***
Они ждут Энтони больше пятнадцати минут, успев позавтракать и выйти в холл, разместившись в креслах у камина. Фенрир заметно нервничает, сжимая и разжимая пальцы, глядя на лестницу. Сегодня полнолуние. Грейнджер переглядывается с Варой, понимая, что думают они об одном и том же. Об испуганном ребёнке, который храбрился перед ними. Но вот только его дрожащий голос и каблук ботинка, отбивающий пол, всё говорили за него. — Он просто вчера уходил по делам, — Вара наклоняется к мальчику, гладя его по спине. — Он скоро будет. Я его уже разбудила. Не переживай. — Простите, — он опускает голову, пряча глаза. — Я не хотел вас тревожи… И на последних буквах он всхлипывает. Вара махом приседает перед ним на колени и дёргает его за щеку вверх. — Молодой человек, — нарочито серьёзно начинает она, — помнится, вы мне говорили, что желаете показать вашу храбрость, чтобы в будущем вырасти и заботиться обо мне? Грейнджер улыбается. Она слышит это впервые. И это до невозможности мило. Её радует мысль, что этот мальчик не будет тем, кем он был в будущем. Только не он. Она уверена в том, что изменила его судьбу. Сивый кивает, мокро втягивая носом. Распрямляется, округляя грудь. — Прости, Вара. Я тебя не подведу. И как только он заканчивает говорить, поднимает голову, облегчённо улыбаясь. Энтони спускается вниз, глотая воду прямо из бутылки. Он в той же одежде, в которой уходил вчера. На вороте заметны следы помады, а шея покрыта красными круглыми пятнами. — Хоть бы помылся, — Вара пихает его в плечо. — Идиот. Трейтор небрежно, но мягко треплет по кудрявой голове Фенрира. Грейнджер почему-то кажется, что он так бессловно извиняется за своё опоздание. Было ясно, что мальчик переживал, что перевоплощение случится в одиночку, когда предыдущие разы они были вместе. — Вы готовы? — спрашивает Энтони, заходя в камин с Сивым. — Да. — Да! — хором отвечают девушки, не скрывая своего раздражения. Все четверо умещаются в огромной нише камина, взявшись за руки. Вара пихает локтем Трейтора, пока он сгребает порошок в ладонь. И в тот момент, когда бросает его об пол, они растворяются в зелёном дыме. Гермиона вместе с Варой, держа за руки Фенрира, резко поднимают мальчика, как на качелях, и ставят его на пол. Фенрир улыбается, оценив их действие. Он повеселел и, выйдя в небольшую гостиную, сразу начал проводить экскурсию. — Здесь мы с дядей Энтони готовим чай, — он нагибается, подбрасывая поленья в небольшую печь с конфорками. Трейтор, взмахнув палочкой, тут же их поджигает. — Здесь всего три стула, но я могу постоять. Он указывает на крохотный стол и покосившиеся, не внушающие доверия стулья. — А тут мы… И пока он рассказывает, Гермиона оглядывается, понимая, насколько этот деревянный дом маленький. За тонкими занавесками виден лес; высокие деревья, ещё зелёная трава. Вара, усевшись на самый надежный стул, притягивает Фенрира на колени, слушая его и кивая. Энтони, незаметно подойдя к Грейнджер, указывает на люк в полу. — Здесь. Она сглатывает. Думать, что именно там они трансформируются и пережидают агонию, было мучительно. Никто из них не хотел участи оборотня. Что Энтони, что Сивый. Всё в их судьбе было случайностью. Не в то время. Не в том месте… — Где ты нашёл этот дом? — Гермиона ставит пузатый чайник на плиту. — Мне Том помог. Не уточнял, откуда он знает это место, — он пожимает плечами. Хмыкает. — Я здесь даже нашёл чьи-то рукописи. Видимо, здесь жила волшебница-писательница. Бред, конечно, но я прочёл. Довольно