Похождения начинающего Героя

Как говорила святая Тиаманта, поспешность не приводит к благополучному исходу дела. Двум путникам пришлось познать сей печальный факт на собственных шкурах, когда они обнаружили, что, спешно покидая постоялый двор, выронили карту. Сыграли свою роль и мольбы Авериана ни в коем случае не следовать к основному тракту. Вместо прямой дороги он предложил пробираться к уже не столь далёкому Флэймарку окольными тропами, уверяя, что бесчисленные артефакты и магическое зрение позволяют ему не терять направление. — Видишь вот этот? — продемонстрировал он очередной камень с идеально-гладким полированным срезом: таких в его сумке было не меньше десятка. — Вот этот указывает направление к Гланмору: его вторая половина находится на шпиле над центральной башней Кронглана. Удивительный же ты, если задуматься, человек: боишься заплутать, а разбойников, от которых и опытные рыцари держатся в стороне, не боишься… Довод, что герою следовало бы хоть изредка соразмерять силы и что на тракт они непременно вернутся позже, но только в сопровождении боевого отряда, дабы нанести разбойникам сокрушительный удар в самое сердце, подействовал. В конечном счёте, это и привело их из холмов к мелкой рощице, поросшей высокой травой. Воздух звенел, наполненный комарами и мошкарой: влажный запах становился всё острее, а радостные заверения Авериана сменились угрюмым молчанием. Поняли, что заблудились, они тогда, когда тут и там замелькали в просветах цветов и трав лужицы мутной воды, кустарник сменился рогозом, а земля сделалась зыбкой: того и гляди, провалишься с концами. Когда они направились назад, предположив, что свернули не туда, болото взяло их в кольцо. Всюду, куда ни глянь, тот же густой туман, те же комариные стаи. Как Эдан ни прикрывал лицо, назойливые насекомые забивались под шарф, лезли в рот и ноздри, и так же нагло лезли в голову невесёлые мысли. Уж не кара ли эта от богов за трусость, за желание избежать опасности? Яркая и точная фраза, которая позволила бы донести уже неоспоримую истину до товарища, почти сложилась, когда Авериан возопил: — Ты что, вообще не смотрел, куда мы идём? — Ещё и я виноват?! — Эдан с усилием выдрал ногу из липкой грязи: философские размышления как ветром сдуло. — А кто битый час твердил, что лучше бы держаться в стороне от Зелёного Тракта, что нарвёмся как пить дать на разбойников… Авериан благоразумно промолчал, тем более что тропа становилась всё уже. Того и гляди, исчезнет совсем, и выбирайся как хочешь из топи. Налёт сказочности, до того окутывавший на пути всё и вся, облупился, как старая позолота. Ничего мистического не пряталось больше за кривыми редкими деревцами, низко нависшими над мутной водой, не таилось в зарослях рогоза, и уж точно не следило из белёсого тумана. Или… Эдан потёр глаза: ему почудилось, что от одного из стволов отделилась и тут же исчезла юркая тень. Уж не преследует ли их кто-то? Мстительный призрак, расправившийся с прежней жертвой и теперь желающий растерзать новую? Чудовище из ночных кошмаров? На худой конец, владелец постоялого двора, пылающий праведным гневом и уже засучивший на пару с братьями рукава?.. Подтвердил его догадки и Авериан. И без того нервно теребящий то воротник, то поясную сумку, он остановился. — Человек. Дварф. Полуэльф. О, ещё кто-то… — запнувшись, спутник осторожно попятился, чтобы встать поближе. — Тебе не кажется. Их несколько. Готовят засаду, или… Не успел он закончить, как таинственные преследователи показались из-за деревьев. Нет, они не выглядели настороженными, не таились, чтобы напасть со спины: движения, походка, нахальные взгляды из-под скрытых высокими воротниками и масками лиц