Яркое июльское солнце зеркальную гладь озер Пристани Лотоса золотит, раскрывает кремовые и розовые, одноименные с названием дворца цветки. Огромные карпы разноцветными искрами меж насыщенно зеленых кувшинок лениво скользят, умиротворяюще журчат впадающие в озеро ручьи, красиво на теплом ветру перезваниваются вывешенные под крышей колокольчики, но еще красивее для сидящего на деревянном мосту Тэхена звучит звонкий смех резвящегося на берегу Чонгука, пытающегося сейчас догнать хохочущую Ыну.
Тэхен после его возвращения очнулся наконец от страшного, мучительного сна, вновь задышал, начал видеть цвета, слышать звуки природы, друзей голоса. Боль, сменившись счастьем, ушла, осталась любовь, желание день каждый ее своему пока маленькому принцу дарить, просто жить. Первую неделю с перерождения мага кицунэ боялся глаза закрывать, боялся хотя бы на шаг его от себя отпускать, почти не спал, предпочитая наблюдать за ним, сладко посапывающим ему в грудь. Никак Чонгуком, нежно убирая с его лица смольные прядки, налюбоваться не мог, пальцами в оперение обсидиановое зарывался, целовал детский лоб, всем собой тельце маленькое окутывал — защищал. Его потери он больше не выдержит, ни в одной из уготованных им жизней. А потерять легко, найти, дождаться, вернуть — порой невозможно, но не для него, доверившегося любящему сердцу. Если случится так, повторит, вернее более не допустит подобного, в чем Юнги, лишившийся дара речи при виде Чонгука, с ним солидарен. Море слез в тот момент пролилось, а сколько радости вперемешку с неверием было, когда Чимин его перенес в окрестности Тейлзлуина, куда до этого перенес и воссоединившуюся пару по просьбе, как бы это смешно ни звучало, старшего из нее — Тэхена. Тэхен хоть и любил Декалькоманию, но оставаться там был не намерен, не после того, что рассказал ему суккуб о Деле, который, как оказалось, его использовал, чтобы дополнительно давить на и без того страдающего Бэкхёна. А кицунэ давил, постоянно его словами ядовитыми ранил, хотя и думал, что у него сердца нет, но оно есть. Доброе, самоотверженное, за все и вся, но не за себя радеющее, бесконечно Чанеля любящее, ныне Чимином поглощенное, но тут же руками своего человека возрожденное. Человека, что новым черным магом стал, но, как объяснил все тот же суккуб, он со временем не развратится, тьме не поддастся, участи предшественников избежит. Тэхену же с Чонгуком надлежало пропитанную болью страницу книги их жизни перевернуть и встретиться наконец с семьей.
— Гука... это правда ты? — всхлипывает замерший у аванпоста нэко, глядя на вжавшегося в ногу лиса мальчишку.
— Мы знакомы? Ты тоже меня ждал? — спрашивает удивленно тэнгу, неловко на месте топчась и не решаясь ладонь кицунэ отпустить.
— Не меньше, чем твой лисенок, — улыбается стоящий позади супруга Чимин. — Пожалуй, оставлю вас. Прости, прелесть, у меня важные дела, вернусь за тобой позже, — целует в щеку шокированного Юнги и спешит исчезнуть в адском огне.
— Гука... — продолжает всхлипывать шокированный происходящим Мин, не обратив внимания на слова Пака, с которого ранее безуспешно пытался вытрясти причины своего им усыпления зельем и отправку к друзьям в Эньян, а тот, вскоре придя за ним, загадочно улыбаясь, молчал.
— Иди, обними старого друга. Он тебя, как и я, очень любит и по тебе скучал, — подталкивает в спину Чонгука и сам с трудом сдерживающий слезы Тэхен.
И Чонгук идет. Первый шаг навстречу нэко делает, следом второй, на третьем в объятиях крепких оказывается того, кто, Чимин прав, не меньше Тэхена его ждал.
— Как тебя зовут? — тихий вопрос от Чонгука, чувствующего себя донельзя смущенным от столь бурного проявления чувств и немного растерянным осознанием, что забыл что-то важное. Вместе с тем, мятно-мелиссовый аромат кажется ему родным, заставляет сердце наполниться к его обладателю теплотой.
— Ты разве не помнишь меня? — нехотя отстраняется шмыгающий носом Юнги, печально смотря на юного тэнгу.
— Нет, но обязательно вспомню, обещаю. Ты только не плачь, тебе только улыбки, — слова из недавнего прошлого, отдающиеся внутри омеги радостью. Это точно их Чонгук.
— Я Юнги, твой лучший друг, — приподнимает уголки губ нэко, не отказывая себе в желании провести ладонью по крыльям ребенка. — Так вот какие они... красивые... Но как, Тэ? Я не понимаю... Почему Чонгук... такой? — переводит взгляд на умиленного представшей картиной кицунэ.
