***
Плотно позавтракав и приняв лекарства под строгим взглядом Тэхена, что смотрелось скорее смешно, чем опасно, Чонгук в купальню отправился, а по возвращению премилую картину застал: мальчонка с его шкафом воевал, бубня себе под нос что-то еле разборчивое. — Почему опять черное-то? Нет, я конечно, не спорю, Чонгуку идет, но и другие цвета разнообразия ради неплохо было бы выдать. — Что ты делаешь? — облокотившись о стену, весело спрашивает маг. Кицунэ подпрыгивает пугливо, чудом все рубашки из рук не роняя. — Я это… одежду тебе подбирал… — мямлит он неуверенно, как будто его за непристойным чем-то застали. — Хотел что-то более светлое… На улице жарко и черный, ну он… Но, если ты… — Светлое так светлое, — пожимает плечами мужчина и в два шага расстояние преодолевает до лиса. — Какой цвет? — Что? — глупо изумрудами хлопают, пушистые ушки поджав. — Какой цвет мне, помимо черного, подойдет? — прошивающие насквозь агаты. — Синий, — роняет неосознанно Тэхен. Смотрит в напротив глаза и свои, словно привороженный, сил отвести не имеет. — Синий, значит, — хмыкает Чон, прерывая неловкую паузу. И сам почти не дышал, в лесные погрузившись глубины. Каждую веснушку мальчонки в уме зачем-то пересчитал, в который раз признавая, что тот невероятно красивый. Чистый и невинный совсем, незапятнанный. Его огненные, заметно отросшие с первой встречи кудри вокруг шеи колечками вьются, так и прося в них зарыться пальцами, всю их мягкость и шелковистость прочувствовать. Чонгук знает, именно такие они. Не забыл той странной и волнующей ночи, когда на руках Тэхена баюкал, заботился и лаской, жизненно тому необходимой, одаривал, нежное тельце оглаживал, хрупкости его поражаясь. На горло себе наступал, непонятные эмоции погасить в себе силясь. Зато утратившему контроль над своим внутренним зверьком кицунэ все нипочем было. Искусал чужую шею, на удивление, острыми клыками и первый поцелуй подарил самому неподходящему человеку. Не помнит, к радости своей, то лисенок, а вот Чонгук, наоборот, очень даже. Тэхен, потупив взгляд, от шкафа отходит, место освобождая магу, а маг пару раз постучав по лакированной дверце, хлопковую кофту со штанами нужной расцветки с полки выуживает. Халат скидывает и переодеваться прямо здесь начинает, не стесняясь и как будто не замечая мальчонки. Замечает, на самом деле. Улыбается про себя, краем глаза уловив вмиг покрасневшие щеки. Ребенок. Ким же, засмотревшись, девать себя не знает куда. Рунические рисунки на подкаченном теле нисколько его не отталкивают, а проследить за их путешествием заставляют, дотронуться просят, но Тэхен, сглотнув шумно, отворачивается от них. Не ведется. Корит себя за желание абсурдное и не понимает почему так реагирует на нового друга. Тут же мысленно в размытые воспоминания пробуждения лисьей сущности переносится и новыми алыми пятнами покрывается. Вот и ответ. Проклинает звериное начало свое, сетуя, что Юнги нет рядом. Помочь ему тот обещался с этим потом, книги на первое время вместо себя оставив. Многое разъяснили они, но и вопросов немало создали. Одно понятно наверняка: практика ему нужна и поддержка. Не справится Тэхену в одиночку на незнакомом пути - заплутает. — Слушай, Чонгук, ты ведь Юнги помогал когда-то с его зверем, — неуверенно начинает кицунэ, стоя к мужчине спиной. — А можно и мне как-нибудь с этим помочь? В смысле, мне надо в лиса научиться обращаться. А то, ну ты знаешь… Тогда было слишком неловко и я… Мне правда очень жаль, что я так повел себя с тобой… — Можно, — просто отвечает Чон, поправляя на груди шнуровку. Окидывает в зеркале себя взглядом, видя не мага, а того, кем в прошлом далеком был. Давно он парадных цветов своей страны не носил. Забытое