мне на тебя параллельно

Шея затекла и болела. Лицо тоже болело, но по другой причине. Гречка поморщился, попытался перевернуться на другой бок и чуть не упал с дивана. Пришлось окончательно просыпаться. Это было уже второе утро подряд, которое хотелось только послать нахуй. Сейчас ему было некомфортно, холодно и жестко. Он сощурился на бьющие в глаза лучи солнца. Квартира была не его, но он все равно ее узнал. И тут же выматерил себя вчерашнего - ну разве не мог найти буквально любую другую хату? Раньше-то на холостяцкой берлоге Романыча останавливаться было одно удовольствие. У него был просто ебануться какой огромный телик во всю стену и большой балкон, на котором можно было курить кальян и отсыпаться летом после тусовок. А вот когда тот стал жить вместе с ебучей Ленкой, друзьям хватило пары посещений, чтобы убедиться в полном разрушении некогда славного места. И дело было даже не в том, что на окнах появились шторы, а подвешенная к потолку посреди комнаты груша переместилась в самый угол. Дело было в Ленке. В том, что эта малолетняя блядовка, ещё недавно дававшая облизать свои сиськи за пятихатку любому пьяному бычаре, теперь возомнила себя хозяйкой и этой квартиры, и самого Романыча. Так-то Гречка баб не пиздил, но Ленке бы с удовольствием прописал в челюсть. Чтобы место свое знала. Но судя по тому, что вчера его положили на узкий и неудобный диван, место пришлось узнать ему самому. - Проспался, мудло? - Вот о чем он и говорил. Ленка возникла в дверном проеме, короткий топик не прикрывал округлившийся живот. Гречка не удостоил ее ответом, с трудом сел и полез в карман за сигаретами. - Эй, ты охуел? Ты не у себя дома, у нас не свинотник, в квартире не дымят! Вот говорят, что дружба это концепт переоцененный в современном материалистичном мире. Но сейчас только сила дружбы и не позволила ему уточнить, почему он тогда видит перед собой визжащую свиноматку. Поддаваться и идти на балкон не хотелось, но организм требовал никотина. Поэтому пришлось сползти с долбаного дивана, который по ощущениям намертво впечатал все свои швы и выпуклости в его грешную плоть, и вывалиться на балкон. По дороге он захватил плед, который лежал на подлокотнике. Вот суки, могли бы его хоть прикрыть. Гречка уселся на стул, замотался в плед и с наслаждением втянул горьковатый дым. На этот раз никаких провалов в памяти не было, и он смазано, но вполне конкретно помнил хорнологию событий. Попал в мелкое ДТП на каршеринге, вмазал какому-то хуиле, завалился к Илюхе, как тот и предлагал утром. Илюха был уже не в настроении обсуждать работу, но в настроении метнуться к какой-то своей очередной бабе и ее дружкам. Баба, как и обычно у Илюхи, была заумной нудной пиздой с дипломом по какой-то никому в хуй не сдавшейся профессии. А вот ее приятели оказались четкими пацанами. Они нормально посидели, а потом Гречка отправился в компании кого-то из новых друзей и набил себе татуировку. Как и собирался, со своим собственным лицом. Эта часть казалась особенно ирреальной, и он было понадеялся, что это ему приснилось. Но замотанное пленкой запястье красноречиво доказывало, что все было. Что он реально завалился к одному старому знакомцу, не то чтобы татуировщику, но обладателю машинки и диплома художественной школы. Спугнул оттуда парочку малолеток, планировавших набить какую-то хуетень, и потребовал сперва обслужить его. Бесплатно, разумеется. Что там ему объебанному бесплатно нахуячил этот еблан, изучать не хотелось. Но пленка была прозрачная и он нехотя вывернул запястье чтобы рассмотреть шедевр. Сначала подумал, что пиздец, но потом присмотрелся и решил, что вышло неплохо. Не очень похоже, но выражение лица оскаленного злобного вурдалака его прикольнуло. - Ты че, в тачку вчера разбил? - На балкон протиснулся Романыч. Он выглядел как настоящий семейный человек - в наглаженных шортах, недостаточно хороших, чтобы носить их на улицу, но все еще приличных, и свежей футболке с надписью “Я люблю Турцию”. Гречка нервно передернулся - для него такое выглядело как филиал ада, и он не понимал, как бывший еще год назад большущим бабником и ебланом друг так быстро смирился. И кажется, даже начал получать удовольствие. Сука, Стокгольмский синдром, нахуй. - Ага. Не свою, каршеринг. - Он затянулся и ткнул сигарету в одну из банок. Нет, следы ленкиного присутствия и тут обозначались - раньше импровизированные пепельницы ломились от окурков, а сейчас были тщательно вычищены. Он спонтанно прижал ноющие костяшки к металлическому боку банки, но она уже успела нагреться на солнце и не принесла ожидаемого облегчения. - О, ну понятно тогда. - Хмыкнул Романыч и тоже закурил. - А то я охуел когда ты вчера так спокойно об этом рассказывал. Гречка напрягся. Везде, но особенно пониже талии. Какие-то эпизоды вчерашнего дня из памяти все же стерлись, видимо, потому что он в упор не помнил, как что-то говорил, когда завалился к другу. И что он, блядь, ещё там напиздел? Особенно его волновал один определенный эпизод. Тот, в ебучем тц. - Реально? А че еще я говорил? Романыч пожал плечами, заговорщически улыбнулся. - Да особо ничо. А что, есть что-то, что ты крысишь от друзей? Он-то, конечно, шутил. Но у Гречки внезапно проснулось резкое чувство вины, настолько нерациональное и вместе с тем сильное, что аж затылок заныл. Он как-то и правда никогда не смотрел на свои стремные терки с мусором как на что-то, что он тщательно и давно скрывал. И от друзей - особенно. Это получилось само собой, и чем ближе к нему на орбите интересов оказывался Игорь Гром, тем очевиднее становилась необходимость держать его в тайне. Гречка вздохнул. Сейчас уж точно было не время признаваться. - Нее, ну может, матом ругался или рассказывал как ебал шлюх. Ленка твоя меня и так ненавидит. А если я ей спать ночью мешал или напомнил случайно, что до неё ты нихуя не девственным ебланом был, то ничо из твоего холодоса я хавать не буду. - Он оскалился. Знал, что неудобная и подспудно постоянно висящая над ними