демонстрировали полную уверенность в своём превосходстве. Эдан схватился за рукоять меча и сдвинул брови, чтобы казаться более угрожающим: как-то забылось, что вряд ли его мрачная решимость будет оценена по достоинству из-под нескольких слоёв намотанного на голову шарфа. Одна из фигур тотчас предупреждающе вскинула руку: в ней сверкнул метательный нож. — Не двигайтесь, — скомандовала самая высокая из фигур, — нам не нужны трупы — только золото. Авериан издал икающий звук и нелепо взмахнул рукой, но с той едва ли сорвалась парочка искр. Атаманша — а теперь Эдан был уверен, что это женщина — заливисто расхохоталась. — Маг, ну надо же! Люблю магов: всегда полные карманы любопытных и очень дорогих вещиц. Давай, расскажи, как ты сожжёшь меня в пламени своего гнева или втопчешь в грязь: последний пел именно такие песни, пока ему не отрезали язык. Она могла бы и не запугивать вовсе: хвалёный выпускник Кронглана побледнел, трясся, как осиновый лист, и сейчас вряд ли смог бы даже убежать, не то что вступить в бой. Он больше мешал своими цепляниями за край плаща, норовя утянуть вбок с тропы, прямиком в трясину. Что ж, если так, то должно самому встретить злодейку достойным отпором! Эдан выставил меч перед собой, и тут же что-то свистнуло, обожгло щеку. Нож не ранил всерьёз, только прочертил на лице тонкую кровавую полосу. — Последнее предупреждение, — дварфийка, метнувшая нож, уже держала наготове следующий. — Следующий вгоню в глаз. Авериан повис на локте и замотал головой так сильно, что едва не сползла повязка: — Сдурел?! — прошипел он. — Их тут слишком много! Сколь жалким ни казалось их положение, пока оно и вполовину не приблизилось к истории святого Треона, паладина Латериса, что силой своей веры одолел целую армию культистов Имры и призванных ими чудовищ из зазеркалья. И пусть за спиной Эдана не было несчастных невинных душ, нуждавшихся в спасении — если не считать парализованного ужасом колдуна, конечно — воспоминание достаточно приободрило, чтобы рявкнуть: — Одумайтесь! Неужто какое-то золото стоит света ваших душ? — Прикончить? — ещё одна разбойница, у которой из-под платка выбивалась тёмная вьющаяся прядь, вопросительно покосилась на атаманшу. Та жестом остановила её: — Да брось, пусть поболтает. Так что ты там говорил, святоша? Я внимательно слушаю, — атаманша прищурилась. Эдан сглотнул, судорожно перебирая заученные на такой случай монологи. Нет, она не верит, она смеётся над ним. — Пусть вы, верно, и совершили много зла, но разве не знак это, что уже довольно? Подумайте вот о чём: огонь, что пылает в ваших сердцах, угасает с каждым злодеянием. Помните: «Душа, что при жизни истерзана дурными поступками, слаба и оттого тленна: праведные души…» — «… будут жить вечно, ибо их огонь разгорится в новой рождённой жизни», — закончила за него атаманша. — Думаешь, ты один читал эти глупые сказки? Может, я и не хочу, чтоб моя душа досталась кому-то ещё, а? Может, настолько жадна, что хочу, чтоб огонь угас вместе со мной — уж очень любопытно, что на это говорят очередные святые! Вся банда разразилась дружным хохотом. Аргументы некстати кончились: вот как, скажите на милость, убеждать в пользе добрых дел тех, кто знакомы со священными книгами, но считают их полной ерундой? Атаманша, единственная, кто не смеялась, шагнула в сторону и оказалась между ним и дварфийкой. Эдан счёл, что это отличный шанс. Когда злодеи не прислушиваются к словам, за героев говорят их мечи: он сделал выпад, надеясь ранить противницу, обезвредить, но та легко, словно в танце, увернулась и перехватила его руку. Авериан взвизгнул и метнулся за дерево, как раз вовремя, чтобы гнилой ствол защитил его от летящего