***
Тэхен, переодевшись в более практичную, чем цветастое кимоно, одежду, наспех пишет письмо отцу и дяде. Понимает, что лучшего момента уйти ему не представится, семья его не отпустит, а пока можно воспользоваться праздником и под покровом звездной ночи разгара сбежать, что тоже непросто, учитывая расставленную на границе стражу. Дорогой отец, дядя, мне честно было здесь хорошо настолько, насколько это в моем состоянии было возможно, но я так больше не могу. Незнание, сокрытие вами от меня всей правды меня убивает, как и убивает отсутствие в моей жизни Чонгука. Я его люблю и всегда любить буду, а потому я надеюсь на понимание моего поступка. Я ухожу за ответами, чем бы это для меня ни обернулось. Обещаю вам писать и когда-нибудь обязательно вернуться. Спасибо за все то, что вы для меня сделали. Знаю, вы станете обо мне переживать, но тем не менее, я прошу вас не беспокоиться, беречь себя и Ыну, верить в меня. За то короткое время, что я провел с вами, вы все стали мне дороги и любимы, я не держу на вас ни обиды, ни зла. Не вините себя, я рано или поздно все равно бы ушел. Твоей ошибки, отец, я не повторю. Я должен бороться за свою любовь.Тэхен.
Оставив конверт на своей постели, омега, избегая кому бы то ни было попадаться на глаза, окольными путями пробирается к дому Минсока. При расставании с ним, тот рассказал где его найти, попросил, если потребуется помощь, обращаться. И вот момент настал, правда юноша не думал, что настолько скоро, но иного выхода он не видит. Альфа, будучи приближенным к Исину и одним из защитников Тейлзлуина, наверняка знает, как обойти все посты. Чимина же в поселение не призвать — демонам Подземного мира дорога сюда закрыта. Когда Тэхен подходит к нужному, расположенному на окраине и находящемуся на ветвях гигантского раскидистого дуба домику, в том горит свет, что значит, мужчина не спит. Перехватив удобнее небольшой рюкзачок, кицунэ ловко взбирается по подвесной лестнице и оказывается у резной, круглой двери с над ней красивым, украшенным лисятами фонариком и без промедления в колокольчик-рыбку звонит. Дверь, словно его уже ждали, открывают сразу же, и на пороге показывается одетый в простые штаны и коричневую рубаху Минсок. — Я так и думал, что мы сегодня еще увидимся, — с мягкой на лице улыбкой говорит он, отступая в сторону. — Проходи. — Прости, что побеспокоил, но я не знал к кому больше обратиться с такой просьбой, — войдя внутрь уютного, но кажущегося одиноким помещения, неловко с ноги на ногу переминается омега. — Судя по твоему виду, предполагаю, что ты решил покинуть Тейлзлуин, а для этого тебе нужно пересечь охраняемую границу, чего ты без моей помощи сделать не сможешь, — легко догадывается о причине прихода ночного гостя альфа. — Что ж, тогда, думаю, чаю смысла нет тебе предлагать. Подожди пару минут, я возьму оружие и пойдем. — Даже отговаривать не будешь? Не спросишь куда я собрался? — удивляется равно, как и радуется подобному раскладу лис. — Первое — это, как по мне, тоже не имеет смысла, тем более, подозреваю, что именно я тебя к этому решению и подтолкнул, а второе — расскажешь все по дороге. Праздник скоро закончится, и если мы не хотим, чтобы тебя раньше времени хватились, выдвигаться надо немедленно, — поясняет спокойно мужчина и уходит, вероятно, в комнату. Через обещанные пару минут, надевши сапоги и с закрепленными за спиной клинками, возвращается обратно. — Ну-с, вперед, — открывает перед Тэхеном дверь. Спустившись вниз, кицунэ движутся знакомым с первого посещения омегой Телзлуина путем. Вокруг стоит тишина — весь народ сейчас на поляне у костра, разве что звуки природы доносятся до чутких лисьих ушей. Разноцветные, развешанные по ветвям фонари позади остаются, теперь дорогу освещают луна, привычные светлячки и любимая юношей Араклия. Отдалившись от поселения, Минсок сходит с тропинки и ныряет в густые заросли неизвестных юноше кустов, цветущих синими цветами. — Теперь можно и поговорить. Рассказывай, но не забывай смотреть под ноги, — произносит, огибая колючие заросли. — Мне главное выйти за пределы барьера, а там я позову моего друга, и только не удивляйся, он