ID работы: 10968001

И после восьми - дыши

Гет
NC-21
Завершён
10542
Witch_Wendy бета
Размер:
558 страниц, 24 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
10542 Нравится 2996 Отзывы 4962 В сборник Скачать

Глава 19. The Drunken Whaler

Настройки текста
Примечания:
Первое, что она делает, когда возвращается в особняк Реддла, это идёт в душ. Выкручивает воду на полную, запирает двери и зашторивает окна портьерами. Желудок скручивает спазмом, и Грейнджер падает на колени перед туалетом. Её рвёт. Она сквозь застланные слезами глаза вновь и вновь сгибается, а после отползает к душу, чтобы лечь и свернуться, тихо постанывая от накатывающих видений. Она еле держалась после того, как Малфой всё ей вернул. Вернул каждый свой вдох. Каждый её взгляд, брошенный в его сторону. Она фантомно слышит собственный смех в воспоминаниях. Видит и то, как улыбается он. Её будто предали. Это болезненно невыносимо. Она трёт кожу жёсткой мочалкой. До красноты. До скрипа. До боли. На лице поганая улыбка. Злющая. Хочется смеяться в голос, насколько это всё обернулось для неё. Как очистить разум и вернуть себе здравый смысл? Господи, эта мочалка точно ей не поможет. Проще содрать с себя кожу. Гермиона выстраивает цепочку событий; теперь со всеми воспоминаниями, которые у неё есть. По новой. Опять. Не упускает ни единой детали. С самого первого дня, как появилась в прошлом. Они появились… Как он спас её… Мысль поганая. Жуткая. Тяжёлая. «И после восьми — дыши, Грейнджер». Откуда он узнал об этом реддловском способе? Сколько ещё ей придётся вытерпеть в этом времени? Сколько ещё нужно сил? Грейнджер расчёсывает мокрые волосы, замечая, сколько на расчёске остаётся волосков. И это дико раздражает. Она вновь и вновь дёргает гребнем, пытаясь причинить себе боль. Чтобы наглядно наказать себя. Она ищет ошибку в себе, хотя ни в чём не виновата. Можно ли винить человека за чувства? Особенно зная, что после этого Драко убили. Особенно после этого… Грейнджер впервые испытывает на себе отмену Обливиейта. Травмирующую, быструю отмену. В будущем она предполагала, как, если война кончится, будет возвращать родителей. Она хотела постепенно. Помаленьку. Но то, что произошло с ней — сродни обмороку. Головокружительно отупляюще. Это как за один день испытать на себе множество новых ощущений, чувств, запахов, воспоминаний, касаний… В её голове голос Малфоя. Все его слова. Все интонации. Всё перемешано. Стоит вспомнить тот или иной день — он будет там. Рядом с ней. Всегда был. В голове полный бардак. Драко, чёрт возьми, был для неё многим. И вернулся. Но теперь в её голове он словно чужой. С наглостью ворвался, хозяйничает. А она не может его даже выгнать. Потому что сама знает. Теперь знает, что там ему и место. Это сложно. Всё, что она сегодня узнала. О Малфое, о Бао, о её даре, о том, что было, пока она пребывала в беспамятстве. Пазл сложился. Осталось укрепить его плёнкой. Намертво. Чтобы ни единый кусочек больше не терялся. Она роет в голове обрыв. Строит стены. Путает воспоминания о Малфое, пряча их в лесу, похожем на японский, куда они бежали из банка. В море, откуда он её спас. В грозовом небе, цвета его глаз. Везде, куда не доберётся Реддл. Теперь она этого не позволит. Остаётся научиться справляться с этим. С шорохом напоминаний о нём. С тем, что этот шорох отдаётся теплом. Пока что зыбучим… А вот Реддл… Мысль о том, что он может исправиться, теперь кажется для неё такой далёкой и неправильной. Том берёт всё, что хочет. Любым путём. Как вообще она себе это представляла? Попросить его не убивать родителей Гарри? Не устраивать войну? Отказаться от своих убеждений? Он с корнями врос в своё господство над всем. Даже в этом доме, контролируя Вару, а теперь и Гермиону, лишив её Обливиейтом огромного куска в голове. В горле ком. Она касается рукой шеи, ведёт к груди — чувствуя пустоту. Крестраж опасен, но он ей необходим. Альбус обмолвился, что на днях они проверят банк, спрятал ли Реддл крестражи там. Если найти всё сразу, закончить можно быстро. Недавно она спросила Тома, можно ли исправить человека, на что он ответил: хочет ли этот человек избавиться от всего, что сделало его таким? Ей будто раскрыли глаза. Она винит себя за неосторожность своей черты характера: искать во всём спасение, когда спасать уже нечего. Том никогда не отступится. Он это доказывает из раза в раз. Любыми способами. Для Реддла жестокость во всём — это его жизнь. Он получает от этого удовольствие. Питается им. И он прекрасно знает, насколько нужно дозировать свои поступки, чтобы людей передёргивало. Именно так он поступил с Грейнджер, стерев память. Он курил чаще, наверняка наслаждаясь этим. Ведь Малфой курил ровно столько же. И теперь остаётся вопрос: намеренно ли он стёр память только у неё и Вары, а у остальных — нет? Зная, что птичка в его клетке так и не выберется, узнав правду? Альбом, что он прятал — как дополнительная возможность на всякий случай? На случай, если ему нужно будет удержать её? Какого чёрта? Она оглаживает метку на предплечье. Смотрит на другую руку, где раньше были омерзительные слова. Гермиона давно от них избавилась, прижегши «грязнокровку» пламенем. Теперь это просто шрам. Ещё один среди десятка на её теле. В будущем эти метки получали все, перед тем, как их казнили. Как позорное напоминание о том, за что они умерли. Её тошнит от того, что Реддл был тем, кто всё это начал. Её тошнит от себя. Искать смысл в жестокости и обоснование этому нельзя. Жестокость — это жестокость. Реддл соткан из этого по швам. Он уже родился таким. В тёмностях рождаются и тёмной силе поклоняются… Исправлять уже нечего. Он прогнил. Безумием. Жаждой власти. Силой. Безнаказанностью. Сейчас он молод, и амбиции только растут. Это не даёт гарантий, даже если бы у Гермионы получилось его переубедить. Это даже смешно. Теперь, когда она узнала, что он способен убрать из её головы ненужную для него деталь, что ему стоит убрать все её попытки исправить его? Сделать её подобной себе. Невозможно выпрямить смятую алюминиевую банку. Никогда не убрать эти заломы, сделав её ровной и гладкой, как была. Она останется такой же — уродливой. Кого ещё можно спасти — это Вару. Грейнджер на цыпочках входит в её спальню. Она спит. Так же бесшумно забирается к ней под одеяло, слыша сонное бормотание. Поворот белой головы, и можно разглядеть улыбку. Гермиона обнимает её сзади, чувствуя, как крепко сжимает Вара её пальцы. Разбуженный Мерк пыхтит, забираясь на одеяло, и ложится между ними, уткнув морду в изгиб локтя Грейнджер. Это немного лечит. Немного…

