***
Юнги просыпается от щекочущего чувствительные рецепторы запаха свежезаваренного кофе, но глаз не спешит раскрывать. По-забавному морщит носик-кнопочку, внюхиваясь и откровенно наслаждаясь дивным ароматом, пока не слышит рядом смешок, отчего резко веки распахивает и тут же взглядом натыкается на подставленную руку с напитком дымящимся. — Доброе утро, соня, — тянет Чимин весело. — Жаль, конечно, будить тебя было, но дела не ждут. Мин скептически на суккуба смотрит и по его довольному виду понимает, что тому нисколько не жаль. Тот светится не хуже начищенного кофейника, примостившегося близ кровати на столике. Нэко не изнеженный, но сон для него святая святых, а судя по блеклым за окном краскам, еще и не рассвело толком даже. — Сколько время? — бубнит недовольно Юнги, выпутываясь из одеяла. — Восемь, и, предугадывая твои возмущения, кроха, лучше уходить сейчас, пока в городе слишком людно не стало. — Ты садист. И хватит меня уже так называть, какая я тебе кроха? — возмущается нэко, но от кофе не отказывается, вырывая его из рук Пака. Понимает, что тот прав, а еще понимает, что не ради себя, а ради него он настолько рано его разбудил, чтобы не переживал лишний раз и себя комфортнее чувствовал, памятуя о его в толпе вчерашних метаниях. От такого простого вроде бы жеста Юнги теплом изнутри полнится, но для вида продолжает ворчать, истинные эмоции прячет за кружкой и под самодовольным взглядом суккуба отпивает напиток горячий. — Мы, демоны, все в той или иной степени садисты. И знаешь… — сознательно проигнорировав вопрос, поигрывает бровями мужчина, — … иногда это может быть очень приятно. Юнги чуть ли кофе в лицо наглецу не выплевывает, но сдерживается. Вместо этого, вскидывая голову, хмыкает неприязненно. Связало нелегкая, черт возьми… — Умывайся и завтракай, — вместе с тем, наставляет Чимин, резко игривость на серьезность сменяя. — Буду внизу тебя ждать, — с постели встает и, не обернувшись, уходит. Для Юнги подобное поведение демона необычно. Чимин сродни приливам-отливам себя ведет. Сначала к стенке прижмет, а потом как ни в чем не бывало отпустит, чем все больше запутываться заставляет в себе и теряться. Нэко от этих противоречий чуть ли не воет. Кто ты такой, Пак Чимин? Зачем это все? Что за прятки в тумане? И кто тут еще кот? Омега уже не уверен в кого превратится, ошейник сняв ненавистный. Очевидно, что в мышь. Фыркает на свои глупые мысли и, допив кофе, в подушку лицом валится. Та его мятно-брусничный аромат и глинтвейн суккуба впитала. Суккуб рядом спал, всю ночь не уходил никуда, а Юнги, пребывая в сладостной неге, ни духом, ни сном. Вместо почти каждодневных кошмаров что-то приятное видел, чего не вспомнит никак. Жарко там было, но телу приятно. Он холод никогда не любил. Всегда в деревне родной к кострам ближе подсаживался. На востоке, в плену будучи, в одном из самых городов теплых и то без одеяла пухового, завернувшись в него по самую макушку, не засыпал. В Декалькомании к осени-зиме приходу от камина не отходил, кутаясь в шаль дорогую. Теперь же к огню Чимина по наитию непонятному тянется. Огрызается наяву, а закрыв глаза, ближе жмется. Как еще не обжегся? Как допускает подобное? А сам Пак что? Клятва ли Чонгуку удерживает сына Ада или же…? Какой вздор. Юнги, и от истинного, и сам от себя готовый сбежать, о том думать не хочет. Но разве от себя убежишь? Нет. А как бы хотелось… Не он один, но и другие многие за этот бесценный дар души готовы продать, на сделку с Владыкой Подземного мира пойти. Впрочем, Владыка и сам от перспективы дара такого не отказался бы. Если бы он только в реальности существовал. Если бы только… Нэко наспех умывает лицо в специально для этого медном тазе, чистит зубы, одевается и к сбору вещей приступает. Шар снежный, оставленный