Magic of hearts

      Тэхена заметно потряхивает при виде всех этих странных магических штук, лежащих на столике перед ним. Не то чтобы он не доверял Джину и все же… червячок сомнения и страха его гложет. Ему еще ни разу не доводилось участвовать в чем-либо подобном. Думает, что далек от магии, что истиной никак не является. Тэхен – кицунэ, пускай и на половину всего лишь, но тем не менее с рождения негласно повязан с волшебством был. Живет оно в нем, наружу просится, проявляясь в самых незначительных мелочах, и не приемлет абсурдного желания распрощаться с ним навсегда лиса. Тот и сам за недолгое пребывание в Декалькомании позабыл уже как будто об этом. Как родной влился в то, что отвергал так рьяно когда-то. Не думает о будущем и живет одним днем, все больше в таинственный и загадочный мир погружаясь. Что за собой в замке новый день принесет и какие тайны откроет? Очевидно, очередные вопросы подбросит и в приключение опасное следом утянет. В обители темного мага просто не было никогда и не будет. Здесь печаль то или же радость тесно рука об руку идут, идиллию странную образуя. Тэхен не противится. Боится, но на контрасте смело шаг вперед делает, ни секунды не дает себе на раздумья. Вкус юности. Желание сердца. Глаз любопытство и открытость души. — Я раньше на животных только подобное пробовал, но уверен, что и в твоем случае все получиться должно, — Сокджин произносит, скорее для себя, чем для кого-либо из присутствующих.       Чонгук в отдалении приличном стоит, задумчиво наблюдая за манипуляциями фея. Не подходит ближе, памятуя о том, что для Джина тяжелым испытанием близкое нахождением с источником магии темной становится. Хмурится, чувствуя себя беспомощным абсолютно, ослабевшим, но в большей степени виноватым. Насколько бы сильно его душа ни почернела, боли безвинному существу не в его характере доставлять было. Многое он за долгие годы пережил и совершал, забирал и калечил, желания взамен, как после уже их исполнения, не такими важными представлялись, в жизнь воплощал. Жестокая расплата просителей находила, ни жалости, ни раскаяния в глазах Чона не вызывая. Опустошенность и уголок губ, искривленный в ироничной улыбке. Его боль глубже и сильнее в сто крат. Последние остатки человечности другом хвостатым удерживаются, а теперь и рыжим непоседой, что в темном омуте свет отыскать смог и тянется к нему, минуя преграды.              У Чонгука при взгляде на Тэхена необъяснимое тепло там, где орган кровь по венам гоняющий должен быть, расползается. Тьма по углам прячется и легкость непривычная бархатом ковровых дорожек внутри стелется. Доброта и искренность юноши руку в желании коснуться его протянуть заставляет, неприятие и страх - тут же отпрянуть. Не за себя страх - за него. Тэхен, как мотылек легкомысленный, летит на погибель и на огонь, извечно полыхающий в маге, в самый Ад, которому ни конца ни края не видно, и в смерти объятия, что Чонгук непременно бы ему обеспечил, если бы не вмешательство Деля с Бэкхёном. Заканчивать по-хорошему это все надо. Разорвать то, что намертво пока не скрепилось. Осознает, но не может. Слуга мира Подземного беззащитен перед солнца лучом оказался. От него ни один купол, Декалькоманию окружающий, не спасет. Он уже здесь, прорвался, сам частью замка стал. Частью Юнги. Частью Чонгука. Это все ты, Ким Тэхен. — Эй, ты меня вообще слушаешь? — цокает Джин недовольно, палочкой волшебной перед носом выпавшего из реальности кицунэ помахивая. Фей как несколько минут уже втолковать ему что-то пытается, а тот ни ухом, ни хвостом не ведет. Смотрит куда-то за его спину, не понимая, что за странный гость объявился в гостиной. — П-прости, — только и может Тэхен вымолвить, отвлекаясь от разглядывания высокого незнакомца.       