Все совпадения случайны

Мир за зеркалом был странным. Я смотрел на лазурно-искристые водопады, на покрытые мхом массивные каменные глыбы и выдолбленные в скалах величественные статуи. Под ногами шелестела трава, шелковистая и мягкая на ощупь; деревья с изящной круглой кроной отбрасывали длинные тени, словно солнце только-только поднималось над горизонтом. Воздух здесь был чистым и приятным, полным утренней свежести, над головой висела легкая полупрозрачная дымка облаков. Это место, где бы оно ни находилось, было красивым, красочным и полным спокойного умиротворения. И ненастоящим. Как будто зеркало изо всех сил пыталось отразить тот, живой, мир. Перекресток походил на красивую картинку, но в нем чувствовалась какая-то фальшь — не то слишком яркими были блики на воде, не то в воздухе словно бы тянуло тлением. Я постарался рассмотреть солнце за белесым маревом облаков, но не увидел ничего; свет здесь рождался сам собой, как и вода в реках, как и негаснущее пламя в факелах у других зеркал-элувианов. — Я думал, что людям этот мир кажется серым, — сказал я, расслышав за спиной легкие шаги. Обернулся, встретился взглядом с Соласом. — Но я вижу цвет. — В твоей крови сила Источника, воля эванурис. Без нее ты не смог бы пройти в зал управления Павильоном Разума. — И задать вопрос Арлатану. Солас кивнул. Шагнул вперед и вдруг пошатнулся, оступившись, тяжело навалился плечом на один из дорожных каменных столбов. Только теперь я заметил, что его лицо было неестественно бледным, пальцы, судорожно соскользнувшие по нагруднику брони, едва заметно дрожали. На светлой стали остались смазанные ало-багровые следы. Я бросился к нему, моментально выкинув из головы все мировые вопросы и дилеммы. Торопливо и как мог осторожно придержал за локоть, перенимая на себя часть веса. Солас старался как можно меньше опираться на меня, но я видел, скольких усилий ему это стоило. Пальцы, сжавшиеся на навершии столба, побелели от напряжения. — Солас?.. Он отрывисто качнул головой. Глубоко вдохнул, на мгновение задержал дыхание, выдохнул, неловко отстраняя мою руку. Распрямился — кажется, на одной силе воли — и жестом указал на один из элувианов, установленный чуть в стороне от других, на небольшом мшистом плато. К нему вела дорога из зависших в прямо воздухе каменных плит, и я даже на мгновение зажмурился, вынужденно проглотив все свое мнение о древних эльфийских архитекторах. Оставалось надеяться, что этот мост использует какую-нибудь другую магию и продержится чуть подольше предыдущего. Хотя бы до тех пор, пока мы не окажемся на твердой земле. Мне тоже очень нужна была передышка. Хотелось сесть, успокоиться и подумать. Желательно с бутылкой хорошего вина для закрепления эффекта. — Как насчет получаса на отдых? — осторожно предложил я. — Прошу прощения, мастер Юджин, — с едва различимой заминкой сказал Солас. — Нам нужно побыстрее покинуть это место. Элувианы были опечатаны, но у любой печати есть предел надежности. А я, к сожалению, сейчас вряд ли смогу принять бой. Я раскрыл было рот, но он только коротко махнул рукой. — Идем. Не беспокойся обо мне. Все это звучало не слишком обнадеживающе. Может, конечно, для элвен сегодняшние события были повседневным времяпровождением, но меня все еще основательно потряхивало от того, что случилось в Арлатане. И с самим Арлатаном. Наверное, всему этому существовало очень разумное объяснение, но, как я ни старался, я не мог придумать причину, чтобы взять и одним махом уничтожить единственное в своем роде хранилище знаний. Увидь это наш лорд ректор, у него случился бы сердечный приступ. Солас бросил на меня короткий взгляд, но больше не стал ничего говорить, повернулся и направился к воздушно-каменной дороге. Я обреченно потер лоб и решил, что разумнее всего будет поторопиться догнать его и не устраивать сцен. В конце концов, из нас двоих колдовать умел только Ужасный Волк, и мне не хотелось застрять здесь навечно. Тем более, что больше на Перекресток я мог и не попасть. Нельзя было упускать такую великолепную возможность. Аккуратно пристроившись в хвост Соласу, я старательно завертел головой, рассматривая и запоминая все