на тумбе вчера, задумчиво в пальцах крутит, умиротворяясь от вида снежинок искусственных. И вроде бы безделушка сущая, но для него дороже нее теперь нет ничего. Не в ней даже дело, а в хороших воспоминаниях, что навечно с ней будут связаны. Чуть ли подарка не лишили кроху мою, и кстати… Никто кроме меня так не смеет его называть… Отвлечь тебя хотел и настроение поднять… Мы идеальная пара… Юнги им улыбается, попутно в ткань аккуратно заворачивая подарок, затем в рюкзак его складывает. Следом за уже порядком поостывший принимается завтрак, из каши фруктовой и булочки ягодной состоящий. Все равно вкусно. Мин не привык, чтобы о нем так откровенно заботились. Обычно заботился как раз-таки он. Сначала о брате, потом о Чонгуке, не меньшую участливость к нему в ответ проявившем, но несколько толка иного. Теперь вот о непоседливом Тэхене, с первого взгляда родным показавшемся. А сейчас… Он не знает как поступить. Привык сам справляться и не понимает как реагировать. Может быть надо еще заботы немного, осознать чтобы? Окинув комнату прощальным взглядом на предмет забытых вещей, Юнги плащ неизменный накидывает на себя, пряча уши с хвостом, и спускается вниз. Чимин, как и оговорено было, там его ждет, скрашивая ожидание беседой с хозяйкой таверны. Та откровенно глазки строит ему и румянцем покрывается юношеским, хотя и не в том давно возрасте. К своему удивлению, омега подмечает, что демон и впрямь феромон не использует свой - лестным словцом завлекает и внешностью. Нэко в очередной за сегодня раз фыркает. — Дорогой, — елейным голосом тянет, поддавшись ребяческому порыву. — Надеюсь, твое ожидание было недолгим? Чимин, обернувшись, в неподдельном замешательстве бровь одну вздергивает и тут же в улыбке загадочной расплывается, правила поддерживая игры: — О нет, что ты. Тем более, общество было самое что ни на есть приятное. Женщина недоуменно на нового участника действия косится. Не знала, что богатый господин не один в таверне пребывал, а с юношей… Не редкость в их мире были пары такие и привычны, но внутренняя гордыня хозяйки подобное не считала приемлемым - отторгала, преимущественно, когда это напрямую касалось ее. Что греха таить, статный мужчина ей приглянулся и неплохо так одиночество скрасить мог. Чимин же прекрасно мотивы ее понимал, чувствовал ничем неприкрытое вожделение, чем и пользовался без зазрения совести. Людская еда его в полной мере не удовлетворяла. Демону похоти соответствующая пища требуется временами, он и без того на жесткой диете после встречи с Юнги сидит вынужденно. До чего докатился? Но не жалеет. Особенно сейчас, ловя из под плаща омеги игривые искры морских глаз. Слоем за слоем суккуб его раздевает. Любой из них неподатливый, но неизменно притягательный и прекрасный. Нэко ненавидит восток, но как родной в него влился. Не рабом и не наложником, а именно что принцем пустынным нарекло его место то. Таким же завораживающим, диким и словно песчаные бури необузданным, просачивающимся в каждую клеточку, по́ру, забивающим собой все. Юнги редчайший песок – белый, а в глазах его бесконечное синее море, что эти самые пески омывает, уносят с собой на волнах, чтобы не вернуть уже никогда больше. Чимин возвращаться отказывается. — Тогда нам пора, — хмыкает Юнги и наигранно добродушно к женщине обращается: — Премного благодарен за предоставленные удобства и за то внимание, коим был одарен мой супруг вами. Затем, ни на что больше не отвлекаясь, к выходу следует, а Чимин улыбки сдержать счастливой без сил. К ошарашенной собеседнице поворачивается и, положив на стойку еще пару монет золотых в дополнение к уже ранее уплаченной сумме, подмигивает: — Он у меня ревнивец. Что поделать, не понимает, что я только ему одному целиком и полностью принадлежу. Далее, грациозно