ножа. Дварфийка выругалась и бросилась на подмогу, удивительно легко перепрыгивая с кочки на кочку. Время замерло: Эдан дёрнулся, пытаясь вызволить руку, но хватка на запястье оказалась поистине железной. Атаманша бросила неожиданно долгий взгляд на его меч, а затем рванулась навстречу. Он думал, что разбойница собиралась ударить его, но вместо этого она с силой потянула край шарфа. Удар всё же последовал, после того, как противница на пару мгновений замешкалась, взглянув ему в лицо. Эдан, потеряв равновесие, шагнул назад и рухнул бы прямиком в трясину, если бы атаманша вдруг не схватила его за плащ и не дёрнула на себя. Он упал, но упал на твёрдую тропу. Подоспевшая дварфийка тут же оседлала его, вдавив лицом в грязь, и занесла нож. — Оставь его. Просто прикончить слишком скучно. Хватка ослабла. Эдан сплюнул склизкий ком болотного мха, не веря, что мог так позорно и быстро потерпеть поражение. Уроки фехтования, несомненно, пригодились бы ему в бою с таким же обученным бойцом. Увы, у разбойниц не было тех же учителей, и потому к подобному стилю боя, хаотичному, полагающемуся исключительно на ловкость и быстроту реакции, он оказался не готов. Он задрал подбородок, чтобы гордо взглянуть злу в лицо, но глаза атаманши, беспросветно-чёрные, остались бесстрастными. Она задумчиво подняла его меч, покрутила в руках, примеряясь. — Надо же, какая дрянь. Ты с этим-то собрался воевать? Да этой железкой и комара не прибьёшь! Внутри всё медленно закипало. Насмешливая разбойница, которая, сама того не зная, смеялась над его драгоценностью, уже не была лишь абстрактным воплощением зла. Нет, впервые в груди зарождалось другое чувство, сильное и жгучее, застилающее глаза красной пеленой. Такие, как она, врываются в дома на окраинах деревень, и режут хозяев в сне. Такие смеются над богами и чужими страданиями, возомнив, что им всё дозволено. Эдан вскочил, не думая о ножах или стрелах, готовых вонзиться в спину. В висках стучало: хотелось убить, разорвать противницу, даже если бы это стоило собственной жизни. Она не достойна держать меч его отца, не достойна даже прикасаться к нему! Разумеется, он не смог, и его ударили мечом — плашмя, под дых, заставив закашляться и согнуться пополам. Не успел он выпрямиться, как рукоятью треснули в нос, а затем припечатали к стволу, из-за которого темноволосая разбойница как раз выволакивала чуть не плачущего Авериана. — Сделай ты что-нибудь! — раздражённо прохрипел Эдан, силясь отодрать руки атаманши от своего горла. Спутник понял это по-своему: сам сунул разбойнице золото в надежде, что та уйдёт, и только шумно засопел, когда та принялась перетряхивать его дорожную сумку. — Побыстрей бы разделаться, — дварфийка уже собрала брошенные ножи и теперь смотрела то по сторонам, то на предводительницу, ожидая новой команды, — кажется, это не те, кого мы ждали. Страшилища с ними нет. Трёхглазый уродец на описание не похож. — Ты права. Что ж, добрые господа, — атаманша отступила присела в дурашливом реверансе, — на этом разрешите откланяться. Дела! — Да что на тебя нашло?! — у дварфийки даже голос сел от возмущения. — Так их и отпустишь? Вскрыть глотки, выбросить в болото, и дело с концом: они ж не болотный жемчуг, чтоб вылавливать! — Кто сказал, что отпущу? Эй, Рина, подай-ка верёвку! Давясь и кашляя, Эдан всё никак не мог поверить в реальность происходящего. Чтобы какое-то сборище болотных бандиток решало запросто его судьбу, а он никак не мог им помешать?! Последний рывок закончился пинком в колено, а затем его вместе с Аверианом привязали к дереву. — Ты что-то говорил о милосердии, маленький святоша? — атаманша затянула последний узел и отошла. — Что-то о богах? Что