тема того, как Романычу приходится разрываться между девушкой и друзьями отлично послужит переключателем интереса. Прием был низкий, но сработал безукоризненно. - Да она не ненавидит! - Смутился друг. - Ты пойми, у нее же батя был ебучий зек и пьянь, и потом с какой ей приходилось швалью в клубе работать. У неё аллергия на такое просто, ей это все напоминает о прошлой жизни. Гречка механически кивнул, залипнув на то, как во дворе грузовик пытается запарковаться у грузового входа в “магнит”. Если уж говорить совсем откровенно, то он понимал Ленку. И догадывался, что в глубине души ее ярость и едкая ревность подпитывается страхом. Пока Романыч крутился в их компании, всегда был риск, что он соскользнет на ту же дорожку, по которой когда-то спикировал в пизду ее папашка. Но понимать - не значит принимать. Ему совершенно не хотелось уступать друга детства какой-то там травмированной суке. Если уж мериться травмами, то у него-то может и побольше бы вышло. Но он прекрасно знал, что поливание Ленки помоями точно никак не поможет укреплению дружбы. Поэтому кивнул, пожал плечами. - Да норм все. Спасибо, что дал кости кинуть. Романыч улыбнулся с явным облегчением. - Да ты че, как бы я тебя не пустил! Кстати, Сурик сегодня хотел взять додж покатать. Ежай с ним, я хочу загнать его до конца месяца. Сука. Пришлось почти до физической боли напрячь мозги, чтобы подсчитать, откуда он может выдернуть необходимую для покупки машины сумму. Чет как-то слишком быстро все происходило, и это парило. Вчера он разгонял себя до предельных скоростей, а сегодня еле-еле мог собрать мысли в кучку. Баланс, блядь. - А с рукой че? - Романыч кивнул на его разбитую кисть. Гречка потряс ей в воздухе, оценивая ущерб. Было неприятно, костяшки ныли, и он наверняка рисковал в ближайшие несколько дней не раз содрать подживающие ранки. Надо бы и себе купить упаковку пластыря, в карман положить. Ответственности за драку он не боялся, хотя его, вроде бы, даже сфоткали там. Ну и хуй бы с этим, пускай попробуют что-то доказать сначала. - Случайно ебнул. - Он пожал плечами. - Хуйня, не бери в голову. Друг, к его облегчению, заинтересованным не казался. Гречка не смущался того, что напал на этого еблана на дороге, но не хотел молотить языком. Были вещи, которые касались только его. И пошел бы нахуй поднявший было голову стыд от того, что он снова врал другу. Не врал, просто не рассказывал. Братаны же ему тоже не отчитывались всякий раз, как посрать бегали. Романыч докурил и тоже притопил сигарету в банке. Помолчал. Да сука, что ж они в последнее время все такие неловкие? На мгновение Гречке пришло в голову нечто кощунственное и вместе с тем очень неприятное, но он отогнал эту мысль ссаной тряпкой. - Ты это, смотрел че нам сегодня делать нужно будет? Какие у тебя мысли по этому поводу? Блядь. Блядь блядь блядь. У Гречки ведь даже не было этого неприятного зуда, намекающего на то, что он забыл сделать что-то срочное. Нет, просто начисто проебланенный важный, охуеть какой важный, вопрос. Вот теперь и зуд, и неприятное ощущение в животе, и потеплевшие (хоть бы не покрасневшие) кончики ушей - все навалилось разом, ухудшая подступающую тревогу. Он попытался рационализировать происходящее. Романыч вопросительно смотрел на него, явно ожидая ответа, и это не помогало. - Да, глянул наискосок. - Он постарался звучать как можно более равнодушно. - Надо с Илюхой пару вопросов обговорить, а так заебись, вроде. И Гречка уставился на то, как из грузовика во дворе выгружают спайки пива. Он постарался изобразить, будто это самое интересное, что он видел в своей жизни. При этом краем глаза внимательно следил за реакцией Романыча. Неужели тому план показался стремным? Но друг не выказывал никакого недовольства его ответом. Напротив, успокоенно вздохнул и кивнул сам себе. - Ну заебись. А то я чет напрягся, такой рэкет - это все же не совсем наша тема. Считай, похищение почти. Неприятное ощущение в животе переросло в спазм. Гречка ухмыльнулся, резко противореча внутреннему состоянию. Это движение потревожило разбитую губу и он притушил ебало. - Да че ты, скоро поднимемся, будем заводы рейдерскими захватами отжимать . Друг заржал. - Ебанутый ты все же. - Кажется, ему недавно такое уже говорили. То ли сраный мусор, то ли Илюха, хуй его вспомнит теперь. Неспособность однозначно вложить фразу в чьи-то конкретные губы его внезапно рассердила. Он теперь даже не мог сказать, была ли это сухая констатация факта или сомнительный комплимент - это тоже сильно зависело от того, кто говорил. Гречка сделал последнюю тяжку и с раздражением послал бычок по большой дуге в сторону “магнита” и грузовика. - Ты че, на газон же... - Спохватился Романыч и тут же осекся. Гречка хмыкнул, даже отвлекся от своих загонов. Конкретно пацану Ленка мозги проебала, прям навылет. В квартире он быстро скрылся в ванной, чтобы избежать нового потока ленкиного дерьма. Само дерьмо его не пугало, но бесило собственное бессилие. Любую другую охуевшую суку он бы давно заткнул, но эта-то была сукой его друга. Умылся, прополоскал рот, снова долго смотрел в зеркало. Сейчас себя узнавал, но определенно не одобрял то, что видел. Реально торч ебаный. В таком виде может запугать кого-то только как хуевый пример. Поэтому он еще раз умылся, безрезультатно потыкал пальцем в разбитую губу, не без злорадства причесался ленкиной расческой и похлопал себя по щекам чтобы точно проснуться. Лучшая половина Романыча гремела кастрюлями на кухне, поэтому из ванной он вышел спокойно. Друга нашел в спальне. - Слыш, а дай мне какие-нибудь шмотки? Или у тебя все твои вещи в семейном бюджете? Грамотно выверенный укол сработал и Гречке был предоставлен доступ не только к паре “дежурных” спортивных костюмов, а ко всему гардеробу. Впрочем, в шутке про то, что Ленка внимательно пасет все активы Романыча, включая его вещи, походу была только доля шутки. Гречка понял это по тому, каким взглядом она смерила его, когда он вошел на кухню. Наверняка в уме