***
– Ты уверен, что это то место?– уточнила я, выходя из машины. Мы остановились перед вывеской названия заповедного парка. Судя по последнему звонку от Уинстона, посреди ночи Сатрине явилось новое видение, и после того, как Нил привез ее к Уинстону, они на пару смогли выяснить, что она увидела череду картинок. Название парка, а дальше информация становится расплывчатой. Она видела двух мужчин, судя по ее рисунку, который мне фотографией отправил Уинстон, это были Стефан с Клаусом. Чего мы не смогли понять, так это огненный дождь, описанный Сатриной. Ничего определенного они не выведали, но мы решили проведать лес. Нам уже было понятно, что Клаус ищет что-то, а его передвижения отслеживать не представляло труда – на их пути оставалась кровавая череда: трупы с modus operandi, указывающее на вмешательство Стефана. И судя по картам, расчерченным нами с Квентином, он вполне может посетить этот заповедник в ближайшем будущем. – Конечно, уверен,– огрызнулся Кью, захлопнув свою дверцу и направляясь к въезду в парк, опережая меня на несколько шагов.– Я по твоему буффон? Я позволила ему отойти подальше, прежде чем пробормотать «Что такое буффон?» себе под нос и нагнать его. Солнце клонилось к горизонту и наши тени простирались далеко за нашими спинами.***
Мы шли бок о бок, медленно ступая на земле, устланной покровом прошлогодней листвы; она глушила наши шаги. – Как думаешь, что Никлаусу могло понадобиться здесь? – Откуда мне знать? Я ведь не безумный Первородный вампир с претензией на мировое господство. Лес был необычайно тихим. Не было слышно ни животных, ни птиц. Все застыло, как будто к чему-то приготовилось. К чему? Вскоре мы начали играть в специфическую игру. Я называла имена известных убийц, а Кью отвечал, в каком году они были активны и сколько жертв было засчитано на их счету. – Зодиак. – Шестидесятые и семидесятые годы. 37 жертв по словам убийцы. Не был пойман. – «Милуокский монстр». – Джеффри Дамер. 1978-1991 года. 17 жертв. Арестован в 1991-ом году. – «Доктор пыток». – Эйч Эйч Холмс. 1891-1894 года. Количество жертв от двадцати до трехсот пятидесяти… я полагаю, что больше. Кстати, был в Сент-Луисе в 94-ом. Арестован в том же году. Первый официальный серийный убийца в Штатах. Я восхищен его «Замком убийств». Многие познания Квентина начинали пугать самые стойкие умы. Я считала его картотекой странностей. Готических, монструозных и отвратительных, но при всем этом интересных странностей. Так мы и шли, пока на небе не начали посверкивать первые звезды и я не услышала голоса. Я дернула Кью, бормотавшего детальную информацию об Тофании ди Адамо и плюсах и минусах использования «испанского сапога» как орудия пытки. Он с неохотой замолк и после моего жеста прислушался. Определив, откуда они доносятся, мы медленно, крадучись направились туда, стараясь избегать шума. Кью чуть раздвинул ветки в высоких кустах ежевики и через просвет мы увидели палатки. Их было больше дюжины. Они расположились чуть в отдалении от нашего укрытия и вокруг них расхаживали люди. Кто-то поправлял колышки в палатках или готовил еду на костре, но большинство просто стояло снаружи. Они разговаривали друг с другом и изредка нервно поглядывали на небо, затянутое тонкими полупрозрачными облаками. – Разве здесь проводится кемпинг?–шепнул мне Кью. – Нет, насколько мне известно. Мы в полголоса стали обговаривать, стоит ли нам удалиться к западу или же можно подкарауливать, пока кто-то отделится от группы и позаимствовать немного его крови про запас, как вдруг я услышала хруст разломившейся ветки за своей спиной. Я стремительно провернулась на месте. Кью отреагировал лишь с секундной задержкой. Краем глаза я заметила, как сверкнуло лезвие ножа, показавшегося из его рукава. – Что вы, ребятки, здесь делаете?– спросил молодой человек с неподдельным интересом. Оглядев нас, он напустил дружелюбный, но строгий вид, при этом скрестив могучие руки на груди. Он был вдвое больше нас. Я не успела найти подходящий ответ, потому что Квентин дернул меня за рукав. Я глянула на него искоса и он указал подбородком в сторону, куда я должна смотреть. Проследив взглядом за направлением его движения, я поняла, куда он указывает. Из-под короткого рукава виднелся край татуировки мужчины, но даже так было видно, что там было выбито – отпечаток волчьей лапы. Само по себе это, конечно, ничего не значит, но сейчас мы находимся посреди леса неподалеку от странного лагеря. Мы с Кью предполагали, что можем наткнуться на волков. Поэтому посмотрели в интернете лунный календарь. Полнолуние должно быть завтра. – Это не место для детишек вроде вас,– продолжил молодой оборотень. Сзади раздались еще шорохи и я заметила, что Кью обернулся, встав ко мне спиной и лицом к новому гостю. – Это не дети, Дейв,– раздался голос сзади. Он был грубее и явно принадлежал человеку среднего возраста. Я не решилась посмотреть, чтобы не отвлекаться от парня. За стариком наблюдает Кью. Мельком слышу, как во второй руке Кью с тихим скрежетом раскрывается еще один нож. У меня самой обе руки уже заняты стилетами. – Кто тогда?– недоумевает молодой. – Они – кровососы,– отвечает третий, скрежещущий женский голос чуть сбоку, но в поле зрения Кью. Как много их здесь? Многие ли из них прошли обращение и вошли в силу своего наследия? Каковы наши шансы?