чувство. — Правда? — резко оборачивается Ким, не веря, что мужчина согласился настолько легко. Воодушевлением и неподдельным счастьем искрится, а, завидев Чонгука, замирает и губы клубничные в букву «о» складывает. Не верит. Что за волшебство странное? Неужели один только синий цвет так мага преобразить смог? Все так же он величественен и красив, но не тьмой, а светом. — Правда. Слишком долго укусы твои заживали, не хочу повторения, — смеются и на выход идут. — Кусачка. — Чонгук! — пищит Тэхен возмущенно, руки к полыхающему лицу приложив, и затем следом бежит, намереваясь все, что о шутках его думает, высказать. — Я ведь не знал, что получится так! И вообще, хватит уже припоминать мне тот случай… — Незнание от ответственности не освобождает, — парирует весело Чон. — Да и как такое забыть? До встречи с тобой нападению диких лисят я однозначно не подвергался. — Прекрати, — фырчит Ким, поравнявшись с магом. — И я не дикий. — А то что? Опять покусаешь? — Вот и покусаю. — Юнги явно не подозревал кого к нам привел, — цокает Чонгук, в очередной коридор поворачивая. Тэхен на один его шаг - делает три, кое-как за ним поспевает. Пыхтит, но упорно с ним вровень старается идти. — Хотя нет, он-то как раз-таки знал и из вредности в известность меня не поставил. — Вредный тут только ты, — под нос себе буркает юноша, но слышат его прекрасно. — Был черным, стал вредным. Вредный маг, — откуда ни возьмись материализуется рядом Сокджин. — Как по мне, так очень даже неплохо звучит. Устами ребенка, как говорится... — А ты что тут делаешь? — хмурится Чон. — Как что? Работаю, конечно, — возмущается фей, проходя первым в гостиную. Тэхен за друзьями заходит и челюсть от увиденного едва не роняет: некогда в идеальном порядке состоящее помещение книгами и кучей склянок завалено, ингредиенты, большинство из которых неизвестны кицунэ, по всем поверхностям раскиданы, а посреди погрома Намджун какой-то свиток читает, но, ощутив чужое присутствие, сразу же голову приподнимает, господину кивает. — Даже спрашивать не стану, что здесь происходит, спрошу другое: какого дьявола ты еще здесь? Твой дом я еще с ночи в окрестности Декалькомании перенес, — произносит Чонгук с абсолютным спокойствием. Не удивлен как будто происходящим. — Свидание у меня с твоей немаленькой коллекцией книг. Столько знаний! Я уж не говорю о твоей кладовой, – хитро поглядывает Джин на хозяина замка. — Терпеть тебе меня еще долго придется. Впрочем, как отберу необходимое, уйду к себе. Бывший ассасин на заднем плане пожимает плечами, мол, ни при чём он здесь. Чону остается лишь тяжко вздохнуть и прошествовать мимо. Лишними разбирательствами омрачать свой день он желанием не горит. — Надеюсь, к нашему возвращению от замка хоть что-то останется, — равнодушно бросает. Тэхен смешка на его реплику не может сдержать. — Магнус, без эксцессов давай и никого не впускай сегодня, — задержавшись на мгновение у выхода из гостиной, добавляет Чонгук. Намджун вновь кивает. — А вы это куда? Да еще и вдвоем, — подозрительно прищуривает фей. — Неужели все-таки на св… мгм! — не договаривает, настигнутый проклятием тишины. — Ммм! — Что случилось? — не понимает лис. — Ммм! — колотит яростно по креслу Сокджин, призывая запрет магический с себя снять. — Ничего такого. Ему полезно временами, — уклончиво поясняет маг, уводя Тэхена за собой. — Ммм!***
