***
— Ты в хорошем настроении сегодня, — говорит Юнги, разрезая столовым ножом рыбу. — Неужели это рыжее недоразумение так повлияло на тебя? В трапезной, кроме мага и демона, нет никого. За витражным окном темень густая лежит, с трудом даже полной луной разбавляется. Как будто надвигается что-то, и друзья это чувствуют, но не боятся. Чего им страшиться, когда темнота за окном — светлое пятно по сравнению с их почерневшими душами? — Возможно. Занятная зверушка, — с некоторой ленцой произносит Чонгук, отпивая вино. — Вот и первая польза от Тэ, а ты противился, — улыбается Мин, с удовольствием пробуя первый кусочек нежнейшего филе, собственной рукой приготовленного. В неровном огне свечей обсидиановые глаза мага опасно недовольством сверкают: — Не пытайся меня задобрить, котенок. — Не будь таким злюкой, Гука. Уж я-то знаю, каким ты можешь быть на самом деле. — Обнаглевшая котяра, — цокает языком Чон, — Совсем от рук отбился. — Когда это я был ручным, скажи мне на милость? — фыркает Юнги. Чонгук знает, что был, пускай и недолго. Тот период был слишком болезненным для нэко, и оба предпочитают даже вскользь не касаться запретной темы. Он не изверг, чтобы снимать швы со старых шрамов. Юнги — его друг, достойный только самого лучшего. — И то верно, — вместо упреков кривит губ уголок маг в подобии улыбки. Нэко, удовлетворенный его ответом, довольно жмурит глаза и тянется к своему кубку. — Чем планируешь занять нашего гостя? — сделав глоток, интересуется он, внимательно наблюдая за реакцией друга. — Если честно, я не слишком-то думал об этом. Чертята вполне справляются со всем и без лишних рук, — задумчиво тянет загипнотизированный пламенем свечи Чонгук, — Ты же знаешь, что я согласился только потому, что ты попросил. Мне нет толку от побитой жизнью дворняжки. — То-то смотрю, готовить приходится почти всегда мне. — Я слишком слаб перед твоими кулинарными изысками, Юнги. С твоим талантом ни один повар не в силах соревноваться. И если ты надеялся, что кицунэ сможет тебя заменить, то зря. — Чертов льстец. Хотя последняя часть предложения звучит для меня как вызов. Что если я его научу? — Смотрю, тебе совсем заняться нечем в последнее время. Впрочем, учи, мне не жалко. Но дегустировать будешь сам, получить несварение в список моих желаний не входит. Юнги глаза синие, рассеивающие мрак помещения не хуже волшебных топазов из сокровищницы чёрного мага, закатывает: — Ты невыносим временами. И как я только тебя терплю? — Потому что ты меня слишком любишь, котенок, — улыбается Чонгук и, к удивлению нэко, подмигивает. Юнги думает, что у него галлюцинации, а потому никак это не комментирует. — Я тут вспомнил, что в моей библиотеке слово «порядок» ушло в категорию мифов. Пусть звереныш там приберется. — У звереныша есть имя вообще-то — Тэхен, — фыркает нэко, — И ты не думаешь, что в первый день будет слишком жестоко отправлять его в это адище? — Имя заслужить еще надо, а пока этот мальчишка только зубки мне скалил, — снова тянется к кубку Чон, свободной рукой постукивая по лакированной столешнице, — Библиотека же является Адом только для одного хвостатого лентяя, который всеми правдами и неправдами каждый раз умудряется избежать ее посещения. — Оу, — щурит хитрые глазенки Юнги, — Какая интересная реакция, господин Чон. Зацепил тебя мой малышок, похоже. — Читать мы не любим, однако сказки придумывать только в путь. Богатое воображение, Юнги, не всегда хорошо, — раздраженно парирует маг. — Ну знаешь, если бы я был неправ, вероятнее всего твой разговор с Тэ закончился бы более печально, — Мин сдаваться не собирается, но видя, что вокруг Чонгука начинает скапливаться тьма, отступает: — Впрочем, ты тоже меня слишком любишь, чтобы так поступить с моим новым другом. Спасибо, что согласился. — Так, значит, он теперь друг? Каков наглец этот твой полукровка, уже и на кота моего покусился, — наигранно недовольным тоном произносит мужчина. — Этот кот только твой, не ревнуй, — смешно подергивает ушами нэко. Чон качает головой и тепло смотрит на единственное