ж, вот тебе испытание: если боги так милосердны, как ты о них говоришь — непременно пришлют подмогу! Он рванулся, но сил разорвать верёвку, конечно же, не хватило. Не столь волновало, что у них не осталось ни еды, ни золота, ни даже путевых камней, или что они привязаны к старому дереву посреди глухого болота. Всё внимание приковала к себе фигура атаманши, тающая в тумане, и отцовский меч у неё на поясе. Эдан поклялся, что когда выберется, непременно отыщет её, и тогда… В яростные мысли вторгся скулёж перепуганного Авериана: — Мы обречены. Точно, обречены. Помрём прямо здесь. И что ж понесло меня в полевые исследователи! Сидел бы сейчас в башне, помогал профессору Койл проверять задания младших студентов, попивал чай с мятой… Горячий ком, пульсирующий в голове, с треском лопнул, и по телу растёкся жар: — Никчёмный трус! Из-за тебя мы здесь! Курицу спалить смелости хватило, а от разбойников защититься — нет! Пошли бы по главной дороге… — Я и не прикидывался, в отличие от некоторых, сказочным героем-всеспасителем! — Авериан подёргался, но верёвка всё ещё удерживала их на месте. Комары восприняли их жалкое положение как приглашение и облепили обоих с головы до ног. Сплюнув парочку особо наглых писклявых наглецов, Эдан заорал: — Они украли меч отца! — Мозгов у тебя, как у во-он той лягушки! Разумеется, самое страшное — это какой-то меч, а не то, что мы сдохнем в поганом болоте, и наши трупы десять раз сгниют, прежде чем их найдут — если вообще найдут! И хватит уже пихаться, одни мои камни стоят дороже, чем этот твой… — Идиот! — верёвка не позволяла ударить, и потому Эдан сделал единственное, что мог — с силой наступил Авериану на ногу. — Другого такого не найти, даже если бы мы вместе с камнями продали все золотые шпили Кронглана и тебя за компанию! На этом пришлось замолчать: слёзы душили, только успевай сглатывать встающие в горле комки. Удивительно, но колдун, после того, как перестал верещать об отдавленной ноге, только оглядел его с ног до головы третьим глазом. В тишине шмыганье носом раздалось особенно отчётливо. Как же хорошо, что разбойницы не видят, как он, готовившийся годами к столкновению со злом, ревёт, точно ребёнок. — Разбойники убили отца, понимаешь? У меня от него ничего больше не осталось! Ничего! Его речь, помимо кваканья лягушек и комариного писка, перебило чавканье грязи. Кто-то приближался, загребая ногами сырую землю, проваливаясь и тут же высвобождаясь. Авериан тоже услышал это, потому как понизил голос до шёпота: — Надеюсь, что разбойницы не услышали твою трогательную тираду и не решили вернуть тебе меч. Прямиком под рёбра. Нет, это были не разбойницы, но фигура в красном плаще, постепенно возникавшая на тропе, не внушала доверия. Она уже достигла человеческого роста, но по мере приближения продолжала расти. Некстати полезли воспоминания о сказочных великанах, в особенности те, где они варили отрезанные головы пленников в наполненных кровью котлах размером с пивные бочки… Фигура свернула с тропы, направляясь к ним. Безусловно, это была женщина. Но какая! Эдану пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ей в лицо, широкоскулое, с квадратной челюстью, будто выточенное из серого гранита. Шириной плеч она превосходила их обоих, вместе взятых, и по виду легко могла бы поднять спасённых за шкирки, как котят. Пока Эдан напряжённо размышлял, на меченую какого божества их спасительница больше всего похожа, отмер Авериан, чьи зубы всё ещё отбивали барабанную дробь: — Одна из исполинов? Так далеко от Ард-Иссы? Я сперва подумал, что вы — галлюцинация! Исполинка сдержанно поклонилась. Даже кланяясь, она оставалась выше Эдана на добрых пару голов, Авериан же