суккуб. Чимин умеет телепортироваться и сможет перенести меня туда, куда нужно, — отвечает Тэхен, зябко кутаясь в накидку из искусственного черного меха. — Правая рука Владыки, значит. Интересные у тебя друзья, однако, — хмыкает альфа, отчего-то нисколько этим не удивленный. — Чимин правда хороший, а еще он приходится истинным и супругом еще одному моему другу — Юнги. Я присутствовал на их обряде, было очень трогательно и красиво. Минсок, сложив в голове пазл, резко притормаживает, нечитаемым взглядом глядя на нервно кусающего губы спутника: — Ты собираешься в Декалькоманию? — Д-да? Что-то не так? — испугавшись, что мужчина передумает ему помогать, неуверенно спрашивает лис, поджимая ушки. Затем, желая развеять плохие домыслы о замке черного мага, поспешно добавляет: — Я там несколько месяцев прожил и ни в чем не нуждался, обо мне заботились, пока... В общем, мне пришлось оттуда уйти. — Ответь сейчас, пожалуйста, честно, обещаю не осужу. Тот человек, чью метку ты на руке носишь, это брат Ыну? — перегородив путь Тэхену, выжидающе смотрит в его изумрудные заслезившиеся глаза кицунэ. — Я люблю его, Минсок. И мне плевать что о нем говорят, он не такой, каким для всех, но не для меня и Юнги, видится. Чонгук для спасения своего народа стал тем, кем стал, — эмоционально выпаливает Тэхен, начиная всхлипывать. — Я не могу без него, как бы он меня ни отталкивал, а он оттолкнул, дав понять, что я ему больше не нужен, и я поверил, но ты... ты это опроверг, — машинально касается своей татуировки. — И от этого мне не легче, потому что... п-потому что мне кажется, что с ним что-то с-случилось. Нет, даже не так, я это ч-чувствую, — прикладывает ладошку к груди. — Вот здесь ч-чувствую. До сегодняшнего дня я думал, что это только моя б-боль, но она наша с ним общая... — Тише, маленький, — к себе рыдающего омегу прижимает альфа, поглаживая его по алой макушке и игнорируя ощутимые тока разряды от того, кто, будучи за гранью миров, продолжает его ревностно оберегать. Минсок никогда не имел предвзятого отношения к Чонгуку, даже в какой-то мере ему сочувствовал, зная о всей подоплеке произошедшего в Грондате из уст Ыну, с которой его связывает крепкая дружба. Теперь же у него несколько двоякое мнение. Сложно сделать выводы правильные, не увидев целиком всей картины. Ходят слухи, что у магов на службе Владыке есть свой срок, а по его истечению они куда-то пропадают бесследно. И если оное действительно так, то вполне возможно, что и у Чона он подошел к концу, а значит, причина убедить Тэхена в невзаимности была, что его едва ли в глазах Минсока оправдывает. Как ни посмотри, а со стороны Чонгука было эгоистично привязывать к себе, по сути, невинного ребенка, а тем более природного демона, чья любовь в большинстве случаев дарится лишь одному единственному и уже навсегда. Покачивая в объятиях плачущего лисенка в этом сомнений не возникает. В нем эта любовь не вмещается, не вмещается и всепоглощающая боль, и обе они его к краю неумолимо подводят, чего не предотвратить, не исправить. Запри омегу в Тейлзлуине или отпусти в Декалькоманию, и ничего не поменяется. Здесь его убьет незнание и тоска, там — правда, скорбь и, вероятно, вина. Вина и альфу сейчас убивает, ведь это он невольно поспособствовал частичному разрыву оплетающей Тэхена паутины лжи. Хотя, что-то ему подсказывает, что тот со временем и так обо всем догадался бы. Лисы долгому обману не поддаются, рано или поздно все ответы находят, найдет и Тэхен, а Минсок, раз обещал, поможет, но сделанных собой умозаключений ему не откроет, не возьмет на себя эту ношу тяжелую, потому что может ошибаться. — Идем, Тэхен, уже светает, — дождавшись стихших рыданий, нехотя отстраняется от юноши мужчина. — Ты разве не передумал? — утирая рукавом рубашки с лица влагу, тихий вопрос. — Ты все равно когда-нибудь сбежишь. Так что лучше я тебя проконтролирую лично, чем ты в какую-нибудь передрягу попадешь. — Это я умею, — печально приподнятые уголки губ, возобновляя путь. — Спасибо тебе. — Пока не за что, — хмыкает Минсок. — А куда мы идем? Есть какие-то другие аванпосты? — Их четыре, западный, южный, северный