***

Грейнджер просыпается первой от сдавленных стонов. Она опирается локтем о матрас, заглядывая в лицо Варвары. На лбу испарина. Она бредит во сне. Опасное желание возникает сразу же. Осталось только упереться кончиком древка в висок. Грейнджер готова на риск. Чёрт возьми, терять нечего. — Легилименс… Темно. Голоса. Крики. Все звуки меняются так быстро. Хохот детей. Скрип качелей. Чернота прерывается видением. Смазанным. Вару тащит за руку Реддл. Грейнджер видит за их спинами приют Вула. Варвара цепляется за грудь. Ей больно. Она просит Тома притормозить. Но он лишь оборачивается, глядя на неё красными глазами, полными гнева. Ещё чуть-чуть, и она сорвётся в крик. Гермиона откидывает палочку и тормошит Вару. Будит её. — Эй, — тихо говорит она, гладя по волосам. — Тебе приснился страшный сон. Варвара смотрит вверх и прикрывает веки, сдавливая дрожащими пальцами глаза. Нюхлер тут же тычется носом в её подбородок. — Я забыла, что ты ночью пришла, — с грустью улыбается она. — Тебе часто снятся кошмары? — она не уточняет, что нагло подсмотрела за этим. — Бывает… Хочется спросить, о чём они. И почему кажутся кошмарами. Ведь там был Том, которого любит Вара, что было в приюте? Это тот самый момент, когда он убил директора и воспитателей? Она не успевает, в дверь стучат. Гермиона не думала, какой будет её первая встреча с Реддлом после всего, что она узнала. Но удивляется себе, как легко ей удаётся собраться. Он входит тихо, сразу же взглядом упираясь в её глаза. Она давит самую лживую улыбку. — Ты спала здесь? Варвара цокает. Садится в кровати, вздыхая. — Только не ревнуй её ко мне, Том. Это по-детски, — беззаботно отчитывает. Грейнджер хмыкает, отстраняясь, когда Том, вытянув палочку в лицо Вары, произносит слова: — Ревенит. Как жаль, что Грейнджер не запомнила руну, которую он вычерчивал в воздухе. Вся магия у Реддла была резкой. Стремительной. Она поняла это давно. Видела, как быстро он мог уничтожить, убив сразу нескольких людей. Вара встаёт с кровати, хватая нюхлера и улыбаясь, удаляется в душевую, закрывая за собой дверь. Оставляя их одних. Оставляя тишину после себя. Реддл стоит очень близко. Уже собран и одет. Чёлка зачесана назад. Гермиона сглатывает, хватая его за жилетку, чтобы дёрнуть к себе. Чтобы сделать всё, словно вчера у неё ничего не случилось. Чтобы он не понял. На ней огромная ответственность. Нужно играть... Она целует его в щеку и тут же убирает пальцы с его жилетки, думая, что он разогнётся. Но Реддл опирается руками по обе стороны от неё. — Я ждал тебя вчера, — вглядывается. Прожигает. Ведёт уголок губ вверх. — Прогулялась по Нью-Йорку и вернулась позже. — Ты перепутала комнаты? — он смотрит на сторону Вары, где она спала. — Только не ревнуй, Том, это по-детски, — отвечает словами подруги. Эффект есть. Он коротко выдыхает, ухмыляясь прямо в её лицо. Разглядывает. Теперь всё особенно остро чувствуется. Грейнджер ведёт головой и касается пальцами медальона на его груди. — Нет новостей от Каприс? — переводит тему, и вот тогда он распрямляется. Смотрит в окно, убрав руки за спину, сложив их в замок. Излюбленная поза. Выправка солдата. Убийцы со спокойным лицом. Жутко. Теперь ей жутко. — Если репортёр начнёт рыть под меня дальше, — спокойно произносит он, — ты будешь той, кто убьёт его. Их взгляды встречаются. В ушах выстрел. Алекс тот ещё мерзавец, но он не достоин смерти просто потому, что суёт свой нос. Гермионе не хочется допускать в этом времени ненужных смертей. Именно поэтому она предложила этот план — подбросить улики и сбить репортёра с нужного следа. Подставить другого. Это было альтернативой. Без применения насилия. Теперь Том не уточняет. Он приказывает. Плата за то, что предложила сама же Грейнджер. Всю грязную работу он поручает ей. Том видит в ней свою женщину и умело разделяет чувства. Для него Гермиона ещё и пожиратель, которая не может ослушаться тёмного Лорда. Она кивает. Это всё, что ей остаётся. — Кажется, — он смотрит на двери душевой, — вы хотели прогуляться сегодня. Я буду занят до вечера. — Куда ты уходишь? — вопрос настойчивый. Ей хочется знать о каждом его шаге. Том касается её щеки, проводит большим пальцем по нижней губе, чуть надавливая, чтобы она приоткрыла рот. Касается подушечкой нижних резцов. — Навещу Атрофина. Малфой говорил о своём предположении, где Реддл может прятать змея. Бывший банк Фоксов, которым теперь управляли гоблины. Стоит ли ей настоять, чтобы напроситься с ним? — Я могу пойти с тобой? Но вместо ответа Том вдавливает палец в её рот. Сглатывает, когда Гермиона обхватывает его губами, чуть прикрыв веки, глядя на него из-под опущенных ресниц. Глядя на то, как он сжимает кулак другой руки. Реддл резко нагибается, всё ещё не вытащив палец. Тянет её за волосы, чтобы она приподнялась. Чтобы глаза в глаза. С жадным возбуждением смотря на то, как Грейнджер проходится языком, чуть втягивая. — Безумная, — шепчет ей в губы. — Не сегодня. И напоследок мокрым пальцем проводит по её губам. Уловка не удалась. Он сорвался. Ей нужно срочно связаться с Малфоем, чтобы передать местонахождение Тома. А дальше его сверчки сами знают, что делать. Стоит только убедиться, что Атрофин в подземельях. И есть ли там другие крестражи.