интересный сюжет, если учесть, что она писала о вампире, влюблённом в человека. Видимо, здесь прямо магнит для уродцев. Гермиона толкает его коленом, чтобы он говорил тише. Но возбуждённый в обществе друзей Фенрир ничего не слышит. — Что? — ухмыляется он. — Роман о перерождении душ. И о том, как вампир ждал свою возлюбленную, когда она переродится. Как тебе? — Печально, — без интереса отвечает она. Позади что-то гремит. Фенрир, спрыгнув с коленей Вары, бежит к стене с двумя мётлами. — А ещё дядя Энтони… — Пацан… — Трейтор шикает. — Я говорил, что не надо меня при посторонних так называть. Варвара сжимает губы, выплёвывая ему что-то на русском. — Мы с Энтони летаем на метлах. Давайте полетаем, ну пожалуйста! Мальчик сжимает оба древка в руках, уставившись на Грейнджер и Энтони. — Я точно пас, — махает рукой Трейтор, хватаясь за голову. — Давай чуть позже. — Но скоро солнце сядет! Ну пожалуйста! Энтони нагибается к Грейнджер, шепча: — Нужно его вымотать, чтобы сил не осталось, когда... Она кивает, подходя к мальчику, и берёт одну старенькую метлу. Вара как-то печально на это смотрит. — И сколько у нас времени? — Около часа, — Трейтор перегибается, глядя на настенные часы. — Только успейте до того, как солнце сядет. Когда Грейнджер с Сивым выходят на улицу, когда она даже не успевает закрыть за собой дверь, то краем уха слышит, как Вара начинает грубо отчитывать Энтони. — Как, твою мать, ты мог опоздать? Знаешь, как он волновался, что ему придётся всё одному прожив… Гермиона быстро захлопывает дверь и спускается по лестнице. Сейчас в доме будет жарко. Фенрир начинает прыгать на месте и, заметив её вопросительный взгляд, тут же отчитывается: — Чем больше я затрачу энергии, тем меньше её будет у оборотня, — его слова так спокойно слетают с уст, что становится не по себе. Мальчик, который смирился. Мальчик, который не должен проходить через этот ад. Господи, за что это ему? Светлый ребёнок, выросший в канализациях Марёля. Среди таких же крысенышей, готовых на всё за еду. — Знаешь, — она садится на метлу, помогая ему сесть перед собой. — Я не очень-то сильна в полётах… — Ты? Да ты же можешь всё! — улыбается он, поворачивая голову к ней. — Держись крепко и смотри вперёд, — она руками дёргает его кисти, проверяя хватку. — Да, представляешь? Пусть это будет нашим секретом, хорошо? Он кивает, и в этот момент она отталкивается от земли, взлетая невысоко, чуть выше деревьев, и летит не набирая скорости. Сплошной лес. Тысячи деревьев. Горы вдалеке и солнце, которое скоро коснётся их вершин. Полёт идёт плавно, Гермиона немного разгоняется, а Фенрир выкрикивает от воодушевления. Он хохочет и головой указывает на то или иное дерево в надежде удивить её тем, что показывает то, что уже сам видел. Это выматывающе больно. Она слишком давно таких тёплых чувств не испытывала. В будущем у неё не было шансов заботиться о детях. Было слишком не до этого. Её забота заключалась в укрытии полукровок или в возможности их разместить в безопасном месте. Но не более. Когда сейчас этот мальчик даёт ей столько новых ощущений, что она не успевает дышать. — Гермиона? — Да? — улыбается она, чувствуя от его волос приятный запах детского мыла. — Я очень рад, что познакомился с вами… Она хмыкает, бодая его подбородком затылок. — Я тоже очень рада, Фенрир. Ты спас меня из тюрьмы. Ты настоящий мужчина! — Я сразу понял, что вы с Драко добрые… Она давится воздухом и пикирует вниз, забывая об осторожности. Еле находит поляну, где можно