Похождения начинающего Героя

На следующее утро Эдан готов был подвергнуть если не критике, то хотя бы долгому укоряющему взгляду всякого поэта, вдохновенно расписывающего ночёвки в стогу. Нет, что-то в них, разумеется, есть, но только при условии, что тебе девять лет, ты полон сил и бежишь по утренней росе домой, а на столе уже ждёт сытный завтрак. Если же просыпаешься поутру, разминая затёкшие конечности, от вопля товарища, на бегу вытряхивающего из рукава многоножку, а погода стоит вдобавок сырая и ветренная, перестаёшь замечать красоту рассвета. Не прибавлял сил и вчерашний затянувшийся спор, из-за которого отошли ко сну они далеко за полночь. Авериан настаивал, что с их стороны было бы глупо тянуть время и ставить под сомнение успех всего расследования: стоило бы, отставив в сторонку высокоморальную болтовню, нынешней же ночью наведаться в казармы. Как заведённый, он повторял, что людей внутри не так и много, что энергию каждого, кто мог бы их заметить, он почуял бы издалека, а даже если бы их поймали, велика ли беда? Паладины не причинят вреда за такую малость, особенно если, так и быть, посвятить их в подробности дела. Эдан же, выслушав, стоял на своём: чем ждать поимки и разоблачения, если можно переставить события местами и прежде поговорить с сэром Найгосом? — Я помог ему, — уверенно твердил он. — Даже ты ведь должен признать, что паладины — не те, кто осудит за намерение восстановить справедливость! Мы обратимся к нему, как порядочные люди, и спросим… — А заодно, как порядочные люди, предупредим вора о том, что мы его ищем. Эдан, ожидавший любого аргумента, кроме столь возмутительного, поперхнулся: — Свихнулся?! Думаешь, кто-то из паладинов способен… Ты точно ненормальный! Паладины относятся к клятвам куда серьёзнее, чем прочие рыцари, они — настоящие герои, они… — Ты продолжай, продолжай, — настроение Авериана, как раз бросившего попытки скрутить из подручных материалов что-то, что можно выкурить, испортилось окончательно, и он сделался ворчливее. — Как паладины не воруют, не лгут и, видимо, не испражняются. Под конец, однако же, Авериан махнул рукой, позволив Эдану действовать своим умом. Именно поэтому, едва отперли ворота, они поспешили к незнакомому мужчине в паладинских латах, дабы узнать, могут ли они побеседовать с сэром Найгосом. — У вас к нему какое-то дело? — уточнил паладин и красноречиво оглядел их потрёпанную одежду. — Если вы гонцы, то можете передать послание мне или любому другому члену ордена, а, если вы паломники и ищете здесь приюта… Эдан поймал за капюшон уже собиравшегося уйти Авериана: — Вовсе нет, добрый господин: мы не гонцы и не паломники. Так вышло, что дело наше, хоть и благородно, но не терпит прилюдного обсуждения. Он долго придумывал эту фразу накануне, надеясь, что прозвучит достаточно убедительно. Вслух оно оказалось скорее высокопарно, хоть и имело под собой основания. Днём возле казармы кипела жизнь. Тут и там сновали фигуры в дорожных плащах — люди, эльфы, полурослики… Был среди паломников даже дварф, совсем молодой, с едва отросшей бородкой. Очевидно, паладины сдержали обещание: те, кто недавно ещё располагались в саду баронессы Эстмар, перебирались в казарму. Среди них была даже та женщина, чьего сына баронесса приказала высечь, но Эдан не решился подойти ближе и разузнать о судьбе мальчика. Ему было стыдно — в том числе потому, что после столь отвратительного поступка всё ещё подчинялся прихотям выжившей из ума старухи. Паладин всё ещё рассматривал их обоих, не так чтобы совсем недоверчиво, но с лёгким сомнением. Спас положение сэр Найгос, показавшийся на крыльце. На удивление, едва завидев их, он приблизился с самой доброжелательной улыбкой: — Приветствую, приветствую! Вчера я так спешил, что даже не спросил ваших имён, а