Похождения начинающего Героя

Старик прищурился, но его плечи, до того жёсткие и напряжённые, чуть расслабились. Он смерил их долгим взглядом, будто ждал, что сейчас ответ изменится, и проскрипел: — Вы уверены? Авериан съёжился и, на всякий случай встав так, чтобы между ним и привратником стоял Эдан, пробормотал из-за его спины: — Абсолютно! Нет, быть может, что-то здесь и лежало — всё же вряд ли в столь великолепной сокровищнице пустовала хоть одна витрина, но магии в этом чём-то было меньше, чем в старом носке. Древние вещи, особенно вещи с историей, это нечто совсем иное, прочная, яркая энергия, пронзающая само время и уходящая назад, к моменту сотворения… В этом ключе, если я достаточно хорош в истории — дварфийская магия, но ещё и сломленная гордость, вынужденный мир, он — итог тысячи смертей и множества жертв. И чтобы такая знаковая вещь… Постепенно из его рассуждений уходила прежняя боязливость, и говорил он теперь иначе: пылко, уверенно, как человек, не ведающий сомнений. С похожей интонацией, как надеялся Эдан, говорил и он сам в моменты, когда речь заходила о праведных делах, богах и изречениях святой Тиаманты. Меньше всего он ожидал, что привратник бесстрастно кивнёт: — Ждите здесь. Я приведу баронессу. — Ты что-нибудь понимаешь? — Авериан смерил комнату шагами от края до края, делая странные движения руками: будто ткач перебирает и сплетает невидимые нити. — Я вот — ничего! К чему звать кого-то разыскать ключ, если он и не пропадал? Или пропадал? Я запутался! Помяни моё слово, когда нас тут захотят принести в жертву или показательно казнить, я всем скажу, что это была твоя идея! Эдан даже толком не успел возмутиться несправедливости замечания, как снаружи послышались шаркающие тяжёлые шаги. Слуга, чья спина согнулась колесом в почтительном поклоне, придержал дверь перед массивной госпожой. Вблизи старуха показалась ещё отвратительнее, чем издали: везде, где не закрывала кожу ткань пышного платья и замысловатые кружева, в глаза бросались морщинки и растяжки. Кожа точно едва держалась на ней, как небрежно наброшенная, слишком большая скатерть — на столешнице. Коричневатые пигментные пятна усеивали дряблую шею и унизанные перстнями руки. Волосы, кое-как уложенные в пристойную причёску, торчали клоками, как готовый облететь пух на одуванчике. Пришло на ум, что не всякая старость благородна, даже если явилась она к благородной женщине. — Прошли испытание, значит, — даже сейчас Эдан не был уверен, довольна ли баронесса Эстмар: лишь на малую долю потеплели блеклые старческие глаза. — Любопытно. Я-то думала, паршивцы затеяли новую игру, хотела разузнать, какую именно. — Игру? — переспросил Эдан. Старуха оживлённо закивала: — Было столько идей! Что под видом помощников «со стороны» они решили подослать убийц, а ключ забрали, чтоб был повод мне впустить посторонних, например. Но это было слишком умно для них, да и открытое убийство — о, это слишком мелко! Нет, хотели бы убить — изволили бы обвинить в чём-нибудь достаточно богохульном, явились бы к дурню Рондриху, что так любит своих ручных церковных псинок… «Нельзя так говорить об императоре!» — хотел воскликнуть Эдан, но ему не дали вставить и слова. — Тогда я подумала: они хотят меня шантажировать. Даже выждала немного, дала им фору, чтоб взглянуть на следующий шаг. Но и это оказалось ошибкой. Они ведь считают меня спятившей старухой, да только я одна во всём поганом Флэймарке в своём уме! Нет, наверняка они решили подкупить меня: подослать своих под видом случайных благородных героев, чтобы те нашли