***

Энтони встречает их за завтраком. Рассказывает о перевоплощении Фенрира. Что в этот раз было болезненней, чем в предыдущий. Рассказывает и о том, как вернул его Александре, которая с болью в глазах из раза в раз встречала воспитанника обратно. Женщина знала об их проклятии, но ни разу не сказала об этом вслух. Она помогала справиться мальчику своей заботой. — Я иду с вами, — он накладывает себе слишком большую порцию омлета. И добавляет первее, чем Вара раскрывает рот: — Это не обсуждается. Их выбор падает на Косой переулок. Тем более, Варваре там очень нравилось. Они выбирают бар в том самом месте, где Грейнджер впервые останавливалась, когда переместилась в прошлое. Пока они усаживаются, Вара остаётся стоять, обернувшись к Энтони с вытянутой рукой. — Что? — хмурится он, отпивая горькое пиво, только что возникшее перед ним. — Деньги дай, я вон там, — она пальцем указывает в окно, на магазин напротив, — кое-что присмотрела. — Я даю женщинам деньги после того, как они выполнят свои услуги, — заводит её, смеясь от собственной шутки. Гермиона тянется к сумке в надежде достать пару золотых, но подруга её останавливает. — Нет, Гермиона. Раз он с нами напросился, пусть всё и оплачивает! Трейтор закатывает глаза. Ныряет рукой в карман и кладёт в ладонь Варвары мешочек. Качает головой, когда та быстро испаряется, выходя на улицу, чуть не столкнувшись с проходящим мимо мужчиной. Пока они оба за ней наблюдают, в поле зрения попадает маленькая деталь. Никто другой не заметил бы, но Гермиона видит, как на бортик подоконника с другой стороны окна прыгает сверчок. Энтони грызёт сухарики, которые прилагались к пиву. Ей всё равно, что он глушит рассудок алкоголем с самого утра, но не по себе, что именно у Трейтора хочется найти ответы. Хочется залезть немного глубже в историю их общения с Реддлом. Ей нужны детали. И Энтони будто это чувствует. С грохотом ставит пустой стакан и салютует бармену о новой порции. Тёмное пиво тут же наполняет стакан. Начать разговор с личного… — Ну говори уже, — произносит он и отпивает глоток, морщась. — Я слышала о твоём брате. Трейтор облизывает пенные губы, протяжно вдыхает. Отводит взгляд к окну. — Не самая лучшая тема для разговора с утра. Они молчат. Там, за окном, в противоположной витрине, видно белую макушку. Варвара разглядывает вещи, ходя по бутику. Что-то примеряет к себе. Качает головой. Кажется, даже разговаривает сама с собой. — И сколько ты знаешь? — уточняет он. — Магл убил Оскара, — на имени брата Энтони сжимает край стола. — Его посадили на семь лет. Министерство не вправе было вмешиваться. И твои родители пошли на Обливиейт. — Вау, — он приподнимает брови, будто бы соглашаясь, а потом выжигает тоном: — Его зовут Корри. Даже имя ублюдское. Корри Митчел. И он выйдет на волю к началу зимы. Я не могу дождаться этого момента. Знаешь, — он хмыкает, — у меня в спальне даже календарь есть. Магловский. Зачеркиваю каждый день, заметно приближаясь к той самой цифре. Я убью его. Я, блять, его прикончу. Он большими глотками выпивает пиво до середины стакана. С грохотом ставит его на стол. — Разве министерство не будет следить за тобой после того, как его освободят? По закону такие преступления подвергаются надзору, чтобы избежать случаев самосуда. Простые факты. И когда она их произносит, лицо Трейтора каменеет. — Я слышал, что Авроры вправе наложить на него сигнальное заклинание. Если кто-то из потерпевших подойдёт к нему ближе, чем на сто метров, то они об этом узнают. Вот скажи мне, — он впивается в неё испепеляющим взглядом, — это справедливо? После всего, что он сделал? Знаешь, в каком состоянии нашли Оскара? Она сглатывает. Даже не замечает, как её рука оказывается сверху его кисти. — Энтони… — Как же там было, — он вырывает руку, прикладывая её к подбородку, словно задумавшись. — Как же там было в их скотском отделе расследования… Гермиона переводит взгляд на окно, замечая, что Вара машет ей, выходя из бутика и направляясь к следующему. — Множественные телесные повреждения. Физическое и сексуальное насилие, разрыв органов и полости рта, — выплевывает он, загибая пальцы. — Он мучал его несколько