полами плащами взмахнув, спешит догнать успевшего порог таверны перешагнуть и на улице оказаться омегу. — Какое удивительное начало дня, — поравнявшись с ним, веселится. — Я не думал, что ты настолько ревнив, прелесть. — Что еще опять за новые прозвища? И какая к дьяволу ревность? — огрызается Юнги. — Похоти, что реками из этой бабы лилась, переел? Чимин, в полном пребывая довольстве, на это в улыбке озорной расплывается. Зародившаяся догадка, подтвержденная реакцией нэко, в истину обернулась мгновенно. И пусть хоть сколько теперь отпирается, суккуба в обратном не переубедить. — А по-моему, тебе очень подходит. Отныне так тебя называть буду, — отвечает он и наигранно грустно вздыхает. — А что касается переедания… мне оно давно уже не грозит. После встречи с тобой чужое вожделение сродни тлена и горечи на языке ощущается. Юнги посреди улицы замирает, вскидывая удивленный взгляд на мужчину: — В смысле? — В прямом, — пожимают плечами. — Меня никто больше не интересует, кроме тебя. Ни в ментальном плане, ни тем более в физическом. — Но как тогда… Как ты живешь? — игнорируя касающуюся себя часть предложения, ошарашенно произносит нэко. — Вы же не можете без этого. Я многое о вас читал, и Чонгук мне рассказывал… — Кое-что, по всей видимости, ты упустил, — комментирует с на лице кривоватой усмешкой суккуб. — Раз так, я поясню: когда демон находит свою пару, он моментально привязывается к ней, как бы банально это ни звучало, ни о ком думать не может. Если еще более упрощенно, то это что-то навроде пояса верности. — Вот, значит, почему ты так со мной возишься… — подводит омега итог, возобновляя путь по пустынным улочкам города. — Что ж, неудивительно… Хотя, наверное, у нас, нэко, тоже нечто похожее происходит. Точно не уверен, на моей памяти ни одной не встречал истинной пары, а тем более межвидовой. — Я бы не спешил с выводами, я не закончил, — улыбается Пак, подмечая погрустневший вид юноши. Юнги расстроен надуманными причинами - айсберги начали таять. — В моем мире такое не меньшая редкость, чем здесь, но ей не радуются. Ее остерегаются и отвергают. — Отвергают? — недоуменно переспрашивает Мин, поднимая глаза на спутника. — Именно. У нас никто не хочет становиться зависимым, а особенно суккубы, чья жажда и ненасытность, как ты знаешь, безмерна, — поясняет Чимин. — Есть два способа покончить с этим. Первый более гуманный – стереть воспоминания, но тогда всегда остается вероятность опять встретиться, да и что-то все равно будет тянуть таких счастливцев друг к другу, сталкивая их вновь и вновь, а вот второй… — на несколько долгих секунд, шумно сглатывая, замирает, как будто сама перспектива дальнейших слов ему неприятна. — … вырвать сердце партнера и его сожрать… — Я думал, вы забираете сердца только, чтобы силу забрать… — испуганно шепчет Юнги, до побеления в костяшках сжимая лямку рюкзака. — Ты… ты хочешь меня убить? За этим со мной пошел, да? — Прелесть, ты вроде бы умный, а временами откровенную глупость несешь, — резко хватая омегу за плечи, поворачивает его к себе демон. Омеге бы отшатнуться или убежать, но он, к месту прикованный напротив пасмурным взглядом, не может. Тонет в озерах ноябрьских, не в силах ничего с собой сделать, чувствуя, как собственное сердечко сбивчивый ритм отбивает, то к горлу подпрыгивая, то вниз камнем ухая, словно уже вырванным готовится быть. — Стал бы я столько лет ждать, мм? Стал бы я рядом все время, как собака послушная, виться? Для себя я третий путь избрал, и он для меня неизменен с первого на тебя взгляда. Да, мне нужно твое сердце, но живым, понимаешь? — к искомому прикасается через одежды слои. — Весь ты нужен, котенок. Юнги пелену слез сморгнуть пытается, не выдерживая пронзительных омутов Чимина. Дрожит весь и голову опускает, сказать что не зная. Стая ежей в горле в безумии мечется, а где-то в животе лава растекается жаркая, но не сжигает - согревает промерзшие внутренности. По сердцу глубокая трещина пошла, а из нее незабудки, только-только цветом налившиеся, первые бутоны показывают. Нэко руку холодную поверх чужой на своей груди укладывает, сжимая несильно его горячие пальцы, вновь голову вскидывает, подбирая слова. Суккуб ответа не ждет, ни к чему не обязывает. Вместо этого целует в нахмуренный лоб и, так и не расцепив рук, за собою уводит.***