– Я чувствую запах их украденной крови. – Насколько далеко до машины?– слегка опустив голову я произношу едва громче выдоха, чтобы меня слышал только Кью. – Достаточно далеко,– также отвечает Квентин. – Зачем вы пришли сюда?– с насмешкой спрашивает мужчина. – Прогуляться,– отвечаю я, подняв голову и слегка наклонив ее, чтобы периферическим зрением увидеть приблизительное местоположение старика. – Как раз сезон для походов, не считаете?– поддерживает Кью. Я спиной чувствую его напряжение, шелестящие в его голове шестеренки. Он задается тем же вопросом, что и я: каково расположение сил? Кью любит опасность, как впрочем и я, но нам обоим ведом инстинкт самосохранения. – Хватит лгать!– кряхтит женщина.– Что кровососам понадобилось на нашей территории? У меня в голове пронеслось слишком много колкостей, чтобы выбрать одну единственную, но Кью опередил меня. – Не будем горячиться. Вы знаете, каково ваше положение в этой ситуации. Давайте просто разойдемся каждый своей дорогой. Никому из вас не обязательно умирать,– очень забавно слышать это от человека, поклоняющемуся смерти и дышащего насилием. Не успел Кью закончить предложение, как в слух врезался, словно ржавые гвозди, скрипучий смех женщины. Я слегка повернула голову в другую сторону, теперь чтобы видеть старую волчицу. – Наше положение? Мы еще посмотрим, кто в каком положении находится, упырь. – Сейчас не полная луна,– вмешалась я, напрямую взглянув на нее и улыбнувшись максимально примирительно. Не знаю, было ли это похоже на оскал.– Даже в больших количествах вы нас не пересилите. – Кто сказал, что сейчас не полная луна? Я, хотелось ответить мне. Я сказала, что луна не полная. Я проверяла. Видимо, эти мысли были прописаны в моем наглом взгляде, потому что парень вновь подал голос: – Не нужно верить всему, что написано в Интернете, куколка. То, что астрономы считают не полной луной, все еще влияет на нас. Глаза парня блеснули янтарем. Я услышала, как пульс бешено застучал в ушах и каждая мышца в моем теле напряглась. Я вскинула голову наверх – туда, куда смотрели эти люди в лагере – и увидела луну. Она была почти полной и выглядела как яблоко, с края которого срезали кожицу. Вдруг юноша упал на колени, согнувшись пополам. Его спина дергалась в конвульсиях, он изгибался в неправильных, неестественных позах. Все это сопровождалось хрустом и щелчками ломающегося и перестраивающегося в новую форму скелета, звуками рвущихся и стягивающихся мышц, а также стонами парня, которые быстро переросли в визгливый скулеж. Его лицо менялось, вытягивалось, клыки росли и заострялись. От странного зрелища меня отвлек рывок Квентина, которым он едва не вырвал мою руку из плечевого сустава. – Бежим, идиотка! Если бы я не опомнилась и не побежала бы за ним, то наверно он разлучил бы меня с моей рукой. Как только он убедился, что я бегу за ним, Кью отпустил мое запястье. Квентин был быстрее меня, поэтому опережал на несколько метров, я пыталась не отставать и сосредоточила все свое внимание на уклонении от неожиданно вырастающих на пути деревьев, кустов и булыжников. Я едва не споткнулась, когда по лесу прокатился вой. Первый волк уже обрел полную форму. Потом его подхватил второй, третий, десятый, пока мир не зарезонировал от громоподобного хора многих голосов. И они приближались. В любой другой день месяца оборотни находятся в большом отрыве от вампиров. Мы быстрее, сильнее, у нас более обостренные чувства, мы можем излечить себя за считанные секунды, нам не страшны многие фатальные для всех остальных травмы; но когда в зените полная луна, волки отыгрываются за все то время, что они были уязвимы перед нами. Как правило, их много. Лимит их скорости и силы увеличивается. Их клыки скрывают смертоносный для нас яд. И все их естество пылает непреодолимым желанием гнать, хватать, терзать таких, как мы. Мы для них – как злополучный красный флаг для быков. Сердце забилось где-то в горле, когда я услышала глухие удары за спиной – с этим звуком мощные лапы отталкивались от земли, настигая нас. Я попыталась бежать быстрее, но тщетно. Мою скорость не мог стимулировать даже кружащий голову страх – я достигла предела. Сзади уже слышится хриплая отдышка четвероногой машины для убийства. Сбоку мелькнуло серебром и я инстинктивно отпрянула в другую сторону. Только вот ужас быть пойманной ослепил другие мои инстинкты – например, навык уклоняться от преград. Я врезалась в ствол дерева, ободрав кожаную безрукавку, плечо и колени при падении. Не мешкая, я перевернулась на спину и попыталась выставить руку для защиты. Как раз вовремя – черная пасть оказалась в опасной близости от беззащитного горла. Только это мало чем помогло. Острые клыки вонзились в мое предплечье и челюсти сомкнулись, разрывая тонкие нити мышц. Место укуса пронзила боль, волнами разливаясь по пространству всей руки. Свободной рукой я вонзила стилет в глаз волка с такой силой, что проломила глазницу и, видимо, лезвие достигло мозга. Тварь пронзительно взвизгнула, забрызгав меня кровью, и свалилась на меня, прижав к земле тушей весом в восемьдесят килограмм. Левая рука онемела от боли, но