ведь, учитывая обстоятельства… Да, Лефрид! Кажется, там у двух паломников вышла ссора, им бы пригодился кто-то, кто умеет разрешать споры. Даже Эдану не могло не броситься в глаза, сколь торопливо и встревоженно сэр Найгос спроваживал брата по оружию. Авериан и вовсе принялся как бы невзначай тыкать его локтем под бок, намекая, что ещё совсем не поздно уйти, не раскрывая истинных целей визита. Заткнув глупым подозрениям рот, Эдан представился, после чего торопливо прибавил, чтобы не успеть передумать: — Так вышло, господин, что я и мой спутник выполняем поручение баронессы Эстмар и разыскиваем вора; след ведёт к казарме вашего ордена… — он замолчал, сообразив, что уже едва слышно бормочет. Сэр Найгос, однако, расслышал и уточнил: — Вы хотите сказать, кто-то из паладинов… — Нет-нет! Возможно, в этом замешаны паломники: нам нужно лишь исследовать оставшийся энергетический след, поговорить… — Вот как. И что же вы собираетесь сделать с вором, если найдёте? В книгах, повествовавших о героях прошлого, испытания на пути не всегда заключались в убийстве чудовища или разгадывания загадки. Иногда бывает момент, когда, чтобы разочаровать богов, достаточно одного слова, одного мига малодушия или лжи. Глядя снизу вверх в приветливые голубые глаза, Эдан понял, что не может солгать. — Узнать, по какой причине он задумал украсть ключ. Если мы встретим лишь несчастного человека в большой нужде, наш долг — помочь ему, а не отправить на виселицу. В просвете между туч мелькнуло и сразу же скрылось солнце, что лишь уверило в правильности решения. Подобные незначительные знаки ободряли, в противовес укоризненному взгляду третьего глаза, прожигающему спину. — Пусть Её Милость бывает иногда чрезмерно поспешна, я не стану препятствовать свершению правосудия. Проходите. Однако же я прошу вас… Когда закончите, найдите меня снова. У меня осталось к вам небольшое дело… Просьба… Впрочем, об этом потом. Миновав снующих по двору паломников — двое из них в самом деле ругались, едва замечая вставшего меж ними Лефрида — Эдан и Авериан зашли в казарму. Колдун тут же отпихнул спутника, принявшись бормотать и обшаривать перед собой воздух. Он касался растресканных каменных стен, вздрагивал, стоило мимо пройти очередному паломнику, но никогда не оборачивался. — Ты ведь говорил, что пятно чёткое, — не удержался Эдан, на что получил раздражённое фырканье: — Было чётким, когда здесь не толпились люди; бурлящие энергии, сотни историй, все до единой — яркие, даже если сами души тронуты тленом, и всё — в одном котле! Как бы донести… Представь, что ночью всё представлялось площадью, посреди которой стоит нужный нам человек, а сейчас он в тёмном лесу и вокруг вдобавок толпа народа! Тем временем коридор кончился: они вошли в главный зал, где рядами стояли кровати. Те паломники, что пришли первыми, сумели разместиться с комфортом, другие же ютились на холодном полу. Эдан огляделся, силясь проверить свою интуицию: кто же? Авериан ощупал резные столбики одной из кроватей, покачал головой и едва не бегом метнулся к протиположной стене. Даже в толпе он привлекал слишком много внимания: паломники смотрели на него, как на умалишённого, а затем косились и на Эдана, как бы прося унять буйного подопечного. Споткнувшись на бегу о чьи-то тюки с вещами, Авериан вскоре вернулся и возбуждённо заговорил: — Туда! Она! Проследив направление, в котором он указывал, Эдан увидел съёжившуюся в углу худощавую фигуру. Она, несмотря на то, что в казармах было сравнительно тепло, куталась в шерстяной плащ. Знает, что её ищут? Пытается спрятаться? Эдан приблизился к незнакомке и осторожно заговорил: — Простите за беспокойство, добрая госпожа… И вот как начать беседу? Впрямую обвинить, при всех? Невозможно! Особенно если учесть, что в ответ донеслось только