— А куда мы идем? — заинтригованно спрашивает Тэхен, когда окрестности замка позади остаются. — Ты сам на этот вопрос еще утром ответил - гулять. Или я что-то путаю? — лукаво улыбается маг, сворачивая с тропинки в совершенно противоположную сторону. — Осторожно, здесь пологий склон. — Ну, Чонгук! — возмущается Ким, следом за магом ныряя в кленовую рощу, тут же поскользнувшись и потеряв равновесие, вскрикивает. Жмурится в страхе, не готовый, но готовящийся к встрече с землей. — Когда уже слушать начнешь, что я тебе говорю, — цокает недовольно мужчина, легко перехватывая непоседу. Испугавшийся лисенок, тесно прижимаясь к нему, глаза боится раскрыть. Сердечка громкого стук оглушающе в ушах отдается, клетку грозясь грудную пробить, не только свою, но и чужую. Маг спину кицунэ в успокаивающем жесте поглаживает, не спеша его из кольца рук выпускать. Кицунэ не возражает, а прейдя в себя, донельзя смущенное шепчет: — Видимо, не в этой жизни. — Или ни в какой, — поставив Тэхена ровно, снисходительно подытоживает Чонгук, спускаясь в овраг. Тэхен, оглядываясь с интересом, теперь более аккуратно идет. Солнце в самом зените стоит, но до глубин лесных не доходит, вместо него папоротник, густо под ногами растущий, дорожку путникам неоновыми прожилками освещает. Вековые клены величественными громадами по краям природного рва возвышаются, о чем-то переговариваясь на своем языке. Ежевичной сладостью откуда-то поблизости веет, переплетаясь с резким ароматом сумеречной травы. Дурманит она и легкие опьяняюще забивает. На ветвях, самую сочную ягоду умыкнув, краснобрюхий зяблик удобно расположился. Тэхен, угощаясь вкусными плодами с ближайшего куста, им невольно засматривается, невероятное единение с природой, обострившееся, кажется, в разы с последнего раза, чувствует. Сейчас он даже самое маленькое насекомое среди всей какофонии звуков способен различить. Муху, в плену сетей ловко расставленных бьющуюся, и мелодию прозрачных органических струн. Рыжее ухо то в одну, то в другую вертится сторону, не зная уцепиться за что. Непонятный гул, путая мысли, всю голову лисью заполонил, из реальности выбивает. С Тэхеном впервые подобное происходит. Излишняя, присущая кицунэ чуткость ему привычна, но, кажется, сегодня она все рекорды побить собралась. В том ли дело, что внутренний зверек ото сна наконец пробудился или причина в другом? Чон впереди, не оборачиваясь, шагает, ловко дерево поваленное перепрыгивает, словно нисколько внутренних метаний и растерянности спутника не замечает. Не замечает, но, очевидно, догадывается. Не просто так он именно этой дорогой лисенка повел. Папоротник волшебными свойствами обладает и начало природное до невероятного обостряет. Чонгук и сам нечто схожее чувствует, но в отличие от Тэхена, не придает этому особого значения. Оное для него не в диковинку. Чон, наоборот, тем, что с потерей крыльев поблекло и притупилось, успокаивается. Демон природный, променявший свою сущность на противоположно другую на благо, как оказалось, неблагодарного народа и в угоду Владыке. Любимец и судьбы баловень, печалей и горестей до роковых событий не знавший, но в одночасье изгоем и паршивой овцой ставший, оставивший на прощание кровавые следы в талых водах горных вершин. Тогда Чонгук, сорвавшись с обрыва, в реку леденящую до самого дна погрузился в надежде боль, все нутро и душу выворачивающую наизнанку, унять. Не помогло. Протестующий разум лишь отрезвило, дополнительных мук принесло. Бывший наследник Грондата бился израненной спиной об острые камни, на волю течению отдаваясь, пока не прибился к мелководью утерявшим дно кораблем. Даже реке оказался ненужным. Выкинутый, жалкий и убивший себя изгой-принц. Он не убивал, он спасал, — возразил бы Тэхен. Зато его убивали, — Юнги переиначит. Почему же я тогда жив? — горько добавит Чонгук. Потому что хочешь, — ответит Сокджин. — Чонгук, я как-то странно ощущаю себя, — догоняет мага кицунэ, ворот рубахи оттягивая. Душит она словно его и потеть заставляет. — И куда мы идем все-таки? — Ты слышал о траве духов