Сокджин оборачивается, догадавшись о причине отвлеченности лиса, и снова цокает. Не более часа назад он с Намджуном расстался. Так и не поговорили как того должно они, не сговариваясь, разговор на потом отложили. Вместо этого в молчании книги перебирали, трепетно то хрупкое охраняя, что после долгой зимы первые всходы дало. Время еще будет, шанс представится. Сокджин пообещал расцветающей сиренью в глазах. Намджун с надеждой вернувшейся все принял. Сколько угодно ждал и ждать станет. Всегда. — Неужто стража замка не признал? — хмыкает фей. — Что? — непонимающе взгляд переводит Тэхен с лекаря на незнакомца. — Ким Намджун, — решается внести некоторую ясность бывший ассасин, присаживаясь напротив. — Но ты меня под другим знаешь именем — Магнус.       Кицунэ, не зная что и подумать, теряется. Никогда и предположить не мог, что верный помощник Чонгука не просто ворон, а самый человек настоящий. Вспоминает, как первое время, заслышав над головой крыльев хлопот боялся красных глаз в темноте и слишком разумного поведения для птицы. Теперь понимает - не зря: мужчина угрожающим выглядит и опасным. Под полами его плаща не один кинжал прячется, а скрещенные за плечами клинки явно не для красоты ему служат. Сменившиеся с алого на цвет темной карамели глаза, ни чуть хищности не потеряли, ее, наоборот, их необычный разрез подчеркнул. Весь в целом облик Магнуса затаил немалую силу и гордость - хозяин замка под стать себе слуг выбирает. — Что-то я не припомню, чтобы приказ показать истинное обличье тебе отдавал, — вставляет Чонгук недовольно. Руки на груди складывает и обсидианом бездонных глубин раздраженно нерадивого стража буравит. — Полно, Чонгуки, не кажется ли тебе, что маски все давно пора сбросить? — улыбается Сокджин, чертя палочкой остроконечные руны, попутно в чашу щепотку кристаллического порошка отправляет. — Это я его поприсутствовать попросил. Куда-то же надо будет темную энергию из руки нашего рыжего чуда девать. — Смею напомнить, что это я являюсь ее источником и мне никакого труда не составит свое обратно принять, — проигнорировав первую фразу фея, говорит Чон. — Нет уж, мой дорогой принц, так рисковать мы не будем, или тебе вчерашнего не хватило? – иронизирует Джин. Мага он не боится. Пережитое неизгладимый в нем отпечаток оставило и напрочь отбило самосохранения чувство. Единожды раз умершему - смерть более не страшна. В какой бы ужас не ввергал Чонгук многих, фей в нем мальчишку потерянного видит, израненного и разбитого, но не озлобленного, как Дель, скорее обиженного и от самого себя прячущегося. — Нисколько не бережешь себя, а стоило бы. Для тебя сейчас главное баланс тьмы поддерживать, не колыхать его лишний раз. Хотя бы эту неделю. — Более наглую фею, чем ты, еще поискать, — Чонгук фыркает. — Слишком много ошибок в одном предложении. Думаю, ты хотел сказать, более лучшего лекаря, — непринужденно парирует Джин.       Плотно задумавшийся над состоянием мага Тэхен, не сдержавшись, смешок издает. Не доводилось еще ему слышать, чтобы хозяина замка поучать и на место ставить кто-либо смел. Сокджин с первого на него взгляда необычным показался лису. Не превозносит себя выше других, но и с собой аналогичного делать не позволяет. Этакий чудаковатый дядюшка, что одной случайно брошенной фразой может в краску вогнать. Наставляет, хотя и шутливо, но неизменно в правильном направлении и ни злобы, ни отторжения у Тэхена не вызывает.       