Похождения начинающего Героя

«Вещица», показывающая путь, о которой Авериан упоминал раньше, оказалась в условиях леса несколько бесполезнее, чем он рассчитывал. Полированная половинка расколотого агата, обрамлённая в серебро, указывала путь к другой половине лишь по прямой, и то и дело путь преграждали как из ниоткуда выросшие овраги, колючие кусты и буреломы. Один раз пришлось ловить Авериана, едва не свалившегося в ручей. Только тогда Эдан осознал, что означали слова о концентрации на определённой энергии: Авериан мог в полной мере представлять пространство перед собой лишь когда прилагал усилия, и это здорово выматывало. Сейчас ему еле хватало сил, чтобы указывать направление: если на пути к безымянной могиле он уверенно вышагивал первым, то сейчас то и дело останавливался отдышаться, шумно вздыхал и спотыкался. На предложение понести его на спине, однако, отказался. Немудрено, что в оплаченную заранее комнату на местном постоялом дворе они явились к середине ночи и к утру совершенно не выспались. Может, оно и к лучшему: не приходилось задумываться о предстоящем разговоре. — Уверен? — Авериан как бы невзначай шагнул в сторону от калитки. — Ничто нам не мешает уйти. — Ничто. Кроме ребёнка, которого мучают тени. — Жрецы во Флэймарке справятся с этим. Им не впервой изгонять бриума. Эдан тряхнул головой: — Бри… Чего? — Распадающаяся душа, уже фрагментированная, но ещё сохраняющая признаки прежней человеческой формы и личности. Для того, кто собрался драться с призраками, ты на удивление плохо в них разбираешься. После ночного дождя солнце так и не вышло: серые облака затянули небо, и всё кругом выцвело. Они стояли у забора, не решаясь войти во двор и постучать, уже с десяток минут, но всякий раз находилась причина подождать. Иногда в окнах мелькали движущиеся фигуры: хозяева занимались домашними делами и не замечали наблюдения. Нарушить тихое спокойствие казалось кощунством, и потому Эдан по привычке ждал знака — любого, будь то сильный порыв ветра, луч солнца, пробившийся сквозь тучи, начавшаяся буря… Мир оставался неподвижным и серым. — Так и будем стоять? — Авериан переминался с ноги на ногу, но также не решался ни шагнуть за незапертую калитку, ни уйти. — Чего ждём-то? Эдан замялся, не уверенный, что его рассуждения о «знаке свыше» поймут правильно, и тут дверь дома распахнулась. Морри с корзиной, наполненной нестиранным бельём, спустилась с крыльца, поставила ношу у бочки с дождевой водой и только затем обратила внимание на парочку у ворот. — Здравствуйте, добрые господа, — пробормотала она, спрятав руки под передник. — Нужно что? Вдохнув, словно собирался нырять, Эдан выпалил: — Скажите, госпожа, можно ли нам поговорить с Эмес? Он ожидал чего угодно, но не того, что услышал: — Уехали они. На рассвете, но если дело срочное, вы ступайте по западной дороге, может, нагоните… Стук деревянной клюки прервал беседу. Старая Хомва теперь стояла на пороге, похожая на вылезшую на свет дряхлую кротиху. Из-за того, что морщинистые веки не размыкались до конца, казалось, что она лукаво щурится. — А может, и не нужно вам догонять. Знаю, знаю, что рассказать хотите. А вы лучше-ка взгляните как следует, хоть бы и на меня, глядишь, яснее дело станет. Эдан добросовестно присмотрелся, но не понял ничего, кроме того, что улыбка у старухи жутко странная, и что, скорей всего, она тянет время. Он развернулся, собираясь немедленно бежать по пятам за ушедшей семьёй, но тут заметил Авериана. Взгляд единственного глаза впился в старуху, будто просвечивал насквозь. Колдун стоял, как завороженный, и смотрел на Хомву словно на диковинного мифического зверя: с ужасом и восхищением. — Та-Кто-Слышит… Подумать