Все совпадения случайны

Спросить Арлатан? Великолепное предложение. И как я должен был спросить Арлатан? Постучаться в ближайшую дверь и задать парочку вопросов о смысле жизни? Я вздохнул, повернулся к Чести — и отшатнулся от неожиданности. Прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки в воздухе покачивался искристый шар, сфера из чистого света. Он был небольшим, с полторы ладони, похожий на одного из виспов, что порой можно было увидеть в лекторских залах Вирантиума. Призыв младших духов не требовал особых умений или ритуалов, поэтому их часто использовали для простых поручений и чар. К тому же, виспы были неприхотливы и подчинялись охотно; им, еще не оформившимся в определенную добродетель, было достаточно сырой силы. — Приветствую тебя, вопрошающий, — сказал висп. — Я — Арлатан. У него был негромкий приятный голос, который, казалось, шел прямо из центра сферы. Слишком человеческий голос, больше подходящий церковным клирикам или послам. Это звучало довольно странно. К тому же, я еще не видел виспов, что могли бы составлять связные предложения и были бы достаточно разумны для осмысленной речи. — Приветствую тебя, Арлатан, — осторожно сказал я. — Я… могу задать тебе вопрос? — Разумеется, — безмятежно ответил висп. — Один? — Сколько тебе угодно. Но я бы советовал продолжить разговор в более спокойном месте. К сожалению, подземные опоры продержатся не более получаса, и затем четвертый округ полностью уйдет под землю. Я поспешно закивал, выражая свое полное согласие и готовность убраться из этого самого четвертого округа как можно быстрее. Земля под ногами вздрагивала все сильнее. Город, великий город, не мог существовать без Тени, он задыхался, как рыба, выброшенная на берег, пил кровь своих людей с жадностью безумца, но и этого уже не хватало. Магия уходила из него, уступая законам постоянства: гранит обретал вес гранита, хрусталь — хрупкость хрусталя. Крепления гнулись под тяжестью узорных куполов и навесных садов и ломались одно за другим, как сухие стебли. Трещины в зданиях ширились и росли, камень, прочнейший гранит, крошился, будто глина. Нижние ярусы, принявшие на себя весь колоссальный вес наземных сооружений, должно быть, уже стали могилой; даже если там все еще находились не успевшие выбраться эльфы, им оставалось жить считанные часы. Я понял, о чем предупреждал Арлатан: когда рухнут несущие колонны, город целиком провалится под землю. — Мне нужно попасть в Павильон Разума, — сказал я. — Ты можешь провести меня? — Разумеется. Я благодарно кивнул, поднырнул под опасно накренившуюся горелую балку и поспешил за удаляющимся виспом. К счастью, тот не торопился, периодически молчаливо зависая в воздухе на несколько мгновений, прежде чем продолжить путь. Часто до нас доносились приглушенные крики боли, далекий рокот взрывов и лязг стали, но Арлатан тут же сворачивал в сторону, каким-то неведомым чутьем выбирая безопасный проход. Стоило признать, без проводника я заблудился бы сразу. Улицы жили здесь по своим законам, несколько раз мне пришлось спускаться по извилистым лестницам, чтобы вдруг оказаться на ярус выше. Некоторые дома и постройки выглядели настолько странно, что об их предназначении я мог только догадываться. Мы прошли несколько площадей; одна была вся заполнена круглыми полупрозрачными пузырями в половину моего роста, они неторопливо двигались, мягко сталкиваясь друг с другом боками. На другой — спиралью восходила к небу, теряясь в облаках, тонкая струя пламени. Я осторожно поднес к ней руку и тут же торопливо отдернул: пламя было настоящим. Третья площадь казалась совершенно пустой, и ее я пробежал по краю так быстро, как только мог. Почти везде раз я натыкался на мертвых элвен; мертвых, или умирающих в агонии, истекающих кровью. Им не помогло бы уже ни одно зелье, даже останься у меня лишняя фляга. Многие из них не смогли завершить превращение, и их тела были страшной смесью человеческого и звериного; проросшие из кожи стальные