создание близкое. Увидь его кто-нибудь в этот момент, вероятно бы, не поверил, что он может выглядеть так по-доброму и человечно. — Юнги, я рад, что ты нашел себе новую отдушину, но не смей привязываться к нему. Это не твой младший брат. Юнги до боли в костяшках кубок сжимает, уши пушистые, как по команде, опускаются к темной макушке, почти с ней сливаются: — Да. Точно не брат, ведь Тэхен, в отличие от него, не заводил меня в ловушку, где я был пойман в рабство. Чонгук, устало прикрыв глаза, тяжело вздыхает, понимая, что вопреки внутренним установкам, напомнил Юнги о старой, но и по сей день не зажившей ране. — Котенок, посмотри на меня. Нэко не желает смотреть, однако все равно смотрит. Его глаза не плачут как раньше при упоминании запретной темы, но не потому что не хотят — просто больше не могут. Слезы высохли еще в том месте, Ад по сравнению с которым, покажется раем. — Пока мое сердце бьется, никто и пальцем не посмеет тебя коснуться. Твоей семьи больше нет, никогда не было. Ты здесь и сейчас. Со мной. Всегда, — строго и как будто безэмоционально говорит Чон, но Мин знает, что это не так. Чонгук буквально душу вкладывает в каждое слово, и ценнее этого для Юнги нет ничего. — И навечно, — шепчет он, упомянутую нашедший в черном маге.***
— Хорошо, что ты уже проснулся. Доброе утречко, — ураганчиком врывается в комнату к Тэхену Юнги. Тэхен, до этого изучающий содержимое своего шкафа, испуганно подпрыгивает, роняя бежевую блузку, что ранее держал в руках. — Ох, Юнги, напугал, — укоризненно он смотрит на друга. — Нервишки шалят перед первым рабочим днем? — улыбается нэко, поднимая блузку, и скептически ее начинает разглядывать: — Симпатичный гардеробчик тебе наколдовал ящик, но лучше отложи эту вещицу до лучших времен. Сегодня тебе предстоит пыльный ад, так что выбери что-нибудь попрактичнее. — Пыльный ад? И в смысле наколдовал? — непонимающе хлопает длинными ресницами лис, подергивая рыжим хвостом. — Духи, тебя учить и учить всему. Это магический шкаф, он подбирает одежду по своему усмотрению, учитывая структуру тела и характер человека, — объясняет Мин и беззастенчиво в упомянутый лезет: — А ты, судя по тому, что я тут вижу, личность нежная и элегантная? Волшебные бурундуки, да ты у нас принцесска, оказывается. — присвистывает, вытягивая очередную блузку с шелковым бантом, на этот раз сиреневую. Кицунэ, надувшись как мыльный пузырь, ее у него отбирает и прижимает к груди: — Не принцесска я. Ты на себя посмотри. Одеваешься так, как будто вечно соблазнить кого-то пытаешься. Юнги хмурится, бросая на себя оценивающий взгляд в зеркало. Парень как парень, подумаешь полупрозрачные шаровары и оголяющая нежные плечики и ключицы кофта, а сурьма очень даже идет его кошачьим глазам, делая их еще более выразительными. А украшения… Так это Чонгук вручил ему ключ от сокровищницы и разрешил брать все, чего бы он ни пожелал. Друзья ведь. — А что не так? И никого я не пытаюсь соблазнить. Было б кого, да и вообще… Пошло к черту такое. Я принадлежу только себе, — фыркает нэко, непроизвольно теребя свой ошейник. Тэхен откидывает одежку и мягкие руки друга в свои забирает, понимая, что невольно обидел его: — Прости, Юнги, я не хотел тебя обижать. Ты очень красивый, а главное добрый, все эти вещи тебе очень подходят. Не злись на меня. — Да не злюсь я, — бубнит нэко. Привык он так одеваться и делает это не для кого-то, а и впрямь для себя. Первое время, когда Чонгук его приютил, он стеснялся так наряжаться, но каждый раз шкаф ему предлагал именно такой гардероб. Юнги злился, но не потому что ему это не нравилось, а потому что как раз-таки наоборот — нравилось очень. Долгие годы на Востоке шрам глубокий в его сердце оставили. Мин ненавидел его, однако некоторые моменты оттуда ему полюбились, точнее, он, цепляясь за них, так пытался справляться. Юнги, как любимого наложника и фаворита Султана, всегда одевали роскошно и дорого. Он наслаждался своей красотой, в то же время ее проклинал, но всегда держал голову прямо, назло всем другим