только! Значит, у ребёнка это от тебя… Время с каждым мгновением утекало, и потому Эдан, плюнув, кинулся к калитке. За спиной он слышал, как Хомва говорит что-то его спутнику — негромко, и тот отвечает, явно понимая, в чём дело. Плевать! У них есть дело, и дело должно быть завершено. Где-то сейчас жуткие тени, от встречи с которыми и ему, взрослому, не по себе, роятся вокруг крохотного ребёнка — мальчика, которого он мог бы легко поднять одной рукой. Звучащие из воспоминаний крики обжигали, как раскалённое железо, и ради того, чтобы кошмар Ферда прекратился, Эдан собирался сделать всё возможное. Не останавливали его даже окрики Авериана, который едва успевал за ним: — Стой! Да подожди… Да послушай ты! — Я должен, — Эдан сделал паузу, чтобы поглубже вдохнуть, но не сбавил темп, — поговорить с ними. Ребёнку может стать… Плохо… Уф… В любой… — Он — Тот-Кто-Слышит, понимаешь?! Теперь всё ясно — видно, Эмес должна была, но… Стой уже! Всё равно в таком темпе много не пробежишь. А они с телегой далеко не уйдут, догоним! Остановился он лишь из сострадания к Авериану: тот едва мог говорить в промежутках между судорожными вздохами, лицо раскраснелось, а повязка сбилась, приоткрыв левый глаз — мутный, без зрачка. Заметив оплошность, молодой колдун поправил повязку и торопливо заговорил: — Слышал ведь о ведьмах? Я не про сказочных, про настоящих, прирождённых. — А разве ты сам не… — Ох уж эти обывательские… — он осёкся, заметив, что Эдан собрался вновь ускориться. — В народе, конечно, всё одно — что колдун, что ведьмак, что друид. Но не так просто всё. Историю-то хоть знаешь? Про Бесконечные Воды слышал? Про Анклав?.. Тщательно всматриваясь в следы тележных колёс на чуть влажной земле, Эдан кивнул. Как будто его совсем за идиота держат! — Изначальный хаос тогда, во времена сотворения, остался кое-где в земле Анклава. Внутри материка, отсечённый от своего истока в океане. И есть среди живых такие, кто связан с теми местами. У кого кровь и плоть этот хаос впитали — меньше десятка родов осталось, иногда живут люди и знать не знают, что им потомки. Да только тянет их к источнику силы, они от него питаются и от него сильнее становятся. Вот кто это наследство принял, кто к истоку вернулся, они и есть — ведьмы. Сообразил? — Хомва — ведьма? Может, и не врали старые сказки: уж слишком старуха походила на то, как в них обыкновенно изображались ей подобные. Такие же растрёпанные, с клюкой, безумицы со странными речами. — Не просто ведьма: Та-Что-Слышит, понимаешь? Это такие, кто голоса любых сущностей распознают лучше обученных магов — хоть бы реликтов, хоть демонов, а хоть бы и мёртвых. Потому призраки к мальчику и потянулись, из-за дара! А Хомва эта и в самом деле сразу поняла, кто и почему к нему привязался, но препятствовать их пути во Флэймарк не стала. Как думаешь, почему? — Так понятно сразу! — Эдан даже кулаки сжал от возмущения. — Ведьмы всегда хотят, чтобы другие мучились, вот и хочет, чтоб подольше… За невозможностью театрально хлопнуть себя по лбу Авериан испустил душераздирающий вздох, в котором читалось: «Я окружён идиотами». — Мне она, само собой, тоже не сказала. Но позволь высказать революционную идею: быть может, лучше будет, если этого призрака изгонят жрецы. Он так же уйдёт в Круговорот, а то, что похоронено, останется скрытым. Сама мысль, что можно отступить сейчас, показалась Эдану отвратительной и кощунственной, и потому он лишь сухо проговорил: — Лишь души, в которых не осталось ничего, кроме тьмы, уничтожит правда, потому что правда есть свет. — Я бы подумал, что это из изречений святой Тиаманты или, на худой конец, какого-нибудь доморощенного