дней, прежде чем сомкнул пальцы на маленьком горле. И даже после всех истязаний Оскар боролся. Он царапал его, когда мразь ломала ему горло. — Энтони, прости. Мерлин, прости, я не хотела напоминать тебе. Грейнджер еле берёт себя в руки, слыша в голове всё, что только что перечислил Трейтор. — Напоминать? — Энтони нагибается ближе к ней через стол. — Я никогда не забывал об этом. Каждый день думаю. Я жду. Я жду, когда этот ублюдок выйдет. Том против этого. Он говорит, что меня поймают, что сразу станет очевидным, кто убил этого урода. А там и вскроется всё остальное. Господи. Даже так Реддл в первую очередь думал о себе. О том, что пока Энтони будут допрашивать с помощью сыворотки правды, он расскажет всё о пожирателях, о Томе. Обо всём, что было за эти годы… — Мне всё равно на то, что он говорит, — заключает он. — Если посчитает нужным для безопасности убить меня, то пусть будет так. Я умру, отомстив за брата, вскрыв брюхо этой сволоте. Грейнджер вдруг понимает, почему Трейтора не было в будущем… Энтони исполнил своё обещание, а Том его убил, чтобы того не поймали. Мерлин... Варвара возвращается с парой пакетов, устало падает на стул, сразу же замечая гнетущую атмосферу. Лишь взглядом спрашивает Грейнджер, указывая на поникшего Энтони. Гермионе остаётся натянуть улыбку и покачать головой. Их разговор окончен. Спустя полчаса она выбирает время, чтобы выйти в уборную. Раскрыть окно и дождаться сверчка, который впрыгнет на подоконник. Маленький карандаш скрипит по обрывку туалетной бумаги, чтобы оставить послание Драко: «Он ушёл к Атрофину». Сверчок поднимает лапку и тут же спрыгивает обратно на улицу. Бумага смывается в унитаз, пряча следы. Грейнджер смотрит на себя в зеркало. Моет руки, словно и они стали уликой. Она собирается с мыслями, но как же трудно даётся это всё. Рассказ Энтони комом стоит в горле. Что же пережил его брат… Она пихает плечом дверь, чтобы не касаться влажными руками ручки, и тут же ударяет кого-то за ней. — Простите, не заметила вас… Она замирает. Именно с таким взглядом Алекс вызывал её на дуэль. С прищуром глаз, с уверенностью в своей победе. Как он оказался здесь — для неё загадка. Намеренно или насмешка совпадения? Он стоит в коридоре, подперев плечом стену, рассматривая свои ногти и не давая ей пройти. Гермиона вытягивает голову, пытаясь увидеть, заметна ли эта сцена из-за столика, где она сидела. Видна лишь спина Трейтора. — Мне тут дали некую информацию по делу Фокса, — мерзко растягивает гласные Катчер, — и что-то у меня есть сомнения. Слишком всё идеально для сенсации. Будто её подделали. — Уйди с дороги, — она пихает его плечом. Алекс, вытянув руку, обхватывает её предплечье и нагибается к уху. — Я тут порыл… У неё дрожь от поганого, мерзкого шёпота. — Гермионы Грейнджер не существует ни в одном реестре, кроме учащихся школы Дурмстранг. И мне интересно, что Гермиона Грейнджер, не существующая ни в одном реестре, кроме школы Дурмстранг, делала с директором Дамблдором, укрываясь за шторой в Аквамарине… Она резко вырывает руку, замечая, что Энтони идёт к ним, выхватив палочку и оглядываясь. Дело дрянь. — Люблю мужчин постарше, — рявкает она. И как только Трейтору до них остаётся пройти пару столов, Катчер вновь нагибается к её уху: — Жду тебя через час в Лютном переулке. — Что тебе надо от неё? — Энтони хватает за рукав Алекса, и тот, сразу же улыбнувшись Гермионе, аппарирует. Господиблятьбоже. Она попалась. — Что ему нужно было? — Трейтор осматривает её с ног до головы, будто думает, что Алекс ей навредил и что-то сделал. — Ничего, — наспех отвечает она. — Не смирился с поражением на дуэли. Энтони, сжав палочку, ругается. Ведёт её обратно, усаживая за стол, придерживая для неё стул, совершенно не замечая, как её всю трясёт. Что Катчер знает? Он видел их с Альбусом? Или же это очередная уловка? Она слушает Вару, не особо вникая, о чём та говорит; кажется, о квиддиче. Энтони ругается с ней, отстаивая любимую команду. Мажет взглядом, и это провал. Он цепляется за глаза Грейнджер, полные пустоты и одичалости. Выпивает глоток пива, делая вид, что всё хорошо. Час. Ей нужно понять, что сделать за этот час…