перья, удлинившиеся, перекошенные лица, покрытые прозрачной чешуей, так и не успевшие отрасти дополнительные пары конечностей. У одного не было ни рук, ни ног — вместо них рядом с ним на плитах были беспорядочно свалены странные пластины с острыми краями. Я не был уверен, в кого — во что — тот пытался измениться, и было ли это хоть отдаленно похоже на человека или эльфа. Там мне пришлось остановиться, согнуться пополам, пережидая подкативший к глотке ком. Руки тряслись; я сжал кулаки, заставляя себя дышать ровно. В Вирантиуме мне доводилось видеть демонов и одержимых, безумцев и усмиренных, присутствовать на вскрытиях тел и проводить их самому — но ничто не могло сравниться с тем, что творилось здесь и сейчас. Неужели нашлись бы слова, разумные, честные слова, что могли бы оправдать это; эту смерть, эту кровь? Эти бесчисленные жизни? Неужели все они, все эти мертвые элвен — все вместе и каждый по отдельности — были сплошь мерзавцами и ублюдками; настолько отвратительными, что им можно было вынести лишь один приговор? Ведь он не мог этого не понимать; Солас, мудрый, осторожный, расчетливый Солас, не мог не понимать, к чему приведет его ритуал. — Почему ты не остановил его? — сипло сказал я. — Ужасного Волка. Висп-Арлатан замер на мгновение. — Волка? Ах да. Могу предположить, что он использовал некое событие, мгновение, в котором я не мог его наблюдать. Крошечную погрешность в структуре времени и пространства. О деталях тебе придется спросить его самого. — Почему? А, — я вздохнул, потер ладони, — ты же не видел. Точно. Извини. Мерцающий мягким светом шар отлетел на несколько шагов, повертелся, как любопытный щенок, и завис на месте, ожидая. Я посмотрел на него, на разломанные пластины у себя под ногами и не удержался. — Ты хотел его остановить? — Я отвечаю на вопросы и даю советы. Я не способен «хотеть», не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Но, пропустив одно из вероятных событий, я нарушил условие задачи. Отступил от своей сути и цели. Я не стал бы этого делать, если бы мог. Помешкав, я все же кивнул. Что-то неуловимо вертелось на языке; словно я стоял в одном шаге от разгадки, просто никак не мог додуматься до правильного вопроса. Или никак не мог задать его правильно, так, чтобы таинственная магия элвен поняла, что именно я имел в виду. Источник дал мне знание слов, но одного этого знания было недостаточно. Господа магистры при университете Вирантиума периодически любили повторять, что лучше всего у учеников получается призывать духов праздности и лени. Это было правдой лишь отчасти. Будь я магом, лучше всего у меня получалось бы призывать духа глупости. Висп подождал еще немного, потом засветился чуть ярче и неторопливо поплыл в сторону очередного перекрестка. Земля под ногами начала мелко подрагивать, и я решил пока что оставить вопросы на потом, побежал следом, полностью сосредоточившись на том, чтобы не провалиться в случайный разлом или трещину. Те возникали неожиданно, зачастую увлекая за собой соседние здания и поднимая облака пыли и каменной крошки. Несколько раз Арлатан вел нас прямо через завалы — я пробирался между накренившихся колонн, полз по обломкам плит и витражей. С них смотрели лица, обезображенные, изувеченные, но все еще узнаваемые; фрагменты ушедших в вечность битв и клятв. Искусно вырезанные барельефы, изображающие эльфов и духов, людей и зверей — некоторые из них еще двигались, медленно, неуверенно, словно пробираясь в вязком тумане. Голоса внутри меня шептали древнюю память: я вспоминал вместе с ними. Я видел, как слепящим огнем рождалось солнце, как сходила на кровавый пир темная стая, как справедливость объявляла свою волю. И пламя, и мор, и вечная охота склонялись перед ней. Я видел, как возводился город, ярус за ярусом; тысячи рабов отдавали ему свои силы и свои жизни — и на место умерших приходили все новые. Как закладывали первые стены — те мерцали странным пульсирующим огнем. Словно мириады духов оказались