Юнги, не замечая вокруг ничего, послушно с держащим его за руку Чимином рядом идет. Рунгард давно позади остался, а они оба, погруженные в свои мысли, так и молчат. Нэко благодарен суккубу за то, что тот не рушит их идиллии маленькой. Дает время и нисколько не давит, изредка его ладошку только сжимает, напоминая, что здесь и не бросит. Юнги сейчас таким потерянным, совсем крохотным и запутавшимся ощущает себя. Голосом Чонгука здравый смысл твердит не верить Чимину, но с каждым новым сделанным шагом он тише отчего-то становится. Оттого ли, что Мин его больше не слушает? А может быть, просто свою найти правду желает? Или уже отыскал? Стоя посреди не проснувшейся после вчерашнего праздника улице и глядя в серые, покрывшиеся коркой, но не льда, а каленной стали глаза, Юнги ни намека на ложь в них не увидел, ни малейшего ее проблеска. Уверенность лишь и искренность в словах обладателя их. Но откуда ему точно знать? Если подумать, нэко ничего толком о суккубе не знает, когда как тот, кажется, о нем все. Несправедливо. Его барьеры рушатся неумолимо, обычные желания, любому присущие существу, побуждая выбраться наружу. Раньше омега никогда не задавался прямыми вопросами о Чимине, по обложке и тем немногим знаниям, что рассказывал Чон, оценивая его. Так ведь неправильно, поверхностно и, возможно даже, эгоистично? — Чимин, — для себя на что-то решившись, робко прерывает тишину Юнги. — Расскажи о себе. Пак взгляд недоуменный на спутника скашивает, неосознанно его так и невыпущенную ладонь поглаживая. Не ожидал он от него просьбы столь необычной. Никогда ранее между ними темы подобной не возникало. — Зачем тебе? Мое прошлое не самое радужное и кровью омыто. Это знание приятного носит мало, — невесело усмехается. — Я догадываюсь, но… Я ничего о тебе ведь не знаю. Только из чужих уст, а я хочу из твоих, — бубнит нэко, осторожно перешагивая поваленное дерево и капюшон, изрядно поднадоевший, скидывая с головы. Под ним ушки умилительно к растрепавшейся макушке оказываются поджатые, вызывая искреннюю улыбку на испещренном светящимися татуировками лице демона. — Ну хорошо, — недолго думая, соглашается суккуб. — Как ты знаешь, Ад жесток. И когда я говорю, что жесток, то это ко всем его обитателям относится. Так что слишком услышанному не удивляйся. Моя семья принадлежит к древнейшей и сильнейшей династии, и испокон веков служит Владыке. Слабаков она не приемлет, а мне как раз таким и посчастливилось на свет появиться. Мои крылья с рождения были недоразвиты, а магическая сила не проявилась даже к шестнадцати годам, когда как у других она дает о себе знать почти сразу же. Думаю, ты и сам легко догадаешься какого я порицания и обращения удостоен в связи с этим был, — смотрит красноречиво на затаившего дыхание истинного. — В итоге от меня решили избавиться… Юнги при последних словах сильнее руку Чимина сжимает, уже жалея о своей необдуманной просьбе, что им обоим сейчас боль доставляет. Он не может ее не почувствовать, от демона невыносимый запах гари исходит, в легкие проникая удушьем. — … и сбросили в лаву. Только вот какая ирония… — усмехается Пак, глядя куда-то сквозь невидящим с некоторой безумия ноткой взглядом, — …свой дар я, заживо сгорая, открыл, но