***

За окном гремит и льёт, как из ведра. Гремит и сердце Гермионы, когда она в который раз смотрит на настенные часы. Варвара присоединяется к Энтони, заказывая любимые шипучие коктейли. Говорит о том, что сегодня можно всё и Трейтор платит. Сам же он глотает очередную порцию пива. Гермионе это даже на руку. Пусть напьются до беспамятства. Темнеет. Она откладывает попытки связаться с Альбусом или Малфоем сразу же. Во-первых, это опасно, их могут увидеть вместе. Опять. Во-вторых, она уверена, что Драко следит за Реддлом. Всё, что ей нужно — встретиться с Алексом, который ловко манипулирует словами. Быть может, его информация поверхностна. И он только и хочет, чтобы она повелась на это. И Грейнджер ведётся. Сохранность её информации превыше всего. Кажется, она знает, к чему готовиться. К очередному шантажу от репортёра, гоняющегося за новостью пожирнее. Что он потребует? Деньги? Информацию о Фоксе, на которую он, как оказалось, не клюнул? Смышлёный гад, которому очень удаются красочные прологи, чтобы заинтересовать выбранную жертву манипуляции. А Гермионе очень хочется узнать эпилог. Чем всё это кончится. И для неё. И для него. На что она вообще готова ради будущего? Ради того, чтобы ни один не смог ей (им) помешать? Не допустить больше жертв? Её кромсает от двойственности. Нет… Грейнджер готова на всё. Даже на то, чтобы пожертвовать собственной выдержкой там, где нужно её сохранять. Здесь нет разделения на плохих и хороших. Здесь становятся её врагами, как только перекрывают путь. Нельзя медлить и думать. Нужно просто убрать помеху со своей дороги, встав на одну ступень с Реддлом, который для достижения цели готов на всё. Убийством больше, убийством меньше? Как давно она стала переживать за это? В будущем таких мыслей не возникало. Она давно по горло в крови. Не отмыться. Она смотрит на часы, прикидывает, сколько ей нужно времени, чтобы дойти до Лютного переулка. Пять минут. В запасе — десять. Гермиона отлучается в уборную, оставив Энтони и Вару с новой порцией напитков, предварительно заказав по три. И уже из уборной аппарирует на улицу, скрывая лицо под капюшоном мантии. Дождь беспощадно ковыряет дротиками голову. Небо — как вспухший поролон, усыпан тёмными тучами. Шаги тонут в лужах. Ноги мокрые. Она этого даже не замечает. В груди горит какой-то жестью, пропитывая кровь. Когда виднеется узкий проулок, Гермиона ускоряет шаг. Входит в Лютный. Слышит кашель какого-то бродяги, вытянувшего руку. Смотрит по сторонам в надежде увидеть Алекса первым. Сворачивает сквозь дома, ещё раз, пока не слышит свист где-то из тени. — Мисс Грейнджер? — он зажигает тусклый Люмос. Катчер стоит, спрятавшись под зонтом. Выплёвывает окурок вниз. Сигарета шипит в луже. Слышно даже отсюда. — Что тебе надо? — спрашивает прежде всего в надежде для самого Алекса. Она зла, насколько долгую он делает паузу. Проще забраться к нему в башку и самой всё узнать. Она подходит ближе и спотыкается об невидимую ограду. Умно, сучёныш. Здесь узко между домами. Почти темно. По бокам от них — длинная череда домов. — Я хочу знать, как умер Фокс-младший. — Я тебе не вестник, — выплёвывает она. — А по-моему, очень даже похожа, — усмехается, отталкиваясь от стены. Алекс подходит на расстояние вытянутой руки. Между ними плёнка купола. Грейнджер смотрит наверх, замечая, что на него всё-таки капает дождь… Этого достаточно. — Давай ты мне расскажешь об этом, а я забуду о том, что знаю о тебе. Или же мне пойти к Тому Реддлу? Судя по тому, как вы прятались с директором Дамблдором, делая вид, что не знакомы, у меня создаётся впечатление, что Том не знает… Под её кожей уже греется до раскалённости кровь, обжигая адреналином. — Молчишь… — смеётся он. — Меня никогда не подводила интуиция и мои способы. Наверное, мне стоит встретиться с ним. Он берёт её шантажом. Бессмысленно накладывать на него Обливиейт сейчас. Купол его просто не пропустит. Обливиейт не пропустит, а вот… — Том Реддл… — растягивает он слова. — Очень интересная личность. Столько вокруг него загадок. Столько смертей, и он всегда оказывался рядом. На чёрном рынке можно найти много познавательного. Правда, дорого, — Алекс театрально вздыхает. — Министерство никогда не получит информации, а вот я… Например, то, что Фокс объявил на Реддла и тебя охоту, после чего скончался. Самоубийство? Мари-Себоль никогда бы добровольно не ушёл из жизни. Гермиона теперь точно знает, что Алекс не просто так размазывал слова, кидаясь намёками. Он знал многое. Он перешёл ей дорогу. Думать не о чем… Забыть о предрассудках. Забыть о жалости. Забыть обо всём. Грейнджер хватает палочку посередине, вызывая лук. Это всё быстро. На инстинктах. Меньше секунды. Сноровка войны. Ублюдской привычки всё делать быстро. Тетива шипит о мантию, когда Гермиона подолом хватается за неё, чтобы не задеть нить. Секунда кончается, и стрела срывается с шёпотом из её уст: — Авада Кедавра. Алекс сначала замирает в немом шоке, видя, как стрела улетает куда-то в сторону, вдоль дома. Он уже раскрывает рот. Уже говорит: — Мерлин. Да ты конченая и глупая! Я же под купол… Он не договаривает. Шум магии привлекает его внимание. Он смотрит вверх, отводя в сторону зонт. Смотрит на то, как зелёная стрела проклятья несётся прямо в самую незащищенную часть его купола. Алекс падает замертво, когда кончик Авады разбивается искрами о его лицо… Её чувства накалены до предела. Трясёт. Это оказывается слишком эмоционально для неё. Она правда не хотела… Ей столько раз приходилось убивать людей, но сейчас это ощущение соткано из сожалений. Она стала Реддлом из рассказа Энтони. Покарала человека, заметая следы. Чтобы её не нашли. Чтобы их не нашли. И это сравнение — добивающее в темечко. Хуже только то, что она всё это чувствует. Ощущает непреодолимую ярость в себе. На себя. На жизнь, сука, несправедливую. На судьбу, в которой только чёрные полосы. Белых просто нет. Они кончились. Алекс мог бы выпустить свою сенсацию. И это оказалось бы карательно для Реддла. Даже если бы его посадили, она знает — он выбрался бы и раньше начал войну против системы, с которой боролся. Гермиона в безысходности. Ей больно. Шорох. Палочка вперёд. Толчок в грудь и такой знакомый, боже, теперь знакомый запах от кожаных перчаток, пропитанных вишнёвым дымом. Малфой зажимает её рот. Смотрит в глаза. Топит её в своих нахлынувших воспоминаниях. Грейнджер обмякает, хватается за его руку, чувствуя, как сильно она дрожит. Он стягивает капюшон. Раскрывает рот, но ничего не говорит. — Ты здесь… — всё, что она может произнести, когда он убирает руку, но не отходит. — Ты думала, я тебя брошу? — говорит он, и Грейнджер не отвечает. — Я не брошу тебя. Даже если забудешь. Гермиона пытается рассказать, что случилось. Спотыкается в словах, пока Драко обыскивает тело Алекса. Высыпает на него порошок и уничтожает тело как очередную улику. Теперь вместо трупа — грязная от пепла лужа. — Возвращайся, — он хватает её за плечо. — Быстрее, Грейнджер! Всё потом! Темнота между ними — как гуталин, и силуэт Драко в нём отслаивается. Он в чёрном с ног до головы. Сделай она шаг назад, и он исчезнет. Так она и поступает. Аппарирует в тот самый туалет, из которого вышла. Сушит наспех одежду и волосы, выбегая в зал, где Энтони и Вара, уже подвинувшись друг к другу, спорят на повышенных тонах. Её не было минут десять. Может, пятнадцать. Смогли ли они заметить её отсутствие на хмельную голову?