Краем глаза следящий за Чонгуком Намджун, видя, как тот глаза закатил на последнюю реплику Джина, не может улыбки невольной сдержать. Никак поведение Чона с тем, что он привык наблюдать, не возьмет толк. Бывший ассасин прекрасно осознавал, что за своеволие ему не отделаться только словесным предупреждением. Не понаслышке он с его гневом знаком, из раза в раз с его последствиями сталкиваясь. Сегодняшний же Чонгук совсем не такой, спокойный и даже расслабленный, чуть подуставший, но силы не растерявший. Его аура властности не дает позабыть о себе, хотя и подавляется им изнутри. Не давит и тьма, каким-то странным образом присмиревшая, у ног хозяина послушной собакой лежит, не пугает. Страж, связанный намертво с замка владыкой, как никто другой в этой гостиной, все это чувствует. Когда-то он добровольно тело и душу свои в кандалы заключил, закрепил на шее железный ошейник и от него поводок передал в руки мага, тем для любимого фея выторговал свободу. Не жалеет. Верой и правдой служил и служит Чонгуку. За все случившееся, кроме себя, винить было некого, винит и по сей день.       Намджун на коленях перед опаснейшим из людей, ныне живущих, стоит. А людей ли? В мужчине напротив ни единой светлой не проглядывается детали. Ни в плаще его ночи безлунной темней, за спиной мантией дорогой стелющемся, ни в агатовой и бездонной пучине глаз, холодно взирающей на ассасина, ни в почерневшем сердце, и уж тем более ни в душе. Мрак непроглядный клубами невидимыми, но ощутимыми вокруг него вьется. Гостиная в точно такой же, но на контрасте не опасной, а сглаживающей мгле пребывает. Через панорамные, уходящие под потолок окна алый свет проникает, затем ползет по ковру. Ползет и на руках остается наемника, не кровью убитых им в прошлом, а собственной. Сейчас от Намджуна ошметки одни лишь остались. По-другому и быть не могло. Не после того, что он сделал. Не после того, как любовь всей своей жалкой жизни на муки обрек… Пришел все исправить. Чего бы ни стоило. Чего бы ни уготовила ему дальнейшая участь. Закономерно и заслужено. К наказанию, пускай даже длиной в вечность, готов. — Легендарный убийца ниц передо мной пал. Жизней не перечесть им оборванных, а от пролитой крови ни в этой, ни в следующей, не отмыться, — вкрадчиво маг проговаривает. Сверху вниз, как на прокаженного, на мужчину смотрит, слова глубже и больнее кинжалов в его плоть загоняя. Распарывает ее и прокручивает изнутри, безжалостно потроша то немногое, что от него осталось. — Но вот незадача, не смерть тебя первой нашла, а любовь… — Хватит! — не выдерживает ассасин, взгляд яростный вскидывая. — Хочешь глумиться – глумись, но сначала сделка. — Мне с того толка нет, для констатации факта озвучил. Люблю на досуге над судьбами в мире живущих поразмышлять, — нарочито спокойно произносит Чонгук. В следующую секунду подходит к Намджуну вплотную и кольцом тьмы его шею сдавливает незримо, тем заставляет его с колен приподняться и куклой тряпичной на энергии сгустках повиснуть. Наемник, беспомощно брыкаясь, дотянуться пытается до невидимой удавки на горле и не может - не получается. Кожа, с черной магией повстречавшись, ожогами обрастает как будто. Магия мучения невыносимые доставляет, а на деле, ни следа, лишь удушье несет за собой. Пытка, вечностью показавшаяся для пленника, минутой всего обернулась для Чона. Большего бы его гость не осилил. — Небольшой урок тебе. Ты здесь просить пришел, а не я. Рот не смей раскрывать, пока не спросили, — отворачивается от Намджуна маг, руки, испещренные странными рунами, позади себя складывая.       Намджун, обессилено на пол осев, шею саднящую растирает, спину хозяина замка молча буравя. Урок усвоен успешно, или это скорее страх, что Чонгук не согласится помочь, зубы спрятать заставил? — Вызволю я твою фею, а взамен что? — продолжает тем временем Чон, так и не повернувшись. — Чем пожертвовать собираешься? — Жизнью, — без лишних раздумий отвечает наемник. Нет больше ничего у него, только она, что смысла без Джина никакого не имеет.       