— Я все тебе расскажу, но позже. Сначала я хочу отвести его к Ыну. А пока идем с нами, тебе будут рады в Тейлзлуине, тем более, Чимин меня попросил в свое отсутствие приглядеть за тобой. Он же теперь Владыка, весь в делах, да и замок к твоему приходу надо подготовить, а то негоже тебя, его любимого супруга, в неподобающие твоей красоте покои приводить, — посмеивается Тэхен, вкратце знающий от суккуба о произошедшем, что меньшим из потрясений для него пришлось, а оттого легко в голове уложилось. Главное, что Чонгук жив, впрочем, как и обретший наконец счастье с Чанелем Бэкхён. Хитрости новоявленного Владыки остается только восхититься.
— Как Владыка? — опешивает заметно пошатнувшийся Юнги, хватаясь за сердце. — Вы хотите, чтобы я раньше срока родил?
— В смысле? — очередь Тэхена вылупить комично глаза. — Юн, ты...?
Чонгук с первого на второго взглядом непонимающим туда-сюда бегает. Как же все сложно у этих взрослых! Он вот кушать, например, хочет, а еще своего лисенка обнять, что и делает, предварительно схватив нэко за руку и решительно потащив его в его сторону, а то так и будут как вкопанные в землю стоять.
— До сих пор не верю, — укладывает голову на плечо Тэхена севший с ним рядом Юнги, смотря на повалившего в траву Ыну Чонгука.
— Я тоже, — улыбается Тэхен, переплетаясь с другом руками.
— Не жалеешь?
— О чем?
— Ну... он же сейчас маленький, ничего не помнит, — хмыкает нэко, наперед ответ зная.
— Он здоров и весел, а остальное мне неважно. И как это не помнит? Чонгук помнит, что любит меня и не просто помнит, а это показывает, пускай и по-детски. Вчера, например, голубые розы мне принес, которые в этих местах так-то не растут. Ума не приложу где он их откопал. Сегодня вытащил моего дядю на рыбалку, заявив, что хочет порадовать меня свежей рыбкой, ну и порадовал. Я еще не проснулся, а этот чертенок уже весь мокрый около меня прыгал, ворча, чтобы я поскорее вставал, а то завтрак остынет. Ыну, конечно, его потом отчитала, сказав, что нельзя в покои незамужнего омеги врываться, — рассказывает кицунэ с теплой на губах улыбкой, на что Юнги заливается хохотом.
— А она в курсе, что он все равно к тебе по ночам пробирается и спит под твоим теплым бочком?
— Пожалуй, этого ей говорить не стоит, — вторит ему в смехе Тэхен. — А вот тебе кое-кому кое-что сказать определенно надо.
— Надо, да только не спешит этот кое-кто меня забирать, — обиженно бурчит Мин. — Владыка он теперь, видите ли! Он в первую очередь мой супруг! Увижу — заново рога обломаю!
— Скучать по любимому человеку, в твоем случае демону, нормально. Уверен, Чимин все компенсирует. И не переживай, твоя новость его осчастливит, еще успеешь взвыть от его опеки, — озвучивает лис, дотрагиваясь до живота нэко. — Я за вас очень рад. И прости меня еще раз за то, что не уделял тебе должного внимания.
— Брось, я все понимаю, — накрывает его ладошку Юнги, звякнув привычными на запястьях браслетами. Вновь стал в излюбленные, ему как никому идущие наряды облачаться, ярко, затмевая звезды, сиять, собирать на себе восхищенные взгляды, за которые, будь здесь Чимин, зенки бы незадачливым ухажерам повырывал, а таковых много. Но самое что забавное отгоняет их именно что Чонгук, говоря, что его друга никто не достоин и вообще он замужем. Отгоняет и от Тэхена, зыркая зло на повадившихся около него виться альф, что презабавнейше выглядит, но Тэхен не смеется, а во всеуслышание заявляет, что уже помолвлен со своим маленьким защитником. Юнги с них хохочет, Исин улыбается, Ыну закатывает глаза, а Сехун вверх большие пальцы показывает.
— Спасибо тебе, Юн. За все спасибо.
— Кого здесь стоит благодарить, так это тебя. Тебе спасибо, что не сдавался и верил, когда все другие уже нет. Осталось только дождаться совершеннолетия Чонгука, а там я тебя через все ритуалы проведу, пассифлору, будь она неладна, для тебя найду! — каверзно поигрывает бровями нэко, намекая на интересные свойства этого цветка.
— Юнги! — возмущается лис, молотя алым хвостом по деревянным мосткам.
— Ну, а что? Вам с Кенсу, значит, можно было надо мной издеваться, а мне над тобой нет? Хотя знаешь, думаю, никакой афродизиак тебе не понадобится, учитывая, что ждать вам обряда, как минимум, шестнадцать лет, зато после...
— Чимин совсем тебя испортил, — ворчит Тэхен, скулами розовея. — Как ты можешь думать о таком, когда Чонгуку всего три года?
— Я заранее. Интересно, как скоро к нему полноценно память вернется? Ох, наверное, тогда он совсем тебя из объятий не выпустит. Ты естественно заплачешь, но а Чонгук каждую твою слезинку сцелует и, как ты говорил мне недавно про Чимина, все компенсирует. Во всех смыслах...