***

Они втроём возвращаются под самую полночь. Пьяные. Грейнджер не стала себе отказывать в двух, а может, и в трёх стаканах чистого виски. Ей это было просто необходимо. Вара пинает ногой по бедру Трейтора, которого тянет вбок. Кричит, чтобы он быстрее поднимался к себе. Тот смеётся, просит её помочь подняться по лестнице, обвиняя в том, что если грохнется — виноватой окажется Варвара. Энтони обращается в чёрный дым, когда Вара его касается. Летит криво и всё-таки падает на самом верху. Смеётся. Грейнджер вздыхает, глядя на то, как подруга закатывает глаза и шумно поднимается по ступенькам, матеря Трейтора. Гермиона смотрит на свет в кабинете Реддла. Сердце пропускает удар. Была бы голова светлой сейчас, она последовала бы за Энтони и Варой, но… нет. Кажется, стаканов виски было четыре. Ей так даже легче сделать шаг туда, где ещё слышатся собственные стоны. Поведи взгляд вправо и встретишь рояль. Она помнит, какой тёплой была крышка, нагретая её горячими бёдрами. Грейнджер скидывает с себя мантию, небрежно бросая её в кресло, и это вызывает интерес Тома. Но всего на секунду. Он отрывается от книги, поднимая на неё взгляд, пока она садится напротив, сминая мантию под собой. — Как всё прошло? — спрашивает он, захлопывая книгу и откладывая её на столик рядом. Ей хочется ответить назло себе, что прошло всё хреново. — Всё было отлично, — улыбается. Уголок губ дёргается, когда Реддл выпрямляется, заводя свою ладонь прямо под ткань платья. Оглаживает колено. — А у тебя? Том смотрит прямо ей в глаза. Тусклый свет особо выделяет надбровные дуги, скулы. Даже со спокойным лицом он выглядит напряжённым. — Если бы вы с Энтони не оказались в подземельях банка Фокса, я бы не узнал о таком месте, — он ласкает пальцами кожу. Медленно. Медленно ведя всё выше. Она сглатывает. Он не упомянул о Драко… Её это злит. Грейнджер откидывается на спинку кресла, глубже усаживаясь, и чуть расставляет колени. Том втягивает воздух, просто потому что эта перемена позы Гермионы отдаляет его руку от себя. Ему приходится подвинуться на самый край кресла, чтобы вновь почувствовать под пальцами её кожу. Грейнджер думает: разведи она ноги шире, он встанет на колени? Это обжигает собственной смелостью. Толикой величия перед этим монстром. Опустится ли он ради этой похоти в воздухе? — И что тебя так привлекло в подземельях? Живая вода? — она хмурит брови от того, как он проводит пальцами по внутренней части бедра. Губы липко приоткрываются. Это не остаётся без его внимания. — Держать при себе растущего змея, который сбрасывает кожу и выделяет яд, опасно. В воде этих рисков нет, — медленно проговаривает он, сжимая пальцы. «Для тебя» — жжётся в голове. Реддл выбрал сосуд для крестража, который оказывается опасным и для него. Что может быть безумнее? Наверное, то, что ей недостаточно этого. Господи, недостаточно. Желание овладеть всем и отобрать у него всё только растёт в прогрессии. Она начинает с малого. Раздвигает колени ещё шире, лишая его своей голой, гладкой, горячей кожи. Он ухмылкой шумно выдыхает. Клонит голову вбок, рассматривая картину перед собой. Смотрит на Грейнджер, расслабленную, с раздвинутыми ногами перед ним. И руку больше не тянет. Он резко поднимается, протягивая ладонь, помогая ей подняться. Том сминает её талию, прижимая к себе, а Гермионе ничего больше не остаётся, как положить свободную руку на его грудь, задевая крестраж. — Я становлюсь слабым рядом с тобой, — он ведёт рукой вдоль позвоночника, заводя её под волосы. Смотрит в глаза. А она давится от того, как они меняют цвет, заливаясь кровью, — но не становлюсь на колени, Гермиона. Вот он. Во всей красе. Ловит её же уловкой. Он её просто раскусил. Это как идти по лезвию, не раня стоп. Одно неосторожное движение — пропасть и смерть. Но дело в том, что у Грейнджер ноги давно в ранах. Они накладываются одна на другую. Но Грейнджер продолжает идти. С вызовом в сердце. — Тогда… — шёпотом ему в лицо, — почему ты эту слабость терпишь? Волосы на затылке стягиваются пальцами Тома. Он приближает своё лицо к ней. Касается губами её губ. И шёпотом опаляет: — Потому что ты возвращаешь мне боль, — глаза темнеют ещё сильнее. — И я хочу заполонить этим всё, что встанет на моём пути. Именно Гермиона сейчас на этом пути. Реддл не искупит своих грехов. Он будет