улыбался. Под голодными взглядами жаждущих танцевал, завораживая их и пленяя, не давая никому занять свое место, ведь потеряв его, он автоматически становился игрушкой в руках остальных. Лучше принадлежать одному, чем быть ничейным, что во дворце означало презренное «общий». В свободные дни Юнги тоже танцевал, но уже для себя, тем душу свою успокаивал, исцелялся. Три привязанности сохранил в себе с тех времен он: слабость к красивым вещам, танцы и посиделки на крыше в жаркие, звездные ночи. Чонгук никогда не упрекал Юнги, а увидев, как он мучается, взглядом пустым гипнотизируя очередной восточный наряд, сказал одну вещь: «Наш мир так пропагандирует правильность, но что есть правильно, если оно причиняет нам боль? Не значит ли это, что лучше быть неправильным, чем не быть? Не значит ли это, что нужно быть собой и не отворачиваться от своего отражения? Если тебе нравится что-то, то делай, а не стыдись. Ты это ты, никто не вправе тебя осуждать». Нэко сохранил те слова у себя под замочком и больше никогда не испытывал чувство стыда. Он любит себя и живет для себя. — Ты что-то говорил про пыльную работенку? — все еще не отпуская рук друга, улыбается Тэхен, — Тогда что же мне надеть? Тут нет, кажется, ничего подходящего. Честно не понимаю, почему шкаф вдруг решил меня так осчастливить. Не то чтобы я был против, конечно, но это смешно. Я ведь простой человек. — Кицунэ! — исправляет сразу его Юнги. — Сейчас все будет, смотри и учись. — постукивает пару раз по древесине, — Эй, деревяха, выдай что-нибудь попрактичнее. Шкаф дверями обиженно хлопает и через минуту снова их открывает, демонстрируя новое содержимое. — Оп, то, что надо, — выуживает демон с полки льняную простую рубаху с хлопковыми штанами. Впрочем, ящик волшебный все равно все на свой лад сделал и умудрился украсить рабочую одежку красивыми цветочными узорами: красный тюльпанчик на светлом нагрудном кармашке выделяется ярко, а зеленые листочки воротничок с манжетами преобразили, по ним витиеватой вязью пошли. — Какие мягкие, — тем временем лис новую кожаную обувку ощупывает, забывая, что возмутиться хотел по поводу того, как назвал его друг. Он не хочет быть кицунэ. — Ну так все самое лучшее только у нас, — хмыкает Мин и поторапливает: — Давай наряжайся и иди завтракать, а потом в библиотеку. — Так я покушал уже. Когда я проснулся, завтрак уже был на моей тумбе, да и ужин вчерашний я так и не понял откуда взялся. Пыльный ад — это всего лишь библиотека? А я уж взаправду успел испугаться, что вы отправите меня в Преисподнюю. — Я ж говорил, что служки не покажутся, если сами того не захотят, — в улыбке глаза щурит Юнги, а потом ехидно посмеивается: — Всего лишь библиотека, говоришь? Кажется, ты совершенно не понимаешь масштабов грядущей катастрофы. А насчет Преисподней… Как-нибудь в следующий раз. — Работой меня не испугать, — слегка приглушенно говорит Тэхен из-за того, что пижаму снимает, которую опять-таки вчера ему выдал шкаф, когда он перед купанием в него заглянул из любопытства. — И нет уж, спасибочки, Ада мне и на земле хватает, шутник. — Так кто же сказал, что я шучу? Кицунэ так и замирает с торсом голым, демонстрируя нэко свою нездоровую худобу и не до конца поджившие синяки: — Ты что же это, не шутил? — Я вообще всегда серьезен, — закатывает глаза Юнги, откладывая у себя на задворках выпросить у одного знакомого фея мазь от ушибов. Тэхен скептически на него смотрит. — Ну ладно, иногда, может быть, и нет.***