правой мне удалось спихнуть тяжесть со своей груди, только чтобы расчистившийся обзор явил мне другую разинутую пасть в метре от меня. Я бы не успела среагировать достаточно быстро. Просвистевший над моим ухом нож сделал это за меня, впившись в морду волка. Животное заскулило, пытаясь лапами освободиться от клинка. Как именно нож пронзил пасть, я не могла разглядеть из-за рек крови вперемешку со слюной, и копошения существа. Кью оказался возле волка и вонзил еще один нож в ему шею, а потом провернул его. Не успел он затихнуть, как Кью уже высвободил ножи из плоти врага и оказался передо мной. Я полностью высвободилась из-под волка и тоже выхватила свой стилет из его глазницы. Кью рывком поднял меня на ноги. В паре дюжин метров уже виднелось подкрепление падшим тварям. Их глаза при беге превращались в светящиеся желтые ленты, а зубы опасно блестели в лунных лучах. Этот вид быстро заставил идею сформулироваться в моей голове. – Наверх! – Что?! – Забирайся на чертово дерево, Квентин! Понимание заблестело в глазах Кью и он мгновенно оказался в нескольких метрах над землей. Пользуясь ножами я последовала за ним. При каждом движении руки вдоль позвоночника бежали вспышки агонии, но страх и адреналин глушили ее в достаточной мере, чтобы я успела забраться на нижнюю ветку сосны до того, как очередной волк наградит меня укусом. Как только я оказалась достаточно близко, Кью подтянул меня на соседнюю от него широкую ветку и я обхватила ее ногами, чтобы не упасть. Как бы сильно не расширялись сферы возможностей оборотней в полнолуние, они все еще не умели лазать по деревьям. Уж точно не по таким высоким. Кью наблюдал за волками, кружащими у корней дерева. Они ворчали, рычали и истошно лаяли, толкали друг друга, и в их глазах посверкивала злоба, отраженная светом луны. – Они не смогут сюда забраться,– заключил Кью, отрывая взгляд от копошащейся внизу своры.– Мы в… Он хотел сказать безопасности. Но потом заметил, как я сижу, схватившись за предплечье. Сквозь мои пальцы просачивалась липкая кровь. – Шэрон, ты…– в его глазах мешалось непонимание и неверие. Я отрывисто кивнула, а потом запрокинула голову, уперевшись затылком в кору дерева. Рана пульсировала, боль разъедала сосуды. Как будто мне в вены впрыснули бензин. Слезы жгли глаза и вскоре две влажные дорожки пересекли разгоряченные щеки. Черт побери! Из всех способов погибнуть… Хотя, чем один способ лучше другого? Результат один и тот же. От осознания этого факта легче не становится. Я чувствую себя преданной. Какая подстава. Одна ошибка в долбанном календаре, не имеющем никакого отношения к связи волков с луной, и я оказалась здесь, истекающая кровью и окруженная щелкающими клыками тварями. Нет, не просто истекающая кровью. Умирающая. Из-за пары царапин. – Они решили копать под корнями,– издали донесся до меня голос Кью. Потом свист, хлюпающий хруст и резкий визг. Я открыла глаза. Кью держал несколько ножей в левой руке и прицеливался одним из них правой. Траектория броска и расстояние до цели могли бы сделать попадание невозможным, если бы только волки не облепили основания столба такой густой кучей. Куда бы не кидал ножи Кью, они так или иначе задевали чьи-то морды, спины и лапы. Но наповал он метать не мог. Как попадет, так попадет. – Кончаются ножи,– резюмировал он, роняя в визгливую гущу последние. Я отпустила рану – кровь почти прекратилась, но укус все еще пульсировал острой болью – и скользкой ладонью стала подавать ему свои ножи. Их оказалось немного.– Нужно больше. – Больше нет. – Это не хорошо. Как будто и так не ясно,– мысленно фыркнула я, вновь посмотрев ввысь. Если смотреть прямо вверх, то густые ветки полностью перекрывают обзор на уже совсем потемневшее небо. Одни иголки, да шишки. Да, иголки да шишки. А внизу волки. Прям сцена из книги. Покопавшись в своих карманах я нашарила зажигалку – мою верную спутницу – и позвала Кью по имени. Он обернулся, посмотрел на меня сосредоточенно. Он быстро выхватил взглядом зажигалку в моей ладони. – Слыхала сосновые шишки хорошо горят,– хмыкнула я, подбросив зажигалку в воздух. – Где ты это слышала? В «Хоббите»?– ехидно ответил Кью, словив зажигалку. Вообще, угадал он правильно. Но не смотря на скепсис в его интонации, он потянулся за ближайшей шишкой. Через пару секунд уже шел дождь из пылающих шишек, сопровождавшийся режущей слух какофонией скулежа и визга. Животные боятся огня, а особенно сильно – после того, как нюхнули запах паленой шерсти своих собратьев, иступлено катающихся на земле в попытках сбить огонь. – Валите, блошиные заводы!– приговаривал Кью, замахиваясь сильнее – волки уже отошли на порядочную дистанцию. Надеюсь, он не устроит лесной пожар. Умирать в огнище будет даже менее приятно.– Я спалю вас всех, а из тех, кто уцелеет, сделаю коврики для ванной. Я молчала, наблюдая за отступлением волков. Они кружили вокруг нас, но с каждым новым визгом круг все расширялся. Оборотни отступали под натиском умелого броска Квентина. – Огненный дождь,– пробормотал Кью, сбрасывая последний сосновый снаряд. Его руки дрожали от медленно сглаживающихся следов от ожогов. – Что?