только их множить, создавая разрушения. Войну за войной. Будет стоять на горе трупов. Женщин. Детей. Стариков. Всех неугодных, кто носил в себе нечистую кровь. Это даже забавно, зная, кто его отец. Её тошнит от лицемерия. От его озлобленности на несправедливость. Гермиона сжимает губы. Том тянет носом, прикрывая глаза. Ближе притягивая её за затылок. — Ты раздражена, — выдохом в губы. Корни волос болят под его пальцами. — Ты делаешь мне больно, — поясняет она. — Ты делаешь больно и мне, — он совсем немного отклоняется. — Хочешь почувствовать это? И она не успевает ничего ответить. Том через метку передаёт все эмоции, что её отшатывает назад, но он крепче сжимает в объятиях. — Чувствуешь? — тянет он. Грейнджер встряхивает плечами, пытаясь сбросить с себя груз букв, которые он только что произнёс. Это невыносимо. Она ощущает, как сердце истошно колотится, разом ускорившись. Метка на руке обжигает её. И вместе с этой болью в душе и теле её накрывает огромная волна спазма, заставляющая всё тело оцепенеть. — За что ты на меня… — с одышкой спрашивает Гермиона, сжимая пальцы на его груди, — злишься? Хотя прекрасно знает ответ. Теперь, когда воспоминания целы. Она знает. Это за Драко. — Больнее терять то, что уже в твоих руках. И то, что принадлежит тебе. И всё прекращается. Мгновенно. Прекращается мокрым злющим поцелуем. Пропитанным отчаянием. Реддл ввинчивает свой язык с наглостью и бесцеремонно. Кусает губу. Она горит в его руках, и он сам не замечает, как сгорает следом. Адское пепелище адского огня. Догорит всё, к чему прикоснётся. Этот поцелуй калечащий. Совсем не такой, как… Гермиона ухватывается за спасение в собственной голове. Позволяет себе думать о том, из-за которого это сейчас происходило. И это кажется каким-то мазохистским удовольствием. Она впивается пальцами в волосы Тома, когда в голове эти волосы белеют, становятся как снег. Драко целовал её совершенно по-другому. Не чтобы наказать. Чтобы вылечить свои и её раны. Жуткое равновесие. «Я не брошу тебя, даже если забудешь». Она помнит. Помнит. Помнит. Реддл убирает пальцы-капканы с волос, напоследок массируя голову. Отстраняется, чтобы взглянуть в её глаза, словно ставит точку своего истязания. Он проходит к столу, садится, раскрывая перед собой… Боже. Альбом выпускников Дурмстранга. Прямо на той самой странице, где два портрета. — Я всё смотрю на тебя здесь, — Том пальцами проводит по лицу на бумаге, повторяя траекторию шрама. — И хочу убить того, кто сделал это с тобой. Он проверяет её. Наверняка. Так нагло раскрыв перед ней портрет Малфоя. Грейнджер берёт себя в руки и подходит к столу, оперев руки на столешницу. Даже взглядом не ведёт дальше своего лица. И через мгновение поднимает тяжёлый взгляд на Тома. — Почему тебе это так важно? — вполголоса произносит она. Держись. Держись. Держись. — Потому что только ты можешь делать мне больно? Потому что я принадлежу тебе? Он ухмыляется одним лишь уголком губ. Реддл не отвечает. Молчит. Плёнка воздуха между ними нагревается. Это ощущается кожей. С ним так всегда. Горячо до кровавых волдырей в сознании. Нужно лишь суметь выстоять и не поддаться. — Ты сама выбрала следовать за мной, Гермиона. От меня никто не уходит. Только мёртвым, — звучит двусмысленно. Грейнджер отталкивается от стола, нагло улыбаясь. Она знает это наизусть. Реддл игрался ею. Чувствами. Эмоциями. Всем. Он соткан из этого. Достойный целого мира перед собой манипулятор. Умён и расчётлив. И вряд ли способен на светлые чувства. Для него она просто его женщина. Он слишком горд, чтобы признать влюблённость. Для него это слабость. Та самая, которую вызывает в нём Гермиона. Ему проще держать это под контролем. И не дать себе сломаться. Нет. Она больше не видит для него спасения. — Тогда научись обращаться со своими игрушками, Том, — бесцветно произносит она, — ведь я могу сломаться. Уже у порога в спину летят слова, и Грейнджер оборачивается. — Ты помнишь кого-то из своих сокурсников? — он наглым образом приподнимает лист альбома, словно хочет его перевернуть. Проверяет. Издевается. Упивается тем, что она не помнит. Даже отсюда заметна белая макушка Малфоя. — В Дурмстранге не заводят друзей, — отвечает с холодным достоинством. — В Дурмстранге выживают. — Доброй ночи, безумная, — улыбается он, захлопывая альбом.