когда-нибудь? — спрашивает Чон, игнорируя последнюю реплику младшего. — Я читал о ней. В книгах, которые мне Юнги оставил, многое о ней говорилось, — отвечает Ким, сбитый с толку странным вопросом. — Многое, но видать не настолько, чтобы ты другое ее название знал и отличить от остальной травы смог. Это папоротник, Тэхен, и если ты внимательно все прочел, то ответ своему необычному состоянию найти должен. — Ох, никогда бы не подумал, — удивленно выдыхает парень. — Но в свое оправдание скажу, что папоротник здешних мест отличается, он светится, впрочем, как и большинство остальных растений, а некоторые так вообще бегают, как например, сосновые маргаритки. В лесу, близ моей деревни, ничего подобного нет. Хотя… Звездочки есть! — Звездочки? — непонимающе приподнимает одну бровь Чонгук. — Ну, это такие маленькие светящиеся цветы… — смущенно улыбается лис. — Они среди мхов растут, и люди их неблагозвучным именем «путаница» называют. Но это не так! Они и вправду красивые. Очень-очень. А еще успокаивают хорошо и восстанавливаться после побоев мне не раз помогали. Я им свое придумал название, — добавляет гордо. — Звезды леса. Чон хмурится, про побои впервые заслышав. Он еще в ту злосчастную ночь заметил на худощавом теле несколько шрамов. Не придал им значения, на извечную неуклюжесть их обладателя все списав. Да и не до того ему было, когда Тэхен в его руках на грани жизни и смерти болтался. Все в прошлом теперь, спасен мальчик, но не от воспоминаний болезненных, очевидно. Чонгук догадывался, что не от счастливой жизни убежал полукровка с деревни своей, в Декалькомании спрятался, наперекор предубеждениям и страхам, во тьму смело нырнул и уходить отказался. Как оказалось, безопаснее там для него, уютнее даже. Мужчина кулаки сжимает до побеления от бессилия. Всей душой ненавидит тех, кто ребенка невинного тронуть посмел. Презирает и мимо прошедших, руку протянуть не сумевших. Пассивность и равнодушие хуже агрессии оборачивается временами. С Тэхеном, как Чону думается, так и обстоит дело. Далеко не надо ходить, понять это чтобы. К Юнги, как спасительному источнику, потянулся и к магу, что уже несколько раз его спасал. За дружбу неожиданную цепляется, находя в ней все то, что так не хватало. За единственную соломинку, но самую зато крепкую. — Я, кажется, понял о каких ты цветах говоришь, — прокашлявшись, маг выдает. — В мире магии их Араклией называют, но твой вариант красивее. — Спасибо, — загорается яркой улыбкой лисенок, хвостом довольно повиливая. Согревающим солнышком, первозданного ласковее в разы, светится. — Кстати, а у людей папоротник головную боль вызывает. Мне Минхо рассказывал. — У большинства, но есть исключения, в гармонии с природой живущих отторжения он не вызывает, помогает и внутренние каналы в порядок приводит, а тех, кто ценностей окружающего мира не признает и не видит, наказывает, уроком своеобразным, как обухом, бьет, но к сожалению, не всегда действенным. Для природы детей, таких, как ты например, проводником и помощником служит, те же самые каналы подлечивает, восполняет силу, сокрытое наружу вытягивает, — поясняет Чонгук. — А кто такой Минхо? — Он… — закусывает губу Ким, не зная, как сказать правильнее. Не в лучших отношениях с Чхве он расстался, винит себя и единственного на тот момент близкого человека вспоминает с грустью. Не справедливо, непутевый, обидел его и, убежав, даже не извинился, не обернулся, не отблагодарил за проявленное участие и доброту. — Минхо - аптекарь… Я помогал ему с травами, а он всем, чем можно, помогал мне. Первый кто, на самом деле. Я бы сказал, что мы друзья, но… — Но? — Я обидел его, к тебе уходя, — виновато голову опускают. — Минхо отговаривал меня, чтобы я и