Тэхен и вправду не понимал всех масштабов катастрофы, когда так легкомысленно отзывался о храме книг. Библиотека оказалась настолько гигантской, что вполне могла охватить половину всей его деревни. Еще и Юнги, куда-то исчез, окликнутый слугой, которого ожидаемо увидеть не удалось. Что за странные прятки? — Иди прямо, не сворачивай и, если тебе повезет, пыльный ад будет именно там, — бросил Мин и был таков. Лису повезло, библиотека никуда не делась, и теперь он один растерянно стоит посреди читального зала и оглядывает уходящие словно в небеса стеллажи с книгами. Да это все и за сто лет не прочесть, а то и пятьсот. И что ему делать с ними прикажете? Оставили одного и ничего толком не объяснили. — Расставишь эти книги по назначению и алфавиту, — доносится позади пробирающий до мурашек голос, заставляя Тэхена от неожиданности подпрыгнуть и хвост пушистый поджать. — Что это у вас за манера у всех тут так пугать ни за что, ни про что? — пищит юноша, раздраженно разворачиваясь к источнику звука, а разглядев его, опасливо замирает, прижимая к голове уши. Перед ним собственной персоной, опираясь поясницей об одну из столешниц, стоит Чонгук. К некоторому облегчению лиса, тот не злится, зато как-то недобро прищуривается, складывая на груди руки. Весь его вид так и кричит о высоком статусе и превосходстве, хотя одет Чон не броско — во все те же кожаные штаны, но уже другую и опять-таки черную рубашку. Несколько пуговиц на ней небрежно расстегнуты, взору кицунэ являя амулет-ворон, ярко выделяющийся на фоне оголенной груди и ключиц. Лицо мага сегодня более открытое, больше не скрыто за длинными волнистыми прядями, сейчас стянутыми в небольшой хвост на затылке. Тэхен шумно сглатывает, не зная, чего ему ожидать от, вероятно, самого опасного человека во всей Подлунной, и уже смиренно готовится к худшему. — Не проживешь ты здесь долго, если всего будешь пугаться, — хмыкает мужчина, отталкиваясь от стола, тем самым становясь еще более внушительным рядом с маленьким лисенком, — Как я уже сказал, расставишь книги, но предварительно отмоешь все тут от пыли. — Простите, а чем же мне мыть? — тихонько закономерный вопрос задает Тэхен, избегая смотреть в темные глаза Чона. — Вот этим, — отвечает Чонгук, материализуется из воздуха несколько ведер с водой, щетки и тряпки. — Спасибо. Тогда я начну? — неловко переступая с ноги на ноги под прожигающим взглядом мага, уточняет кицунэ. Почему он так смотрит? Злится? — Начинай, но предупреждаю сразу: испортишь хоть одну книгу и ты пожалеешь, — спокойно говорит Чонгук, а ощущение такое, словно на мелкие атомы нервную систему юноши расщепляет. — Я буду осторожен, господин, — схватившись за ведро, еле слышно бубнит Ким, пятясь к первому стеллажу. — Не сомневаюсь, — хмыкает маг, пока лис даже не знает, с чего начать, оттого абсолютным дураком себя чувствует. А что, если он все-таки что-то испортит? А если Чонгук его выгонит и разорвет сделку? Ну где же Юнги, когда он так нужен… Чонгук же, наблюдая за мальчонкими метаниями, веселится. Такой тот шебутной и растерянный. Боится, но отчаянно старается храбрым выглядеть перед ним. Магу импонирует, что Тэхен, в отличие от других, не считая Юнги, не лебезит. Чон слишком сильно ненавидит наигранную лесть, отчего намеренно вчера выводил мальчишку на чистую воду и результатом, надо сказать, остался доволен. Хоть какое-то разнообразие в череде беспросветных дней. — Перчатки надень и начинать надо с верхов, а не с низа, — ухмыляется мужчина, присаживаясь за стол. При желании он одним не особо сложным заклинанием мог все тут убрать, но так же неинтересно совсем. Труд делает из мартышки людей и создает зрелищное представление для одного от жизни заскучавшего мага. Тэхен, внутренне закипая, чертыхается и спешит натянуть средство защиты. Он не любит, когда на него смотрят. Он не ярмарочная зверюшка. Он человек. Человек, у которого валится все из рук. Черт! А лестница-то где? Лис так и продолжает суетиться, пока наконец не находит передвижную лестницу. Хвост на отсечение поставить готов, что секунду назад ее в этом углу не было. Опять магия? Юноша, если честно, немного побаивается высоты, его знатно потряхивает, когда он наверх поднимается, пытаясь неловко балансировать на ступеньках и не уронить проклятое ведро. Оказавшись на максимальной высоте, он дает себе установку не смотреть вниз и начинает уборку. Сначала полки и книги щеткой обмахивает, а уже потом протирает все влажной тряпкой. Немного пообвыкнув, работа идет более бодро, и Тэхен забывается абсолютно. Никакие черные маги ему теперь не страшны, а если не думать о масштабах