— О, духи... — возводит к солнечным небесам глаза Ким.
— Лисенок! Смотри что мне подарила сестрица! — бежит к омегам Чонгук, размахивая резным луком. — Я буду учиться стрелять, чтобы тебя защищать!
— Ты и так меня защищаешь, — поднявшись на ноги, ловит его в объятия кицунэ. — И не рано ли тебе еще оружие держать в руках?
— В самый раз. Гуки почти четыре, а тэнгу учатся владению оружием в три, — произносит подошедшая следом за братом Ыну.
— Вот именно. Я отстаю! — бурчит юный Чон.
— Ни, но он же... — начинает было Тэхен, но под упрямым взглядом агатовых бусинок сдается. — Он быстро их перегонит и потеснит тебя с должности военочальницы Тейлзлуина.
— На то и расчет, — загадочно улыбается принцесса.
— Решила последовать моему примеру? — сразу же догадывается о скрытой подоплеке ее слов проницательный Юнги.
— Сё не говорит, но я знаю, как он сильно хочет ребенка.
— Сама-то хочешь? — спрашивает лукаво сверкающий глазами нэко, глядя куда-то ей за спину.
— Давно, но все как-то... боялась. Наверное, так? — не типично для себя смущенно отвечает девушка, глядя на показывающего свой лук Тэхену Чонгука. Наконец-то спокойна, сердце, наполнившись счастьем, по нему перестало болеть, сбросило все оковы. Растить младшего, заменив ему мать, для нее не впервой, но в этот раз она не станет потакать желанию отца и воспитывать его в строгости законов Грондата. Да, они остаются тэнгу, но семья у них не на заснеженном Роуэле, а здесь, в Тейлзлуине.
— Ни, ты правда... — остановившись позади супруги, роняет собранный для нее букет ромашек Сехун, заставляя ее обреченно вздохнуть и цокнуть на хитрюгу Юнги.
— Правда, — разворачивается к нему Ыну и мгновенно подхваченной на руки им оказывается. — Сё! — возмущенно вскрикивает, но попыток освободиться не предпринимает.
— А сестрицу ты защищать не собираешься? — спрашивает у принца посмеивающийся Тэхен.
— Не-а, — выдает довольно Чонгук и, подкравшись к кружащейся парочке, толкает ее с моста в озеро.
— Чонгук! — взвизгивает девушка, отплевываясь от воды. — Попадешься ты мне, мелкий поганец!
— Сначала догони, — показывает принцессе язык младший Чон и, сцапав покатывающегося со смеху за запястье Тэхена и перекинув через плечо лук, убегает в сторону дворца, где их встречает Исин и по-доброму журит озорного мальчишку.
— Разве так себя ведут благовоспитанные юноши? Что-то я уже сомневаюсь давать тебе в будущем согласие на обряд с моим сыном.
— Простите, — виновато бурчит Чонгук, поникая крыльями и комкая в кулачках укороченное, специально пошитое для него синее кимоно. Перед отцом любимого лисенка он обычно старается быть тише воды, ниже травы, опасаясь того, что тот только что озвучил.
— Это не тебе решать, отец, а мне. И я, смею напомнить, давно все решил, — спокойно отвечает омега, с нежностью смотря на сразу же засиявшего тэнгу.
— Разбалуешь ты его так, Тэ, — беззлобно хмыкает Чжан, на самом деле за сына очень счастливый и гордый. Не было предела его радости, когда Тэхен вернулся, и не оболочкой разбитой, пустой, а живым, улыбчивым, ярким. Таким Исин его еще никогда не видел, в первое его посещение Тейлзлуина он был другим, о дальнейшем и говорить нечего — омега умирал при жизни.
— Ну и пускай.
— А что такое баловать? Это хорошо? — вызывающий улыбки вопрос. — Хочешь я тебя тоже баловать буду? — поднятый снизу вверх взгляд наивных агатов.
— Ты уже балуешь. Когда цветы мне, например, даришь, находишь для наших пикников красивые места, воруешь с кухни для меня сладости. Последнее, кстати, плохо. Тебе нужно научиться вежливо поваров просить, они тебе не откажут, — поясняет мягко кицунэ, взъерошивая темные кудри мальчишки.
— Ладно, — покладисто соглашается Чонгук, не привыкший перечить омеге, зато остальным только в путь. Настоящий маленький ураганчик, дающий фору даже шебутному Сехуну. Жители Тейлзлуина с его проделок за голову хвататься не успевают. То с деревьев его, полезшего для младшего принца за яблоками, снимают, то из озера вылавливают, то еще откуда-нибудь, боясь, что он поранится ненароком. Юный Чон, конечно, прекрасно летает, а вот приземляется не особо, от чего не раз и не два зарабатывал ушибы и ссадины. Тэхен, жутко за него пугаясь, дул после на его стесанные ладошки, обрабатывал их мазью и причитал, чтобы был аккуратнее, а тот в ответ очаровательно улыбался и говорил, что для настоящего воина подобное как укус комара.