– переспрашиваю рассеяно. – Сатрина говорила про огонь, падающий с небес. Это были горящие шишки. Их она и увидела в видении. Я угукнула. Теперь, когда световое шоу с озвучкой в виде звуков природы свернулось, у меня не осталось на что отвлекаться. В голове крутились вполне реалистичные картинки. Я несколько раз становилась свидетелем мучений обреченных на смерть вампиров, прежде чем мы смирились, что лекарства от этой заразы нельзя найти, и стали убивать зараженных. Из милосердия. Потому что процесс был болезненным и прогрессировал в течении пары суток. Некоторые умирали после одного дня, некоторые держались по три. Зависело от возраста раненого, и количества яда в крови. Не последнюю роль играла и сила воли умирающего. Бороться с этим можно, избежать смерти – никогда. В голове у меня сохранились наглядные примеры того, что вскоре произойдет. Боль. Неутолимая жажда. Лихорадка. Ломота во всем теле. Приблизительно тогда разум начинает слабеть, развиваются реалистичные галлюцинации. Агрессия, заторможенность мыслей. И, конечно, предсказуемая кульминация – агоническая смерть. А после этого иссохшие вены потемнеют, и станут ясно видны на посеревшей коже. Обед для червей или кого покрупней. Подробности естественного процесса разложения я знала вполне хорошо. Возможно, лет через пятьдесят на месте моей смерти расцветет красивый кустик с цветами. Ну, или колония сорняков, кто знает. – Куда я должен доставить тело? Я удивленно взираю на Кью. Он смотрит мне прямо в глаза и не собирается отводить взгляд. Он не станет утешать и жалеть меня, делать вид, что все будет хорошо. В некотором смысле, Кью уважает меня куда сильнее, чем многие. Он собирается говорить на языке горькой правды. И я благодарна ему за это. – Никуда. Останусь здесь. Если я буду в Мистик-Фоллс – то придется быть заточенной в одном склепе с ненавистными родственниками вроде Джузеппе; если в Сент-Луисе… что ж, у меня много врагов. Черт знает, зачем им могут понадобиться мои останки. Хотя бы просто поизмываться над падшим тираном. Можно было попросить похоронить меня в Новом Орлеане, в городе, где я родилась как личность, приняла свою вторую жизнь и – да, впервые была так счастлива. Или даже можно было попросить сжечь мой прах и развеять его там. Чтобы я всегда могла слышать джаз, плавно льющийся по улицам города, и сливаться с витающей в самом воздухе магией… Какие глупости. Если Бог существует, то буду гореть в аду. Зачем моей мучимой минимум шестью кругами душе такая роскошь, как красивое захоронение? Если же Бога нет, то… существует много слухов про Ту сторону – чистилище для нечестивых душ вампиров, ведьм и оборотней. Если существует Та сторона, то я смогу находиться в любом месте, какое пожелаю, вне зависимости от того, где будет гнить мое тело. И, конечно же, меньше всего мне хочется, чтобы ко мне приходили в тщетных попытках достучаться до угаснувшего разума. Чтобы Нил лил слезы над бездонной шестифутовой ямой, чтобы половина города собралась на похоронах – только с тем, чтобы убедиться, что я точно мертва. Пафосные речи от людей, которые с удовольствием бы сами меня убили. Не хочу даже думать о Стефане и Деймоне. О чем они будут думать, стоя перед моей именной табличкой под нишей в семейном склепе? Может даже черканут пару строк на той самой табличке. Мол, лежит здесь Шэрон Сальваторе, любимая сестра и преданный друг. Что может быть глупее? Зачем врать, после смерти приукрашать мои заслуги, которыми я не могла похвастаться при жизни? Или, не дай боже, решат вставить туда какую-нибудь цитату, а мне она не понравится? Еще, чего доброго, принесут чертовы белые розы в знак траура. Ненавижу розы. А может однажды придет кто-то из Майклсонов – если только Клаус все же не сбросил их в океан – и подумает… Что они подумают? Да и зачем приходить на мою могилу? Ну, может быть Элайджа придет. В таком случае хоть на интересную надгробную речь можно будет рассчитывать. А если однажды, много лет спустя, придет Ребекка? Будет ли она до сих пор считать меня сестрой, как тогда, в далекой прошлой жизни? Станет ли плакать? У меня каждый раз рвется сердце, когда она плачет. А вдруг придет Кол? Что тогда? Ситуация в любом случае будет неловкая. – Уверена?– уточняет Кью. Он не собирается навязывать свое мнение. Просто хочет убедиться. – Да. Пепел к пеплу, прах к праху. Кью пожал плечами и отвернулся. Что ж. Да будет так.***
Очень долго луна боролась за место на небосводе, но даже в своей полной красе она была вынуждена уступить свое законное место. Когда мы спустились на землю – одним движением Кью, и по-детски неуклюже я – небо казалось еще непросохшим холстом с фиолетово-оранжевыми мазками. Было холодно. Нет, на самом деле, в температуре не было ничего экстраординарного для утренних часов в начале лета, но меня колотила дрожь. Все тело отзывалось болью при каждом движении, будто мои мышцы наполнили битым стеклом. Яд начал свое черное дело. Кью обошел округу, собирая ножи и стилеты с земли и из тел поверженных врагов. Он вернулся ко мне и протянул мне мое оружие. Внимательно осмотрел меня и мои трясущиеся ладони. Я старалась сохранить остатки чести, пытаясь держать спину ровно, а подбородок высоко поднятым, и максимально унять дрожь, чтобы не шататься от малейшего ветерка, но наверняка мой внешний вид выдавал