и сразу. Зеркал было много; десятки, расположенных то совсем рядом друг с другом, то так далеко, что я мог разглядеть лишь контуры узорных рам. Большинство из них были выцветшими и мертвыми; как и те, что стояли в Бастионе Эльгарнана. Честь говорила, что часть дверей-зеркал служители эванурис, отступая, запечатали сами, чтобы мятежники не могли до них добраться. Наверное, в этом был смысл, но… — Тот ключ от элувианов, — осторожно сказал я, — что был у Бриалы. А потом у кунари. Это же, ну… просто некая секретная фраза? — Да. Я замолчал. Солас бросил на меня вопросительный взгляд. — Что-то не так, мастер Юджин? — Это немного… странно, — сказал я, в последний момент удержавшись от «глупо». — То есть, очень странно. В вашем распоряжении есть магия, и кровь, и Тень, и разнообразные артефакты, и… да даже я мог бы придумать проверку получше! Солас негромко хмыкнул и беззлобно усмехнулся. — И что же нам было защищать? Может быть, Путь Знаний, куда мог войти любой желающий? Парки отдыха, городские площади или торговые ярмарки? Он покачал головой. — Впрочем, с вопросом ты не ошибся; только с выводом. Перекресток един, но он существует во множественном числе; каждое его отражение — со своими дверьми. Иначе мы не смогли бы здесь и шага сделать. Только представь, как выглядел бы этот мир, если бы здесь действительно стояли все элувианы Тедаса. — То есть, — медленно сказал я, наконец сложив два и два, — чтобы попасть в действительно важное место, нужен был особый ключ. Сложный. Вроде магии Источника. А та часть, отражение Перекрестка, которое открылось Бриале, во времена Элвенана и так было доступно почти для всех элвен? — Именно так. Я с подозрением посмотрел на Соласа, потом обреченно развел руками и замолк, обдумывая новые знания. Наверное, это было правдой. Иначе Корифею не было бы нужды искать Источник Митал, он мог бы просто приказать своим слугам подбирать слова, одно за другим, пока те не наткнулись бы на правильную фразу. Духи могли бы заниматься этим безостановочно; если у тебя в распоряжении есть Тень, где время течет нелинейно, любой исчисляемый ключ был бы вскрыт за секунды реального мира. Наверное, к такому же решению пришли и кунари, просто им повезло с выходом на «общественную часть Перекрестка». Как еще они бы могли открыть те элувианы всего за два года, если весь цвет лучших тевинтерских университетов не продвинулся ни на шаг за целые эпохи! Мастер Эшери сказал бы, что это говорит не ум ученого, а оскорбленная гордость. Я предпочитал называть это оскорбленной гордостью ученого. Потому что, ну, в самом деле. Кунари!.. Каменная дорога на поверку оказалась довольно прочной. Второе зеркало тоже не стало сопротивляться; я вопросительно посмотрел на Соласа, получил в ответ уверенный кивок и отважно переступил через узорную раму. Получилось неплохо. Еще несколько раз, и я мог бы с чистой совестью назвать себя лучшим специалистом Вирантиума по элувианам. С другой стороны зеркала оказалась лесная роща. Роща была красивой, было видно, что за ней старательно и долго ухаживали: аккуратно подстригали кроны деревьев, расчищали тропы. Элувиан стоял в узорной каменной беседке, увитой мелким плющом с белыми цветами, по правую сторону располагалось небольшое озеро. Ивы в образе длинногривых лошадей склоняли к нему изящные тонкие ветви. Я подошел к самому берегу, наклонился — вода была прозрачнее хрусталя. Мне показалось, что на дне стоял город, навесные мосты, башни и покатые крыши домов; он выглядел игрушечным и одновременно был слишком похож на настоящий. Потом я вспомнил, что древние элвен меняли облик по своему желанию, и торопливо отступил на пару шагов назад. На всякий случай. Солас ждал у элувиана. Я поймал его взгляд, неловко пожал плечами. — Что дальше? — Предлагаю не нарушать наше перемирие, — сказал Солас. — К тому же, мы очень близко к Садам Вдохновения. Это бывшие земли Силейз; теперь здесь ютятся многие из тех, чей дом был разрушен войной или Завесой. У нас будет время восстановить силы. Для них мы оба — такие же беглецы, они не станут задавать вопросов. — Вопросов, — осторожно повторил я. — Солас?.. Он кивнул, и я поспешно