пророка, возомнившего себя мудрецом. Безусловно, так бы и подумал, если бы нас в Кронглане, что я считаю глупым и возмутительным, не пичкали наравне с полезными знаниями теологическими помоями. Но, так как этой чуши я там не слышал, делаю вывод, что эту крайне глубокомысленную метафору ты сочинил пять минут назад. Проигнорировав болтовню, Эдан ускорил шаг. Он был куда выносливее Авериана, и потому мог поддерживать такой темп достаточно долго, в то время как мелкорослый и хилый колдун все силы тратил лишь на то, чтобы держаться вблизи. Это не оставляло, по крайней мере, ему сил и дыхания на ерунду. Раз за разом продумывая, что и как именно он спросит у Эмес, Эдан невольно сбивался. Нет, он серьёзно?! Серьёзно предлагал развернуться и уйти, как ни в чём ни бывало, пустить события на самотёк? А если уже нынешней ночью призраки, раззадоренные их допросом, явятся во плоти и растерзают всё несчастное семейство? Что бы ни случилось прежде, они должны разобраться — и он вместе с ними: ведь не случайно же боги свели их тропы, когда он так ждал знака! К полудню хлынул ливень: они быстро промокли до нитки. Мокрая, тяжёлая одежда липла к коже, с чёлки и кончика носа капало, Авериан за спиной отбивал зубами барабанную дробь, но Эдан упрямо шёл, моля про себя, чтобы дорога и дальше вела лишь в одном направлении. Дождь смоет следы, и тогда уже не узнать, каким путём направились во Флэймарк Ферд и его родители. Словно сама природа, подговорённая коварной ведьмой Хомвой, создавала на их пути преграды: с очередным порывом ветра прямо перед ними рухнуло молоденькое деревце. Тонкая ветка хлестнула по щеке, оставив красный след. — Пойдём назад! — взмолился Авериан. — Ценю, безусловно, твоё благородство, но не в такую же бурю! Тень сомнения предательски зашевелилась в душе, но тут, сквозь пелену, Эдан заметил далеко впереди знакомую телегу. Он снова побежал, и от его ног разлетались в стороны тучи брызг. Теперь насквозь промокли и сапоги, но это уже не волновало: успел! Перекрикивая шум дождя и вой ветра, он окликнул вышагивающую рядом с телегой женщину: — Госпожа Эмес! Пожалуйста, постойте! Наконец, дала о себе знать и его усталость: воткнулась под рёбра, и разом навалились и холод, и быстрый бег, и тревоги прошедшей ночи. Он согнулся пополам и закашлялся. — Снова вы? — Виго, тоже остановившийся, недобро прищурился. — Я, кажется, достаточно ясно выразился, что я думаю о всяческих волшебных шарлатанах и тех, кто им доверяет. То ли от холода, то ли от воспоминаний, где тот же голос принадлежал убийце, по спине побежали мурашки. Благоразумно решив не вступать в спор, Эдан сразу же выпалил главное: — Я знаю, кто преследует Ферда! Они настоящие! Это призраки, они… Уф… Их убили в лесу и похоронили в кургане под камнями! Из телеги высунулась кучерявая голова. Мальчик, явно заинтересованный, покусал ноготь на пальце и вдруг сказал: — Камни давят. Дышать тяжело. — Ты не сошёл с ума, — ободряюще улыбнулся ему Эдан. — Я тоже видел. — Замолчи! — добродушие окончательно оставило отца семейства: сейчас он походил на мелкого, но очень злого зверя, готового зубами впиться в горло. Некстати вспомнилась дедушкина байка: как волк на его глазах загрыз крупного медведя. Виго двинулся навстречу, сжимая кулаки: — Привязался же на нашу голову! Какое, вот какое тебе дело, скажи? Героем себя возомнил?! — Два человека, — упрямо продолжил Эдан, глядя в глаза Эмес. — Скорей всего, мужчины. Они говорили о сундуке в лесу… И о вас, госпожа. Их убили там, и ваш муж, он… я слышал его голос. Он осёкся, когда женщина издала странный звук: то ли вздох, то ли судорожный всхлип. Ярость Виго, уже собиравшегося хорошенько врезать Эдану по