меня. – Выглядишь дерьмово. – Спасибо за комплимент. Чувствую я себя также. Мы стали бродить по лесу, выискивая живых волков. Некоторые оказались ранены и мы опускались на колени перед принявшими человеческое обличье тварями и перерезали глотки, пронзали сердца и переламывали хребты. Если Клаус искал эту стаю, то лучше бы ему не найти их на блюдечке с голубой каемочкой. Мы шли в сторону лагеря. Каждый шаг проходился огненными вспышками по костям, но Кью не унизил меня своей помощью. Просто шел бок о бок со мной, держа доступный мне темп, но не слишком медленный. Наверно, мне даже повезло, что рядом был именно Кью, а не кто-то другой. К смерти он подходил ответственно. Наконец, мы добрались до лагеря. После бурной ночи полнолуния у оборотней дела обстояли даже хуже, чем у меня. Они устали от целой ночи беготни и мучительных обращений в волчью ипостась и обратно. Так что большинство были либо без сознания, либо слишком слабы для того, чтобы отбиваться. Завидев нас, несколько человек – может, чьи-то родственники, а может те, кто не спровоцировал проклятье – повскакивало с мест и в нас полетели пули. Одна угодила мне меж ребер, вторая царапнула шею. Ничего смертельного, пули были предназначены для живых существ. Кью сразу бросился к стрелявшим. По лесу прокатились душераздирающие крики. Я же принялась за бессознательных оборотней в палатках и возле них. Поредевшая стая быстро была уничтожена. Я как раз поднималась на ноги после последнего переломанного позвонка, как Кью толкнул в мою сторону женщину. Он завел ей руки за спину одной рукой и дернул за волосы назад другой, обнажив шею и показав линию пульсирующей сонной артерии. Женщина вырывалась, но была бессильна против вампира возрастом в два века. – Подумал, что тебе захочется выпить на дорожку,– сказал он. Девушка в очередной раз дернулась и Кью натянул ее волосы сильнее, заставив ее шею принять самый неудобный угол.– Последний подарочек. Чем меньше я буду пить крови, тем меньше продержусь против заразы и тем меньше буду страдать. Но, черт, почему бы не подышать своими дряхлыми легкими чуть дольше? Почему бы в последний раз не испробовать крови? Жажда накатывала волнами, и в горле першило, словно я наглоталась песка. Я не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии. Полыхнув клыками, я впилась в ее вену, жадно тянула кровь из всех сосудов. Когда женщина ослабла, Кью подхватил ее и держал, пока я не окончила трапезу и не отпрянула. В то же мгновение он отпустил труп и отряхнул ладони. Всегда восхитительно ощущать, как в венах поет новая кровь. Жаль, что это в последний раз. Когда мы убедились, что весь лагерь перебит, Кью свалил все тела и вещи в одну кучу, припорошил сухими ветками и щедро облил бензином. Разумеется, он убрал все легко воспламеняющееся в радиусе тридцати метров от поляны, чтобы лес не объяло пламя. Мы заботимся об окружающей среде. Ну, типа того. Я смотрела на это издалека, прислонившись спиной к дереву. Ноги с трудом держали, щеки горели. Эффект от выпитой крови продлился недолго. Вскоре и она смешалась с зараженной. Кью подошел ко мне с двумя тлеющими сигаретами – одна для меня и одна для него. – Подумал, что может быть эпичней, чем перед концом выкурить сигаретку, прикуренную от костра с трупами врагов, да? Я рассмеялась и приняла подношение. Еще некоторое время мы молча смотрели, как тлеет огромный костер, пока я не затушила фильтр сигареты, сжав ее в ладони. Боль слегка отрезвила, и я держала окурок в сжатом кулаке, пока из него не улетучилось все тепло, а ожег не разгладился. – «К смерти иди с твоим вожделением, и твоим эгоизмом, и со всеми семью грехами.»– процитировала я. Кью ответил глубокомысленным «ага».– Если мне все же поставят какой-то мемориал, проследи, чтобы там не было никакой сентиментальной хрени, а что-нибудь стоящее. Эту цитату можешь и записать. – Обязательно прослежу, чтобы твое надгробие было крутым и макабричным,– на полном серьезе заверил меня Квентин.– Может быть они решат поставить в твою честь статую Смерти с косой. Я промолчала. Основные аспекты мы уже обсудили. Кью сообщит, что со мной случилось, как только затухнет свеча в доме Уинстона, и объявит детали моей последней воли. По крайней мере, те детали, которые моя параноидальная душа еще не внесла в обновляющееся каждые несколько месяцев завещание. Можно было позвонить братьям, может быть еще Лекси с Нилом, попрощаться, но я не хотела слушать злые слова страдающего Деймона или рыдания остальной троицы. Да и кто знает, взял бы Стефан трубку под строгим надзором Никлауса. Возможно, меня возненавидят за это, но разве я не этого добивалась все эти годы? Уйду также, как и всегда – не прощаясь. В нашей семье прощаться не принято. Вот и сейчас вместо прощания с Кью я говорю: – Пора расходиться. Кью щелчком пальца откинул окурок сигареты и затоптал его во влажной земле. – Знаешь, я мог бы тебя убить. Если хочешь. – Ты беспокоишься за меня, Квентин?– усмехнулась я, убирая ладони в карманы. Раненной рукой двигать приходилось осторожно, чтобы меньше тревожить изуродованный участок.– Сейчас сдохну от умиления. – Ты просто так сдохнешь,– подчеркнул Кью.