набрал в грудь побольше воздуха. Перед моим мысленным взором уже разворачивался целый огромный свиток всего, что мне нужно было узнать немедленно и прямо сейчас, пока у Ужасного Волка было хорошее настроение. Еще было бы неплохо, чтобы первый вопрос прозвучал хотя бы как вопрос, а не как обвинение в величайшем преступлении против знания, науки и мира в целом. — Зачем ты уничтожил Арлатан? — Наверно, лучше будет начать не с этого, — спокойно сказал Солас. — Ты должен понять, что сделали эванурис. — Ты говорил, они искали скверну? — Арлатан был создан задолго до нее. Он отошел на несколько шагов, повелительно раскрыл ладонь, и в воздух взметнулись белые лепестки, закружились стремительно и легко, как под порывом ветра. Я видел, как из них формируются образы фигур, существ, похожих и непохожих на человека. Видел, как строится великий город, и Тень прорастает в нем, как в земле прорастают корни. Как сотни лепестков-виспов слетаются к нему, сплетая удивительное, неповторимое кружево магии и силы. — Изначальный замысел был прекрасен. Мудрость всего Народа на расстоянии протянутой руки, ответ на любой вопрос, который только можно было придумать. Арлатан тасовал знания элвен сквозь пространство и время, безошибочно вычисляя события на столетия, тысячелетия вперед. Скажи, мастер Юджин, что могло пойти не так? — Абсолютная власть, — медленно сказал я, — того, кто владеет этим знанием. Если ты знаешь наперед все, что может произойти, чего тебе бояться? Солас сжал ладонь, и лепестки осыпались на землю крошечными сверкающими искрами. Его рука больше не дрожала. — Да. И все же тогда еще оставались колебания Тени, которые порой превращались в неучтенные события. Духи выбора и свободной воли, благоприятного момента и сокровенного желания; они мешали наблюдателю определять будущее, и от них нужно было избавиться. Когда Зибенкек и остальные покинули Народ, Арлатан действительно стал всезнающим, а власть эванурис — практически абсолютной. Дух выбора. Я знал, что в моем времени он называл себя Имшаэль, и даже опытные магистры, мастера магии призыва и контроля, опасались заключать сделки с одним из Недозволенных. Ограничения прочих созданий Тени для него как будто не существовали; про это было написано множество научных трактатов — к сожалению, исключительно теоретических. Единственным известным магом, который действительно сумел договориться с Имшаэлем, был Корифей из Звездного Синода, но Звездный Синод, кажется, вообще не знал такого слова — «ограничения». Ходили слухи, что еще один из Недозволенных заперт прямо под Минратосом, но к этому многие относились со здоровым скептицизмом. Конечно, древние магистры не слишком беспокоились по поводу случайных разрушений и смертей, но подобные шутки даже у них были не в чести. Это как если бы кто-то спрятал под столицей огромный склад взрывчатки и понадеялся на лучшее. Я решил пока подумать о более насущных вещах. — Но эванурис исчезли, — не очень уверенно сказал я. — И Арлатан исчез бы тоже, когда рухнул город. Ты мог просто немного подождать? Солас покачал головой. — Вспомни, что тебе было велено передать. Медлить было нельзя. Жрецы призвали Страх и Обман; они знали, чем это может закончиться. Я совершенно ничего не понял. Ждать, пока на меня снизойдет озарение, Солас не стал, развернулся и зашагал по тропе на север. Наверное, там и находились те самые Сады Вдохновения Силейз — зачем туда нужно было Ужасному Волку, я не знал, но оставаться в одиночестве у волшебного озера тоже было не лучшей идеей. Вернуться в Бастион своим путем я не смог бы при всем желании, даже если бы и представлял, где он находится. К тому же, Минан уже мог быть мертв. Стражи Солнечной Гвардии держали оборону до последнего, и им попросту некуда было отступать. Было бы здорово, если бы нас нашла Честь, но серебряная птица исчезла невесть куда еще в Арлатане и теперь, видимо, занималась более важными делами. Может быть, пыталась помочь погибающим в городе эльфам или духам. Это было бы… по чести. Элувиан, словно на него набросили темную вуаль, выцвел и потускнел. Дверь на Перекресток захлопнулась вновь. Я беззвучно вздохнул и поторопился