думать забыл о том, чтобы с сущностью лисьей расстаться, а я вспылил… не послушался и ушел… Он добр ко мне был всегда, поддерживал, напоминать не переставал, что я сам по себе прекрасен и изменять не должен себе, сказал, что, если уйду, то возвращаться больше не смел. — И теперь? — наводящими вопросами не перестает давить Чон. — Жалею, что не внимал и огрызался. Мне нравится твой мир, — робко отвечает Тэхен. — Я хочу в нем остаться. — Наш. Это наш мир Тэхен, — мягко маг поправляет. — Но как же… Сделка и я… — Ты волен от нее отказаться. — Но я не хочу! — запальчиво вскрикивают. — Вернее, хочу, — чуть тише, тушуясь заметно. — С тобой остаться и с Юнги. — Так оставайся. Я не прогоняю тебя, хотя и надо бы, — лишая себя шанса мальчишку отвадить, обреченно вздыхает мужчина. — А моя сущность? Что с ней тогда делать? — на Чона слезящиеся глаза поднимает Тэхен. И столько в них горечи и… надежды? — А что с ней? Принять и беречь. Минхо все сказал верно, — треплют рыжую макушку лисенка. — Я не буду ее забирать. — Правда? — Обещаю. — Я так рад! Спасибо, Чонгук! — порывисто его обнимает лисенок, тут же покраснев, отстраняется, действий своих необдуманных постеснявшись. — А Юнги-то как будет рад, — хмыкает маг, растерявшись немного от неожиданных объятий мальчонки. — Рад? — А ты думал? Этот прохвост далеко не ради твоего глупого желания в Декалькоманию тебя притащил, — красноречиво на спутника смотрит Чонгук. — Он изначально запланировал переубедить и на путь истинный наставить одного несмышлёныша. Что ж, надо сказать, у него это раньше, чем он ожидал, получилось. — У вас! Вы оба на меня повлияли, как и сама Декалькомания в целом! — смеется Тэхен. — Ах, этот Юнги! Хитрая моська. — Это точно, — ответный смешок выдают. — Так, подожди-ка, — серьезность наводит на себя, подозрительно прищурившись, юноша. — Это что же тогда получается, я просто так твои поручения выполнял? — Возможно, — невинный вид делает Чонгук, уверенно сворачивая в сторону показавшегося меж деревьев просвета. — Ты! — возмущенно кицунэ пищит. — До сих пор твоя библиотека в снах кошмарных приходит! Маг, скосив взгляд на надувшегося лисенка, смеется заливисто, чем у него новый поток возмущений вызывает. — Смешно ему, видите ли! — недовольно кицунэ бурчит, а заметив перед собой поляну, яркими тюльпанами усеянную, пораженно замирает. — Вау! Ничего прекраснее в жизни не видел! Чонгук! — восклицает и в самую гущу цветов бежит. Крутится юлой и руками, как крыльями, машет, то к одному бутону, то к другому носом склоняется, аромат волшебный вдыхая, и радуется, радуется, радуется. Маг схоже думает, только самое прекрасное не в тюльпанах находит, а в порхающем бабочкой мальчишке. Улыбается так светло, как никогда и ни с кем, взгляд восхищенный оторвать от видения неземного бессильный. Не получается и не хочет. Теплом наполняется, лютый холод, годами накопленный, с корнем из души выдирая. Подходит ближе к лисенку несмело и так же, как и ранее он, замирает. В необъятную летнюю зелень чужих глаз окунается, крылья почувствовав вновь за спиной. Тэхен руки к нему протягивает и, не встречая должного сопротивления, кружить начинает его. Мужчина, до глубин сердца сраженный, податливо в танец бесхитростный втягивается, инициативу перенимает, расстояние между ненужное сокращая. Юноша хохочет счастливо, а оступившись, на Чонгука заваливается, упасть в цветы его вынуждая. Плененный объятиями и разбившейся вдребезги маской на совершенно, как оказалось, юношеском лице, на нем сверху лежит. Смотрит завороженно, в удовольствии прохладной ладошкой провестись по его теплой щеке не отказываясь, и прядку смольных волос, затаив дыхание, со лба убирает. Так вот он