колену, испарилась. Он поник, опустив голову, и замер. Один Ферд крутился из стороны в сторону, не понимая. — Ты… уф… Не пробовал поаккуратнее? — наконец, нагнал их Авериан. — Мастер… уф… тонких намёков! — Что случилось с Эфридом и Тримом? Этот голос, сухой и отрывистый, ничуть не походил на знакомое прежде заботливое воркование. Эмес, плотно сжав губы, приблизилась к мужу и повторила вопрос. Виго продолжал стоять неподвижно, только покачивался в такт при сильных порывах ветра: словно врос корнями в грязь. — Что ты с ними… — То, что сделал бы любой достойный человек с разбойниками и осквернителями могил. Слова повисли в воздухе. Только и слышно, как капли стучат по листьям, как тяжко вздыхают дубы и трещат особо хрупкие ветви. Эдан вдруг очень ясно почувствовал, что не должен быть здесь, что лучше бы уйти прямо сейчас, не дожидаясь развязки, но усилием воли заставил себя остаться на месте. — Я спасал тебя! — вдруг заорал Виго, да так, что Ферд испуганно зажал уши. — От их пьяных бредней о сокровищах, от твоей же семьи! Если бы вы вломились в святилище, если бы украли жертвенное золото… Ты думаешь, было бы лучше? Мальчику? Тебе?! Я пытался иначе, но ты не слушала… Ты никогда меня не слушала! От тебя отреклась бы семья, сама земля ополчилась бы на всех вас, вы были бы прокляты до конца дней, а я… — Что ж. Ты спас. И теперь мои друзья, которых ты упрекаешь в святотатстве, мертвы. А мой сын — проклят. Поток оправданий мигом иссяк. Виго вскинул руки, пытаясь обнять жену, но та отступила на шаг назад. — Если бы ты сам рассказал мне, ещё тогда, когда наш малыш первый раз увидел тот кошмар… — голос её, обманчиво твёрдый, дрогнул: сдержанная речь давалась ей нелегко. — Если бы тебе было дело — ты бы признался. И я, быть может, поняла бы. Простила. Но ты позволил нашему ребёнку мучиться, ты лгал мне столько лет, и этого… Этого я простить не смогу. Как бы ни хотела. Но я хочу кое-что узнать. Услышать от тебя. — Мам… — жалобно окликнул её Ферд, и женщина слабо улыбнулась сыну. Когда она вновь повернулась к супругу, на побелевшем лице не осталось и следа теплоты: — Если бы ты не сватался ко мне, такой же «разбойнице», как они, тогда, ты сделал бы то же самое? Молчание Виго говорило лучше любых слов. Эдан же продолжал стоять, не замечая, что ноги утонули в мягкой грязи почти по щиколотку. Эмес молча приблизилась к телеге, так же молча взяла Ферда на руки и, не прощаясь, направилась обратно к Глиммердейлу. Мальчик, напуганный случившимся, через её плечо смотрел на замершего отца. Так и не найдя подходящих слов, Эдан направился в противоположную сторону. Авериан засеменил следом, то и дело косясь на неподвижного Виго, смотрящего себе под ноги, на рябящее отражение обезумевшего лица. «Всё так, как должно быть. Всё правильно. Всё…» — Будь ты проклят! — заорал Виго ему вслед. — Будь ты проклят! Постепенно крики затихали позади: оставленный отец семейства не бежал за ним, лишь кричал, исторгая бессильные горечь и злобу. Влажный воздух едва лез в горло, и Эдан глотал его, встающий внутри липким комом. «Ты поступил правильно, — повторял он себе. — Всё решится, непременно решится наилучшим образом: теперь они знают правду, они справятся, всё будет…» Он моргнул, заметив что-то в дожде, но оно не исчезло: осталось там, между переломанных бурей ветвей, в глубокой тени, куда и в ясную погоду не добираются ласковые лучи. Бесформенный призрак шёл рябью, точно отражение на воде, и улыбался торжествующе и зло. Эдан скорее почувствовал, чем услышал последние слова, прежде чем тот растворился в холодной пелене: Эмес. Правда. Знает. Сын. Знает. Тень исчезла, и не осталось ничего, кроме ледяного дождя.