и восточный, но к ним мы не пойдем. Тебя, хоть ты и наследник Исина, без его или прямого приказа Ыну не пропустят. Но к твоему счастью, я знаю парочку брешей, в частности в самом магическом барьере. Предугадывая твои вопросы, скажу, что я частенько люблю уходить из Тейлзлуина без чьего-либо ведома. Не будь этих дыр, барьер, имея прямую связь с Правителем, сдавал бы мои отлучки ему с потрохами. В Эньяне, например, с этим проще. Там нет аванпостов, нэко надеются только на барьер, который настроен лишь на чужаков, что значит, сами они могут беспрепятственно покидать территорию своего поселения. У нас до прихода Ыну было точно так же, но она для большей защиты кицунэ всю внешнюю структуру Тейлзлуина перекроила под Грондат, что и правильно. Очень инициативная и самоотверженная девушка, наша главная защитница, — пользуясь возможностью отвлечь Тэхена разговорами, не скупится на подробные объяснения альфа. — Не удивлен, Ыну с Чонгуком очень похожи, из-за чего я первое время даже смотреть на нее не мог. Они почти идентичны, и по внешности, и по характеру, — кивает юноша, выходя из рощицы следом за спутником. — Тогда и я не удивлен, что сердце Чонгука выбрало тебя, ведь и ты кое на кого очень похож, — лукаво улыбается Минсок, намекая на Сехуна. — Эй, я намного спокойнее дяди, — поняв намек, бурчит омега. — Что, даже не бегал за своим принцем хвостиком? Не доводил его до белого каления, пока он вконец в тебя не влюбился? — посмеивается мужчина, радуясь нормализовавшемуся аромату Тэхена. Клубинка больше не кислит. — Ну... — в смущении опущенный взгляд. Бегал и еще как, попутно во всякие переделки попадая. То с лестницы свалится, то в Ад попадет, то полезет кусаться, то на грани жизни и смерти окажется — список можно продолжить. — Вот и Сё бегал. Ыну от его ухаживаний и выходок готова была лезть на стенку, и лезла, кстати. На сторожевую, если быть точным, но Сехун находил ее и там, ни дня покоя ей не давал, — окунаясь в теплые воспоминания, где гордая тэнгу безуспешно пыталась скрыть на щеках предательский румянец, когда шебутной кицунэ впервые чмокнул ее в губы, и за что она его потом едва с башни не сбросила, вернее сбросила, но у земли самой, раскрыв за спиной крылья, поймала. — Вау, моя будущая супруга такая сильная. Вообще-то это я планировал тебя на руках носить, но мне и так неплохо, — лыбится довольно Сехун, пока злая как сто чертей Ыну, держа его в объятиях, куда-то летит. — Силенок не хватит, — фыркает девушка и, недобро усмехнувшись, сбрасывает свою ношу в ближайшее озеро. — Остудись, малыш. Громкий всплеск и альфа уходит под воду. Минута, две проходят, а тот все на поверхности не показывается. Чон начинает переживать и, чертыхнувшись про себя, ныряет за ним. Через несколько секунд вместе с Чжаном всплывает. — Недоразумение, почему не сказал, что не умеешь плавать?! — возмущается на всю округу она, пугая спящих в ирисовой рощице уток. — Потому что умею, — весело тянет лис, держась за плечи тэнгу. — А то, что ты станешь моей супругой, ты, кстати, отрицать не стала. Скрепим нашу помолвку поцелуем? — Да пошел ты, — резко надавив на голову парня, заставляет его вновь оказаться под водой Ыну. — Эй, голубки, вы мне всю рыбу распугали, — хохочет с берега Минсок, складывая удочку. — Они прекрасная пара. Жаль, что я не познакомился с ними раньше. Надеюсь, Сё сможет ее успокоить, она сегодня вернулась печальная и заплаканная, — грустно озвучивает Тэхен. — Успокоит, не переживай, — отвечает альфа, наполняясь беспокойством. Принцесса плачет только по одному поводу — брату. Его догадка, что Чонгука постигла участь всех предыдущих черных магов подтверждается. — Мы пришли, — спешно переводит тему, указывая на небольшую, прячущуюся в старом пне нору. — Надо обратиться. Омега понятливо кивает и перевоплощается в багряную лисицу, чем дополнительных волнений приносит последовавшему его примеру Минсоку. Слишком пугающа такая окраска для того, кто хорошо знает последствия этого. У него самого она белоснежная, необратимо из-за скорби по сестре изменившаяся. Если бы не магия Исина, он бы давно за ней в мир духов отправился, возможно, уже