пересчитала сумму, за которую все, что она надел, можно было бы в случае чего загнать на авито. Пришлось напомнить себе захватить с собой свои изгаженные кровищей и мятые манатки, а то с нее станется постирать и их продать в качестве компенсации. И если клетчатые штанцы из зары было не жалко, то лакост оставался лакостом даже с пятном крови на воротнике. Уж что говорить о носочках гуччи. - Че, осталось тут еще что-то, во что ты не успела харкнуть и что я могу скушать? - Он попытался пробраться к холодильнику. Холодильник был черный и стильный, друг в свое время спецом искал именно такой, ждал, пока эту модель подвезут в Питер. В хорошие времена он ломился от пива и мясных деликатесов в нарезке. Сейчас на его блестящей черной поверхности поселилось несколько уродливых магнитиков с популярных курортов, а что было внутри, Гречка изучить не мог. Ленка встала поперек кухни, выпятила пузо и перегородила ему дорогу. Как бы невзначай, но, зная ее крысиный характер, только и ждала чтобы он пропихнулся и нечаянно коснулся этого пуза любой частью тела. Тогда можно было бы заверещать и обвинить его в том, что он напала на беременную и колотит ее ногами в живот. Часть Гречки хотела сделать это из чистого нездорового любопытства. Подтвердить догадки о Ленке. Посмотреть, что Романыч решит, выберет бабу свою или старого друга. Но во-первых, ругаться перед делом было идеей хуевой. А во-вторых, ему уже достаточно вчера прилетело в бубен, и если бы друг оказался вдруг и выбрал бы бабу, его несчастное лицо снова могло пострадать. А вообще-то Гречку очень многие определяли по шкале привлекательности куда выше среднего, и проебывать такой ценный природный ресурс ему не хотелось. Поэтому он просто демонстративно сел за стол. Ленка закатила глаза, но пошарилась в холодосе и шваркнула ему на стол йогурт. Гречка внимательно и не менее демонстративно проверил целостность упаковки и срок годности, взял ложку и принялся есть. Вообще-то лучше бы он закусил сейчас картошечкой с мясом или на худой конец пятком свежих смачных сырников. Но просить о большем в этом доме было бессмысленно, а если он мог насолить этой суке хотя бы уничтожением части ее запасов, упускать возможность не хотелось. Ленка следила за ним от холодильника. - Тебе не помешает жрать побольше здоровой пищи. Выглядишь омерзительно. Никогда не понимала что девки в тебе находят. Не только девки, довольно подумал он, ухмыляясь в йогурт. Если она хотела его уязвить, то промахнулась. Наоборот даже погладила по таким местам, к которым не захотела бы прикасаться. - Я тоже не понимаю, почему при наличии такого широкого выбора секси сосок Романыч выбрал именно тебя. - Он пожал плечами. - Пожалел что ли? Ход был все равно на грани, если друг-каблук слушал, то мог и оскорбиться. Но Гречке очень уж хотелось проверить, реально ли Ленка побаивается потерять семейное счастье, или ведет себя как мразота чисто потому что мразота и есть. Не учел только, что анализировать ее реакцию ему будет лень. - У тебя волосы выглядят так, как будто ты напялил на бошку дохлого скунса. - Мрачно отозвалась Ленка и, наконец, ушла с кухни. И вот что бы это значило? Впрочем, загоняться Гречка не стал, выкинул в мусорку недоеденный йогурт, распахнул холодильник и вытащил батон копченой колбаски. Пару бутеров спустя на семейную жизнь Романыча стало вообще поебать, зато слова про скунса вступили наконец в ту часть мозга, которая отвечала за обиду. Неужели все на самом деле настолько плохо? Он постарался рассмотреть себя в стенке холодильника, как будто и не провел перед зеркалом вчера и сегодня в сумме часов пять. Вроде не отросли еще так сильно, чтобы блядь со скунсом ассоциироваться! И почему именно скунс, откуда Ленка вообще про такое животное знает? Ее кругозор должен кончаться на “свинка говорит хрю, коровка говорит му”. - Ну че, едем? - Романыч возник в дверном проеме. Гречка вспомнил, что вообще-то хотел улучить момент и прочитать, че там ему Илюха вчера наотправлял. Тревога снова куснула, но на этот раз в животе ничего не сжималось. Колбаска и йогурт видимо заняли все место, не оставив нервам свободного пространства. - Ага, попиздовали. Отговариваться тем, что ему внезапно приспичило посрать и запираться в туалете не хотелось. Кажется, в прошлый раз в каком-то сортире он стенку вынес. Если здесь что-то такое натворит, Ленка точно запретит Романычу с ним гулять и играть в одной песочнице. А Романыч, между прочим, это не только ценный мех, но еще и вкусное мясо. То есть, не только отличный друг детства, но и здоровенный отбитый боксер. В некоторых играх без такого не обойтись. На улице было холодно, Гречка поежился и поскорее забрался в машину. До места встречи с остальной частью команды ехали на какой-то уродливой невзрачной серой тачке, неуловимо напоминавшей настоящую садовую тачку. Разбитая рука ныла, и поэтому место за рулем он уступил Романычу. Вообще, Гречка все никак не мог успокоиться, старался невзначай рассмотреть себя в зеркало заднего вида. Скунс блин! Да сама бы на себя посмотрела, шлюха ебучая. Но это, по крайней мере, отвлекло от тревожки за то, что он так и не изучил детали дела. Это было странно. Обычно ему требовалось удерживать ситуацию в своих руках, потому что когда он отпускал ее хоть немного, все летело в пизду со скоростью сверхзвукового дилдо. Пацаны ждали их на второй машине, и на этот раз вся компания была в сборе. Гречке пришлось перетерпеть несколько десятков однообразных подколов про собственную смерть и про то, как хуево он выглядит. Это почти не бесило - ну они ж, в конце концов, реально пытались его отыскать. - Слыште, а какие у нас риски? - Ленька пересел к ним, и теперь они втроем ехали за второй такой же невыразительной и непривлекательной кучей металлолома. - Никаких, как я понимаю. - Романыч непроизвольно дернул головой в сторону Гречки. - Главное не забыться и не отпиздить клиента слишком сильно. - А если он не помнит код от сейфа? Гречке и самому не особо нравилась