едва слышное: — Вам что-то нужно? Голос у неё был тонкий и высокий, почти девчачий. Эдан сглотнул и в поисках поддержки оглянулся на Авериана. Тот, вопреки всем надеждам, выглядел не менее обескураженным. Наконец, он выпалил: — Простите, госпожа… Можем ли мы увидеть ваше лицо? — Не стоит, — она поспешно вскинула руку, прикрываясь, и натянула капюшон ещё глубже: тот странно вздыбился на макушке. Взгляд зацепился за крупную бородавку у запястья и желтоватые заострённые ногти. Эдан наклонился, пытаясь разглядеть собеседницу под плащом. — Простите снова, но мы вынуждены… Мы ищем вора! — Вора? — паломница взрогнула и с неподдельным интересом переспроспила. — Какого вора?.. Иногда, как говорят, зло надевает маску невинности. Эдан злился на себя, что не может толком распознать, не лжёт ли она, что снова приходится во всём полагаться на чутьё спутника, которое наверняка ведь тоже несовершенно! Тем более без привычного тому инвентаря. — Странно, — подал голос Авериан. — Она не врёт. Энергия указывает на неё, но я не вижу лжи, разве что, разве только… Госпожа, позвольте до вас дотронуться? Мне нужно изучить вашу энергию. Возможно, произошла ошибка. Или дело в месте? Нужно… На удивление, девушка восприняла просьбу подать руку куда спокойнее. Авериан провёл пальцем вдоль линий на её ладонях, похожий больше на ярмарочную шарлатанку-прорицательницу, а затем торжествующе подскочил: — Вот оно! Энергия исходит не от неё, а от плаща! Он ведь не ваш, госпожа? — Так и есть, но… Вы говорите, вор? Не знаю. Он не был похож на преступника. Немного резковат, да, сказал, чтобы отошла подальше и не пугала его сестру, но потом даже отдал свой плащ, чтобы прикрылась… — Может, не похож на преступника, но на порядочного человека — тоже! — возмутился Эдан. — Как можно говорить подобные вещи? Даже если вы, госпожа, не особо хороши собой, упрекать… Вздохнув, собеседница откинула капюшон, и Эдану стоило огромных усилий удержать лицо, не скривиться и не вскрикнуть в ужасе. Зеленоватая, нездоровая кожа с прожилками вен, тут и там бугрилась от бородавок и вздувшихся прыщей: чёрные спутанные волосы торчали клоками, а на макушке и затылке вместо волос росли толстые шипы. Перекошенное ассиметричное лицо украшал огромный бородавчатый нос, свисавший крючком до подбородка. Один глаз у девушки был узкий, тёмно-жёлтый, с потемневшим белком, второй — широко распахнутый голубой с длинными ресницами. Почему-то этот глаз, какой подошёл бы скорее наивной нежной принцессе, пугал сильнее, выбиваясь из общей уродливой картины. Паломница грустно усмехнулась: лицо прорезал неестественно широкий рот. Зубы у неё были кривые и такие же желтоватые, как ногти. — Мой вид многих пугает, господин, и я не вижу несправедливости в его упрёке: бедная Лотта вбила с чего-то себе в голову, будто бы так уродует Распад и что со временем она обернётся таким же монстром, она не говорила ничего, но всё время плакала, бедняжка. Вилмара, того господина, я не видела давно, но, может, Лотта что-то знает. Поспрашивайте: она полуэльфийка, длинные волосы, русые, очень красивая… — девушка запнулась и провела по своему лицу, ощупывая гигантский нос. Спеша утешить, Эдан присел рядом с ней и настолько твёрдо, насколько хватало сил, проговорил: — Не внешняя красота важно, но благородное сердце: добрый человек не может быть уродлив. Как вас зовут, госпожа? — Жуть. Остаток тирады застрял в горле. Как тут разбрасываться прописными истинами, когда собеседница с лёгкой полуулыбкой, теребя многочисленные браслеты, поясняет: — Имя — это то, как тебя зовут другие, так ведь? Уверяю, называйся я по-другому, все бы забывали и всё равно поминали меня Жутью, или Мерзостью, или Дрянью, только тогда это было бы злой насмешкой. Но я зовусь так сама — и злопыхатели заранее сражены: нельзя по-настоящему высмеять ту, что смеётся над собою первой. Речь уродливой девушки изумляла: чёткая, хорошо поставленная, даже слегка вычурная. Платье под плащом, хоть и истрёпанное, пошито из дорогой ткани. И эти браслеты… Интересно, кто она и откуда? Расспросить об истории Жути, увы, Эдан не успел: между ними ввинтился Авериан. — Спасибо, спасибо, госпожа, теперь же позвольте откланяться: увы, энергия плаща смешалась с вашей, я не могу более отследить по ней вора, так что, возможно, нам стоит поговорить с этой… Лоттой, верно? Пошли, Эдан, ещё успеешь почитать проповеди! На прощание махнув рукой, они вышли во двор и почти сразу заметили Найгоса: теперь тот вместе с Лефридом что-то объяснял спорщикам, у одного из которых под глазом наливался свежий фингал. Напоследок предложив изрядно смущённым паломникам, если тем столь уж ненавистно общество друг друга, разделиться и для верности поселиться в разных лагерях, сэр Найгос оставил их на попечении второго паладина и знаком приказал Эдану и Авериану следовать за ним. Сэр Найгос направился к главному зданию. Свернув мимо старинных рыцарских доспехов налево, он повёл их по узкой каменной лестнице, истёртой за века множеством ног. Приходилось ступать осторожно, чтобы ненароком не споткнуться. Затем они шли по петляющему длинному коридору без окон, и снова по лестнице, на сей раз покрытой винного цвета ковром. Наконец, они поднялись на вершину центральной башни. В комнате на вершине рядами выстроились книжные шкафы, у окна же расположился письменный стол. Найгос жестом указал на стулья напротив стола, но Эдан и Авериан, не сговариваясь, остались стоять у дверей. Растрёпанные после долгого пути и ночёвок на сеновале, они сами себе казались бродячими котами, которых пустили в богатый дом и пытаются уложить на бархатные подушки. — Для начала, хочу поблагодарить за то, что не продолжили разговор в присутствии моего брата по оружию. — Так мне не показалось! — выпалил Эдан, не обратив внимание на предупреждающее покашливание спутника. — Тогда, когда мы говорили с сэром Лефридом… — Верно. Я очень признателен, что вы не раскрыли при нём детали нашей вчерашней встречи, — сэр Нагойс протяжно вздохнул и опустил голову: теперь он выглядел скорее усталым, чем подозрительным. — Лефрид — истинный паладин Латериса, один из лучших людей, знакомых мне, но, увы, не лишён некоторой горячности и поспешности. Ему неизвестны все обстоятельства… Тут он вздрогнул, вспомнив о чём-то. — Прошу простить. Я начал не с того. Для начала, позвольте поблагодарить вас за оказанную помощь и проявленную доблесть. Вы рисковали собой, дабы защитить меня, и моя клятва велит подтвердить благодарность не одними пустыми словами. Он наклонился и извлёк из-под стола… меч. Длинный меч в ножнах из грубой кожи не выглядел старым или дешёвым, и Эдан, как бы сильно ни хотелось принять подарок, воскликнул: — Я помог вам не потому, что надеялся на плату, к тому же, я ничего толком не сделал, к тому же… — Прошу, не подумайте лишнего: такие мечи вручают всем нашим послушникам, поступившим в услужение Рассветному Солнцу, но не принесшим до срока последних клятв. Ныне же мечи ржавеют, ни разу не извлечённый из ножен: те, кому по душе битвы, поступают всё больше в добровольцы Ока… На миг он нахмурился, или же то была лишь причудливая игра теней. — Нет-нет, я вовсе не упрекаю. Есть в этом своя справедливость. Экзорцисты Ока — меч божественной воли; если их клинки острее наших, это лишь означает, что настала пора Рассветному Солнцу остаться только щитом. Главное, что их намерения благородны и чисты не в меньшей степени… — он осёкся и едва ли не силой вложил меч в руки Эдана. — К тому же, этот дар связан с той просьбой, о которой я говорил. Видите ли, тот убийца, напавший на меня