Чонгук задумывается на несколько долгих минут, картину на стене с изображенным на ней красноглазым вороном невидящим взглядом обводит, пока ассасин, затаив дыхание, ждет и, поднявшись с помощью кресла на ноги, не понимает, чем цена не устроила Чона. Не раз до него доходили слухи, что он не материальные блага берет, а именно что нечто схожее с тем, что он предлагает сейчас добровольно. — Неравнозначно, — бросает хозяин замка и, не давав ничего толком своему собеседнику осмыслить, добавляет. — Я не беру никогда сверх того, что взамен отдаю. Ты ведь свободу для феи просишь, а не жизни. — Для него это одно и тоже, — охрипшим голосом Ким возражает. — Тем не менее, его жизни ничего не угрожает. Поэтому я другой вариант тебе предлагаю, — озвучивает, разворачиваясь, Чонгук и в упор на наемника смотрит, вновь в бездну обсидиановую без возможности выбраться утягивает. Не спастись от нее, не сбежать. Она в водовороте безумном закрутит, но не насытится, частью своих глубин сделав, оставит задыхаться в себе. — Свобода за свободу. Если согласен, то Декалькомания отныне твоя тюрьма.       Намджун сглатывает шумно, но, вопреки, не колеблется ни доли секунды, сразу же руку протягивает в молчаливом согласии Чону. С этого дня он мага слуга. — Давай сюда запястье, Тэхен, — просит Сокджин, указывая на резной, серебряный предмет перед ним. — Сейчас мы окунем ее в эту чашу. Сразу предупреждаю, будет неприятно и , возможно, даже больно. — Я потерплю, — робко кивает лис, а внутренне весь дрожит. Боль с ним с самого детства рука об руку ходит, но он никак с ней не свыкнется и не смирится. Фантомные побои и сейчас иногда ощущаются под давно зажившими ребрами. Он каждого своего обидчика помнит, но чувствуя себя в стенах Декалькомании защищенным, слезы больше не льет. Не настигнуть им его здесь никогда. «Не им, так другим» - мысль ненужная в голове всплывает, взгляд заставляя в сторону хозяина замка скосить. Тэхен в случившемся его не винит, но и не думать о том, что с жизнью расстаться запросто мог, не перестает. Чонгук опасен, и он это теперь понимает прекрасно, но глупое сердце отказывается в доводы разума вслушиваться. Не после того, что оно смогло познать и увидеть. Чонгук не тот, кем казаться пытается. Принц тэнгу не умер. Раненный тот и разбитый, но живой, не исчезнувший окончательно. Прячется, а рядом с Юнги показывается, пускай и совсем ненадолго, показывается и с ним - с глупым мальчишкой по имени Ким Тэхен.       Чонгук его взгляд испуганный на себе ловит, видит прекрасно как тот дрожит, рыжие ушки и хвост поджимая, но ничего, кроме легкой поддерживающей улыбки, он ему дать не в силах. Кицунэ большего и не надо, такая редкая она, но зато искренняя, дороже всех богатств мира, вселяет в него уверенность, оттого его глаза снова возвращаются на Джина, а рука покорно в его вкладывается. Джин незамедлительно ее к чаще, наполненной перламутровым зельем подносит и туда, проверяя реакцию лиса, окунает. Лис, ощущая в поврежденной конечности зуд, морщится. Не больно, но и приятного мало. Жидкость совсем ледяная, склизкая и далеко не полевыми цветами благоухает. — Держи так и ни в коем случае, что бы ни случилось, не вынимай. Ты понял меня? — строго Сокджин наставляет. Тэхену только и остается что вновь кивнуть, пока фей, с книгой сверяясь, руны, начертанные ранее на столе, светом из своей палочки наполняет. Тэхен, позабыв что сам главным объектом ритуала является, как завороженный, на них смотрит: письмена разноцветными искорками загораются и в танце, понятном только одному создателю, кружить начинают вокруг чаши. — Намджун, руку, — не отвлекаясь от рун и не глядя на стража, ладонь Джин тому подает. Страж не медлит, свою кисть укладывает поверх чужой, позволяя себе ее невесомо огладить. Давно утерянное ощущение, но не забытое, желанное и такое необходимое. Сокджин нечто схожее чувствует, но послаблений себе не дает. Все потом. Сейчас главное помочь лису.       