бы переродился. Преодолев короткий подземный туннель, спутники остаются за пределами территории кицунэ, и вновь меняют облик на человеческий. — Еще раз спасибо тебе огромное за помощь, — кланяется Тэхен. — И за то, что не осудил, тоже. Дальше я сам. — С твоего позволения я останусь. Хочу убедиться, что твой друг выполнит твою просьбу. — Думаешь, он не согласится? — обеспокоенно спрашивает омега, и сам почему-то об этом по пути сюда задумываясь. Чимин, как и остальные, определенно что-то от него скрывает. — Как знать, — неопределенно отвечает мужчина, отчего-то уверенный, что да — не согласится. — Ладно, проверим, — протерев саднящие глаза, вздыхает юноша и робко суккуба зовет: — Чимин, приди, пожалуйста, если слышишь, ты мне нужен. Пару мгновений и перед кицунэ прямо из воздуха материализуется облаченный в бархатный зеленый камзол демон, выглядящий усталым, не источающим привычную, ему присущую ауру властности. — Тэ, что-то случилось? — участливо вопрос суккуб задаёт, подходя ближе к парню и с волнением вглядываясь в его потерявшее всю смуглость лицо. Веснушки и те поблекли, стали едва заметными, но больше всего Чимина пугает его цвет волос. Неужели задуманное Чонгуком было бессмысленным? Тэхен и без знания о его смерти не справляется, заживо, за утраченное цепляясь, хоронит себя. Обратная сторона истинной любви. — Это я у тебя должен спрашивать, но ты, конечно же, мне не ответишь, поэтому просто попрошу перенести меня в Декалькоманию, — долго не расшаркиваясь, выдает Тэхен. — Не скажу, как и не перенесу. Тебе там не место, — строго отрезает Чимин. Он только что из покоев Юнги, где никак не мог заставить того хоть что-нибудь съесть. Его супруг сейчас пребывает не в лучшем состоянии, почти не говорит, одевается в траурные закрытые одежды, лишь свечи жжет и тихонько песни полюбившиеся Чонгуку напевает на крыше, так дань их дружбе отдает. Суккуб не возражает, все понимает, дает ему на с утратой смирение время, ненавязчиво заботится, своей грудью впитывает его тихие слезы, ароматом глинтвейна успокаивает, частично, опасаясь, что он заметит, забирает его боль. Часто в замок захаживает и Сокджин, решивший остаться близ него с Намджуном жить, проверяет безутешного омегу, насильно отвары укрепляющие в его горло вливает, чтобы его организм окончательно не потерял силы и окрас шерсти с черного на белый не поменял. Нет, в Декалькомании Тэхену точно нечего делать. — Я ведь все равно туда вернусь. От тебя зависит только днем раньше или позже, — не отступает лис, твердо в глаза пасмурные суккуба смотря. — Не вернешься. Чонгук тебя не пустит, впрочем, как и его магия. Как бы ты ни пытался, замок тебе теперь не найти, — полуправда, между друзьями повисшая. Замок действительно никто не сможет найти, но не из-за Чона, а из-за Бэкхёна, наложившего по просьбе первого нерушимый барьер на окрестности Декалькомании. Слова мужчины больно юношу ранят, навевают отчаяние, но вместе с тем, убеждают в своей правоте. Не в той, что его больше не любят, а в той, что что-то плохое произошло. Он это в печальных, ноябрьских озерах напротив читает, в сжатых в кулаки руках с вязью светящихся демонических татуировок, в опущенных под тяжестью невидимого груза плечах. — Магия сердец сильнее любой иной магии. С твоей помощью или без, но Тэхен отыщет путь, и я сейчас не только о замке говорю, — неожиданно вмешивается чуть поодаль стоящий Минсок. — Не все пути заканчиваются благополучным исходом, кицунэ, тебе ли не знать? И уверяю тебя, если Тэхен выберет тот, которым хочет сейчас пойти, последствия для него будут патовыми, чего я для него не желаю, и никто из его друзей не желает, поэтому участвовать в этом я не собираюсь, — нарочито спокойно отвечает Чимин, когда как внутри все сжимается осознанием, что омега начал о многом догадываться, а иначе его здесь не было бы. План Чонгука потерпел крах. — Поразмысли хорошенько о том, что я сказал. А пока прошу меня извинить, меня ждет супруг. И не думай, Тэ, наша договоренность в силе всегда. Я всем тебе помогу, за исключением того, о чем ты просишь сейчас. До скорой встречи, — склоняется в галантном