какой. Настоящий. — Останься, — загипнотизировано шепчет, клубничным дыханием опаляя напротив уста. — Не уходи. — Не собирался пока, вроде как, — растерянное в ответ. Тэхен, осознав что сказал, краснеет в ту же секунду и встать порывается: — Прости! Твоя спина! Мне так жаль! — В порядке с ней все, — фырчит маг, объятий не разрывая. — Недоразумение. — Ага. Именно оно самое, — поспешно выпутывается из его рук Тэхен и рядом встает, суетливо травинки с себя смахивая. Чем угодно заняться готов, лишь бы в глаза не смотреть Чона. Стыдно-то как! Вместе с тем, замечает вдалеке на холме темное здание и пальцем в него тычет, радуясь возможности неловкую ситуацию сгладить. — Что это там? Чонгук, привстав на локтях, взглядом прослеживает направление: — Заброшенный храм. — Храм? — переспрашивают удивленно. — Что ему так далеко от поселений людских делать? — Не знаю. Не задавался вопросом, — пожимает плечами мужчина и одним грациозным движением на ноги вскакивает. — Он еще задолго до моего рождения был здесь. — А сколько тебе лет? — за новую деталь жизни мага цепляются. — Четыреста двадцать два, — как само собой разумеющееся, отвечает Чон. Тэхен шокировано ладошку ко рту прижимает: — Так много? Маг хмыкает, никак не комментируя реакцию спутника, вместо этого задумчиво в сторону полуразрушенного здания смотрит. — Много легенд о нем ходит. — Расскажешь? — Большинство из них нелепы, но одна все же мне импонирует. Кицунэ, слушать готовый, заинтригованно вновь на траву опускается. Сказки и мифы он любит. Никогда не откажется что-то новое узнать для себя. — … Жил в нем ангел когда-то, а вернее, наказание незаслуженное отбывал. В немилости у небес оказался, за что сослан сюда был без возможности стен храма покинуть. — Как жестоко, — грустно комментирует лис. — Жестоко. Мир никогда справедливым к лучшим из нас не был, — кивают. — Тот ангел человека спас, в судьбе которого черным по белому смерть значилась. Пожалел его и раны, с жизнью несовместимые, залечил, а в назидание получил от небес удар молнией. Белые его крылья в тот же миг в черный окрасились… Тэхен расфокусированный взгляд поднимает на мага. Не понимает, чем же именно эта печальная история приглянулась тому. Оттого ли, что Чонгук в безвинном существе свое нашел отражение? Вероятно. Невыразимой тоской и неприятием полнится лис, фантомную молнию и оглушающий гром на себе в реальности ощущает. Обидно ему за несчастного ангела, а за рассказчика, рядом стоящего, вдвойне горче. Так быть не должно! Наказывать так неправильно и бесчестно! — Почему… — невысказанную мысль в слова обличить хочет. Мужчина в молчание недолгое погружается и затем, к удивлению слушателя, улыбается: — Долгие годы в полном одиночестве пробыл ангел. Счастье в первый день осени к нему на огонек заглянуло. Человек… Художник... Обитель для творчества искал и нашел. Даже больше, нашел он любовь. С первого взгляда и навсегда потонул в небесных омутах падшего и не вынырнул уже никогда. Душу и сердце свои ангелу отдал без слов лишних, взамен не меньшее получив - взаимность. Трепетно друг друга оберегая, маленький рай создали они на земле. — Это… это… прекрасно! — слез не в силах сдержать, всхлипывает кицунэ. — А дальше? Что дальше было? — Этого мне неизвестно. История обрывается, — говорит маг, перед лисенком присаживаясь. — Ну чего ты? Опять плачешь, — дорожки стирает соленые. — Печально мне и радостно одновременно, — робко уголки губ приподнимает Тэхен. — А знаешь… Так даже лучше! Я уверен, что у них все хорошо. Не хочу в обратное верить. В моей голове они счастливы! Были, будут и есть! — Не верь, — улыбается Чон. — Для меня они тоже остались счастливыми. — Это лучшая прогулка, какая только быть может, — хлопает в ладоши