догнать Соласа. Что-то в его словах не давало мне покоя. Да, даже я чувствовал, как приближались Страх и Обман; да, их само присутствие искажало реальный мир. Но как все это было связано с Арлатаном, с обычными виспами, которые были Арлатаном? В моем времени тоже был один демон, поглощавший кошмары всего Тедаса, и разве… А, обреченно подумал я. Ну конечно. Сны и явь, одно отражает другое. Страх приходит в мир, и люди боятся. Люди боятся, и страх растет. Искажение реального мира должно было коснуться и Тени. Под влиянием Страха и Обмана начали бы меняться и младшие духи, еще не оформившиеся в собственную добродетель; каждый из виспов обратился бы гибельной ложью и ужасом смерти. Но их были сотни, тысячи, составляющих Арлатан. И когда великий город пал бы, темная тень его легла бы на мир, отражаясь в людях и разрастаясь все быстрее. Эванурис Диртамен подчинил своей воле Страх и Обман, но Диртамена больше не было. Кем стал бы сам Арлатан за мгновение до гибели? Я попытался представить себе его, осознанное множество, в черном месиве злобы, зажмурился, торопливо потряс головой и прибавил шаг. Может быть, Ужасный Волк действительно избавил мир от весьма дерьмового исхода. Пусть даже ради своей собственной неведомой цели. Я повернул голову. Солас шел рядом, сложив руки за спиной; дыхание его уже почти не сбивалось и шаг был ровным, но в нем все равно не ощущалось прежней легкости. Конечно — он заплатил не только силой. Как бы я себя чувствовал, если бы мне пришлось уничтожить Великую Библиотеку Минратоса? Смог бы я сделать это? Своими руками поджечь бесценные рукописи, смотреть, как огонь разъедает пергамент, как навсегда исчезают знания, за которые другие, намного мудрее и лучше меня, заплатили своей кровью, жизнью, верой. Высшая цель? Плевать на высшую цель. Наверное, после такого я бы попросту напился до беспамятства. У Соласа, конечно, жизненного опыта было на несколько тысяч лет побольше, но тут и усмиренный бы не выдержал. — У каждого поступка есть цена, — негромко сказал Солас, не глядя на меня. — Пробудившись, я знал, что Арлатан пал, что элвен, умирая, проклинали мое имя. Но знать и видеть своими глазами — разные вещи. — Ты сделал бы другой выбор, если бы мог? Он молча покачал головой. Деревья-кони склонялись перед ним, осыпая тропу тонкой листвой зеленых грив. Может быть, духи, обитавшие в них, еще помнили другого Соласа — не Ужасного Волка, но помощника и защитника, друга Митал-Справедливости. Может быть, они все еще видели его таким сквозь шелуху времени и тяжесть непрожитых лет. Ведь духам важен не итог, а только искренность намерения. Я решил рискнуть. — Минан сказал, ты был дружен с мудростью. — Это было давно, — ровно ответил Солас. — Теперь у меня другой Путь. — А это точно необратимо? То есть, я, конечно, только предполагаю, но… Ты все еще отвечаешь на мои вопросы. И пару раз спас мне жизнь. И… — Осторожнее, мастер Юджин. Я осекся на полуслове. Шепот древних ожил внутри, вырос и заполнил всю грудь, на мгновение заслонив собой мир. Тень поднялась с земли, встряхнулась, обращаясь огромным волком, чернее самой бездны, и от его поступи задрожали скалы. За волком шли другие, сотни таких же теней, за их спинами умирала справедливость, и верность искажалась в вероломство. Под огромными лапами лежали мертвые тела и стяги древних родов элвен; изорванные, сгоревшие стяги, покрытые кровью и грязью. Волк поднял голову и посмотрел на меня — шестью раскаленными глазами из пустоты. … — Не совершай ту же ошибку, что и Минан, — тихо сказал Солас, отворачиваясь. — Это не приведет ни к чему хорошему. Я согнулся пополам, пытаясь отдышаться. Было бы просто здорово, если бы Источник научился показывать мне какие-нибудь более приятные глазу картины. Создавалось впечатление, что жрецы эванурис зачем-то запоминали только самые дрянные времена. Или это была такая изощренная месть элвен за то, что им пришлось разделить свою память с недостойным? — Ладно, — сипло сказал я. Исподтишка взглянул на соласову спину и не удержался: — А как ты смог обмануть Арлатан, когда он все еще был всезнающим? Солас, не оборачиваясь, только беззвучно вздохнул.