поклоне и в лучах солнца зарождающегося исчезает. Тэхен обессилено на траву оседает, но даже не плачет — настолько устал и подавлен. Частички пазла постепенно складываются, но успокоения не приносят — придавливают неподъемной плитой. Сколько он еще выдержит? В нем, кажется, ничего, кроме боли, не осталось. С такой сокрушительной едва ли живут, но его сердце, вопреки всему, бьется, непонятно, как кровь по венам гонять продолжает, странно, что лис ей до сих пор не захлебывается, а чувствуется, что да. Минсок сказал, что путь найдется, но как, если он даже дороги до родной-неродной деревни не знает. Эти края ему совершенно не знакомы. — Не отчаивайся, Тэхен. Я прекрасно знаю Подлунную, — словно прочитав его мысли, озвучивает альфа, укладывая на его плечо ладонь. — Не думаю, что тебе дорога в Декалькоманию откроется. От деревни, в которой я раньше жил с мамой, ее я хорошо запомнил, но теперь... — Как называется деревня? Доберемся до нее, а там уже будем решать что делать дальше. Как я и сказал, для магии сердец не существует преград, тем более ты, помимо прочего, еще и кицунэ, а в нас природой заложено изобличать обман и находить сокрытое. Ну, как тебе расклад? — улыбается Минсок, подавая Тэхену руку. — Ты пойдешь со мной? — удивленно хлопает ресницами омега. — А ты думал? Вдруг тебя, такого красавчика, украдут? — дерзко подмигивает мужчина. Юноша, смущенно вкладывая свою ладошку в его, ответную дарит улыбку: — Тогда нам пора в Лурью.***
Дорога из Тейлзлуина до Лурьи, обычно занимающая четыре недели, сокращается из-за спешки путников до двух. Большую часть пути они, избегая городов и деревень, провели в образе, спали в пещерах или под звездами у костра. Минсок, будучи опытным охотником, без пропитания ни себя, ни Тэхена не оставлял, умело на огне готовил пойманных собой кроликов, по ночам его, постоянно мерзнувшего, грел, старательно делая вид, что его слез не замечает. Вместо этого пробовал его отвлекать рассказами о Подлунной, тем закрывал в его знаниях пробелы. Тэхен не возражал, честно вникнуть пытался, но, захваченный болью и думами о Чонгуке, часто выпадал из реальности, на простирающиеся вокруг красоты первозданной природы внимания не обращал. А обратить было на что: многовековые деревья, в свете солнца сияющие поредевшим золотом, багряные, обсыпанные ягодами кусты, цвести продолжающие мхи, густо-игольчатые ели, поздние, сопротивляющиеся ноябрьским морозам цветы, шумные горные речки, кристальные родники, но главное — разнообразная живность, не боящаяся своих защитников, наоборот, к ним выходящая навстречу. Ветвисторогие олени, дикие, уже покрывшиеся к зиме пушком пони, непоседливые еноты, разноцветные, запасающие орешки бельчата, черные лисы, забавно перекатывающиеся на панцире броненосцы, пару раз омега даже видел лося и бурого, обустраивающего берлогу медведя. На подходах к Лурье совсем похолодало, меховая накидка юношу не спасала, а вот рядом шагающему мужчине как будто все ни по чем было, хотя он и одет лишь в легкие штаны и рубаху с поверх кожаной жилеткой. Не понимает Тэхен, что не от внешнего холода, а от внутреннего дрожит, да и не особо о том задумывается, его больше волнуют поиски замка и последующая встреча с Чонгуком. — Давай в деревню зайдем, я хочу кое-кого навестить, — желание Тэхена внезапное, вины укол перед Минхо ощутив. Грех возможностью представившейся не воспользоваться. Вряд ли кицунэ когда-нибудь еще здесь окажется. — Я не особо людей жалую, — на контрасте покорно на тропинку, ведущую к Лурье, сворачивает Минсок. — Мой друг живет на окраине, углубляться не придется, — скорее себя, чем альфу успокаивает омега, ведя его вдоль покосившейся ограды. — Так странно вернуться туда, где все началось. Меня тут тоже не жаловали, при любом случае закидывали камнями, — горько усмехается. — Лишь один человек ко мне добр был, к нему мы, собственно, сейчас и идем. Мне нужно перед ним извиниться, узнать, как он поживает. Мы на плохой ноте расстались. Я ведь, дурак, собирался от лисьей сущности отказаться, а Минхо меня отговаривал, ну я и накричал на него, в Декалькоманию сбежал, поверив Юнги, что Чонгук