эта история, но раз уж они в неё вписались, да еще и его не спросив - то хули гадать теперь? Он раздраженно хохотнул и в очередной раз агрессивно перемолол зубами слипшиеся в безвкусный комок три подушечки мятного орбита без сахара. - Тогда лучше бы папашка этого еблана любил сыночка достаточно чтобы сделать кодом от сейфа год его рождения. Прятался клиент в какой-то очень уж унылой девятиэтажке. Зато камер наверняка можно не бояться, в подъездах их точно нет. Они прилежно и аккуратно запарковались в паре дворов, для перестраховки - в разных местах даже. До нужного двора добрались пешком. А теперь шлифовали план, расположившись на скамейках неподалеку от детской площадки и усердно изображали для конспирации то ли школьников, то ли алкашей. План действий, а не тот, который хотелось бы Гречке. Ему погода казалась все еще слишком свежей, поэтому он уселся на тот угол лавочки, на который попадало больше всего солнца. Но ебучие облака практически сразу же лишили его живительного тепла, это солнце бессовестно заслонив и зависнув в одной точке. Блядство. - Пацана зовут Никита, сидит он на хате у своей бывшей. Самой бывшей там сейчас быть не должно, она на учебе. Если вдруг окажется там - скрутим и ебало в мешок, потом пусть Никитос сам свою пиздень развязывает. Руки держим при себе, это я блядь особенно тебе, Леонид, напоминаю. - Инструктировал друзей Сурик. Узнавать все самым последним было неприятно. Раздражало, сразу рисовались в голове какие-то злые умыслы и вражеские козни. Но в этот раз винить было некого, кроме самого себя. Себя винить Гречка не любил, так что забил на весь комплекс эмоций разом. - Ну че, выдвигаемся? - Не, не, еще не все. - Сурик вытащил из рюкзака сиреневый пакет вайлдберриз. - Так как узнать и опознать он нас потом не должен, надо замаскироваться. Перчатки и маски, вот. Гречка страдальчески вздохнул. Ему хватило балаклавы и в прошлый раз, натягивать ее снова не хотелось. Но оказалось, что друг проявил изобретательность и купил натурально резиновые маски в виде разных голливудских актеров. Они были вонючие, стремные, сходство едва угадывалось, но по крайней мере, было прикольно. Как в фильме про Бэтмэна. - Нихуя, нормально так! - Ленька достал верхнюю маску из пакета и принялся вертеть в руках. Илюха настолько вдохновлен не был: - Ты че, на эту хуетень весь аванс въебнул? Да взял бы просто медицинские! А вот Гречку вдруг взволновал другой, чуть более важный чем ценообразование на рынке масок вопрос. - Ты бля на свое имя их заказал? Ебанулся? Нас же отследят! - Блядь, ну вот реально нельзя даже недельку поовощевать нормально с этими ебланами, точно что-то сломают или проебланят. Сурик снова фыркнул. Визуально он косил то ли под японского гангстера, то ли под корейского певца, но спокойствие было у него чертой врожденной, а не наигранной. - Так, блядь, отставить истерику. Маски дешевые, все вместе вышли на три ка где-то. И ты-то может и сторчался, но я пока нет. Не, без палева, попросил одного знакомого попросить его сеструху заказать. Она жирная пиздец, вечно нюхает фен чтобы похудеть, и через пятнадцать минут уже забывает все, что говорила и делала. Так что не дави очко, норм все. Гречку это не успокоило, но спорить было бесполезно. На самом деле, он бесился даже не на друзей, а в общем. Ну не нравилось ему, когда что-то решалось без его ведома. Даже теми, кому он доверил бы свое очко и свою жизнь. Даже когда речь шла всего лишь о тупых резиновых масках. Ленька было потянулся надеть ту, которая ему понравилась больше всего, отдаленно напоминающую Брюса Уиллиса, но Илюха стукнул его по руке. - Ты че, охуел? Щас если в этой хуйне через двор пойдем, кто-то точно мусаров вызовет. В лифте наденем. Потом Романыч ловко и легко отжал дверь третьего подъезда и они вошли. Стандартная грязноватая плиточка, прохлада, легкий запах курева - все настраивало на нужную волну. Маски натянули в лифте. Впятером немаленьким пацанам было ехать тесновато, и Гречка вдруг представил, что они сейчас застрянут. С этими масками ебучими и хуй знает какими планами. И кто припрется их освобождать? Ну конечно же майор Мой Хуй Теперь И В Лифтовой Службе. Он представил себе эту встречу и хихикнул внутрь жутко воняющей резиной маски. Лифт дернулся. Он хихикнул снова, непроизвольно, хотя теперь ему казалось, что от этого лифт начнет выебываться еще сильнее. Параллельно он думал о том, могло ли его нахуй вмазать от выделяющихся из маски химикатов, и как долго они все в них выдержат. Потому что ебанутее чем застрять в лифте было бы только надышаться ядовитых паров и отрубиться на хате у лоха. От странных соображений его отвлекло приятное чувство мандражного предвкушения, которое засвербило в груди, когда они вышли из лифта на этаж. На удивление, план сработал четко. Как швейцарские часы примерно. Особо ломаться Никитка не стал и дверь открыл сразу, как услышал имя своей бабы. А уж ввалиться в квартиру, бережно закрыть за собой дверь и также бережно примотать Никитоса к стулу предусмотрительно запасенной веревкой было делом техники. Отработано и почти тривиально. Гречка даже адреналиновый приход словить не успел, хотя возможно это все же из-за маски было. Никитос, правда, был не согласен с рутинностью происходящего. Он дергался, вырывался, сначала пытался кричать и даже немного угрожать, но потом почти сразу заплакал. Гречка смотрел сквозь узкие прорези в маске на то, как жалко кривится лицо клиента. Мерзкое такое лицо, с налетом мажорной ухоженности. Такое, по которому не пиздили совсем или пиздили исключительно редко и слабо. И уж точно не в кинотеатре в ответ на прилив возбужденных приставаний. У такого, как Никитос, не было веских причин должать таким, как Мамед. Но тот все же это сделал. Сам виноват. Было брезгливо и интересно одновременно, и Гречка пожалел, что уебка нельзя пиздить. Хотя... Как там Илюха ему озвучил? Можно, но не слишком сильно? Если осторожно, то вообще все можно. - Ну че ты сопли-то развесил, Никит? Че как не мужик? - Он потрепал клиента по склизкой влажной щеке. На обтянутой перчаткой ладони остались неприятные следы. С кухни раздался шум и Никитос затравленно вздрогнул. На самом деле это было прозаичное действие - пробить планировку, пошарить по хате в поисках бабла, иногда лохи держали при себе достаточно большие суммы. Брать их не всегда было безопасно, но доложить Мамеду о находке требовалось. Вот сейчас кто-то из пацанов проверял типичные кухонные нычки - морозилку, пакеты с крупами, а кто-то другой в туалете снимал крышку бачка. Все нежно и бережно, как и требовало того техническое задание. - Я заплачу... - Умоляюще просипел клиент. - Все отдам!