вчера… Мысль, что, быть может, глава Рассветного Солнца не в ладах с Оком Близнецов, тут же выветрилась. Это всё сомнения, решил Эдан — глупые сомнения, не имеющие под собой достаточных оснований, злые выдумки. Сэр Найгос чуть запнулся и отвернулся, точно сомневался, говорить ли, но затем через силу выдавил: — Этот человек мне знаком, и, увы, я представить не могу, что может взбрести ему в голову, если вы случайно пересечётесь вновь. Его зовут Нейдан, и он был одним из послушников ордена. Моим учеником. Да-да, я понимаю ваше удивление. Меченый Ноктиаса, пожелавший стать паладином Латериса… Многие, даже самые благочестивые братья, не верили в искренность его намерений. Они видели чудовище, в чьей крови — первородная тьма; я же видел талантливого мальчика, который хотел славить свет так же, как и все мы здесь. Принять его, дать шанс казалось делом поистине благородным, и я позволил ему остаться, обучал и тренировал его… Голос сэра Найгоса дрогнул. Величественный паладин показался как никогда близким: выходит, и ему сомнения, страх, что собственное доброе дело обернётся кошмаром, хорошо знакомы. — Другие члены ордена не знают, что произошло. Для них всех Нейдан неожиданно покинул Рассветное Солнце, и только. Но всё куда хуже, куда серьёзнее. — пронзительные голубые глаза вспыхнули ярче. — Слышали ли вы, господа, о культе Чёрного Заката? Не дождавшись ответа — Авериан искренне делал вид, что не участвует в разговоре, а Эдан никак не мог уложить сказанное в уме — глава паладинов ответил сам: — Злейшие враги нашего ордена, глупцы, мечтающие о мире, сотканном из абсолютной тьмы. Сейчас, конечно, они не столь многочисленны и могущественны, как в былые времена. Но порой нам приходится вновь столкнуться с ними. Не знаю, что они пообещали Нейдану, как заманили: он предал все наши идеалы, чтобы стать одним из них. Да, посвящение включает в себя убийство невинного, да, возможно, того, кого я знал, больше нет, и всё-таки я прошу вас: если вдруг вы встретите его, если появится возможность — приведите мальчика ко мне. Хочется верить, что я смогу всё изменить… Убедить его… — последние слова дались Найгосу особенно тяжело, — Убить, если иное невозможно. Я позволил ему стать таким, и это мой долг, моя ноша: было бы кощунственно разделять её с остальными братьями. Вас я решился посвятить по двум причинам: во-первых, вы уже перешли ему дорогу, уже в опасности, а во-вторых… Мне кажется, между нами есть что-то общее, молодой человек. В юности я был таким же, как вы. — тут он ободряюще улыбнулся, и Эдан улыбнулся в ответ, глупо, довольный неожиданной похвалой. — Мы постараемся. — Не рискуйте лишний раз. Он опасен, и, увы, выучился неплохо лгать. Будьте осторожны, и да пребудет с вами извечный свет. Снова вышло солнце, озаряя его фигуру со спины. Эдан на протяжении всего пути к выходу так и порывался обернуться, взглянуть ещё раз, но вместо этого только крепче сжимал принятый в подарок меч. Пусть ни одно оружие в мире не сравнится с утерянным отцовским клинком, но, может, боги хотели напомнить, что не столь важен клинок, как тот, кто его носит? Может, прежде чем заслужить отцовский меч, ему следовало совершить поступок, достойный героя? Уже во дворе, где двое неугомонных паломников кричали друг на друга и никак не могли договориться, кому же из них следует уйти в другой лагерь, Авериан усмехнулся в кулак: — Да, не зря я решил последовать за тобой, друг мой! Второй день во Флэймарке — а уже, считай, знаком со всеми влиятельными личностями в этом городе. Что дальше? Случайно окажешь услугу императору? Эдан, закрепив на поясе свой новый меч, одёрнул рубашку: — Очевидно, они умеют распознать доброго и честного человека. — Доброго и честного, ага… Так и скажи: такого, на которого смело можно сбросить любые проблемы.