пропажу, доказали, что церковь ни при чём, что я была неправа, так огульно обвиняя святых, чтоб их… — завершая речь, баронесса плюнула прямо на паркет. Слуга, явно привычный к такому, тут же наклонился и принялся усердно тереть пол. Его вышколенная покорность вызывала омерзение, как и сама хозяйка поместья: самодовольная, больше красующаяся перед ними якобы острым умом, чем ведущая беседу. Все ли облечённые властью так же отвратительны? Эдан отрывисто отчеканил: — Вы всё ещё ошибаетесь, Ваша Милость. Я не знаю, что так разочаровало вас, но прошу не забывать: в мире есть достойные люди. — Достойные. И ты один из таких, конечно же. — Баронесса задумчиво прошлась вдоль витрин: проверяла, не украли ли «гости» под шумок чего из её драгоценностей. — Я тебе так скажу: ни одна блохастая шавка не мнит себя неправильной и недостойной. У всех с три воза грехов и столько же оправданий, а вслух как один: святые! Однако к делу. Ключ — настоящий ключ, я имею в виду — в полной безопасности в надёжном месте. Вы правы. Его здесь не было. Пока передумалась сама собой тысяча мыслей, в основном сводящихся к тому, что паникующий товарищ случайно напророчил беду, и баронесса заманила их в ловушку с дурными целями — а что, вдруг она приносит кровавые жертвы, чтобы продлить себе жизнь, как сказочная ведьма! — вопрос задал осмелевший Авериан: — Не сочтите за грубость, Ваша Милость, но что тогда… — Муляж. Я ещё в молодости его заказала, когда мы с супругом ездили в столицу, для надёжности, чтобы не пришлось вечно волноваться, не растреплет ли по пьяни местный кузнец. Что, спросите, где же настоящий, а? — баронесса ухмыльнулась и погрозила им пальцем, как непослушным детям. Эдан отрицательно помотал головой и поёжился: он не привык, чтобы собеседницу, способную взмахом руки отправить его под арест, вот так бросало от высокомерной холодности к насквозь фальшивой фамильярности. — Муляж украли. Забрались в дом посреди ночи и утащили, причём взяли только его. — Значит, вы всё же хотите найти вора, — Авериан озадаченно цокнул языком. — Это будет посложнее… Одно дело — отследить артефакт, и другое — безделушку. Если позволите, можно вашу ладонь? На удивление, старуха выставила пухлую, унизанную кольцами руку без лишней болтовни. Причина прояснилась, когда Авериан передёрнулся и тяжело сглотнул, словно налетел на невидимую стену, едва коснувшись морщинистой ладони. — Хороший мальчик, — баронесса Эстмар хвалила его, как пса, который принёс брошенную палку. Авериан встряхнулся: — Был бы признателен, если бы вы предупреждали, о… О защитной магии. Мне нужно было лишь исследовать вашу энергию, а легче всего это сделать через прикосновение. Но, если вы нам не доверяете, мы можем просто уйти. Уверен, ваша личная гвардия охотно займётся поисками вора, да и городская стража… — Гвардия, стража… — баронесса сморщилась, и круглое лицо мигом изрезали глубокие морщины. — Как будто я могу поручиться, что каждый из этих болванов не пропадает в свободное время в церкви, лобызая подол Гледвановой мантии! За вас тоже не могу, но остаётся хоть какой шанс. Твой дружок, конечно, безнадёжен. Но ты сам… Если мудрейшая Торис не ошиблась, ставя метку, то ты по крайней мере не настолько туп. Она переглянулась со слугой, размышляя о чём-то. Затем медленно, пыхтя от натуги, стянула с толстого пальца один из перстней: от него остался вдавленный красноватый след. Авериан с опаской покосился на остальные украшения, но руки вновь коснулся. Эдан стоял, чувствуя себя глубоко оскорблённым, а заодно — лишним. Что он мог, кроме