Гречка вздохнул. Что бы там ни пиздели про то, что каждый человек уникален и вообще целая ебучая вселенная, на маски-шоу реакция во всех случаях была практически идентичной. И ему всегда было интересно, зачем они клялись все отдать. Ясно же, что с ними пришли не по-дружески болтать, а это пресловутое “все” забрать силой. Тут уж обещай-не обещай. Судя по тому, как Никитос задергался в следующую минуту, в комнату вошел Романыч. Ну да он всегда такое впечатление производил. - Сиди тихо. - Строго велел Никитосу Гречка. Рот пока заматывать не стал, все равно днем в будние мало кто будет дома, чтобы услышать его крики, если он решит ослушаться. Из тех, кто услышит, ещё меньший процент воспримет их всерьез и озаботится взывать ментов. А тех, кто озаботится, местные полицаи наверняка знают наперечет и не особо реагируют на их звонки. Ну и психологический момент тут присутствовал - посмотреть, насколько в клиенте сильна воля к неподчинению и побегу. - Ну че, хата однокомнатная, кухню пацаны сейчас посмотрят, в сортире никакими бабками и не пахнет нихуя. Этого додяна вряд ли хватятся, потому что у него реально в сумке билет на самолет на завтрашнюю дату и загранник. Съебаться хотел, мразота, как Илюха и говорил.Гречка кивнул. Было приятно, что Романыч доложил обстановку ему, а не кому-то еще, принять за знак восстановленной власти. Про бабки - это было вполне ожидаемо. Значит, нужно было следовать первоначальному плану - хорошенько потрясти клиента, пока из него не выпадет заветный код от папашиного сейфа. Гречка вздохнул. У него с недавних пор как-то странно переменилось отношение к тряскам лоха. Раньше он как истинный художник, кайфовал от процесса, выдавал заранее заготовленные кейсы и с упоением импровизировал, анализировал реакцию, угадывал, на какую больную точку будет эффективнее всего нажать. Но последние пару задач совершал как будто из под палки. То есть, конечно, в процессе раскачивался и начинал привычно вампирить страх и унижение, но потом накатывали мутные отхода. Гречка упорно посылал их нахуй, но озабоченность собственными темными сторонами постоянно маячила на заднем плане сознания. Перегорел, что ли?Но сейчас задача была важная и ответственная, поэтому пиздострадания он решительным усилием воли отринул в сторону. - Романыч, поставь этот еблана лицом к окошку. - Лицо жутко зудело. Захотелось снять маску, чтобы глотнуть хотя бы капельку свежего воздуха. Гречка даже решил, что можно сделать это в туалете или в кухне, но потом передумал. В криминальных сериалах, на которые он залипал накурившись, ДНК умудрялись находить по кусочку волоса или капле пота. А ему не хотелось оставлять такие улики. Мелькнуло сожаление о том, что в свое время он не озаботился тем, чтобы расспросить мусора о том, правда ли такое возможно. Не напрямую, конечно, а так, невзначай. Романыч тем временем приподнял стул с привязанным к нему Никитосом и перевернул к окну. Этот жест всегда вызывал у клиентов сильнейший шок, поэтому был вполне эффектным. Вот и сейчас тот скис еще сильнее и совсем приуныл. - Ну че, Никит, бабки-то будешь возвращать? - Гречка переборол желание засунуть под маску руку и хотя бы немного облегчить раздражающие ощущения. - Пора бы. Клиент отчаянно закивал, забормотал какие-то обещания и клятвы как пономарь. Снова здорова. - Вернуть щас надо будет. - Он снова потрепал Никитоса по щеке. Тот сглотнул и заткнулся. Приоткрыл рот, постарался найти слова оправдания. Ясно, не горит желанием раскошеливаться. - Я... Обещаю, до конца месяца. Гречка вздохнул. Даже не притворно. Вздох осел на внутренней стороне маски привкусом мятной жвачки. Вот блин, неужели мозгов не хватает понять, что когда к тебе целой ватагой заваливаются веселые ребята, вешать лапшу про конец месяца бесполезно? В конце концов, они сейчас закон нарушают, и вовсе не ради того, чтобы удовлетвориться искренним обещанием и пойти домой. - Че тут? - Теперь в проеме возник... Кажется, Ленька. По голосу узнать было сложно, маска глушила и изменяла его. Все же Сурик не лоханулся с ними. - Будем резать этого еблоида?Последняя фраза явно относилась к Никитосу и тот не менее явно это понял. Снова попытался дернуться и в своих обещаниях сократил срок выплаты с конца месяца до конца следующей недели. - Ну принеси нож. - Гречка кивнул Леньке. - Посмотрим. Нет, уебок ты обдрищенный, платить придется сегодня. Так уж и быть, может, до конца дня. Клиент стремительно бледнел и серел. Смотреть на это было приятно, хотя ради спортивного интереса иногда и хотелось поколоть более крепких орешков. Ну, тех, которые чуть дольше находились в состоянии отрицалова и угроз. Такие плыли чуть позже, но и более драматично. Никитос был мало того, что слабаком, так ещё и тупицей. Потому что сейчас он совершенно очевидно предположил, что его отпустят и реально дадут время до конца дня, за которое он успешно даст по съебам. Гречке захотелось щелкнуть тому по ебалу или заржать. Или сделать это одновременно, чтобы произвести впечатление совсем уж конченого психопата. Но если удовольствия расколоть себя на кусочки Никитос им не доставил, то теперь было уже почти азартно добиться от него получения денег без особых побоев, одним моральным давлением вывезти. - У тебя же папа хорошо зарабатывает, да, Никит? - Он повернулся полубоком. Смотреть