— Так, молодежь, быстро мыть руки и в трапезную, — схлопывает ладони Исин, пропуская детей внутрь, сам выходит на террасу и окликает так и не вылезшую из озера и брызгающую в друг друга водой пару. — Эй, лягушата, выныривайте давайте, обед стынет. А тебя, Юнги, кое-кто ждет.
— Это кто это? — не понимает нэко, отвлекаясь от созерцания лотосов.
— Увидишь, — нагоняет на себя таинственность мысленно посмеивающийся альфа и, намекая не медлить, возвращается под своды дворца.
Заинтригованный Юнги со всех ног за ним следом бежит, оглашая округу позвякиванием своих многочисленных браслетов, в золотые, приветливо распахнутые двери влетает и, преодолев разрисованный лучшими художниками Подлунной коридор, сразу же за поворотом врезается в обтянутую изумрудным камзолом грудь.
— Чимин? Ты как здесь? — неподдельно удивляется он, прекрасно зная, что демону Подземного мира, пускай даже Владыке, во владения природных демонов хода нет.
— Для меня, безумно по тебе соскучившегося и так же безумно тебя любящего, преград не существует, прелесть, — улыбается суккуб, касаясь губами чужого нахмуренного лба.
— Какой лжец-то, а, — комментирует на ходу выжимающая волосы Ыну. — Не слушай его, Юнги, он просто договорился с Исином снять для него запрет на пересечение границы.
— Никакого уважения, — цокает Чимин.
Омега же, завороженно разглядывая истинный облик супруга, слышит Ыну едва ли. Руками к его вновь целым, витиевато изогнутым, как и его кожа, серебристым рогам тянется, их касается, срывая с уст напротив томный, больше похожий на стон вздох.
— Кроха, не делай так, по крайне мере, при посторонних. Они очень чувствительны, а я и без того тебя постоянно хочу, — прижав к себе юношу, шепчет в его порозовевшее ушко мужчина.
— Сделаю вид, что я этого не слышала, — фыркает девушка, подталкивая в сторону покоев подмигивающего паре Сехуна.
— Да что ты? — улыбается Юнги, игриво пробегаясь пальчиками по цветущей метке Чимина. — Мне кажется, в связи с твоим новым статусом я отошел на второй план, а иначе мне непонятно твое долгое отсутствие,
Владыка.
— Прелесть, не провоцируй. Важнее тебя для меня нет никого и ничего, — рыкает демон, вжимая омегу в стену.
— Требую доказательств, — не отступает нэко, намеренно испуская свой феромон сильнее, за что мгновенно желаемое получает — голодный и до него жадный поцелуй, на который он, истосковавшийся по нему, не менее жадно отвечает, выжигая из легких обоих весь кислород не хуже никогда не утихающего в суккубе огня.
— Учти, это лишь малая часть того, что тебя ожидает в нашем замке, — оттянув напоследок его нижнюю половинку, рокочет Чимин.
— З-замке? — сбито переспрашивает омега, глядя поплывшим взглядом в сизые омуты.
— Не ты ли мне говорил, что готов отправиться со мной в Ад? Уедин тебя давно ждет, правда для этого мне пришлось его несколько перестроить и поглотить сердце Бэкхёна, ну и еще кое-каких не согласных с моей политикой демонов.
— Чимин, я не сомневаюсь в твоей силе, но это не опасно? — беспокоится Мин, оглаживая испещренную светящейся вязью татуировок скулу. — В смысле, сейчас там, наверное, мятежи? Я боюсь за тебя...
— Не бойся. Мятежи были, но я их еще при последних днях правления Бэкхёна подавил, заручившись поддержкой темных эльфов и тех, кого я из Леса Заблудших Душ в обмен на мне верность освободил. А задержался я, потому что расправлялся с остатками бунтовщиков, ну и учил дядю пользоваться его новой силой, — поясняет Владыка, ластясь к нежной ладошке нэко.
— Я так догадываюсь, ты это уже давно спланировал?
— Тридцать шесть лет назад, если быть точным, — улыбается Чимин, читая в глазах Юнги понимание.
— Со встречи со мной? — улыбка ответная, любовью к истинному преисполненная.
— Да, прелесть. Служить я могу только тебе одному, — довольно шелестит суккуб, коротко в брусничные губы целуя. — А теперь идем, пока я окончательно голову от тебя не потерял и не проигнорировал обед у Правителя Теилзлуина, — берет омегу за руку и ведет его к трапезной зале.
— Как ты вообще его уговорил?
— Не совсем я, скорее Тэхен.
— Вот ведь он жук! И ничего мне не сказал! — возмущается Юнги, заходя в просторное с накрытым посередине низким столом и мягкими подушками по периметру помещение, где уже собрались Исин, Чонгук и Тэхен.
— Я тебе сюрприз так-то хотел сделать, а ты еще и недоволен! — буркает последний из них, пока Чон пытается, как ему кажется, незаметно стащить со стола клубнику, за что получает по рукам от альфы.
— Дождись, когда придут Ыну и Сехун. Подобное поведение некрасиво и для принца неприемлемо.
