Волчонок

— Как тебе это удалось? — Удалось что? — Джебом закатывает глаза и поднимает с пола упавший из-за внезапного во всех смыслах Джинёна пенал. — Поссорить Джексона и Марка. Джексон и Марк как раз в другом конце класса тихо — насколько это возможно в случае Джексона — переговариваются, сидя плечом к плечу. Ровно так же, как и в любой другой день до этого. Джебом глядит на них, а потом на Джинёна, и многозначительно приподнимает брови. — Джексон отказался играть с Марком сегодня в баскетбол после уроков. — Наверное, у него какие-то дела, — бубнит Джебом и пытается сосредоточиться на заданиях к тесту, который, кажется, в очередной раз провалит. — Должны же они у него хоть иногда быть. — Но это произошло впервые. — Всё бывает в первый раз. Джинён кивает и, опершись подбородком на сцепленные в замок ладони, следит за тем, как Джебом страдает, закрашивая дурацкие кружочки на листе. Он ничего не говорит, просто смотрит, но из-за этого у Джебома волосы на затылке дыбом встают, а строчки задания так и пляшут перед глазами. — Почему Марк приехал в школу в твоей толстовке? — Почему ты решил, что толстовка — моя? — Потому что она торчит из твоего рюкзака прямо сейчас. Джебом скашивает взгляд. И правда ведь торчит. Джинён очень по-лисьи улыбается, и эта улыбка заставляет поёжиться. Жутковато. — Понятия не имею, почему он в ней приехал, — медленно проговаривает Джебом и захлопывает тетрадь. Всё равно в таких условиях невозможно ничего запомнить. — Марк промок, когда провожал меня до дома в субботу. Я предложил ему переодеться в сухое. Это всё. — О. — Джинён вскидывает брови и кривит рот. — Так Джексон просто ревнует. Смысл его слов доходит не сразу, Джебом замирает с карандашом в руках, так и не убрав его в парту. Чужое предположение звучит полным бредом. — Я не претендую на Марка. В этот самый момент Джексон оборачивается, будто услышал, что они с Джинёном говорят о нём. Его подозрительный взгляд скользит по лицу Джинёна. Если так подумать, то Джексон и правда последние пару дней выглядит и ведёт себя иначе с Марком. Жестче, несговорчивее. Не то чтобы Джебом специально за ним следил. — Джексон думает, что Марк претендует на тебя. Джебом недоверчиво глядит на светлый затылок только что отвернувшегося Джексона, на смеющегося чему-то Марка, и мотает несогласно головой. — Не думаю, что ты прав. — Я прав всегда. Подтверждение этому — рейтинг учеников, который вывешивают на первом этаже в фойе после каждого тестирования. Джинён в первой десятке. Джебом тоже в десятке. С конца. И если его все не оставят в покое, он имеет все шансы в третий класс не перейти. Звенит звонок, всё шумно разбредаются по местам. Марк садится за парту впереди, Джинён — справа, Джексон скрипит стулом за спиной. Джебом чувствует себя окружённым со всех сторон, взятым в крепкие тиски. Загнанным собаками волком. Учитель английского начинает урок, а класс — дремать. Несчастные, которые выиграли сегодня в ежедневную лотерею «Ответ у доски», старательно царапают мелом, этот звук сводит с ума, и Джебом, заткнув уши, утыкается лбом в парту. Отвлечься никак не получается. Свёрнутый в несколько раз листок ползёт по столешнице движимый рукой Марка. Джебом гипнотизирует лежащую поверх учебника записку, хочет сбросить её на пол, но любопытство берёт верх. «Как твоя нога?» Джебому кажется, что Джексон вот-вот прожжёт в его спине дыру, а после сразу же примется за Марка. «Всё зажило». Ответная записка падает мимо поставленной ладони и приземляется у Джинёна под столом. Джинён подтаскивает её к себе носком ботинка, подбирает и прячет между листов своей тетрадки. «Отдам после урока» произносит он одними губами и кивает на доску. — Зануда, — шепчет Джебом и прикрывает глаза. Бубнёж учителя убаюкивает. Полная луна освещает белое фортепиано в музыкальном классе, причудливые длинные тени от деревьев ложатся на пол. Ухоженные руки быстро перебирают по клавишам. Чёрная-белая, чёрная-белая, чёрная-белая. Джебом целует середину чужой ладони, родинку под глазом. Смех солнечным зайчиком прыгает по пустому классу, касается каждого угла и возвращается обратно, сворачивается тёплым клубком на груди. Джебом несмело касается губами изгиба шеи там, где бьётся пульс. На месте поцелуя распускается красная роза, она роняет бархатные лепестки. Пальцы заливает мокрым, липким и сильно пахнущим, толстовка промокает, белая плитка на полу становится красной от крови. Джебом кричит. Все смотрят на него, когда он, задыхаясь, вскакивает со своего места. Перед глазами мерцают чёрные и белые квадраты. Тошнит. Зажав рот ладонью, Джебом выбегает из класса и слепо движется по пустому сейчас коридору. Кто-то зовёт его по имени. Ноги сами несут его по лестнице вверх мимо уборных и медпункта, мимо выхода на пожарную лестницу. Дверь на крышу