может мне с этим помочь, а в итоге, они оба меня переубедили, иными словами, спасли, — предавшись теплым воспоминаниям, печально улыбается, завершая короткий рассказ. — Действительно дурачок, но я рад, что ты передумал. Потерять свою истинную сущность... Нет для природных демонов участи хуже. Да и чтобы от нее избавиться, никакие маги тебе были не нужны, всего-то и надо было, что, заглянув внутрь себя, добровольно ее отвергнуть, но после... После ставшие обычными людьми кицунэ долго, природой наказанные, не живут, в страшных муках погибают. — Поверь, знай я на тот момент об этом, меня бы это все равно не остановило. Регулярные побои, издевательства, смерть мамы, одиночество слишком меня подкосили, сил держаться совсем не осталось, но тут появился Юнги и... Дружба с ним, его искренняя забота мне помогли, вернули к жизни, а любовь Чонгука заставила в счастье поверить, окончательно принять себя, — отвечает Тэхен, чувствуя, как к глазам подступают новые слезы, которые он спешно стирает и, отворивши скрипучую калитку, уверенно движется к заветному, чуть покосившемуся дому. У альфы от его истории сжимается сердце. За что судьба настолько жестоко существ самых светлых наказывает? Почему не тех, например, кто мальчишку, ни в чем неповинного, обижал? Вдвойне становится горше осознанием, что тот, только-только радость жизни познав, очередной незаслуженный удар получает, грозящийся стать финальным. Возможно ли ему его выдержать? — Ты сильный, Тэхен, не смей сомневаться в обратном и, что бы ни произошло, никогда не сдавайся. Тебе есть ради кого, и в первую очередь себя самого, — прежде чем омега постучится в двери, озвучивает Минсок, надеясь, что он о сказанном будет помнить. Тэхен, машинально кивнув, по дереву стучит, слыша в ответ странную тишину. Обычно Минхо сразу же открывает. Юноша, обеспокоенно нахмурившись, действие повторяет, цепляясь за предположение, что тот просто спит. Через минуту из дома доносится голосом хриплым «войдите». С мыслями «не заболел ли аптекарь?» кицунэ, толкнув дверь, внутрь заходит. — Минхо, ты где? Это я, Тэхен, — громко окликает. — Тэ-Тэ, малыш, это и вправду ты? Я в комнате, иди скорее сюда. И Тэхен, отчего-то напуганный, не идет, а бежит. В считанные секунды в маленькой спальне оказывается, где на постели лежит болезненно выглядящий Минхо. Кожа аптекаря посерела, лицо осунулось, в иссохшем теле, несмотря на далеко не преклонный возраст, ни намека не осталось на мышцы. Перед лисом словно не он, а живой труп. — Минхо, что с тобой? — падает около кровати омега, беря в ладони безвольную руку мужчины. — Я очень рад тебя видеть, Тэ-Тэ. Судьба надо мной смилостивилась, в мои последние дни послала мне тебя, — как будто не услышав вопроса, улыбается Чхве, глядя на всхлипывающего юношу. — Вроде бы и года не прошло, а ты так вырос, похорошел, но что важнее всего, от своей сущности не отказался. Ну что ты? Не плачь. Тут не о чем грустить. Я наконец-то встречусь с моей Джинки. Она тоже была кицунэ, знаешь? — Что ты такое говоришь, дядюшка? Тебе еще рано у-умирать. У м-меня есть одно дело, но потом я обязательно к тебе в-вернусь, буду за тобой ухаживать, — продолжает всхлипывать омега, поглаживая руку мужчины. Минсок, предпочитая не вмешиваться, позади замер в проходе, с печалью во взгляде наблюдая за представшей картиной. Не видит, но отчетливо ощущает присутствие той, что сестрой Любви зовут, той, что торгов не ведет, всех и всегда рано или поздно в мир иной забирает. — Не нужно, ребенок. Мне уже не помочь, я этого и не хочу. Жизнь без нее для меня невыносима, я устал. Лучше утешь меня рассказами о себе. Не отказывай в последней просьбе. А еще представь своего спутника. Это твой альфа, да? — в алую макушку зарывается пальцами негнущимися Минхо. — Пожалуйста, Тэ. — Альфа, но не мой. Его зовут Минсок, он друг, — умоляющим глазам сдается Тэхен. — И подожди... ты знал, что я омега? — Догадывался. Джинки мне объясняла, как у вас, кицунэ, все устроено, — коротко поясняет мужчина. — Красивые розы, — заметив татуировку, приподнимается на подушках. — С нетерпением жду истории о их появлении. А ты, молодой