уборки, так и вообще все отлично. А книги-то какие интересные! Некоторые названия не разобрать — язык рунический и непонятный, зато красиво как смотрится. Жаль, что он не знает его, что несколько от волнений лишних его ограждает. Понимал бы, что там написано, так в одночасье променял бы свой рыжий цвет на седину. Не для нежного взора лисенка подобное. Но как же тогда их по алфавиту расставить? Так, весело что-то насвистывая и помахивая пушистым хвостом, он и трудится, пока особо сильное облако пыли не вынуждает его чихнуть, отчего лестница под ним начинает вибрировать, за чем следует повторный чих, потеря координации и как итог — полет вниз. Тэхен даже вскрикнуть не успевает, видя, как перед глазами калейдоскопом мелькает его недолгая жизнь. Что ж, по крайне мере, вчерашний день и впрямь был одним из лучших на его памяти. К смерти, зажмурив глаза, было уже готовится, когда чьи-то сильные и горячие руки его у земли самой ловят. Заполошное сердце кицунэ, вместе с тем, грозится из груди выпрыгнуть, глаза от пережитого ужаса никак не хотят открываться, а сам лис только и может, что теснее к телу спасителя жаться. — И впрямь недоразумение, — хмыкает Чон, чем еще больше мальчишку пугает. — П-простите, — мямлит Тэхен, наконец-таки веки распахивая. В омут агатовый, на него в ответ глядящий насмешливо, погружается мгновенно. Зрачки юноши невероятно расширены, но даже им не скрыть бескрайний, за ними таящийся изумрудный лес. И если Тэхен сейчас в зеркале души Чонгука утонул, то Чонгук в зеленой чащобе Тэхена заблудился. — Не прощаю, — говорит маг, в уме зачем-то пересчитывая все веснушки кицунэ, — Слишком проблемный. Тэхен ушки к макушке пристыженно опускает, хвост поджимает, взгляд прячет вновь и вдруг внезапно понимает, что все еще на руках у мужчины сидит. Удобненько так, по-хозяйски. — Отпустите, пожалуйста. И спасибо за спасение, — он в итоге бормочет, к своему конфузу предательски покраснев. Отлично просто, теперь его щеки цветом не отличить от волос. Чон на пол мягко ношу драгоценную ставит, взглядом нечитаемым окидывая устроенный Тэхеном погром: несколько книг валяются около стеллажа, как и пустое ведро с тряпкой и щеткой, а вот лестница благоразумно в угол другой откатилась, не желая больше участвовать в этом фарсе. Ким оглядывается тоже и радуется, что пролившаяся вода, кроме плитки, ничего не залила. — Я все сейчас уберу. Еще раз извините за доставленное неудобство, — смиренно кланяется он. Чонгук скептически на него смотрит и почему-то злится: — Неудобство? Ты в курсе, что чуть не умер? — Но не умер же, — неловко Тэхен выдает, по полу рассыпанные книги пытаясь спешно собрать, но руки отчего-то не слушаются — дрожат, вновь древние фолианты роняют. Мужчина, сверля напряженную спину мальчишки, едва сдерживается, чтобы не накричать на него. Хотя какая тут вина Тэхена вообще? Это не он отправил себя убираться на такой высоте, чтобы потешить свое самолюбие. Вместо этого магия Чонгука решает все за него и незримо дергает за нитки чужих эмоций. А тому и много, похоже, не надо чтобы огнем полыхнуть. Молод лисенок, несправедливо жизнью обижен, а теперь еще и Чонгуком. — А знаете что? Это вы виноваты. Мне несложно убраться, но сложно это делать при ком-то другом. Вам что, заняться больше нечем? Да кто вообще придумал делать такие высокие стеллажи? Это же рай для самоубийцы! У вас такой большой замок, можно было бы и увеличить количество полок, а не ставить их до небес! Я не белка-летяга, знаете ли! — кричит Тэхен, но так же резко и затихает, смешно округляя в испуге глаза и обеими ладошками себе рот прикрывая. Что нашло на него? Что это было? Да он бы никогда подобного в здравом уме себе не позволил! Маг, сделав каменное лицо, чуть заторможено выдает: — Кицунэ. — Что? — Ты не белка-летяга, ты — кицунэ. Тэхен глупо открывает и закрывает рот, а потом прочь резво срывается, по пути едва не сбивая наблюдающего как уже пять минут за всем этим делом Юнги. — Ну ничего себе постановка, — шокировано выдыхает нэко, глядя беглецу вслед.