из-за него чуть последнего, что еще оставалось, не потерял – разума. Меня спасли… Чанель. Еще одна судьбы шутка злая. Тот, кто человеком когда-то был, демона выходил и воспитал как родного сына… — Чимин, — пытается высвободить руку омега, что суккуб сжал до жжения. — Не надо, не продолжай… Мужчина из невольных воспоминаний выныривает, смотрит на налившуюся краснотой кисть юноши и отпускает: — Прости. Я сделал тебе больно, — хочет отойти в сторону, но ему не дают. Обнимают вместо этого крепко, с ног не ожидавшего его почти сбивая. — Мне не физически больно, а внутренне. За тебя больно, — шепчут. — За меня? — неверяще переспрашивает Чимин, ответные объятья даруя. Никак осознать не может, что Юнги его сам обнимает и дрожит далеко не от страха, а из-за других совершенно эмоций. — Не за себя же, дурак, — ворчит в его шею омега. — Так у меня тоже теперь повышение, прелесть? — хмыкает весело демон. — Для тебя хоть кем буду. Хоть дураком, хоть из табакерки чертом, но лучше все-таки… — Заткнись, — заливаясь яркими смущения красками, ударяет несильно в грудь суккуба нэко и суетливо отстраняется. — Я ведь и половины даже не рассказал. Уже передумал? — Не хочу, чтобы ты вспоминал те ужасы. Похоже, что ни один из наших миров гуманностью не отличается… — тяжело вздыхает Юнги. — И все-таки я продолжу. Не хочу оставлять недомолвки, раз уж решился. И Чимин продолжает, сглаживая особенно острые углы забавными случаями из своей долгой жизни: как учился летать, как соблазнил первую жертву, какие болезненные оплеухи получал от Чанеля, как учился контролировать силы, попутно заставив разом все вулканы в Аду извергаться. Не отказывается рассказать и о самом названном дяде, его доброте и бесконечной печали, но главное о его безумной, неугасшей и по сей день любви. — Удивительно. Так Тэхен прав оказался. Вот ведь… — комментирует услышанное Мин. — А почему они не могут быть вместе? Они оба же демоны, а Бэкхён так и вообще Владыка. — Как раз-таки то, что он Владыка, им и мешает. Не задавался никогда вопросом почему у Бэкхёна нет матери? — Потому что ее убили? — Верно. А убил ее кто догадаешься? Юнги хмурится, ловко перепрыгивая очередной ручей. — Стоп… подожди… Неужели сам старший Бён? — Да. Владыка обречен на вечное одиночество, но без наследника, как гаранта, в любом случае не обходится. Мать Бэкхёна всего лишь разменной монетой пришлась и прекрасно знала на что шла. Впрочем, выбора особого ей не дали, — кривит губы в ироничной улыбке Чимин. — Абсурд какой-то. Почему нельзя по-нормальному? — фыркает нэко. — Можно, но лишь в единственном случае – истинности. Что, как мы уже с тобой выяснили, огромная редкость. — И все равно! Он Владыка! Он что не мог его отыскать что ли? С такими-то возможностями! — возмущается Юнги. — И вообще, какая разница кто рядом будет с Правителем? Что с того? Суккуб с его праведного гнева, в коем-то веке направленного не на него, посмеивается. Юнги, весь раскрасневшись, руками, как крыльями, машет, свою новую сторону открывая зрителю благодарному. Ребенок. — Как отыскать того, кто еще не родился? — задает риторический вопрос Пак. — Его пара родилась много позже. И кто тебе сказал, что он не отыскал ее после? А что касается разницы… точно тебе не скажу, но будучи в постоянной близости не с предназначенным, Владыка начинает терять силы. — Вот как… — задумчиво произносит Юнги. — И кто только эти ограничения придумал?