приземлиться. Её трясёт. Её выворачивает. Пять букв… Всего пять букв… Колючих, холодных, как этот полёт. Почти забытых и оставленных там, где сейчас ничего нет. Пять букв, которые складываются до ужаса неправильно для неё. В то самое имя, пропитанное гнилым привкусом предателя… Драко… Она рывком помогает мальчику спрыгнуть с метлы и тут же приседает перед ним на корточки, хватая его плечи, сразу замечая, как он тупит взгляд. — Ты сейчас… — её сердце мешает словам сложиться в нужном порядке. — Повтори имя, которое ты сейчас назвал. Ты спас меня и ...? Фенрир молчит. Отводит взгляд и хмурится. Она задерживает дыхание только потому, что видит, как её пальцы подрагивают. Тут же смахивает руки с его плеч, пытаясь успокоиться. — Фенрир, — спокойно начинает она. — Я рассказала тебе секрет. Ты можешь поделиться со мной тем же? Или… Вдруг ей кажется, что всё не случайно. Не случаен его портрет рядом с её в альбоме. Не случайно и то, что сейчас мальчик боится что-то сказать. И выглядит так, словно сболтнул что-то лишнее. — Тебе Энтони сказал не говорить о нём? Кивок головы. — Дядя Энтони сказал ни за что не говорить при тебе о Драко. Иначе бы мистер Реддл стёр бы мне память. Дядя Энтони этого не хотел и… Её начинает тошнить. Она ничего не понимает. Она будет жалеть об этом. Но ничего не может с собой поделать. Она незаметно для него тянется к палочке на бедре. Сжимает в потной ладони. — Это останется нашим секретом, — шепчет она и прикладывает палочку к его виску. — Легилименс… Это как опустить голову в кипяток. Потому что она не верит своим глазам. Она смотрит на себя в той самой камере. Смотрит на то, как на её коленях лежит голова Малфоя, и Грейнджер поливает разбитое лицо живой водой. Она, кажется, задыхается от смены воспоминаний, копаясь в голове Фенрира. Она всё это помнит, вот только в её воспоминаниях нет Драко! Его, чёрт возьми, и не должно быть там! Но вот они бегут по лестнице вверх, сражаясь бок о бок, вот он придерживает её руку, и вот он с каким-то садистским восхищением смотрит на то, как она выпускает стрелу в оборотня. Боже… Поляна в лесу Японии. Голоса заглушённые. Но он там. Драко Малфой там. Рядом с ней. Над ней словно издеваются. Вот так по-больному это всё происходит. Низко и глупо — издеваться над той, что так много потеряла. А оказывается, потеряла и память о нём. Квартира, где за ними пришли люди Фокса… И Марёль. Фенрир смотрит из люка, как Драко убивает двух мужчин, находясь сверху, на козырьке, а потом на Гермиону нападает Рон. Воспоминание меняется. Она стоит над перевоплощённым телом Фенрира в маленького оборотня, смотрит на то, как та Грейнджер, старая, из воспоминаний, усаживает Вару к стене. Драко рядом. Стоит. Злится. Что-то ей говорит. И всё кончается… Сивый валится на её руки с одышкой. Точно такой же, как у неё. Она не теряет времени. Сажает его на метлу, забираясь следом. Взлетает. И уже в небе, пока он не видит, вновь прикладывает палочку. Вот только из древка летит другое заклинание. — Обливиейт. Она стирает то, что случилось за эти минуты. Стирает вплоть до того, как Фенрир произнёс эти треклятые пять букв. Пять букв. Всего пять букв. Колючих, холодных, как этот перевернувшийся мир. Почти забытых и оставленных там, где сейчас ничего нет. Пять букв, которые складываются до ужаса неправильно для неё. В то самое имя, пропитанное гнилым привкусом предателя… Драко… Сивый, вновь не замечая, как она позади него давится от всего увиденного и услышанного, указывает