– Я могу… ускорить процесс. Меня не будет грызть вина и никто меня не осудит. Им даже знать будет не обязательно. Я знала, что он имел ввиду. Они не должны знать, что я сдалась, поддалась слабости. Мой последний секрет умрет вместе со мной. – Нет,– сказала я, отворачиваясь.– Я дождусь смерти сама. Я не хотела смотреть на Квентина. Не хотела видеть искру уважения в обычно непроницаемых, как у рептилии, глазах. Его я точно не заслужила. На это меня толкнула отнюдь не сила духа, а слабость. Я хотела пожить еще немного, даже если остатки этой жизни будут погружены в воды Флегетона. Лишний раз вдохнуть лесного воздуха, лишний раз увидеть закатное солнце. Возможно лишний раз увидеть во сне или в бреду Кола. – Пора расходиться,– повторила я. – Да,– согласился Кью, взлохматив пятерней копну своих черных волос. Если посмотреть на нас со стороны, то нас даже можно было принять за родственников. Я слишком привязалась к этому психу. – Хочешь сказать что-нибудь эдакое?– ухмыльнулась я ему. Он тоже ко мне привязался, хотя не признает этого даже сейчас. Лучше уж облегчу ему жизнь.– Трогательные признания? Слезливые прощанья? Я ведь уже никому не смогу рассказать, если ты вдруг решишь всплакнуть. Иди обниму,– я потянула к нему руки, но Квентин брезгливо оттолкнул их от себя. – Удачной поездки в Преисподнюю,– он ухмыльнулся своей фирменной улыбкой демоненка.– Надеюсь, твой котел будет отмечен знаком VIP. – Не бойся, припасу тебе местечко возле себя. – Ни за что!– огрызнулся он, направляясь в сторону выезда из леса.– Не хватало только терпеть тебя в Аду. – Может быть хотя бы пообещаешь никогда меня не забывать? – Bon voyage, стерва. Я услышала, как он ускорился, чтобы оставить последнее слово за собой. Я с улыбкой покачала головой. Буду скучать по мелкому засранцу. Убедившись, что он окончательно исчез, я направилась вперед. Обогнув тлеющую кучу тел, пошла дальше, находя опору в каждом попавшемся дереве и отдыхая несколько минут у каждого из них. Сквозь лесную чащу можно было заметить мерное сверкание утреннего солнца, отраженного от поверхности небольшого озера. Я села на землю на приличном расстоянии от кромки воды, но так, чтобы целиком видеть всю поверхность водной глади, и прислонилась спиной о ствол дуба. Не плохое место, чтобы умереть.***
Я не знаю, как долго это длилось. Минимум сутки. Я это знаю, потому что когда туман горячки отступал я видела звезды, чувствовала их вкус на языке. Не знала, что синестезия является одним из симптомов умирания, но это было даже забавно. Наверно. Меня лихорадило. Иссыхающие нити моих вен все сильнее дергали сердце. В течении пяти минут я могла достигнуть температуры мертвеца, а потом вновь бредить от повысившегося жара. Я умирала. Это я осознавала отчетливо – каждая клеточка моего тела готовилась к мучительному финальному пассажу в долину теней. Галлюцинации нещадно терзали мой разум. Одна галлюцинация переливалась в другую. Иногда разум прояснялся до болезненной трезвости, только чтобы через непродолжительное время вернуться в состояние мутной каши из отрывков мыслей и образов. Шэрон Сальваторе, Мрачная жница, леди Сент-Луиса, которую за долгих полтора столетия колотили, пытали, убивали, избивали до полусмерти, находится на смертном одре из-за жалкого укуса. Для этого я пережила болезненную трансформацию? Для этого ли провела сотни часов в подмастерье у Доктора? Для этого ли вытаскивала шрапнели и штопала раны под обстрелом в Лондоне? Какая глупая, идиотская смерть. Сейчас мне сложно судить, является ли она несправедливой или до смеха заслуженной. Опять нить отчетливых мыслей ускользает из моих рук. Я видела много чего из того, чего быть не могло. Весь лес казался мне «снежным шариком», только всю его внутреннюю поверхность занимали деревья, так что их верхушки соприкасались в центре сферы; а я ходила между ними, много раз пересекая одно и то же место. Потом с неба полился дождь, но достигнув земли оказывался каплями крови. В глубине озера что-то зашевелилось. Что-то с огромными, длинными щупальцами и круглым глазом с квадратным зрачком, который был направлен на меня. Череда бреда все длилась, и я следовала за ней, не пытаясь вникать в бессмыслицу. Иногда я видела его. В самых разных сюжетах. Иногда мы лежали в обнимку у озера неподалеку от Нового Орлеана и Кол рассказывал мне глупые выдуманные на ходу истории. Иногда он зло ухмылялся мне и смотрел безразличным взором на мои страдания, а потом медленно вырывал мне сердце или сам осыпался прахом. В худших из них он осыпал мое лицо невесомыми поцелуями и без конца признавался в любви. – Ты сделал мне больно,– хмуро говорю я, когда сон, где Кол с упоением ломает мне кости одну за другой, переменился тем, где я лежу на покрывале из сухой листвы, положив голову на его плечо. – И что?– грубо спрашивает он.– Ты тоже постоянно делаешь мне больно,– продолжает Кол и я приподнимаюсь на одном локте, встречаясь с ним взглядом. Моя ладонь лежит у него на груди, но он осторожно берет ее в свою и подносит к своим губам, оставляя нежный поцелуй на тыльной стороне.