юноша и в траву расслабленно откидывается спиной. — Не прогулка, — хмыкает маг, руки на груди складывая. — Что? Но ты же сказал… — глазами растерянно хлопают. — Мало ли что я сказал. Время твоего кусачего зверька пришло. — Чонгук! Опять ты… — Не ты ли меня о помощи умолял слезно? — иронично бровь вскидывает Чон. — Не было такого! Я просто спросил, — надувается Ким. — А я согласился. Так что принимай позу лотоса и слушай. Хотя… Кажется, мы решили, что ты ни в какой из жизней этого делать не будешь… — наигранно задумчивый вид на себя нагоняют. — Ради исключения тогда, может? — Ну, Чонгууук… — досадливо тянет мальчонка. — Я готов! Честное слово буду слушать. — Закрой глаза и попробуй почувствовать лиса. Позови его, а не отторгай. Прими, — начинает Чонгук. Тэхен послушно веки смежает, хмурится, ощутить и сам что не зная пытаясь. Не чувствует он никакого зверя! — Не получается… — обиженно бурчит. — Я разве разговаривать просил? — упрекает беззлобно Чон и руку к чужой груди прикладывает, чуть на нее надавливая. — Он здесь. Ты просто боишься, противишься. С ним так нельзя. Он твой друг и помощник. Твоя сила. Морщинка меж бровей Тэхена разглаживается моментально, а искусанные не раз за сегодня губы так и норовят растянуться в улыбке. Сквозь тонкий хлопок рубахи чужое прикосновение ощутимо, и даже очень. Покалыванием обжигающим, но приятным отдается. Мысли, как стайка безудержных ласточек, от одной к другой мечутся, вихрем кружат и к Чонгуку в конечном итоге слетаются. Задачей им бы поставленной озаботиться, но не тут-то. Сопротивляются и слушать своего глупого хозяина не хотят. Духи помогите ему! Кицунэ расстроено голову вниз опускает, глаз, как и приказано было, не открывая. Молчит. Никчемным себя обзывает и горькой досадой разливается перед Чоном. Мужчина так добр к нему, помогает. А он что? Разочарование полное. — Что не так? — участливо спрашивает маг. — Не знаю, — бубнит лис. — Может, мне пример нужен наглядный? Чонгук вздыхает тяжело и переносицу трет, сетуя, что Юнги нет рядом. Он бы лучше все объяснить смог и продемонстрировать на себе тоже. Тэнгу, крыльев лишенный, бессилен необходимое показать. Помнит прекрасно каково это было, но даже тогда все на интуитивном уровне и как само собой разумеющееся происходило. Не был принц от дома оторван и воспитывался в семье, в отличие от кицунэ. Воспоминания… Точно. — Я тебе сейчас кое-что покажу, не пугайся, — ладошки прохладные себе забирает. Проходится неосознанно по вязи голубых роз. Красиво они на хрупкой кисти смотрятся, вплелись, как родные. — С тобой мне не страшно, — в ответ мягкое и в подтверждение своих слов, сжимая руки Чонгука несильно. — Расслабься и глаза не открывай, а то не получится, — наставляет мужчина, собственные прикрывая. Тэхен, и кивнуть не успевший, в тот же миг оказывается где-то не здесь. Не здесь и не в своем теле… Принц на выступе ледяном стоит, меланхоличным взглядом окидывая округу. Яркое, без единого облачка небо и тянущиеся к нему, острейшие пики гор. Снег белоснежный, соревнующийся с солнцем в сиянии, но ему не проигрывающий - на равных он с ним, кристаллами драгоценными переливается, золотыми лучами одариваемый щедро. Воздух оседает в легких свежестью первозданной, перехватывает дыхание и нутру желанную прохладу дает. Ветер безудержный о камень, и без того насквозь промерзший, бьется и шапку пушистую с него криво смахивает. Зерна прозрачные, им принесенные, садняще о скулы ударяется тэнгу, но тому, кажется, все равно. Привык. Особую прелесть в подступающей буре находит. Точно знает, что грянет она. Тело, облаченное в одни лишь плотные штаны и легкую кофту, с накинутой поверх меховой жилеткой, предвкушает. Ждет когда верный