ей на деревья. На пролетающих птиц. Она мычит. Через силу улыбается. Когда внутри адским пламенем всё выжигается. Они успевают до захода солнца. Успевают и выпить чая, прежде чем уйти с Варой. Грейнджер превосходно играет роль, что ничего не случилось. Теперь она не оступится. Не позволит повториться тому, чтобы ей стёрли память. А ей стёрли. Это стало очевидным. Вара крепко обнимает мальчика, прежде чем уйти, то же самое делает и Гермиона, перекинувшись словами с Трейтором, чтобы они были осторожными. Он не почувствовал ни малейшего подвоха… Уже в особняке Реддла Гермиона говорит Варе, что устала и не хочет ужинать. Что хочет проспать до утра и обещает завтра сходить с ней в город. Варвара, пожав плечами, желает ей спокойной ночи. В её комнате темно. Грейнджер дышит через рот, прокручивая в голове всю ту кашу. Вот он есть. Но вот его нет. Желание проникнуть в комнату Варвары ночью и залезть и в её воспоминания только увеличивается. Но она помнит её слова. Том может прятать в голове Варвары всё, что угодно. И поступил ли он так? — Дамблдор, — она шёпотом произносит его имя и тут же подскакивает. Она обязана с ним увидеться, но как же это опасно. Теперь всё обретает риск в тысячекратном размере. Чего она ещё не помнила? Об этом ли её предупреждал Альбус? Реддла сейчас нет. Он в Америке с Каприс… — Каприс, — тем же шёпотом. В воспоминаниях была Парето, которая вошла в таверну, обняв за плечо Малфоя. Господибоже, Грейнджер рехнётся на месте. Что он делал в этом времени? Что он делал рядом с ней? С Реддлом? Какова вероятность, что он переместился с ней? Гермиона считала эту вероятность склонной к нулю. Падение в воронку. Поляна, где они сражались… Она была одна. Всё время одна. Она растирает пальцами глаза. С силой. Чтобы до красных вспышек. Её бросает в жар. Хлопок. Она аппарирует в Косой переулок. Добегает до «Дырявого котла», у бармена просит перо и бумагу. Грубит. Кидает пару монет и вылетает на задний двор, свистком призывая сову. Она трясущимися пальцами скатывает записку. Она должна узнать. Обязана! Сова летит к Дамблдору. На её лапке маленький свёрток из рваного пергамента. Свёрток с посланием из пяти букв. Пять букв. Всего пять букв. Колючих, холодных, как эта ночь. Почти забытых и оставленных там, где сейчас ничего нет. Пять букв, которые складываются до ужаса неправильно для неё. В то самое имя, пропитанное гнилым привкусом предателя… Драко. Перед глазами Полумна. Перед глазами то, как он стреляет в неё. Перед глазами сплошная ненависть, состоящая из пяти букв. Драко. Её одолевает злость, словно на ней сейчас висит крестраж. Чувства одинаковые. Вот только из груди выбили весь воздух. Она ощущает, как болезненно подло начинает щипать в глазах. Как грудь не успевает нормально двигаться от количества коротких вдохов. Если он здесь. Если он в этом времени. То всё, что они с Гарри и Джинни готовили — всё сейчас под ударом. Он предатель. Он такой же пожиратель. Она оседает по стене, чувствуя беспомощность. Что, если он всё испортит? Что, если этот ужас в будущем повторится? Господи… Она как побитая псина. Пробирает дрожь от нервного смеха, рождающегося изнутри. Она, запрокинув голову, ударяется затылком о стену, истерически смеясь над собой. Она и есть псина. Сражающаяся за своё выживание в реалиях. На грани смерти и усыпления от неправильного шага. Пять лет бежавшая, кусающая всех, кто был против них. Забывшая про свою честь и устои. Пользующаяся запретными заклинаниями, даже не