через маску было почти также хуево, как и дышать. - И вот зачем тебе было в ебучие долги лезть, когда у папы мог попросить, м? - Откуда вы про... Про отца откуда знаете? - Кажется, клиент натурально был готов обосраться. Хорошо бы все же сдержался и перенес все это свое стремление на оттачивание навыков коммуникации с ними. Гречка пожал плечами. - Ну а ты как думаешь? Мы все про тебя знаем. Кто твои родители, сколько получают, кого ты ебешь, че нюхаешь, когда дрочишь. И представляешь, как будет обидно, если за твой долг придется платить кому-то другому? Бум, и у папаши твоего ебанули по очереди все его палатки, бум, и твою бывшую обокрали и выебали... Кстати, на ее же хате сейчас? Вот ключики и тиснем. Кстати, хули она нашла-то в тебе, раз после расставания решила помочь и спрятать? Добрая баба, видно, но тупая. Вот и... В самый разгар монолога в комнату вернулся Ленька со внушительным ножом в руке, следом втиснулся Романыч. Судя по отсутствию шума с кухни, обыск закончился. Но в комнате и вчетвером было уже тесновато. - Ну че, будем резать? - То ли Ленька хорошо играл, то ли реально не терпелось. Клиент, и так чрезмерно впечатавшийся гречкиными угрозами и ощутимо гипервентилирующий, при виде ножа как-то осел, стек по стулу. Оставался в сознании, но, кажется, реагировать перестал. Гречка матюкнулся. Да че за хуй такой слабовольный, блядь! Заебал. Понятно, почему его запретили пиздить. Пришлось ласково похлопать его по щекам, чем и занялся Романыч. Физический дискомфорт быстро выбил из Никитоса остатки моральных мук и он вполне себе пришел в себя после пары крепких пощечин. - Да что вы хотите-то? - Совсем что-то поплыл, еле блеял. - Ты забыл? Денег, Никит, денег хотим. У тебя же папаша деньги держит в сейфе? Тут клиент проявил неожиданную строптивость и отказался отвечать. Пришлось взять у Леньки ножик, попросить Романыча подержать клиента, чтобы не дергался, и притвориться, что собирается отхерачить ему палец. Гречка все никак не мог поймать волну, а еще неприятное ощущение холодка между лопаток сменилось на еще более мерзкий прилив жара. Лицо под маской как будто горело, запугивание и вымогательство не приносили практически никакого удовольствия. Да и кривляться приходилось исключительно голосом, ввиду замотанного в вонючий пластик лица. Да если его хуй хоть наполовину также хуево ощущает себя в гандоне, то нихуя он больше его не наденет. - Пальцев-то у тебя много, щас начнем с одного, Никит, а дальше посмотрим как пойдет. И потом, Никити, если ты деньги не вернешь, мы ж тебя ебнем. - Гречка описал ножом дугу и ткнул острием ему в район сердца. Слегка совсем. - Причем не быстро, не ножичком раз, и все. Не, Никит, долго будем тебя убивать. Угроза физической расправы совсем снесла мудаку крышу. Нож еще даже в орбиту пальца зайти не успел, как тот завыл, зарыдал, затрясся и принялся обещать, что выдаст им долг вот прям сейчас немедленно. Гречка снова вздохнул и воткнул нож в рассыпающийся подоконник. Мог бы с части бабок и ремонт своей бывшей забацать, конечно. - Ну тогда поехали до отчего дома, правильно? Никитос продолжал трястить и уродливо заливаться слезами, но вздрогнул и умудрился ответить. - Деньги-то... Они на этом... Это... Они тут. Гречка нахмурился. Недоуменно. Под маской было не видно и таких гримас, поэтому с выражениями лица он мог позволить себе разгуляться. - Где? Если бы Никитос ответил “в пизде”, он бы его зарезал, ей богу. Пырнул бы в живот. Его так тыкали, хуевые ощущения. На лице клиента отразилось мучительное сомнение. Гречка игриво положил пальцы на ручку ножа. - Да в мусорке, в мусорке, под мусором, в плотном пакете! Ебать выдумщик. Гречка не любил подмечать собственные ошибки, но тут уж что - ему бы никогда в жизни не пришло в голову копаться в мусоре. И пацанам, видно, тоже. Спустя несколько минут пакет был извлечен из под груды мятых картонных упаковок и апельсиновых очисток, бережно обтерт влажной салфеткой и торжественно разрезан. Деньги они выложили на диван и считали их прямо на глазах у Никитоса. Тот окончательно приуныл, но и смирился. Надеялся, наверное, что они заберут бабки и уйдут. - Нихуя, да тут на пол ляма больше, чем нужно! - Сурик, которому доверили подсчет, удивленно (ну, скорее всего, под маской он был удивлен) повернулся у ним. - Два с копейками. - Ты че это, Никит? - Гречка качнул нож в подоконнике. - Не тратил что ли нихуя? Ему не то, чтобы принципиально нужно было знать, откуда эти деньги. Просто было любопытно. Такой тип любопытства, для удовлетворения которого можно и с острыми предметами поиграться. - Да батины это. - Всхлипнул Никитос. - Он бы... Я правда вернуть хотел! Последнюю фразу он выкрикнул как-то отрывисто и отчаянно, но впечатления ни на кого не произвел. Уж точно не на Гречку, по крайней мере. - Нихуя ты Иуда. - Осудил Ленька. - У родного отца пиздить только конченный человек будет. - Иуда вообще-то брата убил. - Поправил нахватавшийся знаний у подружек Илюха, повторно пересчитывая пачки и убирая их в рюкзак. - Батю Зевс ебнул, по-моему. - Ну блядь, не Зевсом же этого обдристка называть? Гречке стало совсем уж тошно. Пот застилал глаза, а вонь от маски за пол часа, по ощущениям, разжижила ему мозг сильнее, чем годы употребления всякого разного. Он решил, что ему похуй на все эти ебучие потенциальные улики. В конце концов, не ебнули же они клиента? Так что тут и расследовать нечего. Если Гречка что и выучил за время, пока мутился с мусором, так это то, что большинство из них без веской пиздюлины не шелохнется. Ну, кроме одного конкретного. Он протиснулся в прихожую, отошел к самой двери и с облегчением стянул маску. Кажется, ебля оттеснилась куда-то в конец списка самых захватывающих удовольствий, потому что глоток свежего воздуха уверенно занял почетное третье место после ощущения власти и первой затяжки с утра. Гречка энергично повентилировал рукой, помогая себе освежиться, и с удовольствием зажмурился. А когда открыл глаза, то осознал, насколько, на