вмурованы в камень, сплавлены с ним в единое целое. Видел, как… — Постой. Я резко выдохнул, встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться на здесь и сейчас. Висп неподвижно висел в воздухе чуть впереди. Там, резко выпирая над землей покореженным каменным осколком, заканчивался очередной ярус, и улица переходила в мост, ведущий к огромному сложному строению. Оно напоминало сложенный бутон цветка, сплавленные вместе серебро и перламутр, у венчика которого парили бесчисленные надстройки и кристаллы различных форм и размеров. Некоторые лепестки были отогнуты, сворачивались причудливыми завитушками, и сквозь щели пробивался свет, пылающий столб ослепительно белого пламени. Наверное, это и был тот самый Павильон Разума. Мост был шириной в добрых пару десятков шагов, весь из прозрачных водяных струй — словно стремительно-бурная лесная река, поднявшаяся в небо. Я осторожно ступил вперед, протянул руку, касаясь узорных перил. Те упруго толкнулись в ладонь, лишь слегка изменив форму; на ощупь они казались такими же прочными, как если бы были сделаны из дерева или камня. Я посмотрел на виспа. — Это единственный путь, — сказал Арлатан. — Но Тень слабеет, мост может тебя не удержать. К сожалению, погрешность моих нынешних расчетов слишком велика. Прошу прощения, вопрошающий. Прозрачная поверхность моста шла едва заметной рябью. Я вытянул голову, на глаз прикинул расстояние до земли и невольно передернулся: если эльфийская магия рассеется ближе к башне, то спасти меня сможет только чудо. Но чудеса были делом довольно ненадежным, я предпочел бы чуть более безопасное решение. Если бы только на него было время. — Ты можешь что-нибудь сделать? — на всякий случай спросил я. Примерился к водяной глади, аккуратно потрогал ее сапогом. Твердая. — Увы, но нет. Я лишь советчик. Ладно. Мост пока что выглядел довольно неплохо. Я сделал глубокий вдох и осторожно пошел вперед, придерживаясь за водяные перила и изо всех сил стараясь не смотреть вниз. Не то чтобы это могло мне помочь, конечно. Прибавить шаг не получалось тоже: мост тут же начинал угрожающе раскачиваться, и я опасался, что попросту не сумею на нем удержаться. Висп-Арлатан безмятежно плыл рядом. — Халейр назвал тебя всезнающим, — сказал я, решив не тратить время даром. — Он говорил, что ты можешь найти ответ на любой вопрос, вычислить наилучшее решение любой задачи. — А, — отозвался Арлатан. — Предположу, что до Завесы это действительно было так. В пределах неопределенности, конечно. — До Завесы? — Да, вопрошающий. После того, как опустилась Завеса, я потерял связь с Путем Знаний. В понятных тебе величинах… представь, что ты разом утратил всю память и весь свой опыт. Представь, что все, что ты знаешь о мире, отныне ограничено лишь минутой твоей жизни. Конечно, я пытаюсь восполнить утраченные знания, но в нынешнем моем состоянии это довольно трудно. Город умирает. Я все-таки посмотрел вниз. Большая часть зданий уже лежала в руинах, над землей поднимался едкий дым. Колдовское пламя порой взмывало над обломками, выедало камни черно-рыжим огнем, но почти сразу же угасало. В небе еще держались несколько плавучих островов — я насчитал три крупных и около пятерки поменьше; рядом с ними то и дело вспыхивали раскаленные искры, стремительно-гибкие силуэты эльфов и серебристые образы зверей-духов. Солнечная Гвардия продолжала бой, постепенно отступая к одной из городских башен. Та была немного ниже Павильона Разума и стояла чуть поодаль, в стороне от центральных площадей. Формой она напоминала усеченный октаэдр, выполненный в настолько идеально выверенных пропорциях, что, казалось, даже царящее вокруг безумие не могло нарушить его гармонию. Внутри, стягивая к себе кровь и силу, полыхало лазурно-лиловое марево — наверное, это и был тот самый проход в Бастион, что удерживали жрецы. Я довольно смутно представлял, как туда добраться, когда город рухнет. Рассуждая здраво, шансов у меня с самого начала было не очень много. Но