как наблюдать? Те истории, которые нравились ему в детстве, чаще включали битвы с чудовищами и злыми колдунами, чем поиски краденного. Нет, бывали истории и о поиске, но у фальшивого ключа не так много общего с древним утраченным артефактом, ради явления которого миру нужно непременно разгадать череду стихотворных загадок. Эдан отвернулся и принялся разглядывать портрет неподалёку, изображавший мужчину — золоторогого и золотоглазого меченого Шарда в доспехах генерала. На золочёной табличке, отполированной до блеска, значилось: «Тервиор Эстмар». Что-то смутно зашевелилось в памяти. Кажется, когда-то это имя уже звучало: то ли от бабушки с дедушкой, то ли мелькало в одной из недочитанных книжек. Он так и не вспомнил, когда Авериан отстранился от баронессы и на всякий случай отвесил той низкий поклон. — Я запомню эту энергию, Ваша Милость. Город не так велик: мы непременно найдём следы… С вашего позволения, мы отправимся немедленно: чем больше времени прошло, тем слабее отпечаток. — Идите-идите, — баронесса отмахнулась и так же небрежно добавила. — Найдёте вора — я уж отыщу, чем вас отблагодарить. При словах о награде Авериан заметно оживился. Эдан вздохнул: как же отвратительно чувствовать себя не героем вовсе, а наёмником, кидающимся на помощь не страждущим невинным, а жестокой, избалованной всеобщим поклонением старухе! Он бы утонул в самокопаниях, но тут снаружи заскрипели половицы. Баронесса вскинула трясущуюся руку, и в мгновение ока слуга распахнул дверь. Неизвестный свидетель их беседы отлетел на пол и подскочил, силясь убежать, но привратник с неожиданным проворством прыгнул и ухватил его за рукав драной рубахи. Сперва Эдан подумал, что вор оказался полуросликом, но перед ними был человеческий ребёнок — лопоухий мальчишка, лет семи-восьми. Привратник раздосадовано проскрипел: — Всего лишь крестьянское отродье, госпожа. — Вот как? — баронесса угрожающе двинулась к мальчику. Тот съёжился, как будто надеялся, что так его не заметят и не накажут. — И что же ты делаешь здесь, а? Твои вшивые родители не говорили, что бывает с теми, кто забирается в чужие дома и крадёт там вещи? — Я ничего не крал! — мальчик шмыгнул носом. — Мы поспорили, я и Мэдди, что я в дом залезу. Только тут столько комнат! Я испугался, хотел уйти, а тут… Он даже не плакал, только мелко трясся и закрывался руками, как тот, кто привык, что за любую провинность могут больно ударить. Эдан тревожно покосился на Авериана. Тот приложил палец к губам и отчаянно замотал головой, умоляя не вмешиваться. — Не крал, значит, — баронесса Эстмар дала знак, и привратник встряхнул мальчишку, как куклу. Была ли нужда в такой жестокости? Сотни раз перештопанная одежонка просвечивала насквозь, и в прорехах не мелькало ничего, кроме тощего тела. В руках тоже ничего не было. — Знаешь, а я почти верю. — мнимая доброжелательность не могла скрыть плещущей через край злобы. — Умный вор не вернётся туда, где крал совсем недавно… Но кто сказал, что бедняцкая шваль бывает умной? Думал, раз в тот раз ничего не случилось, так и в этот пройдёт как по маслу? — В какой раз? — мальчик очевидно ничего не понимал. Он всё ещё не плакал, но шумно дышал и сглатывал комки в горле: каждый звук подхватывало эхо. Баронесса обернулась через плечо и лениво скомандовала: — Ты, чародей. Проверь, врёт или нет. Авериан выступил вперёд и покорно протянул руку к ребёнку. Тот тонко взвизгнул и зажмурился: видимо, впервые встретил кого-то с третьим глазом во лбу. Как может он слушаться эту сумасшедшую старуху?! Не успел Эдан возмутиться, как