едва доставал ей до пояса. — Волны занесли меня далеко от родной гавани. Если угодно знать, как меня называют, я — Лехийят ан-Ари. — Я многое слышал об исполинах, — не сводя с неё глаз, продолжил Авериан. — То, что ты сказала… Это ведь даже не имя? Эдан, всё ещё не отошедший от шока, вытер с лица мокрые дорожки от слёз и устало вздохнул. Был бы товарищ хоть вполовину таким же оживлённым, и уже разбойницы вместо наглого смеха молили бы о пощаде, а этот… Ну ничего, он отыщет всю банду и тогда непременно отомстит за унижение. Пока он размышлял на будущее, что более милосердно — заставить негодяек расплатиться за преступления на каторге или прервать их существование, дабы тёмные души очистились в сиянии Круговорота, незнакомка заговорила: — Бестактный вопрос, но я отвечу. Да, это не имя — метка. Той, что от рождения запятнана пролитой кровью, дочери, порождённой падшей матерью. Моя плоть, моя кровь отравлены, и потому зовут и меня, и таких, как я, Лехийят ан-Ари, «скорбное дитя гнева». Как ни зачитывался Эдан в своё время историями о далёких землях и подвигах, слова их необычной спасительницы не отозвались в памяти. И уж тем более ничего не прояснили. Опасаясь, что Авериан в жажде познаний ляпнет ещё какую-нибудь глупость, он выступил вперёд: — Позвольте и нам представиться: я — Эдан Бранд, а это — мой спутник, Авериан Мистбрук. И прежде всего, позвольте поблагодарить вас за помощь, добрая госпожа. Услуга, которую вы оказали нам, неоценима. Глаза Лехийят, однотонные, похожие на кусочки отполированного авантюрина, не имели зрачков, и потому невозможно было понять, куда она смотрит. Эдан мигом почувствовал себя ещё более нелепым и неловким, как в детстве, когда бабушка наряжала его в чрезмерно тесные нарядные костюмчики. — Так вы, э… Тоже направляетесь во Флэймарк? — Авериан попытался непринуждённо улыбнуться и тут же споткнулся, только чудом не грохнувшись в болото. — Поистине великолепно! Мы могли бы идти все вместе, дабы моя магия и ваша, э, природно-угрожающая наружность не позволили случиться вновь казусу, подобному тому, что приключился накануне… — Простите его, госпожа Лехийят. Мой товарищ, очевидно, не в себе. На нас напали разбойники, совсем недавно… — тут Эдан замер. Они искали какое-то «страшилище» — уж не их ли спасительницу? И вот уже желание непременно идти вместе с ней не показалось столь уж неразумным. На поясе у исполинки — тяжёлая булава: втроём у них в разы больше шансов. «Вдобавок, — отметила самая тёмная часть души, которой Эдан в тот же миг устыдился, — если ищут её, нападут снова, и не придётся выискивать их по всей топи». Лехийят внимательно слушала, почти не двигаясь: за бесчисленными слоями узорчатой ткани было даже непонятно, дышит ли она или застыла, как статуя. — Вот как. Пусть я не имела цели оказывать вам поддержку, я согласна. До границ Флэймарка наши пути не разойдутся. Она задумчиво покрутила в руках верёвку, после чего склонилась, чтобы пристально посмотреть в третий глаз повеселевшего колдуна: — Ты ведь маг. Низкий, вибрирующий голос пробирал насквозь: только часть речи исполинки уходила в слышимый звук, другая же ощущалась кожей и костями. Авериан осторожно кивнул: ровная интонация не позволяла различить, проявила ли Лехийят интерес или упрекнула. — Почему не пережёг верёвку? Если слухи, принесённые ветрами, верны, любой обученный маг из Брайдора это умеет. Теперь, когда паника и смятение прошли, глупость их трепыханий дошла и до Эдана. Он укоризненно воззрился на спутника, готовый вслед за новой знакомой повторить вопрос. — Да что вы так смотрите?! — Авериан как бы невзначай отвернулся, силясь спрятать краснеющее лицо. — Уже и запаниковать нельзя!