осмысливая. Дворовая псина, чувствующая страх за жизнь. Чувствующая панику. Смотрящая прямо в глаза смерти, сжимая зубы. Вот кто она. Грязная дворовая псина… Запачканная всем, против чего бежала. Остаётся только скулить. Да… Скулить и хромать дальше. В очередной раз ловя себя на том, что её уже саму покусали. Она вяло поднимается на ноги. Смотрит вверх, на звёздное небо, кромсаемое блюдцем полной луны. Вой. Её сердце воет. Грейнджер делает глубокий вздох. Закрывает глаза, представляя перед собой Реддла, и исчезает, аппарируя. Ей нужно больше ответов.***
Эта женщина живет в роскоши. Гермиона выходит из центрального парка Манхеттена, оглядываясь по сторонам. Она знает примерное расположение дома Каприс, когда та хвасталась им у себя на дне рождения. Шум улицы. Поток машин даже ночью. Ей всего-то стоит зайти за высокий кустовый забор, чтобы спрятаться. Чтобы приложить палочку к своей метке и произнести имя. — Том… Эти ощущения связи так чутко отдаются в сознании. Она его словно видит перед собой. Знает, что он уже её услышал и… Да… он зовёт её. Гермиона испаряется, чёрным дымом несясь ввысь. На самый высокий этаж с огромной балконной террасой. Касается каблуками каменного пола, грациозно распрямляясь. Стеклянные двери, сложённые гармошкой, раскрывают вид на гостиную. Но все здесь. Тот мужчина с лисьим взглядом, Том и Каприс, сидящие в креслах, смакующие напитки из бокалов. Реддл, поднявшись, приветствует её, отодвигая кресло рядом с собой, приглашая присесть. Мужчина здоровается с ней, салютуя бокалом, когда Парето, вздёрнув подбородок, отворачивается, глядя на роскошный вид Манхеттена. — Только вернулись? — настораживается Том. — Нет, я хотела лечь спать, но решила присоединиться к тебе, — именно к «тебе» было уточнением для всех. Просто чтобы указать её роль здесь. — Как проходят дела? Гермиона невозмутимо закидывает ногу на ногу, касаясь туфлей щиколотки Реддла, пока берёт с подноса бокал, появившийся на столе. — Всё уже сделано. Кажется, Алекс клюнул, — слышится сбоку от мужчины. — Прошу прощения, я не знаю вашего имени, — Гермиона клонит голову, улыбаясь, когда внутри идёт война. Она сражается с собственными эмоциями, чтобы не выдать себя. — Я Филипп Грейси, — он привстаёт и клонит голову. — Гермиона Грейнджер, — отвечает она. Парето хмыкает, ещё быстрее раскачивая ногой, которую также закинула на другую. Её туфля висит на пальцах, покачиваясь в такт движениям. Раздражает... — Мы как раз закончили, — Реддл бесшумно ставит стакан на столик, и когда откланяется назад, мажет рукой по бедру Грейнджер. Холод руки даже сквозь ткань пробирает. Филипп впечатлённо приподнимает брови, заметив флирт, и тут же неспешно поднимается, застегивая пуговицы на пиджаке, поняв намёк. — Я буду держать вас в курсе, когда узнаю новости, — он кивает Тому и прежде, чем аппарировать, кланяется. — Дамы… Хлопок. Грейнджер бетонирует его образ, его имя в своей памяти намертво. Чтобы потом отправить склянку Дамблдору. Ей нужны все пожиратели, которые остались после битвы в Марёле. Нужно поймать всех. — Думаю, и нам пора, — Реддл встаёт на ноги и протягивает ей руку, помогая подняться. Грейнджер не сопротивляется. Она лишь кладёт свою ладонь на его грудь. — Я бы хотела поговорить с Каприс, — лукаво начинает она. — Хочу извиниться за своё поведение. Ты не против оставить нас вдвоём? Указывать Тому, что делать? Она словно заносит ногу над капканом. Но ей это жизненно необходимо. Реддл обходит её сбоку, лаская рукой талию. Достаёт