Чонгук, полностью на Тэхене сосредоточившись, интимного жеста пары не замечает. Переживает и кулаки до побеления в костяшках сжимает. Помочь хочет, но подойти опасается. Сокджину отвлекаться нельзя, как и нельзя фон свой магический колебать. А Чонгук, однозначно, будучи мощнейшим источником тьмы, поколебать его может. В Намджуне намного этой тьмы меньше, он всего лишь проводником выступает, хотя и претерпевшим некоторые изменения: из обычного человека бессмертным подобием тэнгу стал, что на своих двоих ограниченное в сутках время проводит. Искаженная силами Ада фальшивка, обреченная на вечность служения господину.       Кицунэ вскрикивает, внезапной болью прошитый насквозь. Почерневшая ладонь жжется невыносимо, а жидкость, что еще секунду назад в спокойствии пребывала, запястье огненными тисками сжимает. Тэхен из последних сил себя сдерживает, чтобы не вынуть его из раскаленной чаши и во избежания жалкого скулежа, губу до крови закусывает, но мечущийся хвост и аромат подгнившей клубники все его чувства с головой выдают. Маг от стены, к которой прислонен до этого был, резко отталкивается. Порывается подойти, но как мальчишка прокаженный, на полпути замирает послушно, предостерегающий оклик со стороны фея заслышав. — Еще шаг и испортишь все, — не теряя контроля, строго осекает Сокджин. — А ты молодчинка, Тэ. Хорошо держишься, — более миролюбиво для мальчика добавляет.       Тэхен так не считает, до невозможности слабым и жалким себя ощущая. Дождливым днем боль в его изумрудных глазах отпечатывается, следом бледные щеки солеными дорожками окропляет. Лис сил в себе не находит больше терпеть, тщетно уцепиться хоть за что-то пытается и все же цепляется - за пропитанный ненавистью агатовый взгляд. Ненавистью, но не к нему, а к себе самому. Тэхен, от мук его руку терзающих отвлекаясь, покачивает головой, мысленно просит Чонгука себя не винить, улыбку вымученную ему дарит, в ответ точно такую же получает. — Вот и все. Правда, что-то я слегка намудрил, — озадаченно чешет палочкой затылок Сокджин. — Но главное, что опасности для твоей жизни больше нет.       Кицунэ внимание с мага на руку свою переводит, из чащи вынимает ее и дышать как забывает. В полной растерянности пребывает, ведя пальцами по оплетающей его кожу вместо черноты вязи голубых роз. Маг лично к нему подходит, чтобы проверить результат проведенного ритуала, берет его холодную ладошку и, рассматривая ее, хмурится. — Намудрил? — раздраженно затем переспрашивает, не отпуская Тэхена. — Я все сделал так, как сказано в книге было, — отвечает Джин едва слышно, невольно к Намджуну ближе теснясь. Весь сжимается от удушающей ауры мага, чувствуя, как светлое волшебство внутри бьется и, крича об опасности, Чонгуку противится. Намджун в жесте защитном его за талию приобнимает, готовый ради него против господина пойти. — А по-моему, получилось красиво и чувствую я себя вроде как хорошо, — улыбается кицунэ, в миг напряжение между всеми присутствующими сбрасывая. — Спасибо, красавчик.       Сокджин смеется заливисто, на грудь стража замка откидываясь. Никак не решит от чего ему больше смешнее: реплики юноши или же ошарашенного выражения на лице Чона. — Тебе не нравится, Чонгук? — по-своему истолковывает молчание и негодование мага Тэхен, потерянно глядя на свою зажатую в чужой руку. — Недоразумение, — вздыхает устало Чонгук.       Три улыбки на лицах и лишь один полный возмущения вскрик: — Мы же договорились! Меня Тэхен зовут!