***

Вода шумно льётся из дыры в крыше. Первый дождь этой осени в Испании. Малфой устало растирает виски. — Очень жаль, что это произошло, — голос директора отзывается печалью. — Он угрожал ей, — Драко ведёт плечом, — и мог подставить. И если тебе так интересно, то она не хотела. Почему-то он до сих пор её защищает, хотя не обязан. Что случилось, того не вернуть. После того, как Грейнджер сообщила ему о местонахождении Реддла, он тут же послал сверчков следить за ним. Вот только отчего-то сверчок сразу утратил способность передавать обзор, как только пробрался на нижний уровень банка. Дамблдор предполагал, что то место защищено от любой магии, блокируя даже безвредную, нежели в этой церкви. Выход был только один. Самим пробраться в банк. Вот только это ещё одна проблема. Из документов стало ясно, что гоблины из-за бесполезности нижнего уровня продали его физическому лицу, именуемому Каприс Парето. Зачем гоблинам подземелья, если там невозможно заклинаниями защитить драгоценности? И теперь доступ туда имела только Каприс и Том Реддл. Это чертовски усложняло задачу. Но это было второстепенным. Главным оставались крестражи, из которых опасным был змей. Существо, которое наверняка сейчас выросло в размерах, по сравнению с прошлым разом, когда его видел Драко. Атрофин становился ещё более угрожающим. Как и главное: где уничтожить всю эту мерзость разом? — Ты всё ещё думаешь, что эта церковь подойдёт? — Драко смотрит на Альбуса, разглядывая полосы на его пиджаке. До раздражения ровные. Директор вздыхает, оглядывается по сторонам. Кивает. — Я создам защиту вокруг церкви. Мне понадобится твоя помощь, чтобы сдержать Адское пламя. Крестражи сгорят на улице, а затем мы силой вдавим пламя внутрь. Оно испарится. — Если змей испустит яд? — Тогда нам нужно очень постараться остаться за пределами защиты. Церковь — безопасное место для уничтожения крестражей. Это можно было повторить и в банке, так же вытолкнув пламя на нижний уровень, но Дамблдор переживал за безопасность не только здания, но и всего в округе. Банк Фоксов располагался в центре Парижа. Директор поднимается на ноги и надевает шляпу, не спуская взгляда с Драко. Немного хмурится, прежде чем заговорить. — Ты ей не сказал? Малфой отрицательно мотает головой. — Это всего лишь предположение, но если это подтвердится, Гермиона будет против. Драко кивает. — То, что ты… — Дамблдор замолкает. — То, что мы сделаем — она не должна об этом узнать. Том будет в ярости. Он этого не простит, если найдёт хоть какое-то сомнение в ней. Мы не можем потерять Гермиону. Малфою вновь остаётся только кивнуть. Он знал это и без этих нравоучений. Дамблдор протяжно вдыхает. Оглядывается, рассматривая узорчатые витражи. — Здесь так тихо. Жаль, что этого не станет. За ним всегда остаётся это печальное прощание. Некая мудрость. Драко смотрит ему в спину, пока директор не исчезает с хлопком, выходя на улицу. Он прав. Здесь тихо. Тихо так, что слышно всех демонов в его голове. А они беснуются. Как же без этого. Это идеальное место для них. Иронично. Иронично и то, что это место стало только их. Малфой ненавидит себя за эти мысли. Он хоронит гордость, вновь думая о Грейнджер. Она засела в нём намертво. Может, это острее ощущается тогда, когда чувствуешь ежесекундную опасность? А не всё ли равно? Ведь в будущем опасность также присутствовала. Но в будущем не было рядом её… Его успокоит крохотная мысль, что если всё кончится, всё можно начать сначала. За их старания. За их кровь и пот. За всё, что они пережили. Драко поднимается на ноги и берёт со стола нож, давая себе волю. Он останавливается у стены и заносит руку, соскребая каменную стену. Простые движения, чтобы успокоиться. И наконец вселенная закрывает свой рот. Так как он хотел, чтобы всё замолчало. Мысли. Эмоции. Чувства и воспоминания. Остаются только его сильные движения, вдавливающие рукоятку ножа. Он отходит назад, чтобы посмотреть, что вышло. От церкви всё равно ничего не останется. И его послание никто не увидит. Может быть, в будущем, когда кто-то найдёт обломки, задумается о значении букв, но так ничего и не поймёт. Это только для Малфоя. И только для Грейнджер. На стене две буквы. То, что он оставит в истории и в судьбе, какой бы она ни была. Тех, кто, несмотря ни на что, боролся…

M G

Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.