человек, прости, лис... — быстро исправившись, кивает Минсоку, — ... поставь-ка чайник на огонь, Тэ что-то совсем холодный, ему бы согреться. По прошествии часа Тэхен за чашечкой горячего напитка, опуская болезненные подробности, рассказывает Минхо все. И о Чонгуке с Юнги, и о Сокджине с Намджуном, и о обретенной семье, обо всем мире магии в целом. Чхве, то и дело озаряясь счастливой улыбкой, почти не перебивает, диву даваясь, восторженно восклицает: «Что, прям настоящая фея с крыльями бабочки и волшебной палочкой? Нэко и вышел замуж за суккуба? Ты катался на единорогах?! О, духи, так ты у нас, оказывается, принц!». — Ну, я им себя не считаю... — смущенно бурчит омега. — И очень зря, — вставляет сидящий подле постели на табуретке Минсок, не меньше аптекаря пораженный историей Тэхена, и это он еще многое, чтобы не вызывать переживаний, не досказал. — Да ну тебя, мне ни к чему эти титулы, я с удовольствием роль будущего Правителя Тейлзлуина отдам дяде Сё, — отмахивается юноша, подливая Минхо из чайничка чаю. Уже и позабыл, кажется, о его болезни, но скорее обнадежился его посвежевшим лицом, в глазах живостью — милость последняя плетущей рядом маковый венок смерти. — Боюсь представить, что тогда с нами будет. Впрочем, всегда остается надежда на Ыну, — посмеивается альфа, за что от омеги тычок в бок получает. — Не наговаривай на него. Сё хороший. — Тэ, я все спросить хотел, а почему твой окрас стал таким? — вынуждающее стушеваться Тэхена. Минхо о причинах этого знать нельзя. — У некоторых кицунэ по мере взросления меняется цвет волос и шерсти. У меня вот, например, сами видите какой, — приходит на помощь юноше Минсок, оплетая мужчину своей магией для большей уверенности. — Белый и красный лисы. Необычно. Но веснушки-то чего у тебя поблекли, Тэхен? Да и бледный ты какой-то совсем. — Это из-за подступающей зимы, — как никогда понимает что значит ложь во благо омега, следуя примеру альфы. Побеседовав еще полчаса, кицунэ с добрым аптекарем прощаются. Тэхен, накрывая его одеялом, извиняется перед ним за свое поведение и обещает чуть позже его навестить. — Как я тебе ранее говорил, мир людей не для тебя, ребенок. Не надо, не приходи, — сдерживая душащий кашель, произносит Минхо, зная, что тот его в живых уже не застанет. — Но... — Прошу тебя, Тэ, — сжимают его ладошку. — Ради меня. — О тебе есть кому позаботиться? — приправленный слезами вопрос. — Не переживай, одна добрая старушка со своим внуком ко мне захаживает каждый день. Кстати, этот самый внук — мой ученик, так что без аптекаря деревня не останется, — улыбается мужчина. — А теперь обними меня как в старые-добрые и не оглядываясь уходи. — Дядюшка... — дарит ему крепкие объятия Тэхен, утыкаясь хлюпающим носом в его плечо. — Спасибо за все, что ты для меня сделал. Ты тот, кто не позволял мне сдаваться, я тебя очень люблю, никогда не забуду. — Я тебя тоже, малыш, — похлопывает его по дрожащей спине Минхо. — Береги себя, — слова искренние на грани сознания ускользающего, сердца ход замедляющего, век неумолимо смежающихся. Час настал. Его любимый ребенок нехотя от него отстраняется и, выполняя просьбу, не оборачиваясь уходит. Минхо глаза закрывает, с радостью руку смерти протягивает, чтобы на той стороне, в березовой рощице, в которой с любовью всей жизни повстречался когда-то, услышать заветное: — Я ждала тебя.***
— Мы уже час здесь блуждаем, а ни намека на озеро Рин нет, — расстроено шелестит Тэхен, устало приваливаясь к ближайшему дереву. — Я точно помню, что за этой рощицей поляна большая была. Кольцо не помогает, вспыхивает время от времени, но так, как раньше, дорогу не указывает... — Не отчаивайся. Да, наложенный морок силен, но ты справишься. Обратись в лиса, не голос разума слушай, а свое сердце, оно тебя поведет, — наставительно озвучивает Минсок. — В нем одна боль, — шепчет омега, но не спорит, послушно лисий облик принимает. Прикрывает изумрудные глаза и, нервно помахивая хвостом, пробует сказанное другом исполнить. Долгие минуты проходят, а багряный зверь, погрузившись внутрь себя, остается недвижимым. Под веками звезды леса, беспорядочно растущие, видит, просит их