***

      Вечер плавными волнами на купол замка накатывает, об него бьется несмело, прося во владения Декалькомании пропустить. Солнце за кромку леса не спеша катится, нехотя с Подлунным миром до завтра прощаясь. Полумесяц на смену ему через всполохи кораллового марева пробирается, своей госпоже дорожку бархатную, но холодную расстилая. Верных, бледными звездами на небосводе рассыпавшихся слуг на помощь себе призывает. Подгоняет День, свое отгулявший, скорее с землею расстаться, намекая, что Ночь совсем не рада ему. Обиду неиссякаемую на него затаила и видеть более не желает. Оба ненавидят равно, как и любят друг друга, бессильные порочную связь разорвать. Вместо этого посредниками прикрываются, разговаривать категорично отказываясь. Разговоры – удел людей. — Твое состояние стремительно ухудшается, — сквозь стрекот сверчков доносится до опершегося в задумчивости на беседку Чонгука. Следом и сам хозяин мелодичного голоса появляется, чуть в отдалении, среди пышных кустов роз останавливаясь. — Это не твое дело и уж тем более не твоя беда, Сокджин, — отвечает устало маг. Нет ни злости, ни какого-либо упрека в его интонации, скорее неуловимый надлом и смирение. — Как для постороннего человека может и нет, но не для меня, уж прости за навязчивость. Я твой лекарь, если ты еще не забыл, сам сделку со мной заключил, — парирует фей, прокручивая волшебную палочку меж узловатых пальцев. — Тебе она нужнее была. — Ой ли? — иронично заламывает бровь мужчина. Артефакт, вместе с тем, в его руках замирает, ненавязчиво поблескивая драгоценным магическим камнем на острие.       Взгляд Чона невольно на нем останавливается, цепляясь за колышущуюся на ветру подвеску из белых ангельских перьев. Он уверен, что перья не птичьи. Опыт, накопленный за долгие годы, легко изобличает принадлежность подобных вещей. Интересно.       Не дождавшись ответа, Джин продолжает: — Тут даже не в сделке дело, Чонгук, а в банальной человечности и благодарности. Не спорю, крылья для меня многое значат, тебе ли не знать? Но жизнь намного важнее, особенно когда есть за что и зачем жить. Как бы ты ни противился и что бы ни говорил, но одно я знаю наверняка: умирать ты не хочешь. — Но придется. Смерть моего мнения не станет спрашивать, — в ответ не столько раздраженное, сколько обреченное. Агатовые глаза, затапливающие все вокруг, соревнуются с на пятки наступающей ночью. У той звезды и луна есть, а у Чонгука, кажется, ничего, кроме ни чем неразбавленного и неприкрытого мрака. Сокджин иначе думает, вместо него боль чистейшую видит и, пытаясь перебить ее горечь, сглатывает. — Я всегда задавался вопросом, почему же Владыка на роль своего земного слуги далекое от Ада существо выбирает? Почему такого же демона, как он сам, эту неподъемную ношу нести сюда не отправит? И почему именно ты один за благополучие всех живущих радеть должен? Не так давно ответ мне открылся, до банальности оказался прост. Это все та же пресловутая человечность, о которой я уже ранее упоминал. Демоны, наделенные властью подобной, рано или поздно сорвутся. Бессмертие злую шутку с их и без того темной душой сыграть может, но не с твоими предшественниками и не с тобой. Они не успевали достаточно долго прожить, чтобы во мрак окончательно кануть. Мрак намного раньше их убивал, когда как человеческая сущность оставалась до последнего вздоха, за черту наложенных обязательств не позволяя переступить. — Если ты даже до такого додуматься смог, то подумай немного еще и скажи: почему же я сейчас на пороге смерти стою? — в горькой улыбке кривит губы Чон. — Исходя из того, что я имел удовольствие в гостиной сегодня увидеть, это явно не то, что ты там причиной избрал для себя, — мягко улыбается фей, подол белой туники одергивая. — Да, тьма убивает тебя, но не потому что ты поддаешься ей, а потому что противишься. Неиссякаемым источником в этой непримиримой войне выступает твое сердце. Не дает тебе себя