— Некрасиво это рога обнимающего моего друга мужика, — фыркает обиженно надувшийся Чонгук, тыча пальцем в Чимина. — Юнни, если это и есть твой супруг, то у тебя плохой вкус.
— Гука! — негодует нэко, устраиваясь на подушках.
— Кое-что все же неизменным осталось, — посмеивается севший рядом с истинным Владыка, нисколько не задетый таким к себе отношением. — И спешу тебя огорчить, Чонгук, битву за Юнги ты уже проиграл.
— Проиграл?
— В ритуальном поединке. Твои навыки владения катаной оставляли желать лучшего, — отвечает Чимин, не отказываясь от удовольствия поддеть своего извечного соперника.
— Я тебе поддавался! Меня о том Юн попросил! — не верит тэнгу, ища поддержки в морских глазах нэко, но тот отрицательно покачивает головой и извиняющеся улыбается.
— Гуки, Юнги не просил, ты сам решил Чимину поддаться, а знаешь почему? — поглаживает макушку мальчика Тэхен. — Нет? — видя в нем отрицание. — Потому что ты принял выбор своего лучшего друга, любишь его и только лучшего ему желаешь. А ты, Чимин... — строго смотрит на суккуб, — будь добр корону Владыки в этих стенах снимать, — намекает не на нее — ее демон не надел, а на маску надменности. — Я хочу видеть перед собой друга.
— Для тебя я навсегда им останусь, как и для тебя, Чонгук, — говорит Пак.
— А тебе разве можно с нами дружить? Ты же Владыка... — задает вопрос Чон, на самом деле ничего не имея против такого расклада. Юнги не мог подарить свое сердце недостойному.
— Для дружбы не существует законов, кроме одного — не предавать. Она, как и любовь, порой зарождается с первой встречи, строится на доверии, взаимопонимании и поддержке. Мы, к сожалению, не сразу друг друга поняли. Ты был поглощен болью и ненавистью, а я намеренно на оное давил, надеясь тебя растормошить, вызвать в тебе эмоции, которые ты до прихода в твою жизнь Тэхена держал под замком, показывая их только Юнги, и то мимолетно, — озвучивает Чимин, переплетаясь под столом с супругом пальцами.
— Хорошо, я тебе верю, — кивает тэнгу. — Но! Когда я вырасту, требую реванша!
— Непременно.
— А какое у тебя оружие?
— Двуручный меч, — материализуют из воздуха полыхающее адским огнем упомянутое.
— Вау! — восклицает, подскочив с подушек, Чонгук и бежит с загоревшимися в восхищении глазами к суккубу. — Можно подержать?
— Он тяжелый и может тебя обжечь. У меня есть для тебя кое-что другое, — произносит Чимин, жестом фокусника меняя меч на лежащую в ножнах обсидиановую катану.
— Это мне? — восторженно шепчет ребенок, осторожно дотрагиваясь до рукояти.
— А кому же еще? Твой верный Сильвер. Забрал его на днях из Декалькомании, подумав, что тебе он, чтобы защищать Теилзлуин, пригодится, — аккуратно вкладывают в детскую ладошку оружие.
— Почему Сильвер? Она же черная, — слегка сгибается под весом катаны тэнгу, чувствуя, вместе с тем, приятное с ней родство, будто недостающая частичка встала на место.
— Потому что, когда ты сталкивался ею с лезвием противника, она вспыхивала серебром, — входя в трапезную, поясняет переодевшаяся в нежно-персиковое кимоно Ыну. — Проверять не советую, ты еще мал и можешь пораниться, пока твой потолок деревянные мечи. Обещаю, со временем я тебя всему научу, а сейчас положи Сильвер и садись за стол. Исин, прошу прощения за опоздание, — кланяется Правителю.
— Ничего страшного, Ни. А где Сё? — спрашивает альфа.
— Убежал за какой-то травой. Не успела его остановить, — опустившись рядом с братом на подушки, пожимает плечами принцесса.
— А как она называется, он не сказал? — невинно интересуется Юнги, наливая Чимину в кубок вина.
— Ашвагандха, кажется, — не распознав подвоха, безотчетно бросает принцесса.
— Ни, дорогая, неужели вы решили наконец осчастливить меня племянником? — сияет Исин, благодарно принимая их рук Тэхена чашку с малиновым чаем.
— Так эта трава не простая, да? — нахмуривается мысленно придушившая супруга десять раз Ыну, вызывая у всех присутствующих смех, кроме уплетающего за обе щеки любимые ягоды Чонгука.
— Повышает женское либидо и увеличивает шанс зачать ребенка, — отсмеявшись, поясняет нэко.
— С либидо у меня все в порядке, в отличие от хвоста моего ненаглядного, который я ему оторву, — даже не покраснев, произносит старшая Чон.
— Тогда я, пожалуй, сяду рядом с Владыкой, — нервно посмеивается проскользнувший в помещение Сехун, прижимая к груди несчастную ашвагандху.
— Сюда иди, — угрожающе хлопает по подушке около себя Ыну.
— Как скажешь, звездочка, — шумно сглотнув, движется к ней на ватных ногах альфа, чем срывает очередной взрыв хохота.