оказывается не запертой, Джебом толкает её и тут же валится плашмя, запнувшись о высокий порог. Больно. Обидно. Перевернувшись на спину, Джебом пинает дверь в отместку и так и остаётся лежать. Лежать хорошо. Покрытие крыши холодное, холод пробирается через ткань пиджака и рубашки до самого загнанно колотящегося сердца, сжимает его своей ладонью. Сил подняться нет, Джебом чувствует себя жалким и бесконечно слабым, неспособным ни на что. Теперь все знают. Его кошмар, который раньше жил с ним в одной комнате и пугал только его одного, пришёл с ним вместе в школу, чтобы показать всем настоящее лицо Джебома. Раздаётся звонок на большую перемену, школа снова оживает и становится похожей на пчелиный жужжащий улей. Ученики торопятся занять очередь в столовой и обсудить всё то, о чём нельзя было поговорить на уроке. Джебом слышит их всех, все их новые сплетни о нём, которые не скоро теперь утихнут. Джебом запирает дверь, чтобы больше никто сюда не сунулся, и забирается с ногами на сложенные кем-то стопкой паллеты. Пахнет сырым деревом и совсем немного дождём, идущим сейчас где-то недалеко. Глаза зудят от того, насколько хочется спать, но его кошмар совсем рядом, и Джебом знает, что он не даст ему сегодня больше заснуть. Так и будет стоять за его спиной, дышать в затылок, щекотать нервы. Он узнаёт Джексона сначала по запаху, а только потом по поступи. Джебом слушает его, стоящего за дверью, и старается дышать тише, будто по ту сторону звук его дыхания может быть услышан. Ручка на запертой двери протестующе щелкает пару раз, а потом жалобно стонет. Скрипят петли. Ну, конечно, никакой замок Джексону не помеха, если ему нужно куда-то попасть. Проще остановить едущий поезд. У поезда хотя бы есть стоп-кран. — Все решили, что у тебя случился приступ астмы. Паллеты кренятся и хрипят, когда Джексон залезает на них. Спины касается спина, от неё пышет, как от печки, и порядком продрогший на ветру Джебом машинально придвигается к ней ближе. Джексон тёплый. Живой. — Марк передал тебе, — Джексон чем-то шуршит, Джебом не поворачивается, только бросает быстрый взгляд в сторону. Рядом с его рукой стоит маленькая упаковка клубничного молока, которое привозят пару раз в неделю в столовую. Джебому никогда не достается, потому что он умудряется даже на обед опаздывать. — Нет у меня астмы, — Джебом подтягивает колени к груди и утыкается в них лбом, — просто бесят уроки физкультуры. И физрук. — Я знаю. Астматики не могут пробежать три этажа вверх по лестнице и войти в класс как ни в чём не бывало. Долго молчат. Перемена заканчивается, Джебом надеется, что Джексон сейчас уйдёт, но тот остаётся. Непоседливо ёрзает каждую минуту и дёргает ногой. Раздражает. — Ты опоздаешь на алгебру. — Ты тоже, — пауза. — Пей молоко, не то Марк расстроится, если я его ему так и верну. — Джинён считает, что расстроишься ты, если я его выпью. Джексон замирает, у него резко поднимается температура. Совсем немного, но Джебом всё равно чувствует спиной, как тот сейчас краснеет. — Как-то раз, когда я только приехал в Корею, — хрипло произносит Джексон, — тоже так вот уснул на уроке. Меня разбудил учитель и… — он заминается и продолжает со смешком, — в общем, я потом ещё неделю в школу не ходил. Так стыдно было. — Почему ты здесь? Джебом и сам не уверен, к чему точно относится этот вопрос. И что он ждёт услышать в ответ. — Сначала родители здесь работали по контракту, а я навязался с ними. Ходил в международную школу в Пусане, знаешь такую? — Джексон вроде потягивается, а после укладывается на паллеты спиной. Его белобрысая макушка почти касается бедра Джебома. — Подружился с Джинёном как-то случайно, мы жили по соседству. Ещё через полгода в школе появился Марк. У него отец — военный, они вообще много где с семьёй пожили. Марк, кстати, поэтому на класс ниже учится — из-за постоянных переездов. А потом контракт родителей закончился, и они уехали. — А ты почему остался? — Решил здесь учиться. — На врача? — Вроде того. Джебом обнимает свои колени крепче. Он завидует Джексону. Его необычно обычной жизни, не привязанной к лунным циклам и другой ерунде, которой нет логичного объяснения, завидует тому, что он знает, чего хочет. Тому, что вообще чего-то хочет. — Какие они? — Джексон открывает глаза и внимательно смотрит на Джебома снизу вверх. — Твои кошмары. — У моих кошмаров моё лицо, — Джебом спрыгивает с паллетов и подходит к ограждению крыши. «Твоя мама тебя ждёт дома» утверждает загоревшаяся табличка на перилах. Поднявшийся ветер продувает насквозь ткань школьного пиджака. Джебом зябко ёжится и отходит от края. — Куда ты? — Джексон приподнимается на локтях. — На алгебру? — В медпункт, — Джебом оборачивается уже у самой двери. — Пойдёшь со мной? Упаковка клубничного молока так и остаётся мокнуть под начавшимся дождём.