потерять, а повстречавшись с Юнги, а теперь еще и с Тэхеном, новыми силами полнится и хочет жить, несмотря ни на что. Верит в лучшее и счастья желает своему глупому обладателю. Вот такая она магия сердца. Когда мы сдаемся и руки опускаем, оно никогда не позволит себе отдыхать. — Не надо приплетать сюда Юнги, а тем более Тэхена. Даже если бы ты и был прав, это палка о двух концах, не находишь? — Нахожу и осознаю, но противлюсь, — вздыхает Сокджин, подходя ближе. Чуть смягченная открытым воздухом тьма хозяина замка чувствуется не так остро, давит, но не критично, ненавязчивым покалыванием отдаваясь в перламутровых крыльях. — Как бы то ни было, позволь тебе помочь и дай себе шанс, пускай на недолгое, но все-таки счастье. — С чего вдруг такая забота? Друзьями нас назвать сложно… — цокает Чон и, до чего-то дойдя, в наигранной издевке добавляет. — Подожди-ка… Кажется, я понял. Твой потенциальный ухажер мой слуга. Кругом одна корысть, впрочем, чему я удивляюсь? — О, духи, как быстро меня раскусили, — закатывает Ким глаза, разводя руки в стороны. — Даже лирические отступления не помогли… — Вообще-то, твой план несколько не логичен. Разумнее будет не продлять мою жизнь, а сократить до минимума. Моя смерть - ключ от клетки Намджуна. — Какое же ты еще дитё, Чонгук, — качает укоризненно головой фей. — Вы однозначно друг друга с Тэхеном стоите, и я даже не уверен, кто из вас двоих больший ребенок. — При чем здесь опять Тэ? — в недовольстве хмурится маг. — При том же, при чем и Намджун. — Вздор. — Как скажешь, но советую не тянуть и сводить его на свидание. Красивый и добрый мальчик, в отличие от тебя, — фыркает Сокджин. — Время, знаешь ли, дорого, а в твоем случае особенно. — Только через мой… — Ну уж нет, мы и так слишком много сегодня говорили о смерти, — строго обрывают мужчину. — Не кличь ее лишний раз. И да, из-за твоего резко ухудшившего состояния неплохо бы было мне перебраться к твоему замку поближе. Думаю, ты не откажешься местечко мне около озера Рин выделить и как радушный хозяин мой домик туда же перенести. Моих сил на это не хватит, а вот твоих - в самый раз. — Так и скажи, что видеться чаще с Магнусом хочешь, — глядя куда-то за спину собеседника, произносит Чонгук. Ухмыляется про себя, заприметив на ветке вишни сидящего ворона. — Будет тебе домик. — Чонгук… — в секунды серьезным становится фей. — Он… — Намджун не предавал тебя, у него не было выбора. Вернее был, но закончился бы для него смертью и, соответственно, невозможностью тебя вызволить. Он и по сей день раскаивается в случившемся, сам себя наказал, но большего наказания чем то, на что обрек его ты, не существует. Не верю, что говорю это, но дай ему шанс, — бросает неопровержимое маг, отчего-то расщедрившись - скорее из благодарности, которую вряд ли вслух, предпочтя словам действия, озвучит.       Ворон клювом щелкает недовольно, злясь на своего господина. Зачем он сказал? Из жалости? Страж Декалькомании ее не приемлет. — Остался бы я так легко в замке сегодня, если бы уже его не дал? — задает риторический вопрос Джин, неловко крыльями поводя. Как будто груз невидимый с плеч сбросить хочет. — Пожалуй, пойду, сложный денек выдался. Мое волшебство почти на нуле, а ты явно его восстановлению не способствуешь, — разворачивается в сторону каменных стен, красивым видением среди буйства цветов отпечатываясь на сетчатке. Дуновением ветра поднятая пыльца шлейфом за ним стелется и, соревнуясь со звездами в блеске, искрится, после со светлячками в ленивом танце сплетается. — Сокджин, — окликает Чонгук отдалившегося уже на приличное расстояние фея.       Фей останавливается и в полуобороте головы взгляд аметистовых глаз на него вскидывает. — Спасибо за то, что Тэхену помог. — Что? Плохо слышно. Говоришь, на свидание Тэ позовешь завтра? Это правильно. Это хорошо, — дальше путь продолжает Сокджин, насвистывая себе что-то веселое под нос.       Это правильно. Это хорошо.