— Что ж ты так испугался, любимый? Чаю мне что ли завари с этой своей травой, или уже передумал?
— Вечером заварю, — чмокает ее в щеку Сехун, от чего она мгновенно смягчается и наполняет свой и его кубок фруктовым вином.
— Предлагаю выпить за нас, иными словами за семью, — говорит она после несколько секундной паузы. — Мы все разные. Нэко, кицунэ, тэнгу, суккуб, но это неважно, важно то, что всех нас связывает — верность, любовь, дружба. Раньше я предвзято относилась к подобным союзам, никому не доверяла, верила только в долг, но не теперь. Первым мне эту истину открыл Сё, Тэхен и Юнги ее укрепили, но а Чимин ее доказал. Демон Подземного мира, ныне его Владыка, полюбил и исцелил нэко, поддержал моего брата, помогал и помогает кицунэ, спас предыдущего Владыку и своего дядю. Большей человечности ни в одном из людей не найти.
— Неожиданно от тебя подобное слышать, принцесса. Значит, друзья? — улыбается Владыка.
— Друзья, — сталкивается с ним кубком Ыну.
За окном лотосы в свете полуденного солнца цветут, озёра его лик в себе отражают, под крышей звенят колыхаемые легким ветром колокольчики-обереги, во дворце за столом царит уют и веселье.
Сердец магией созданная любовь. Чонгук кормит с рук клубникой Тэхена, Юнги, положив голову на плечо Чимина, рассказывает, как правильно заваривать чай для Ыну поглаживающему ее волосы Сехуну, Исин обсуждает с Чимином защиту владений природных демонов. Немного позже к ним присоединяются Сокджин и Намджун, принесшие добрую весточку от Чанеля и его постепенно оживающей Розы.
Застолье затянется до позднего вечера, после друзья пойдут к священному дубу, в свете костра будут слушать красивые песни нэко, станцуют под мелодии, наигрываемые на флейте Минсоком.
— Не хочу тебя отпускать, — канючит на рассвете Тэхен, обнимая Юнги. Чонгук, утомленный беготней за Сехуном, рядом на коленях лежащей в траве сестры дремлет.
— Я же вернусь, часто тебя навещать буду, — похлопывает его по спине омега. — Но а пока мне пора навести свои порядки в Аду. Я нужен Чимину там. Хватит нам уже порознь жить.
— Кенсу, оказывается, провидец. Он ведь перед твоим ритуалом земли мне так и сказал, что ты Ад захватишь, — отстранившись, посмеивается кицунэ. — Береги себя, Юнги.
— Не переживай, не пропаду. О себе лучше думай, кусачка, — улыбается Мин.
— Теперь я точно буду счастлив, — вторит ему в улыбке Ким.
— Как и я теперь точно в этом не сомневаюсь. До свиданья, мой друг.
— До свиданья, котенок.
Долгое прощание, но недолгая разлука. Юнги, как и Чонгук, всегда возвращается.
***
Озеро Рин в свете на берегу драгоценных камней переливается радугой, черепаха вокруг фейного домика, ее хозяина отсутствием недовольная, круги медленные нарезает, рыбки, в пузыри заключенные, привычно над водной гладью кружат, над замком черного мага — Мираклес, занимается, окрашивая окрестности в теплые краски, рассвет. До неузнаваемости обитель Владыки земного слуги изменилась. Ныне невысокая она, в три этажа умещающаяся, белокаменная, размерами не поражающая, но зато поражающая изобилием всякой разной растительности: розовые, пышно цветущие деревья, изобилующие сочными ягодами кустарники, яркие пионы, белые маргаритки, тюльпаны, васильки — не перечесть в его окружающем саду цветов, и, конечно же, алые розы — символ незыблемой любви Чанеля к Бэкхёну. Среди них они, переплетенные руками, и лежат.
— Как ты себя чувствуешь? — участливо спрашивает мужчина прекрасного юношу, касаясь его обтянутой белоснежной, сливающейся с его кожей блузкой груди, где размеренно бьется вновь возрожденное, но еще пока слабое сердце.
— Лучше и быть не может. С тобой по-другому и не бывает, — разнежено улыбается Бэкхён, щурясь от яркого солнца. — Правда, кое-чего не хватает, — загадочно добавляет.
— И чего же моей Розе не хватает? — интересуется маг, наперед об его ответе догадываясь. Бывший Владыка стал до безумия тактильным к нему, ласковым, постоянно требующим его прикосновений, внимания.
— Твоих губ на моих.
— Позволь исправить эту оплошность, — издает смешок Пак, резко оказываясь над Бёном.
— Позволяю, — опрокидывает Бэкхён его на себя, первым уста, податливо разомкнувшиеся, пленяя. Тягуч и медленен поцелуй, пара никуда не спешит, у них теперь впереди целая вместе вечность, а не жалкие урывки минутных, ранящих обоих свиданий. Они, ни на секунду не переставая друг друга любить, заслужили, свободу долгожданную наконец получили. И пускай Чанель, как черный маг, к своему замку, названному в переводе на язык Подлунной
Чудом, привязан, он ни о чем не жалеет. Это малая плата за свое и Бэкхёна счастье, за его, как сейчас, солнечную улыбку.