друг разгуляется и чувство безграничной свободы подарит. Друг принца немой призыв слышит и отвечает. Буйным становится и беспощадным, подругу верную - метель, за собою ведёт. Чонгук глаза прикрывает и улыбается по-мальчишечьи дерзко. Срывается со скалы и камнем в свободном падении к гибели верной летит. Еще секунда и разобьется! Но нет. Крылья, до этого за спиной прячущиеся, полностью раскрываются. Тэнгу ввысь взмывает, игривым ветром подхваченный. Все выше и выше, туда, где нет барьеров и правил. Свобода одна и вседозволенность. Счастье. Снежинки юркие под черные перья его так и норовят проскользнуть и таят, не успевая исполнить задуманного, глаза агатовые изредка щиплют в отместку. Зато ресницы и волосы смольные ими обсыпаны щедро, красивыми искорками переливаются, но подчистую улыбке белозубой проигрывают. Она искреннее и живее. Не испаряется. — Гуки, опять ты здесь! Отец обыскался тебя, — сквозь гул и свист доносится мелодичный женский голос… Видение обрывается резко. Дальше маг заглядывать не позволяет. Руки отпускает лисенка и в сторону, посмурнев, смотрит: — В момент раскрытия крыльев и обращения нэко или же кицунэ в своего зверя – без разницы, ощущения схожи. Ты попросил показать, и я… — Я ошибся… — прерывает его Тэхен. Чон непонимающий взгляд на юношу переводит и в чистых, ничем незамутненных изумрудах теряется, в улыбке печальной на красивых губах, но бесконечно доброй пропадает, в еще более ярких, напитавшихся солнцем дневным веснушках путь к свету находит, искренности и теплоте Тэхена без боя сдается. — …вот оно, самое прекрасное из того, что я видел. Тюльпанам никогда не сравниться, — ладонь чужую берет и к сердцу своему, как это ранее делал сам маг, подносит. — На неудачу я теперь не имею права, — прикрывает веки. Бредет внутри себя Тэхен. Не темнота вокруг – сумраком вечерним овеянная зелень. Чем дальше заходит, тем ярче становится свет. Закатное солнце позади остается, а впереди луна серебристая, главенствующая над хоровод водящими, драгоценными звездами. Под ногами... тоже звезды, но не небесные - его любимые цветы! Звезды леса! Кицунэ пальчики робко протягивает к ним, всего и сразу желая коснуться. Касается… Лапы пушистой и следом мордочки хитрой лисьей. Местами думает со зверьком поменяться, но тот головой покачивает, сетуя на его глупость, жестом просит склонить к нему голову, и юноша не отказывает. Лис своим лбом в его намекающе тычется. Тэхен понимает все и улыбается счастливо. Не поменяться, а в единое целое слиться! Принять!Принимает…
В реальности же Чонгук шерстку мягчайшую поглаживает. Представший во всей красе зверек перед ним совсем кроха. Милейшее создание с лапками черными, фартучком на груди белым и окраской, от цвета волос Тэхена нисколько не отличающейся. Рыженький, пушистенький и до безобразия тискательный, а еще жутко игривый и… кусачий… Лисенок ловко на колени мага взобравшись, лапами в его грудь упирается и лицо облизывает, затем и многострадальную шею прикусывает, снова лижет и до бесконечности так. — Кусачка, — не особо успешно отбивается Чон. Морду наглую в сторону пытается отвести, но все тщетно. Укоризненный взгляд глаз зеленых получает взамен и вдогонку новый укус. — Ладно-ладно, чего ты хочешь? — спрашивает, сдаваясь. Тэхен хвостом повиливает заинтересованно, обдумывает что-то как будто, а решив, влажным носиком тычется в губы напротив. — Серьезно? — недоумевает Чонгук. — Я не буду целовать тебя в этом облике. Когда человеком вновь станешь, тогда и… Кицунэ, договорить ему не давая, фыркает зло и за нос кусает, соскакивает с коленей и в сторону леса огненной искрой уносится. Обиделся. — Черт, — обреченно маг стонет, — И как я теперь отлавливать его должен?