самом деле, заебался смотреть на мир через две крошечные прорези глаз маски. Оказалось, прихожая была не такая тесная и темная, какой показалась, когда они завалились всем скопом. Он бегло осмотрел ее на предмет всяких интересностей. Под вешалкой стояло несколько пар женской обуви и неплохие, но очень затоптанные найки. А вот на вешалке кроме джинсовки из инсити висело ещё кое-что. Гречка снял с неё симпатичную велюровую олимпийку и с профессионализмом тусовочного вора осмотрел. Ну нихуя, неимущий Никитос, блядь, долг вернуть не может, а таскает гучи-хучи! Если ориг, так вообще заебись, но даже если хорошая реплика, можно цепануть. Он с приятным ощущением сытости, сопутствующим приобретению новой вещи (и неважно, каким способом), натянул шмотку, с гораздо менее приятным ощущением вернул на лицо маску и зашел обратно в комнату. Илюха уже сложил деньги в рюкзак. Никитос с тоскливым смирением наблюдал за тем, как уплывает его билет в красивую безбедную жизнь. Учитывая его подход к тратам, жизнь эта длилась бы месяца три от силы, но ему все равно было крайне печально. Но его смирение мигом испарилось, когда он увидел свой олимпос. - Эй, ты охуел? Ты чего! Это мое! - Он так энергично дернулся на стуле, что чуть не завалился на бок. Кажется, лучшего подтверждения аутентичности шмотки и желать нельзя было. Гречка довольно осклабился под маской. - Не, Никит, так дела нихуя не делаются. - Он подошел поближе. - Ты думаешь, мы деньги твоего папаши себе оставим? Не, нихуя. Вернем тому, кто тебе их одолжил. А нам за нашу тяжелую и неблагодарную до пизды работу перепадет только небольшой процент. И мы, считай, потратили бесценное время нашей жизни за этот процент. А все из-за тебя. Если бы ты не был таким лживым ебланом, мы бы могли сейчас отдыхать и проводить этот солнечный день с нашими родными и близкими. Его монолог был прерван несдержанным фырканьем. Гречка закатил глаза под маской, наклонился поближе к Никите. Тот сразу растерял всю прыть и снова чуть не упал, но на этот раз от того, что резко отшатнулся назад. - Слушай меня хорошо. - Он перешел на вкрадчивый полушепот. - Билет мы тебе оставили. И если ты не совсем еблан, то у тебя должны быть хоть какие-то бабки кроме тех, которые ты подло спиздил у родного отца. Сейчас мы уйдем, потом, наверное, придет твоя баба и развяжет тебя. Ты ничего не будешь ей объяснять, просто соберешь вещи и уедешь, как и планировал. И не появишься в Питере еще пол годика минимум. А если тебя твой батя отыщет раньше, честно расскажешь ему, что спиздил и уже потратил его бабки. Понял? Мы, как видишь, знаем о тебе больше чем дохуя, и если ты косякнешь - виноват в своих отрезанных частях тела будешь только сам. Никитос шумно сглотнул. Гречка понадеялся, что запугал его достаточно хорошо и мудак четко последует его советам. Разница найденных денег и той суммы, что они должны были отдать Мамеду, составляла около пятиста кусков. По сотке на брата, неплохой бонус к оплате. Обычно они не брали лишнего, но тут все складывалось как нельзя лучше. Никто и не подумает на них, все решат, что клиент обворовал папашку и сбежал. В конце концов, именно так он и планировал поступить, и поступил бы, если бы не их оперативное вмешательство. - Кивни если понял, Никит. - Ласково попросил он. Никитос дергано кивнул. Он снова начинал сереть и бледнеть, но возиться с ним больше не хотелось. Они еще раз проверили, не оставили ли где-то следов и ушли, аккуратно закрыв за собой дверь. В лифте сняли маски и перчатки, потом их нужно было уничтожить, сжечь, скорее всего. Даже из подъезда ради предосторожности вышли по одному, с небольшим интервалом. Посмотреть машину было заманчиво. Просто посмотреть. Попробовать в деле. Хотя бы для того, чтобы после того, как Сурик ее изуродует, не жалеть, что ни разу нормально не покатался. Поэтому когда с делом было закончено, к дому Романыча на такси они тоже поехали все вместе. Потом друг выдал им ключи, заставил поклясться, что пока тачка не продана, они ни царапинки на ней не оставят и сбежал к своей лучшей половине. Исполняя данное Романычу обещание, перекурить перед поездкой они решили на улице. - Ты серьезно надумал брать? - Гречка втянул последнюю порцию никотина и хотел кинуть бычок на землю, но вспомнил утренний укор Романыча и закинул в мусорку. Из неё немедленно стал виться дымок. Да ебана. Сурик пожал плечами и свой окурок тщательно втоптал в асфальт. - Заманчиво, конечно, но хуй знает. Американцы все же не мой стиль, типа. Мне либо японку, потому что я хочу быть якудзой, либо наш российский автопром, потому что я извращенец. Гречка усмехнулся. Ну хоть один честный человек среди его дружбанов. Сначала они решили слегка догнаться. - Чтобы очистить разум от негатива перед тем, как слиться в экстазе с этим чудом техники. - Оправдал их полуденную наркоманию Сурик, откидываясь на сиденье и поджигая джойнт. - Не нести никаких вибраций ебучего Никитосика в этот дивный салон. Дивный салон скоро наполнился сладким дымом, но Гречка подумал, что против этого Романыч точно не возражал бы. У него осталось ещё немного мефа - он в душе не ебал, откуда, наверное, вчера где-то достал. Вообще-то он не был уверен в том, что это именно то, чем кажется, а не бадяжная хуйня, от которой у него снова кровь из носа потечет. Но в целом было как-то поебать, потому что на него накатила эта мерзкая пост-адреналиновая слабость. Все стало казаться мутным и серым, и работа, и деньги, и машина перестали иметь значение. Он не давал себе погружаться в сраную тоску любой ценой. В эту цену входило и употребление непонятных подозрительных веществ. - Ты за руль не хочешь. - Скорее утвердительно, чем вопросительно осведомился Сурик, лениво потягиваясь. Гречка снова бестолково потряс рукой, как будто это могло прогнать болезненные ощущения. Он заметил, что умудрился таки содрать одну из ссадин и она снова немного кровила. Сжимать руку в кулак было очень некомфортно, и пока (или уже?) это казалось достаточным