Бред же. Значит, Бэкхён выбрал долг... Можно понять, но как-то грустно все это, хотя я больше твоему дяде сочувствую. К Владыке у меня нет теплых чувств, учитывая то, на что он обрек Чонгука. — Они видятся временами, и каждый раз Бэкхён, задержись рядом с ним дольше положенного, немаленькой доли силы лишается, а взамен непомерную в сердце боль получает. То же самое с дядей. Они одержимы друг другом, даже сложно поверить, что не являются истинными. Я не защищаю Бэка, не думай. И все же… Он делает все на благо Подземного мира – не отнять у него этих лавров, которые не удовлетворение ему приносят, а одну горечь. Это не жизнь. Ни для него, ни для Чанеля. И себя, и его заставляет страдать. Но зато жизнь для всех трех миров. Чем-то всегда приходится жертвовать, чему наглядным примером является Чонгук, который сам на сделку пошел, глупо винить в этом Бэкхёна. — Не получается не винить… Мы постоянно виноватого ищем, а иначе себя начинаем сжирать. Скинуть все на кого-то конкретного много проще, чем прислушаться и приглядеться к фактам. Прискорбно, но все так и есть. Я не хочу Чонгука терять… — Так же, как и я не хочу терять дядю. Он на глазах угасает, а я вынужден служить главной его причине бед. Ужасное чувство, — сорвав цветок незабудки, вздыхает суккуб, неосознанно перекатывая его меж пальцами. — А если бы… ну, знаешь… У Бэкхёна ведь тоже истинный должен быть. Почему бы не отыскать его или ее? — Ты не хочешь этого знать, — поджимает губы Чимин, не ожидавший, что разговор не в самые приятные дебри свернет. — И все же? — не отступает Юнги. — Я могу тебе сказать, но при одном условии, и ты должен пообещать его никогда не нарушить, — серьезно смотрит на омегу демон. — На первый взгляд оно легкое, но не тогда, когда ты получишь ответ. Нэко в недоумении брови заламывает, не понимая, что там такого страшного, пока суккуб пояснять продолжает: — Ни с кем и ни при каких обстоятельствах полученное знание обсуждать ты не должен. — Даже с тобой? — Даже со мной. — Хорошо. Говори уже, любитель загадочности навести, — фыркает Юнги и тут же, заслышав едва слышное «Чонгук» от Чимина, воздухом давится. — Что??? — хватается за сердце и умоляюще добавляет: — Скажи, что ты пошутил… — Интересная штука судьба, — хмыкает мужчина. — С такими вещами не шутят. Впрочем, если честно, оное ничего не меняет. Бэкхёну нет дела до Чона, как и тому до него. Понятия не имею как они оба справляются, но, по всей видимости, все именно так, как я и сказал. — Но… — начинает было Мин, но сразу же оказывается прерванным Паком. — Ты обещал. Об этом даже я не должен был узнать. Юнги к голове опечалено прижимает уши, все это время находившиеся в подвижном состоянии. Действительно, он не хотел этого знать. Что если Чонгуку и вправду именно от невзаимной истинности временами настолько плохо, ведь его, по сути, отвергли или это обоюдным решением было? Лучше бы Чимину правым в своем предположении оказаться, а иначе… Омега и подумать боится насколько магу может быть больно. Его и без того тяжкое бремя изо дня в день затягивает на самое дно и отчаянием, сравни неподъемному камню, припечатывает. — Я тебе рассказывал сегодня о способах избавления от подобной проблемы, — разбивает повисшую тишину демон. — И заметь, Бэкхён ни одним из них не воспользовался. Так что не грузись слишком сильно. Поверь, ему это легче легкого было бы сделать, стоило захотеть только. А ведь он даже меня не пощадил в свое время. Омут Беспечности похуже вырванных сердец, знаешь ли, будет. — Т-ты в нем был? — испуганно выдыхает Юнги. — Был, хотя и не очень долго, если верить словам Владыки. А вот мне так не показалось, по ощущения я там целую вечность провел, — болезненно морщится Чимин. — И как же ты выбрался? И за что вообще тебя сослали туда? — Ты же не думал, что я оставлю свою семью безнаказанной? — оскаливается хищно Чимин. — Я убил каждого причастного к решению от меня избавиться и у каждого из них забрал силу. Правда, тем самым весь Ад на рога поднял… — Тогда же и Владыка сменился… Неужели... — пораженно смотрит на суккуба нэко. — Почти. Не я его убил. Мне хоть и помогли свершить месть, но