— Ну и чего ты так смотришь? — смотрит демон на с трудом от него отстранившегося мага.
— Любуюсь тобой, пытаюсь поверить, что ты со мной, — отвечает Чанель, оглаживая его точеную, осунувшуюся скулу. Бэкхёну для полного исцеления нужно время.
— Я с тобой, Ёлли. Навсегда, — шепчет Бэкхён.
Рядом карминовая, спасенная Чимином роза шелестит, обещание принимает, губы, столкнувшиеся в очередном поцелуе, его закрепляют.
***
Юнги с восторгом их общие с Чимином покои, изобилующие голубой фрезией и освещенные десятками сапфиров и опалов, разглядывает. В витражные, защищенные магией окна багряный свет Подземного мира не проникает, вокруг только спокойная в цвет его глазам синева. Посредине стоит большая, отделанная изысканной резьбой, накрытая шелковым покрывалом и венчающаяся бирюзовым балдахином кровать из млечного дуба, на ее башенках белые ракушки висят, сбоку расположилось огромное, уставленное шкатулками с драгоценностями и всякими бутыльками трюмо. Около окна умостился круглый с двумя бархатными креслами столик, на полу лежит белый мягкий ковер. За одной из дверей прячется отдельная гардеробная, за второй — роскошная, больше на бассейн похожая купель с по краям ее льющейся из голов дельфинов лазурной водой.
— В твоих глазах я всегда видел море, — поясняет свой выбор интерьера обнимающий со спины омегу Чимин. — Напротив нашей спальни я отделал для тебя еще одну, уже лично твою комнату. Там все, как ты привык и как любишь. Нравится?
— Очень, — с улыбкой на лице выдыхает Юнги.
— К сожалению, я не успел полностью Уедин преобразить. Цветы пока только здесь, им сложно без заботливых рук расцвести, что, думаю, ты в скором времени исправишь. Могу Чанеля попросить помочь, он давно хотел с тобой познакомиться, ни в чем тебе не откажет. Из замка пока не выходи, не хочу, чтобы дурман ликориса тебе навредил. На днях весь его уничтожу.
— Я не против встретиться с Чанелем, да и помощь мне не помешает, — разворачивается в его объятиях нэко, коротко в напротив губы целует.
— Мне придется тебя оставить. Обещаю, ненадолго, а после я буду в полном твоем распоряжении. Не выпущу тебя из постели, так что советую начать осмотр замка сейчас, потом будет не до этого, — игриво мурчит суккуб, проходясь носом по зардевшейся щечке супруга.
— Звучит многообещающе, мой Владыка, — довольно рокочет Юнги. — Но ты уверен, что я не заблужусь? Уедин намного Декалькомании больше и не указывает нужное направление.
— Не заблудишься, я приставил к тебе моих самых верных слуг, — говорит демон, щелкая пальцами, отчего перед взором Юнги предстают, судя по заостренным ушам и белоснежной, испещренной алыми татуировками коже, два темных эльфа. — Супруги Ким.
— Рады приветствовать пару Владыки, — почтительно кланяется высокий, мускулистый с огненными волосами и алыми глазами мужчина. — Меня зовут Хонджун, ваш хранитель.
— Ёсан, ваш личный помощник, — следует примеру мужа хрупкий, намного ниже его с темными, чуть волнистыми прядками и молочно-белыми глазами юноша.
— Не скучай, прелесть, — поцеловав растерянного внезапным знакомством омегу в кнопку-нос, произносит Чимин и, ловя вслед «я всегда по тебе скучаю», из покоев выходит, чтобы с последним, грузом лежащим на его плечах делом расправиться. Мрачный, сопровождаемый таинственным мерцанием рубинов лабиринт коридоров пересекает, затем спускается по бесконечно тянущейся лестнице в подземелье, где остатки сердец неугодных предыдущим Владыкам демонов хранятся, но не они интересуют его далеко, а Дель, томящийся в одном из склепов, в котором нетленное тело Джонхёна в объятиях роз белых лежит.
— Заточить меня рядом с моим мертвым истинным — изощренная пытка, сказал бы я прежний, — иронично усмехается ангел, оглаживая бездыханное, но все такое же прекрасное лицо мужчины, даже в посмертии в себе опасность таящего. — Не знаю что ты этим хотел добиться, но твоя попытка провалилась, меня оное нисколько не трогает.
— Я вижу иное. Меня твои лживые маски давно не обманывают, — отвечает вставший по ту сторону обсидиановой решетки Чимин. — Ты его любил и все еще любишь. Хочешь вернуться в прошлое и все изменить, сердце послушать, а не извратившую тебя ненависть. И я бы и рад тебе этот шанс предоставить, но, увы, это не в моих и не в чьих силах. Зато в моих силах подарить тебе не отягощенное ею будущее. Что бы ты там себе ни думал, я тебе благодарен за все то, что ты сделал для Юнги, — ртутью просачивается сквозь прутья и, не дав Делю что-либо возразить, хватает его за руку и перемещается вместе с ним в огромную, сверкающую хрустальными сталактитами пещеру с посреди стремительно бегущей лазурной рекой.