я совершил уже достаточно глупостей, чтобы не отступать в шаге от возможной разгадки. Тем более, что я все еще не успел задать все вопросы, которые хотел. Даже малую их часть. И теперь уже не был так уверен, что успею. — Если Арлатан — это ты, — сказал я в пустоту, — то… ты умрешь тоже? — Смерть — слишком человеческое определение и недостаточно верное. Но да, тот Арлатан, что есть сейчас, перестанет существовать. Я замолчал. — Ты расстроен? — голос Арлатана звучал совершенно спокойно. — Почему? — Ну, — неловко пробормотал я. — Смерть необратима. Живые должны жить. — Ты мыслишь как человек. Я — не человек. Мы — не человек. Сверкающий шар внезапно завис прямо перед моим лицом. Тугой пульс света бился внутри него, словно огромное сердце. — Непрерывность сознания сквозь время и пространство, — сказал он. — Простое в сложном. Мы — это Арлатан. Я — это Арлатан. Я сморгнул и увидел их вновь, так отчетливо, словно стоял в нескольких шагах — тысячи, тысячи виспов, оплетающих каркасы домов и башен, слившихся с плитами мостовых, с цветными витражными осколками, с искусными изваяниями эванурис. Свет бился в них единым ритмом: свет или тьма, правда или ложь, да или нет; без каких-либо полутонов и полумер. Тысячи, тысячи виспов, объединившихся в единое множество, в колоссальный живой рой. Простое в сложном. — Мы не человек, — повторил Арлатан, певуче-властный голос, отразившийся эхом от башен. — Когда разрушается один из наших сосудов, мы, что были в том сосуде, возвращаемся в Тень. Но когда нас останется слишком мало, я-Арлатан исчезнет. И я наконец понял. Виспы не были способны освоить осмысленную речь. Даже во времена древних элвен. Они не обладали сложным разумом, не воспринимали добродетели — так, как это делали полностью оформившиеся духи. Виспы понимали лишь самые простые приказы, лишь самые простые эмоции, сырую силу магии и Тени. Но если бы можно было — если бы можно было каким бы то ни было способом — объединить их всех в единую сообщающуюся сеть… — Ты разумен, — сказал я, — лишь когда вас множество. Шар передо мной вспыхнул коротко и ярко, так что заслезились глаза. — Да, — сказал Арлатан. — Хоть ты и ошибаешься в деталях. Ты думаешь о разуме, как думает человек. Мы — не человек. Скажи: разумно ли зеркало? Ответить я не успел. Мост вздрогнул. Потом еще раз, и еще. Ладонь обожгло холодом — я торопливо отдернул руку, и спустя мгновение узорные перила из прозрачных струй рухнули; волна воды хлынула вниз, плеснулась на сапоги. Обыкновенная речная вода, которая совершенно никаким образом не могла бы удержать человека. Времени осторожничать больше не было. Я побежал вперед, с каждым шагом чувствуя, как все сильнее раскачивается под ногами зыбкая лента моста. Его поверхность уже не была такой твердой, как вначале, и несколько раз я махом проваливался по колено в прозрачную топь. Падал и полз дальше, цепляясь руками за мокрые несуществующие доски и судорожно пытаясь найти опору. Выбирался на более устойчивое место, торопливо поднимался и, шатаясь, изо всех сил бежал дальше. Порой мне казалось, что позади плещется вода, словно от моста одна за другой откалывались куски, падали, разбиваясь брызгами о крыши домов далеко внизу. Я не оборачивался. Не думал вообще ни о чем, кроме входной арки впереди, там, где лента моста достигала стены, огромного изогнутого лепестка. Мне показалось, что он немного приподнялся, изгибаясь изящной перламутровой аркой, открывая проход внутрь Павильона. Арка приближалась все быстрее. На последнем рывке я прыгнул, уже почти не чувствуя под ногами опоры, и кубарем вкатился в светлый провал двери. Наугад выставил руки, пытаясь перекатиться через плечо, но все равно не сумел толком смягчить падение — больно ударился спиной и неловко растянулся на полу. В голове было совершенно пусто; я откинул голову, жадно хватая ртом воздух. Сердце колотилось, как бешеное, и ладони были мокрыми, не то от воды, не то от крови. Плевать. Главное, я все еще был жив.