основанием чтобы не водить. От одной мысли о том, как ранки потрескаются при легком сжатии пальцев, его пробрала дрожь. - Неа. До конца месяца, помнишь? Ещё есть время. Сурик задумчиво кивнул. - Время есть всегда. Гречка на этой фразе залип конкретно. С ним было что-то не то. Синтетическое воодушевление бушевало через край, крутилось и искрило в слишком маленьком для такого объема сосуде. Ему хотелось все, он мог все, это было так ярко, хорошо и привычно. Но вместе с тем, где-то на темной стороне его сознания образовалось темное мерзотное пятно. И Гречка ощущал себя одновременно тут и теперь, всеми органами чувств с тройным энтузиазмом поглощал добрую и приветливую реальность. Но одновременно он как будто был и ещё где-то. Где-то, где ему не хотелось быть. Расщепление раздражало, отвлекало, вызывало почти физическое неприятие. Он сам не замечал, как наворачивал круги по этому гиперреалистичному миру, чтобы немного успокоить себя, сжечь излишек топлива. Ему нужно было собраться воедино, пока он окончательно не распался на две половины. Да на две ли? Гречка мог бы при желании в себе насчитать десяток или больше. Сурик водил плавно, влетал в повороты на ста шестидесяти как по маслу, без единого взвизга колес. Стиль вождения отражал его “мягко стелет, да жестко спать” натуру более чем полно. Эта корреляция между стилем вождения и личностью пришла Гречке в голову только сейчас, когда он оказался заперт в узком пространстве между сиденьем и лобовухой. И слово “корреляция” ему тоже только сейчас пришло в голову, но он почему-то уже знал, что оно обозначает. И если прикладывать эту ебучую корреляцию к тому, как водит он, то получается пиздец. Но смешной. Поэтому Гречка засмеялся, и Сурик тоже ухмыльнулся. Надо же, то есть ему хочется убивать? И умирать. Ну, не особо и открытие, если честно. Он слишком сосредоточился на своих мыслях, думал обо всем одновременно и ни о чем конкретном, картинки в голове перемешивались и покачивались на волнах глухих басов. Теперь он больше не распадался на части, все его естество скрутилось в одну большую спираль, смазалось, как разноцветный пластилин. Гречка не мог понять, нравится ему так больше или меньше. Он все еще не был собой, но теперь он был больше чем просто телесная оболочка, он был всем и всё было им. Вселенная действительно искрилась на кончиках его пальцев и лопалась взрывной карамелью на языке, и это было весело и приятно. Что-то все равно было не так, но теперь на это было настолько поебать, и он даже не пытался брать в голову. Потом они стояли у машины и снова тянули по сигаретке в каком-то неузнаваемом колодце. И небо в выемке стен над их головами раскрасилось в такие невообразимые цвета, что Гречка сначала подумал, это действие чего бы там он не принял. Но Сурик тоже стоял, задрав голову кверху, выпускал дым и любовался. - Охуенно. - Он откинулся на капот. - Прикинь, вот создал же это все кто-то. Гречка тоже откинулся. Сигарета приятно горчила в горле, в воздухе плыл запах чего-то вкусного и уютного, откуда-то играла музыка. Ему не хотелось грузиться. Он давно не ощущал себя настолько цельным и простым, как в эту тягучую прекрасную секунду. Все было правильно. Все было так, как должно было быть. А потом он как-то сразу очутился на балконе между этажей. Небо смазалось и потемнело. Сигарета между пальцев мигала оранжевым маячком. - Ты меня наебал. - Обиженным Игорь не выглядел. Тот, который с Маринкой, азером, крузаком и маком, а не тот, который... Ну не тот, короче. - Съебался и не вернулся. А я оплетил твои покатушки! Гречка вздохнул. И вот какого хуя он не притворился мертвым или другим человеком, когда встретил этого еблана? Да хуй его знает теперь. Он затянулся. Держать сигарету было неудобно из-за разбитых костяшек, а курить - из-за разбитой губы. В пальцах второй руки повисла бутылка какого-то ебучего сладкого пивного напитка. - Я в аварию попал. - Наконец отыветил он. На удивление, честно. - На моем каршеринге? - Игорь снова не выглядел эмоциональным. Въебан был наверное по самое не могу, застыл, как студень. - Неа. - Поэтому и смысла дразнить его и заставлять думать, что он попал на полтинник бабок не было. Гречке и не хотелось. Было лень придумывать сколько-то убедительную ложь. - На другой. Когда ехал узнать, что там с твоим этим хачом. Они помолчали. Двор почти уже полностью заволокло темнотой. Вдруг захотелось вернуться домой. Это совершенно точно значило, что возвращаться домой нельзя. Говорить одно, делать второе, хотеть третье - он иногда сам себя заебывал. - А что с Маринкой-то теперь? - Спросил Игорь. Он звучал так, как будто только Гречка и мог дать ему единственно верный ответ. Наверное, на самом деле действительности это не соответствовало, и это просто его интонации продирались через их взаимное опьянение таким образом. - Ебни. - Гречка отпил пива. Оно было теплым и таким же горьким, как и сигарета. Свет ушел из колодца окончательно. - Кого? Он подумал. Можно было сказать “себя”, но кто знает, не воспримет ли этот долбаеб все слишком буквально и не сделает ли сальтуху прям с этого балкона? Гречка не мог сказать, насколько его это в перспективе травматизирует и травматизирует ли вообще, но был уверен, что без пары лишних сюжетов для кошмаров не останется. Потом, мусора бы стали копаться, а где мусора, там ясное дело кто. А может... Но искру тягомотного возбуждения он придушил в себе на корню. Оставалась пока в нем на это крохотное действие воля. - Её. Ну или его. - Он пожал плечами. Это все слова. Хуйня. - А не посадят? - А я ебу? Они снова помолчали. Тени карабкались по стене дома, и Гречке стало неуютно. Нужно было докуривать и уходить в квартиру, или куда там он приехал и где раздоблы эту сладкую пьянящую хуету. - Я думал, ты серьезно. - Игорь вздохнул. - Ты ж, типа, шаришь. Гречка ухмыльнулся и выкинул окурок. Сумерки пожрали его в считанные секунды. Наверное, надо было принимать эти слова за комплимент. А ебанутую репутацию - за благословение.