– Например, когда решаешь сдохнуть, вместо того, чтобы найти способ выжить. Неожиданно Кол хватает меня за левое предплечье, со всей силы сжимая место укуса, и я прихожу в себя. Очередной глюк. Если так выглядит мир глазами зависимых от ЛСД, то я абсолютно не понимаю, что может толкнуть человека на подобное. Голова кажется слишком тяжелой, так что я вновь прижимаюсь ухом к земле. Это даже интересно. У земли есть свой голос. Может быть это гром далекого землетрясения? Или… или звук приближающихся шагов. Да. Быстро приближающихся шагов. – Шэрон! Шэрон. Это мое имя. Но кто сейчас может звать меня по имени? Неужели Смерть все же соблаговолила явиться ко мне? У Смерти оказались зеленые глаза и смешная прическа. – Шэрон, что ты тут делаешь? Что с тобой? Шэрон!– кто-то склоняется надо мной, боясь пошевелить. – Сте-фан,– по слогам произношу я и губы сами собой расплываются в улыбке.– Я скучала,– тянусь ладонью к щеке брата, дважды подряд промахнувшись.– Ты тоже видение? – Н-нет, Шэрон. Это я,– он прижимает мою ладонь к своей щеке.– Я настоящий. – Он тоже так говорил. А потом исчез. Он всегда исчезает,– шепчу я, внезапно расстроившись, и отнимаю ладонь из хватки брата. Опускаю тяжелые веки. Может быть, если я буду игнорировать, то он тоже испарится. Хочу, чтобы он и все прочие оставили меня одну. – Кто «он»? О чем ты говоришь?– Я морщусь. Слишком много вопросов. До этого было тихо. Какая громкая галлюцинация.– Что с ней? Что с ней?! – Так-так-так,– другой голос. С акцентом. Я его помню. Я быстро поворачиваю голову. Перед лицом застыл расплывающийся и чуть подрагивающий ботинок. А расплывающимся и подрагивающим он был из-за стремительности, с которой я повернулась. – Клаус.– Что, в аду для тебя слишком жарко? Ботинок подцепил мой подбородок и приподнял голову чуть выше. – Ты все еще помнишь меня,– ухмыляется он и внутри меня зародилось иррациональное желание потратить последние секунды жизни на то, чтобы выбить ему зуб. Или даже не один. Волна злобы вытолкнула меня на берег ясного сознания. Я лежу на грязной земле, наверняка не в самом лучшем состоянии, любые резкие движения вызывают у меня дезориентацию, а надо мной возвышается Никлаус Майклсон. Как унизительно. – Что ты творишь! Стефан подхватил меня, заодно оттолкнув ногу Клауса подальше. Он помог мне принять сидячее положение и подставил свое плечо в качестве опоры, придерживал меня, чтобы я не упала. Я старалась держать голову прямо и как можно меньше опираться спиной на плечо брата. Это было чертовски тяжело. Держать веки открытыми уже казалось за пределом моих сил, а еще и сидеть, пускай и с посторонней помощью, напоминало изрядную пытку. Но теперь мне было стыдно умирать в присутствии брата и, тем более, Клауса. Я как раз собиралась начать равномерно отключаться от этой реальности – проводок за проводком – неужели они не могли прийти, ну, скажем, через полчасика? Ужели и помереть спокойно нельзя? – Что с ней? – Разве это не очевидно?– скучающим тоном отозвался Клаус, скрестив руки на груди.– Ты видел трупы. Была полная луна. Уж не знаю, как ей удалось справиться с целой стаей, судя по объему кострища, их было не мало. Но даже с ее увертливостью… Стефан медленно взял мою руку и развернул ее к себе. Видимо, не заметил раны до этого, что было странным. Я закусила губу до крови, но не смогла сдержать стон. Разъедающая кислота бегала по моим венам, разливаясь от места укуса. Кожа вокруг раны была покрасневшей и воспаленной, и вокруг расплывались черные лучики из вен и артерий. В воздухе пахло горькой, отравленной кровью. Моей кровью. – Как ты так, Шэрон?– прошептал Стефан, максимально осторожно держа мою руку. Даже это прикосновение вызывало боль. Отрава уже пропитала меня насквозь. Часики свое оттикали. – Скажешь Деймону, ладно?– спросила я сонно.– Он знает, что. Просто передай ему, что его сестренка, глядя Смерти в лицо, помнила про него. И… это я стащила твоих оловянных солдатиков в детстве. Я очень хотела поиграть с ними, но мне бы ни за что не разрешили играть в войнушку. Я их спрятала и играла с ними, когда никто не видел. Я не о чем не жалею. Ну, вот, теперь я могу в этом признаться. – Нет, нет, Шэрон!– запротестовал Стефан. Щеку обожгло легкой пощечиной.– Не смей отключаться. – Не прифигел ли часом?– прорычала я, отталкивая его и чуть не распластавшись на земле, но я сделала все возможное, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Ну, или близком к вертикальному. Даже не смотря на пульсацию боли в левой руке. – Какое жалкое зрелище,– губы Клауса презрительно растянулись. – Иди к черту. – Уже был и играл с ним в карты. Очень-очень медленно, едва передвигая конечностями, я попыталась встать. Стефан вновь начал череду протестов. – Я прекрасно себя чувствую, братец. У меня были месячные похуже этой заразы. Привычный к моей неподражаемой манере общения, Стефан прекратил пытаться опустить меня на землю и стал придерживать, пока я вставала и выпрямлялась, чтобы избежать более быстрого и менее приятного спуска. Хотелось огрызнуться и заставить его отцепиться от меня, но я осознавала, насколько сильно меня шатает и как унизительно будет не выстоять хотя бы несколько секунд. Как же мне паршиво. – Давай, Никки,– мне приходилось выталкивать слова из пересохшей глотки.– Убей меня. Хотя бы в честь нашего давнего знакомства. Глаза Клауса округлились, а Стефан дернул меня за ворот безрукавки. Я едва не поддалась такому слабому рывку, но он успел придержать меня, чтобы выровнять мой баланс. – Что ты такое несешь?