из кармана пачку сигарет и выуживает одну, прикуривая от палочки. — Буду ждать тебя дома, — делает затяжку, переводя взгляд на Парето. — Каприс? Его тон изменился. Он резкий. Словно в её имени он оставил приказ. Словно то, что так спокойно попросила Грейнджер, должно быть исполнено беспрекословно. Каприс на мгновение оглядывается и кивает. И только после этого Реддл исчезает с хлопком оставляя запах дыма сигарет. Время настало. Переводит на Каприс тяжелый, практически неподъёмный взгляд. Зубы до отвращения скрипят. Плечи напрягаются. Гермиона остаётся стоять. Смотрит на парк, пока Парето, повернувшись к ней, оглядывает её взглядом. Буквально жуёт и пережёвывает своим отвращением к ней. — Ну, и чего встала? Что замолкла? Неужели сразу дух потеряла, когда он ушёл? Гермиона плевать хотела на извинения. Она делает пару шагов назад, будто разглядывая террасу, пока Каприс всё ещё продолжает плеваться колкостями. Её это только раззадоривает. — Совсем свихнулась, наставляя на меня пистолет? — рычит Парето, делая глоток, и также смотрит вперёд, на ночной Манхеттен. — Чего молчишь? И Каприс вновь оборачивается, застывая на месте. Между её бровей нацелена палочка. Псина внутри Грейнджер кусает её. Пора. — Петрификус Тоталус! — режет воздух заклинанием. Смотрит на то, как Парето застывает с недоумением и начавшейся агрессией в глазах. — Легилименс! «Это твой муж?» — с насмешкой спрашивает Парето в своих воспоминаниях, глядя на Грейнджер, а потом на Драко, который тут же меняется в лице. Они оба отвечают: «нет». — Нет, — проговаривает Гермиона, глядя на всё это. Словно она знает, что сказать. Словно это дежавю. Она смотрит и смотрит на то же воспоминание, что и у Фенрира. Вот эта таверна. Вот она перед Варой. Вот Драко. Ещё дальше… Каприс сдерживает купол вместе с Малфоем. Затем, когда всё кончается, она хвалит его и спрашивает имя. Пять букв. Пять ненавистных букв слышит Каприс в ответ. «Драко». Её день рождения. То, как она с ним танцует, хватая Малфоя за подбородок. «Почему перед тобой такая женщина, а ты смотришь на неё?» — спрашивает его. «Просто засмотрелся», — отвечает он и прижимает Каприс ближе к себе, чтобы и дальше смотреть на Грейнджер. Ломает. Пополам ломает… Поляна… Варвара цепляется за грудки Малфоя, крича: «Почему я хотела убить тебя?» Гермиона прикладывает пальцы к губам, сдерживая всхлип. Боже. Варя кричит: «В будущем… Тогда у него были длинные волосы, и я душила его…» Господи. В будущем. Но следующие картинки, которые она видит, становятся последними гвоздями в крышке её гроба-боли. Приём у друга Каприс. Драко сидит напротив Грейнджер, буравя её взглядом. Уходит… Воздух режет глотку от вдоха. Каприс стоит над мёртвым телом Малфоя. Его грудь вся в крови, а рядом лежит револьвер. Он мёртв. Это как раскалённый дёготь. Липнет ко всем стенкам сосуда, обжигая ещё больше. Кроша воспоминания Грейнджер, когда она выходит из мыслей Каприс, тут же накладывая новое заклятие. Точно так же, как сделала с Сивым, заметая следы. — Обливиейт. Здесь от неё что-то скрывали. Здесь что-то случилось. Здесь умер Малфой… — Прости меня, Каприс, — ранит полость рта так правдоподобно, потому что эмоции на грани. До сведённых бровей и покрасневших глаз. Парето дёргается, видя Грейнджер вновь, её стакан с виски расплескивается. Эти две минуты отсутствия она вряд ли заметит. Вряд ли заметит, как нагло стерли их из ее памяти. Точно так же, как у Гермионы. — Что ты… — Я хотела коснуться твоего плеча, — первое, что