товарищ отрапортовал: — Он не врёт. Сегодня пришёл в особняк впервые. Я не вижу злой энергии или дурных намерений… Детское баловство. — Ваша милость, — не выдержал Эдан. — Это всего лишь ребёнок, прошу вас… Обратив на него не больше внимания, чем на зудящего комара, баронесса сморщилась: — Как тебя зовут, щенок? Говори! Живо! Вместо ответа мальчик всё же разревелся, шумно и визгливо. Эхо превратило его рёв в жуткую какофонию, от которой хотелось поскорее зажать уши. Хозяйка дома передёрнулась и приказала громче прежнего: — Ну-ка оттащи паршивца к остальным крысам! Расскажут и имя, и остальное, если не захотят переночевать в городской тюрьме! Об Авериане и Эдане словно совсем забыли. Но им не приказывали убираться, и потому Эдан, обеспокоенный судьбой мальчишки, последовал за удаляющимися баронессой и привратником. Странной процессией вошли они в ту часть сада, где стояли шаткие палатки паломников. Люди здесь всё же были: бледные, встревоженные, они прятались в своих хлипких укрытиях, не решаясь высунуться. Привратник выволок мальчика на всеобщее обозрение и осведомился: — Чьё это отродье? Полог шатра приоткрылся. Вышедшая женщина с худым лицом, изрытым зажившими оспинами, молитвенно сложила руки: — Онтар! Нашёлся! Спасибо вам, что… — Не спеши благодарить, — голос баронессы был надменен и холоден, как если бы перед собой она видела монстра, а не обычную паломницу. — Я ещё не решила, какую плату взять за то, что твой выродок забрался в особоняк. Мать Онтара заметно переменилась в лице и пробормотала: — Смилуйтесь, госпожа! У нас совсем нет денег: мой муж болен, всё, что было, мы уже отдали обители, но и того мало. Мой мальчик так мал: разве можно наказывать его как преступника? Если пожелаете, я сама накажу его, так строго, как прикажете, но молю… Брезгливым жестом баронесса прервала причитания. — Посмотри на меня. Похоже, что мне нужны твои жалкие гроши? Нет уж, пусть мальчишку высекут кнутом. Пяти ударов будет достаточно. Лицо паломницы побелело: она крепко сжала край драной шали. Эдан, поражённый, смотрел на баронессу Эстмар и едва верил, что настолько жестокие и озлобленные твари могут ходить по земле и не проваливаться в Нижнемирье, где, среди чудовищ и демонов, им самое место. — Разве я не забочусь о нём? — старуха ухмыльнулась. — Молитвы что-то не помогли воспитать в мелком паршивце уважение к власти. Или тебя устраивает, что твоё драгоценное дитя вырастет вором? Забыв обо всём, Эдан кинулся к привратнику и оттолкнул его от плачущего мальчика. Ребёнок, едва освободившись от хватки, помчался к матери. Он встал так, чтобы заслонить их собой, и посмотрел в лицо баронессы, как хотелось верить, с укоризной и непоколебимой твёрдостью. — Если вы так жаждете чьей-то боли, можете высечь меня! В своём ли вы уме, если так нападаете на невинное дитя?! Святая Тиаманта учит, что… Он ожидал возмущения, криков, но всё равно не успел увернуться от пощёчины. Тяжёлые кольца впечатались в скулу, оставив след рядом с едва зажившим порезом от разбойничьего ножа. Баронесса зло осклабилась: — Не произноси здесь это имя. Клянусь, вздумаешь поучать меня ещё раз словами этой гнусной твари, и я прикажу тебя не высечь, а вздёрнуть! Паломники не спешили встать на его сторону: притихли и смотрели куда угодно, лишь бы не на тех, кто вызвал гнев хозяйки. Авериан и вовсе затаился за кустом ежевики. Мог бы хоть что-то сказать. для приличия! Тем временем ярость старухи чуть поутихла. Она вновь надела маску фальшивого добродушия. — Нет уж, суть наказания не в том, чтоб ты лежал лицом в