— Значит, решил отправить меня на круг перерождения? Как благородно, Владыка, — заливается хохотом безумным Кибом. — Браво, склоняю пред твоим милосердием голову, — отвешивает издевательский поклон.
Чимина, привыкшего к его кривлянию и частично понимающего причину его помешательства, подобное не задевает. Вскоре он и эту страницу перевернет, даст душе израненной ангела успокоение, чистый, ничем незапятнанный лист, с которого тот начнет новую жизнь.
— Знаешь, я даже тебя не виню, ведь все это было ради Юнги. Ты предал меня, но не любовь, — резко Дель веселость на серьезность сменяет. — Тут есть чем восхищаться, — добровольно делает в священные воды шаг. — Береги его, наслаждайся вам отведенным, потому как в следующей жизни я тебе этого не позволю. Юнги, конечно, не трону, но тебя... — улыбается и, намеренно показав Владыке свою аметистовую подвеску, окунается в реку полностью.
Владыка не успевает его остановить, обессилено подле на берег садится, глядя на уносящий тело Кибома поток. Знает, что угроза, сорвавшаяся с его уст, не пуста. И все-таки он, оставивший за собой последнее слово, его, догадавшегося что в кулоне заключено, переиграл.
— Я дал тебе возможность зажить счастливо, но ты все перечеркнул. За что тебе страдать вечность, пускай ты оного и не понимаешь, но когда-нибудь поймешь обязательно, и никого рядом с тобой не будет, чтобы помочь.
***
— За этими дверями находится тронный зал, господин, — говорит Ёсан, жестом предлагая Юнги в них войти. — Ваш супруг вас уже ожидает.
— Спасибо, Ёса, и, пожалуйста, обращайся ко мне на ты. Я бы хотел видеть в тебе друга, а не слугу, — произносит омега и, решительно распахнув украшенные кованными розами двери, заходит в зал, где его тут же в объятия ловит Чимин.
— Как тебе Уедин? — спрашивает он, ведя с интересом оглядывающегося нэко к будто светящемуся изнутри алым цветом трону.
— Огромный и мрачный, но красивый. В общем, работы мне предстоит много, — улыбается Мин, поправляя в волосах рубиновую тикку.
— Мне нравится твоя инициативность. Обустроишь здесь все так, как захочешь. Никто тебе ни в чем не откажет, не станет препятствовать, — довольно шелестит Пак, помогая супругу подняться по каменным ступенькам к тому, что ему не для изысканной метафоры пообещал. — Юнги, ты помнишь, что я тебе предложил в ту ночь, когда ты на крыше Декалькомании танцевал? — внезапно остановившись, разворачивает его за плечи лицом к себе.
Юнги, мыслями уносясь в судьбоносный день, ненадолго задумывается, как наяву в голове их диалог воспроизводит...
— И что ты мне предлагаешь? Упасть в твои руки? Выбраться из одной клетки, чтобы сразу же себя в другую загнать?
— Я предлагаю тебе не упасть — войти, но не в клетку. На трон в моих чертогах усесться. Королем своей жизни стать. Вместе со мной.
— Твой трон кровью омыт, а вместо короны терновый венок меня ожидает.
... и от осознания морскими волнами плещущиеся глаза округляет. Поверить не может.
— Чимин, ты...
— Да, ты был прав, мой трон кровью омыт, но венок тебя не терновый ожидает, а этот, — кивает суккуб, материализуя оной с вкраплением лунных камней. — В нем заключен свет звезд и луны, который лился с небес в день нашего обряда, — сняв с чужих волос тикку, заменяет ее на венец Владыки своего сердца, — Также я сказал, что перед тобой все смоется в одночасье. Не тебе, а мне перед тобой склонять голову, я буду служить тебе до конца наших дней. Прошу, он теперь твой, — указывает на трон.
— Ты же знаешь, что он мне не нужен. Мне нужен только ты, — слезящимися омутами в напротив озера осенние смотрит нэко. — Я люблю тебя, мой дьявол, — улыбкой очаровательной озаряется и неожиданно для Чимина толкает его на каменное сидение. Следом сам на его бедра усаживается и шепчет заветное:
— Пока мы неплохо в нем умещаемся, но вскоре это изменится.
— Что? — искренне теряется Чимин, машинально на его талии ладони сцепляя.
— О том, что ты через восемь месяцев станешь отцом маленького котенка, — счастливо омега мурчит, повергая в шок обычно держащего лицо при любых обстоятельствах Пака.
— Я думал, что, познавши твою любовь, стать счастливее уже невозможно, но ты... ты и есть мое счастье, Юнги. Вы оба, — накрывает ладонью живот омеги Владыка. — Спасибо, мой драгоценный, за этот подарок.
— Тебе спасибо, что не сдавался, — выдыхает нэко в его губы, затем их нежно сминает.
Магия сердец, как она есть.