и мной самим не преминули воспользоваться, а вернее тем хаосом, что я устроил. Эта бестия хорошо все продумала. На что только ненависть и отчаяние порой не толкает… Самые спокойные и ласковые воды в лаву кипящую обращает. Но мне не о чем жалеть. Он помог мне, а я ему. — К-кто это был? — сглатывает судорожно Юнги. — Неважно. Я и так уже рассказал сверх того, что был должен. Узнай об этом Владыка, и новое омовение в Омуте мне обеспечено. — Так, значит, тебя из-за своего рода мятежа в него сослали? — Бэкхён, конечно, не питал к отцу теплых чувств, но все равно не мог просто так все спустить с рук одному из виновников его гибели. — Это жестоко. Да, ты всколыхнул Ад, но я считаю, что правда на твоей стороне. Твоя семья почти убила тебя... — порывисто озвучивает нэко, вновь удивляя суккуба своей к нему лояльностью. — И хотя я и не одобряю твой метод, но… Омут Беспечности… ужаснее места не существует… — Не существует. И потому через некоторое время я взмолился о пощаде. Да, не слишком-то… — Я не осуждаю. Мне, кажется, я бы там и секунды не продержался, — не дав закончить Чимину фразу, понимающе кивает Юнги. — Ты там никогда не окажешься, как и в любом другом месте, которое тебе не по нраву придется. Обещаю, — твердо отрезает Пак. — Не думай о нем. Омут тебя никак не касается и не коснется. — Отчего-то ни намека на ложь и неискренность сегодня в твоих словах не нахожу — бубнит Юнги, и сам не зная зачем сказал это. — И, наверное, очень даже зря, исходя из того, каким ты, оказывается, интриганом и мятежником можешь быть. Как вообще при таких качествах ты правой рукой Владыки стал?! — Своеобразные у тебя комплименты, прелесть, но меня все устраивает, — смеется Чимин. — А не находишь неискренности, потому что я всегда предельно честен с тобой и для тебя открыт. — Вопрос про правую руку все еще открыт, бунтовщик, — несильно его бедром пихает нэко. — Я сейчас второй по силе после Владыки, да, как не крути, продолжаю принадлежать к династии Паков, что накладывает на меня некоторые обязательства перед троном. Бэкхён практически без поддержки остался, отчего легко согласился на мое возвращение, ну и Чанель похлопотал за меня, думаю. Он не признается, конечно, но я уверен все так и обстояло на деле. И, как это часто бывает, не без дополнительных условий. Омут сменили на отсечение рогов, что, как ты знаешь, для демона величайший позор. — Вот почему ты никогда полный свой облик не принимаешь, — закусывает губу Юнги. — И это никак теперь не исправить? — Переживаешь, что тебе в истинные дефектный достался? — саркастичный смешок. — Да хоть с рогами, хоть без, сдался ты мне! — закатив глаза, отворачивается поспешно омега, думая, что уж кто-кто, а дефектный здесь только сам он… — Это не так. Для меня ты идеален, — внезапно в его голове звучит чужим голосом. Юнги не сразу понимает, что вслух ничего озвучено не было, а когда осознает, ошарашенно приоткрывает рот. — Т-ты… Мысли читаешь?! — Приятное дополнение к истинности, не находишь? — невинно улыбается Чимин. — Ты просто… Я убью тебя! — дикой кошкой накидывается на суккуба нэко и, повалив на траву, поколачивает его по груди. Чимин смеется заливисто, вместо боли самый приятный вид восседающего на себе сверху Юнги получая. — Чего ты смеешься? — пыхтит раздраженно Мин. — Отныне только гадости о тебе думать буду! — Оу, значит, до этого ты обо мне в более приятном ключе думал? — поигрывает бровями мужчина. — Приятно знать. Хорошо смотришься, кстати. — Что? — глупо синими глазищами хлопает Юнги, пока до него наконец не доходит в каком он положении оказался, отчего тут же подскакивает на ноги и спешит ретироваться. Неважно куда! Лишь бы подальше. «Целых два дня продержался, не удрать чтобы. Рекорд» — самодовольно констатирует в мыслях Чимин.