лавку и наслаждался своей праведностью: «Ах, какой я молодец, ах, я вступился за невинное дитя», — или как там ты называл мелкого ублюдка… Стража! Выведите наших гостей за ворота. Из-за кривых яблонь мигом показались те рыцари, что накануне сопровождали свою госпожу в церкви. Речь об умении выбрать между законным и справедливым ничуть не тронула их каменные сердца, и Эдана легко вышвырнули прочь. Баронесса лениво, словно ничуть не сомневалась, что и теперь ей продолжат помогать, бросила вслед: — Возвращайтесь, когда найдёте ключ и вора! Лицо болело: Эдан не был наверняка уверен, от старческой ли пощёчины или, что вероятнее, от того, что он пропахал носом землю при падении. За спиной панически воскликнули: — Не надо мной кидаться, не надо, я сам ухожу! Ворота громыхнули, захлопываясь. Авериан присел рядом, встревоженно пощупал его переносицу, после чего пробормотал: — Ты ненормальный! Она — правительница этой земли, соображаешь? Не знаю, откуда ты родом, но нужно же понимать, что и кому несёшь! Эдан отпихнул его руку: — Там, откуда я родом, принято защищать слабых, а не бросать на растерзание. По мне, так хоть сгори она огнём, эта баронесса и её ключ! Если и стану его искать, то лишь затем, чтобы затолкать ей поглубже в поганую глотку! Сейчас ему срочно нужен был кто-то однозначно злой — чудовище, скажем — чтобы разорвать голыми руками. Гнев, до того бывший лишь крошечным огоньком, разгорелся и терзал изнутри. Будь он, как товарищ, колдуном, непременно выплеснул бы это пламя на мир вокруг, спалил бы всё и всех причастных дотла, как некогда святая Тиаманта, обрушившая огненный шторм на головы грешников. Авериан подходил на роль того, с кем можно было хотя бы поругаться, пока неожиданно не прыснул в кулак. — Что?! — Не знал, что ты умеешь ругаться. За это уже не надо извиняться перед каким-нибудь святым? Сколь быстро разгорелось пламя, столь же быстро и потухло, оставив выжженное пепелище. Эдан отвернулся, надеясь, что не расплачется, как тогда, на болоте, когда атаманша отобрала у него отцовский меч. Его осторожно тронули за плечо: — Слушай… Нам нужно золото. А она — богатейшая женщина во всём Флэймарке. Отыщем ей вора и постараемся больше никогда с ней не связываться. Идёт? — Я — не наёмник и не охотник за головами, чтобы продавать совесть за золото. Можешь искать вора, если хочешь. Я в этом не участвую. Авериан тяжело вздохнул. Третий глаз закатился так, что видно было только белок. — Этот человек, или кто бы он там ни был, настоящий преступник, а не любопытный ребёнок. Разве твои же святые не говорят карать за преступления? Всё встало в памяти — дождь, несущиеся вслед проклятия Виго — и Эдан внутренне содрогнулся. Быть может, не всегда всё так просто? Он не знал ни причин кражи, ни имени вора, ни его истории, но едва ли мог швырнуть в когти той, кто лишь посмеётся над просьбой о снисхождении. Здесь всё будет хуже, чем тогда: наказание не обойдётся ударами кнутом, вора казнят, перечеркнут всю его жизнь, и всё это — чего ради? Ради куска металла, который, как оказалось, даже не настоящая драгоценность? Разве соразмерной будет такая плата — целая жизнь за какую-то безделушку?! — Пойдём, — Авериан, хоть и не разделял причин его смятения, явно почувствовал перемену в настроении и ободряюще похлопал по спине, — если вдруг всё окажется сложнее, обещаю не спешить со сдачей вора. Но, чтобы решить, нужно знать наверняка. Согласен? Нехотя Эдан кивнул и направился вслед за Аверианом, подальше от старого особняка. Издалека им вслед неслись крики ребёнка и щелчки плети.