– прорычал Стефан прямо у меня над ухом. Я ухмыльнулась. Иногда я забываю, что и у Стефана внутри запрятан зверь. А благодаря Клаусу он сорвался с прочной цепи из сплава самоконтроля и строгой диеты.– Ты думаешь, я позволю тебе сделать это? – Тссс, Стефан,– я слегка наклонила голову набок, чтобы ему было лучше меня слышно.– Будь хорошим песиком. Твой хозяин не давал команды голос.– Я зашипела, когда Стефан не сильно, но больно дернул за прядь моих волос. – Почему я должен убивать тебя?– Клаус опомнился от удивления. Убрав руки за спину и задрав подбородок повыше, он взирал на меня, как дворянин на попрошайку.– Ты и так близка к смерти. Зачем мне нужно облегчать твою участь? – Потому что будет слишком жестоко просить об этой услуге у Стефана. А ты мог бы пойти мне на встречу, памятуя о том, что некогда мы были по крайней мере приятелями. Я прошу тебя сделать это хотя бы из любви к Бекке. Если в тебе осталась хоть капля этого чувства. Губы Клауса искривились при звуке ее имени. Я не знаю почему эта идея пришла мне в голову. До того, как они появились, я была готова отмучиться последние мгновения жизни, но сейчас я была абсолютно уверена, что иного способа не существует. Они не покинут меня просто так: Стефан из любви ко мне, Клаус – из злорадства. А умирать на глазах у брата жестоко даже для меня. Умирать на глазах у Клауса – просто-напросто унизительно. А вот погибнуть от рук одного из сильнейших существ в мире сущем не кажется таким уж постыдным. – Чего ты добиваешься? Пытаешься навлечь на меня их гнев? Их. Мы оба знаем, о ком он. О своей семье. Но значит ли его фраза, что их тела сейчас у него? Возможно ли, что я смогу найти и пробудить их? Я прикусила губу и почувствовала вкус своей крови на языке. О чем ты думаешь? Как я собираюсь выйти из этого положения? Прямо передо мной находится ходячее лекарство от моего летального недуга. Просить спасения я не намерена. Можно прыгнуть на него и укусить. Должно хватить пары глотков его крови. Но я слаба; даже в лучшие дни не было никаких гарантий на успех в данном маневре, а про мое нынешнее состояние не может быть и речи. Да и он не отпустит меня после такой дерзкой выходки в случае успеха. Много раз я избегала встречи со Смертью, но откладывать фатальное рандеву вечно невозможно. Лучше уж ступить навстречу. – Какая разница?– я устало улыбнулась.– Тебе не привыкать марать руки кровью тех, кто был им дорог. Я наслышана об этом. Многие пророчили мне смерть от твоих рук, раз я приглянулась твоему брату. Говорили, что каждый, кто заполучил внимание твоих родственников, так заканчивал. Так давай сделаем это, Никлаус. Завершим это. Клаус внимательно оглядывал меня, придирчиво цеплялся взглядом за каждую деталь, будто собирался начать работу с новым холстом и уже планирует, какие цвета лучше нанести на палитру. – Клаус,– подал голос Стефан.– Пожалуйста. Она моя сестра. Я сильно толкнула его в живот локтем. Он застонал от внезапной боли, но вновь попытался заговорить. Клаус остановил его движением руки. – Ты не будешь просить меня излечить тебя?– он по-кошачьи наклонил голову.– Ведь я могу. И тебе это известно. Я не хотела принимать его помощь, не хотела быть у него в долгу. Уж лучше умереть. Но голова при пособничестве инстинкта самосохранения напомнила, как я однажды умерла. Мне это дело не понравилось. Моя гордость онемела после аргумента в виде череды ярких изображений, пронесшихся под веками, подобно кинопленке, и неохотно отступила в угоду подсознательному страху смерти. Я одернула себя. Если и есть мужчина, перед которым я добровольно встану на колени, Клаус точно им не является. – Я не собираюсь пресмыкаться перед тобой, словно шавка, выпрашивающая еду. Клаус молниеносно схватил меня за предплечье и потянул вниз, вынуждая осесть на землю, пока я не встала на колени. Я сопротивлялась, но тело действовало без моего вмешательства, стремясь найти позу с наименьшим фактором боли. Перед глазами поплыло, когда боль заполонила разум; к горлу подступила тошнота. – Оставь ее, Клаус! Стефан кинулся на Клауса, но тот отбросил его в сторону, как игрушку. С хрустом переломившегося позвоночника брат ударился о ствол дерева и повалился на землю, как марионетка с обрезанными веревочками. Так даже лучше. Ему не нужно будет смотреть на это. На лице Клауса была четко отпечатана вся эйфория от этого зрелища. Мои мучения его потешали. Не долго он будет радоваться. Легкие наполнились свинцом, дышать становилось все труднее; сердце похолодело и я едва ощущала конечности. Даже боль в руке уже не казалась настоящей. Он мог сломать мне все кости, а я бы даже не моргнула. – Давай,– мой голос звучал так блекло и так отстраненно, что я не сразу осознала, кому он принадлежит.– Сделай это. Они тебя никогда не простят. Он тебя никогда не простит.– Сама не верила в это. Реакцию Клауса на мои слова мне увидеть было не суждено. Перед глазами заплясали добела раскаленные звездочки, перекрывая зрение. Жалко, что я не смогла в последний раз посмотреть в глаза Колу. Дать ему пощечину. Поцеловать этого… этого… – Кол… Меня затянула блаженная пустота.