приходит в голову Грейнджер, пока внутри завывает. Парето смущена. Она хмурится, видя её состояние. Распрямляет плечи, вновь откидываясь назад. Словно она действительно почувствовала искренность в словах Гермионы. Чёрт возьми, как выгодно сейчас ломаться. Скажи, что она прибыла из будущего, Парето сочтёт её просто больной, видя её состояние. — Если ты ещё раз… — начинает женщина, — а, неважно… Забыли. Это всё? Она поворачивается, встречая кивок. Больше Гермионе от неё ничего не нужно. — Я пошла, — Гермиона говорит это прежде всего себе. Просто потому что нужно дать сигнал ногам двигаться. Заставить кости гнуться, а мышцы — поддаваться. Её колотит. Её штормит. — До скорого, — взмахом руки прощается Каприс. Хлопок. Ей не хватило мыслей аппарировать куда-то. Она переместилась в тот же парк, откуда пришла. Здесь никого, и он давно закрыт. Колени со скрипом сгибаются, когда она падает на скамейку, зарывая пальцы в волосы. Какого чёрта? Почему его стёрли? За что? Почему все знают о нём? Но не она. Реддл. Это в тысячный раз он. Он стёр ей память. Он… Её дёргает. Дёргает от картинки мёртвого Малфоя. Мёртв. Мёртв. Мёртв. И она бы порадовалась, вот только не находит логики. Она ничего не понимает. Ещё никогда так близко Грейнджер не сталкивалась с отчаянием. Так близко. Никогда не соприкасалась с безумием, в котором сейчас тонула. С вопросами. Они никогда так прокурено не дышали ей в лицо. Не дышали этим грёбаным отчаянием. Этими… Пять букв… Её легкие в дырах. В мозолях. В рытвинах и ухабах. Её легкие — как лопнувший мешок. Их можно выскребать из-за ненадобности. Ей больше нечем дышать. Её накатывает волной паники. Дикой. Необузданной паники. Сил сжать челюсть просто нет. Нет сил проглотить растущую агонию, чтобы она растворилась в желудочном соке. Их нет. Как нет ответов. Она закрывает глаза, пытаясь найти в себе хоть что-то. Найти… Найти… этот звук. Еле уловимый звук — как пощёчина из будущего. Из будущего, откуда она бежала. Там этот звук считался предзнаменованием битвы. Опасности. Смертельной дуэли. Звук слежки. Звук сверчка. Распахнуть глаза так просто… Увести взгляд на то, от чего она больше не бежит. На сверчка с сияющими в темноте лапками. Стрекот становится оглушительно сильным. Они повсюду. Насекомые выпрыгивают из травы, приближаясь к ней. А Грейнджер уже с палочкой наготове. Их десятки. Все окружают скамью. Вот только они прыгают друг на друга, выстраиваясь в какой-то знак. Боже… Именно: боже. Волшебные сверчки выстраиваются в крест, подавая сигнал. Ей стоит всего-то сглотнуть в сухую глотку безумие накатывающее волнами и сделать шаг... Хлопок. Даже не раздумывая. Она вступает на территорию, где больше нет магии… Церковь с распахнутыми дверьми, а внутри полутьма и десятки свечей. На скамьях. На полу. Они ведут к алтарю. Сверчки выпрыгивают перед ней, опережая, гонимые силой хозяина, завлекающего свою жертву к себе. Как маленьких марионеток на крошечных нитях магии. Накурено. Вишнёвые… Тёмный силуэт фигуры сидящего на полу... Лицо осветляется, когда фигура подносит к лицу сигарету, вдыхая и освещая тлеющим кончиком себя. Пять. Всего пять букв. Колючих, холодных, как эта церковь. Почти забытых и оставленных там, где сейчас ничего нет. Пять букв, которые складываются до ужаса неправильно для неё. В то самое имя, пропитанное гнилым привкусом предателя… — Драко. Он приподнимает руку, на пальце которой сидит сверчок. Выдыхает носом дым, опаляя Гермиону своим голосом: — Скучала, Грейнджер?