ему помочь и направить. Они же его словно слышат и маковками в противоположную сторону от наизусть им выученного пути поворачиваются. Вняв молчаливому совету Араклии, он туда, куда она указывает, бежит. В реальности Минсок чуть поодаль от него трусит, опасаясь магии таинство прервать, следом за ним ловко деревья поваленные, овраги, ручьи перепрыгивает. Спустя полчаса бега цветы выводят кицунэ к поляне, но не той, на которой Декалькомания стоит, а к той, что Древом рубиновым, служащим порталом в Подземный мир, будто кровью залита. — Не понимаю... — приняв человеческий облик, растерянно бормочет Тэхен, глядя на мерцающую кровавым цветом драгоценную листву. Кольцо на пальце, вместе с тем, жжется невыносимо, но он его не снимает, ошибки старой не допускает. Догадавшийся что это значит альфа правды омеге открывать не хочет, но и промолчать тоже не может. Магия сердец не ошибается. — Чонгук не в замке, он... — после минутной паузы кивает на Древо Минсок. — С Бэкхёном, — поверженное в ответ, оседая в траву. — Возможно, но никто не говорит, что по доброй воле, а иначе твоя метка давно почернела бы. Твой принц вашей любви не предавал. — Тогда... тогда я должен пойти к нему, — твердо произносит страх и сомнения отринувший юноша, вскакивая на ноги. — Тэхен, это плохая идея. Ты там и часа не продержишься, да и что ты можешь противопоставить Владыке? — одергивает его, направившегося к порталу, за локоть мужчина. — Возможно, стоит подождать и попробовать поискать замок, может быть, Чонгук еще вернется. — Не вернется, — внезапно под сенью Древа материализуется прошедший через него, облаченный в багряную мантию и с на голове остроконечной короной Бэкхён. — Ничему тебя жизнь не учит, лисенок. Мало тебе одного путешествия в Ад было? Настолько понравилось в моих владениях? Мне вот, например, больше Подлунная по душе, — иронично усмехается, подходя ближе. Он знал, что кицунэ быстро с ложью справится и, ни на что не взирая, придет. — Где он? — нисколько под его давящей темной аурой не прогибается лис, выдерживая взгляд карминовых глаз. Владыка до неузнаваемости изменился. Нет в нем более света, как бы абсурдно это для демона ни звучало. В нем теперь пустота разбитого сердца, прикрытого маской наигранной холодности. Корона ему не идет, венки, от которых отказался, надень он их, мгновенно от его боли завянут. — Уходи, Тэхен. Чонгук мой истинный, не твой, — последнюю возможность сберечь себя от правды дает ему Бён. — Где он? — не отступает кицунэ, отгораживаясь щитом от больно ранящих, но лживых слов. Принц его любит, не Бэкхёна. — Какой упрямый однако, — печально улыбается Бэкхён. — Что ж, упрямство надо бы вознаградить, это, знаешь, одно из вкуснейших лакомств для демонов. С гордыней и похотью, конечно, не сравнится, но все же, — насмехательство демонстративное, и тоже, как и весь его облик, ложью сквозит. — Чонгук отбывает наказание. — За что? — едва не отшатываясь, с ужасом в голосе спрашивает придерживаемый за талию Минсоком Тэхен. — За нарушение сделки. — Как ты мог с ним так поступить? Ты сам только что сказал, что он твой истинный. Что ты сделал? На что опять его обрек? — вырвавшись из рук альфы, кричит омега. — Мало тебе было лишения его крыльев? Мало его всех перенесенных им страданий на службе тебе? — Это был его выбор, Тэхен. Никто его не заставлял становиться черным магом, — бесцветно отвечает Владыка. — Без жертв в наших жизнях редко когда обходится. Кицунэ от расплывчатых формулировок Бёна яростью загорается, сжимает ладони в кулаки и вот-вот, кажется, набросится на него. А тот отчего-то продолжает улыбаться, с интересом разглядывая алые волосы юноши и на его коже голубые соцветия, затем неожиданно тему меняет: — Любовь умеет убивать, равно как и спасать. — Ты все еще не ответил, где Чонгук, — цедит сквозь зубы омега. — Да? А я думаю, что ответил, и даже из милости отправлю тебя в Декалькоманию. Замок без тебя опустел, — не дав на осознание времени, щелкает пальцами Владыка, заставляя обоих лисов с им ненавистно-любимой поляны исчезнуть. — Дальше дело за тобой, Дель. Тебя, в отличие от всех нас, никакие клятвы не связывают.