробирает. Один. — С днём рождения, Гермиона, — шепчет в ухо. За стеклом яркими вспышками пузырей взрываются искры фейерверка, складываясь в фигурные узоры. Боже… Он знал. Он всё это время знал. Вот почему он вёл себя так. Господи… Пугающее в этом то, что Том не напирает. Можно толкнуть спиной. Увернуться. Пугающее в этом то, что Том даёт ей шанс уйти. Но Грейнджер давно свои шансы истратила. Всё, что ей остаётся — замереть. Ощущать на плече его поцелуи. Нечто знакомое, если прикрыть глаза. Так её уже целовали. Когда-то… Она медленно поворачивается, не размыкая век, чувствует на своих щеках его прохладные руки, а затем на губах — его сухие губы. Реддл целует неглубоко. Едва касаясь. Ведёт в бок. Целует шрам, немного влажно, на самом деле, почти не раскрывая рта. И всё это словно в замедленной съемке. Словно вокруг ничего нет. И не было этих минут адреналина и рваных нервов. Не было накала. Том все переиначил. Опять. Подчинил. Уволок на дно… Куда ещё глубже… они и так под водой. В висках стучит от тяжести неги. Реддл сводит с ума не только её сознание и нервы, но и чувства. Изящный манипулятор, который уводит её глубже в тёмный лес. Чтобы больше не найти дорогу обратно. Чтобы навсегда остаться с монстром там. С таким же, как она… Грейнджер кладёт ладони на его грудь, сжимая пиджак. Открывая глаза, замечает, как он темнеет. Натурально. У него темнеют серые глаза, отливая алым. И всё вокруг будто бы также темнеет. Над ними только купол, над которым взрываются яркие разноцветные вспышки, но даже они не затмевают ауру Реддла. — Ты знал, что у меня день рождения? — шёпот в губы. — Я знаю многое, даже если об этом не говорят… — Ты думаешь, я от тебя что-то скрываю? — она лезет сама. По лезвию ходит. — Всё, что ты скрывала, я… — он облизывает свою губу, задевая её подбородок, касается лбом её лба, — позаботился об этом. — О чём ты? — хмурится, пытается увести голову назад. Но позади стекло, а по бокам его руки, опершиеся об эту стену. Она в ловушке. — О чём ты, Том? — Кто оставил тебе шрам? Тишина. — Молчишь… Грейнджер теперь с силой толкает его в грудь, дав себе этим пространства для хотя бы вздоха. Не разрывая взгляда. — Он мой. Я сама его убью. Этого ты у меня не отнимешь. Ей сложно сделать шаг в сторону, чтобы склониться и проползти через его руку, но ей нельзя было забывать, каким собственником он был. Холодные ладони на пояснице, толчок к себе, прижал и выдохнул прямо в её губы. Реддл целует Грейнджер первым. Мокрый язык проникает в её рот. Она ахает от такого напора, совершенно не готовая к тому, с какой злостью её будет целовать Том. Жадно. Вылизывая. Кусая. Вдох задерживается в горле. Он сильнее вжимает пальцы в голую спину. Гладит. Правую руку уводя всё ниже, пока в ладони не оказывается ягодица. Сжимает так сильно, что Гермионе с всхлипом приходится разорвать поцелуй. Только на секунду. Реддл вновь напирает. Впечатывая её в стену. Грубостью настаивая. Боже. Звук разбившейся посуды прямо за их спинами глушит. Гермиона видит, как он раскрывает веки, за которыми горят алые глаза. Поворачивается угрожающе медленно. Молодой парень в костюме официанта извиняется, собирая стекло. Так же по крошкам разбивается её сердце. Стучит еле слышно. Она не может отдышаться. Хочется уйти. — Пойдём домой, — тихо говорит она. Теперь Том с ней соглашается, аппарируя с места. Теперь он её слышит...

***

Холодно. В спальне безумно холодно. Нет сил встать и закрыть балконную дверь. После сегодняшнего дня всё стало только хуже. Они вернулись домой, Том попрощался и заперся в кабинете. Грейнджер проверила спальню Варвары, которая уже спала. Оставалось пойти к себе и запереться. Осмыслить. Её напрягли его слова. О чём он говорил? Позаботился? Что он знает? Это пугало не меньше того, как сильно он влиял на неё. Она может поклясться, что если бы не тот официант, то всё кончилось бы уединением. Потому что тот напор, те защемленные в подсознании нервы играли с ней злую шутку. Том раскрывался. Доверился ей. А Гермиона почувствовала эту гонку в желании ещё и ещё добиться большего. Жадность сковала её. Она встаёт. Босыми ступнями на ледяной пол. Кутается в одеяло. Хочется выйти на балкон. Проветриться. Немного. Взгляд влево. Подмечает, что у Реддла также открыта балконная дверь, кажется, слышится шорох. А за ним что-то разбивается… Грейнджер несётся к тумбе, хватает палочку и аппарирует на его балкон, впервые попадая в его спальню. Здесь всё тёмное. Кровать огромная, даже Реддла не сразу увидишь. Кажется, он что-то говорит во сне. Что его мучает? Гермиона бесшумно ступает, замечая разбитую лампу у тумбочки. Лоб Тома напряжён. Он метает голову из стороны в сторону. Стоит ли ей попытаться проникнуть в его память? В мысли? В сон? Стать его худшим кошмаром? — Том, — она касается его голого плеча. — Том, что с тобой? Рывок. А перед этим — ярко-красные глаза. Он роняет её на себя, а затем толкает вбок, нависая над ней. Горячий. Адски горячий торс. Он так плотно прижимается к ней, вдавливает в матрас и дышит. — Плохой сон? — шепчет она. Он крепче сжимает её запястья обеими руками. Приходит в себя. А потом по-свойски касается горячим лбом её груди. — Они мне не снились с детства… — И что тебе снилось? — она чувствует хвойный запах от его волос. — Меня убивают. — Кто? — Ты. Он приподнимает голову, отпуская её запястья. Облокачивается, ставя локти по обе стороны от её тела. Смотрит заспано в глаза. Он сейчас выглядит уязвимым. Гермиона сглатывает. Молится, чтобы этот сон не увидела Вара, и он не расценил это как будущее… Молится о том, чтобы ей дали ещё немного времени. — Это всего лишь сон, — также тихо произносит она. Заносит руку, приглаживая его взъерошенные волосы назад. — Всё хорошо… А он всё смотрит на неё. Вот теперь оно близко. То, что опасно. То, что скоро должно произойти. В её мечтах. В её силах сделать этот сон правдивым. Всё, что было до этого, полная чушь. Игра выходит на новый уровень. Теперь с запахом хвои от его духов, красным цветом и губами в губы. Вот теперь она совсем близка к нему во всех пониманиях. У Реддла сухие горячие губы. Как адское пламя. Мягкие. С привкусом сигарет. Даже кажется, что с привкусом крови. Он целует её, вжимая в матрас, рукой отодвигая её бедро, чтобы оказаться ещё ближе. Стискивает пальцами горло, приподнимая подбородок, углубляя поцелуй. Она сгорает вместе с ним. Он сжигает её по частям. Секунда. Вторая. Всё прекращается. Том падает рядом, поворачиваясь боком, прижимая её рукой за талию. Грейнджер оказывается к нему спиной. Он обнимает крепко, словно боясь, что она уйдёт. — Останься. — Что? — Останься. Если собралась убить меня, то останься…
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.