Похождения начинающего Героя

Флэймарк был не так уж велик, но, чем ближе к центру, тем запутаннее становились уличные лабиринты. Благообразные каменные домики с разноцветными крышами смыкали ряды, узкие улочки оканчивались тупиками, а козырьки лавок смыкались над головами и закрывали собой небо. Словно при строительстве города был чёткий план, но тут и там в него на ходу вносили коррективы, втыкали, как придётся, ещё дома, силясь все их уместить в кольцо невысоких стен. В закутках могло скрываться что угодно: от странной лавки без вывески, зато с выставленной в окне криво написанной табличкой «Зелья любого пошиба» до загона, где лениво бродили свиньи. Как ни хотелось считать иначе, и у священного города была неприглядная изнанка. Авериан по дороге к рыночной площади, куда, как утверждали паломники в казарме, направилась Лотта, без конца сокрушался об утерянных фокусирующих кристаллах. Мол, вычислил бы на раз энергию да привёл бы их прямиком к цели. Его душераздирающие вздохи, перемежавшиеся изредка грустным «и поскорей бы нам заплатили, потому как я ещё не завтракал», не особо вдохновляли. Усугубилось всё по достижении торговых рядов: теперь Авериан тоскливо разглядывал всё мало-мальски съедобное и подвывал, тыча пальцем в бурчащий живот. Как будто он один здесь проголодался! Эдан сглотнул слюну, почуяв запах свежего хлеба, и попытался сосредоточиться на задании. — Да куда она денется! — настаивал неугомонный спутник: третий глаз жадно обшаривал каждую витрину. — Вдруг тут есть такие же, как ты, ну, повышенного милосердия, только с деньгами? Раздают там хлеб или кашу для обездоленных… Оно, конечно, вряд ли вкусно, но я сейчас что угодно бы слопал, даже матушкин луковый суп! Как показала практика, если очень настойчиво что-то выпрашивать — ты это получишь, вопрос только в том, какое божество услышит твой желание. Стоило им свернуть из узкого прохода, по обе стороны которого наперебой предлагали купить то медовуху из бочонка, то освящённые чётки, как тут же столкнулись с пучеглазым рыжебородым мужичком. — Подходите, подходите, господа хорошие! — он улыбался от уха до уха, демонстрируя кривые зубы. — Сделайте милость, порадуйтесь, порадуйтесь за меня! Когда мужичок подошёл ещё ближе, Эдан поперхнулся: от гнилостного запаха заслезились глаза. Авериан, только что нывший о нехватке еды, за отсутствием платка зажал рот обеими руками. — Что за повод, господин? — Семь лет, семь лет отпахал я на старого аббата: и глянь-ка! — мужичонка торопливо закатал рукав засаленной рубашки. Так вот откуда запах! От локтя до запястья тянулись кое-как перемотанные заживающие струпья. Эдан не знал, следы ли это проказы или Распада, поэтому благоразумно отступил на шаг. Жаждавший общения собеседник не обиделся: всё так же фонтанировал радостью. — Мне ж говорили: помру, ан нет, живой! И ни пятнышка нового за эти годы, веришь? Сколько я кровью по утрам плевался, а сейчас хорошо, хоть пляши! Я ж дома подумывал уже со скалы в воду, чтоб не мучиться, море-то всё равно в свой черёд каждого возьмёт, да рассказал мне купец один, что на родине у него эдакое чудо есть: души лечат от гнили! — Да хранит благородных целителей извечный свет, — Эдан попытался незаметно проскользнуть мимо радостного болтуна, но тот повис на рукаве: — Вы пойдите, господин, со мной, вона, там у меня и стол, и пища! Это на родине ритуал у нас такой — коли не хочешь, чтоб счастье бедой обернулось, ты его с другими раздели, — продолжая тараторить, их оттащили к «столу» в тени скобяной лавки: доске, уложенной поперёк пустого ящика. Ящики поменьше служили стульями. Но куда больше впечатлила предложенная «пища». В миске покоились рубленые куски какой-то залитой красным субстанции, над которыми вились мухи. Одна, особо жирная, завязла в месиве и жалобно жужжала. Голод мигом отступил: выбирая между голодной смертью и тем, чтобы отведать неведомую дрянь, Эдан предпочёл бы первое. Авериан позеленел: зажатые рот и нос уже не спасали тонкое обоняние. Прыгучий мужичок, не замечая их заминку, уселся, щелчком выпихнул из миски муху и спросил: — Звать-то вас как? — Э-Эдан Бранд, а это мой друг, Авериан, но мы спеши… — Да я ж надолго не займу, понимаю, всё понимаю, — примирительно пробормотал мужичок. — А я вот Фими, Фими Полверт. Уж битый час ищу, с кем счастье разделить, да что-то не соглашается никто… «Разделить счастье» активно стремились и впрямь разве что окрестные насекомые. — А… Что это? — Пища богов, дружок, уж поверь: ежели и едят они, так что ни день — это чудо, — Фими жадно потянул носом кошмарную вонь. — Ох, скучать буду по тому, какая рыба в окрестных реках-озёрах: жирнющая, аж тянуть тяжко. Да не гляди ты, ежели осторожно жевать, костью не подавишься. У нас-то в Анме такое на праздники только и увидишь, выловишь рыбёху — потроха уж гнилые, так и варишь одни головы, зато аромат, аромат-то какой… В смутной надежде, что кто-то из прохожих решит спасти их от соприкосновения с «пищей богов», Эдан огляделся, но все, как назло, спешили мимо. «Не злись, не злись на него: он хочет как лучше, делит с тобой свою радость», — повторял он, как молитву, но от одного вида багрового месива кружилась голова. Детский страх, почти забытый, заставлявший когда-то закатывать истерики при виде чего угодно красного, решил некстати напомнить о себе. — Не стесняйтесь, господа, я ж угощаю, от души, от сердца! — Фими слегка пригорюнился. — Оно, может, на вид и дрянь, на вкус получше будет. Я, конечно, не мастак, но кой-чего умею: вот тётушка моя, та знает толк. Дадут ей рыбу совсем дряную, на выброс, а она всю дрянь срежет, пусть бы один всего хороший кусочек остался, и из кусочка этого уху сделает на всю семью. Да какую! Тут трав понемногу добавит, а тут и водорослей, а тут и соли… Болтун зачерпнул немного месива в горсть и отправил его в рот, после чего блаженно сощурился. Желудок заурчал, но что-то подсказывало, что скорее в знак протеста. — Авериан, — Эдан старался не вдыхать слишком глубоко и потому говорил крайне сдавленно. — Ты вроде хотел есть? — Я, эм, ну… — третий глаз тревожно заметался в поисках оправдания. — Не фанат я столь экзотической кухни! — Господин, ну хоть кусочек возьмите! От большой беды меня спасёте, коли трапезу разделите. Возьмите, ну… — он схватил миску и сунул под нос Эдану. Волна вони ударила в ноздри. — Не надо! — рявкнул он и осёкся, сам удивившись, насколько резко и зло прозвучало. Фими понурился и сгорбился, отставив миску обратно на край доски. Да уж, хорошенький поступок для героя! Если бы святая Тиаманта могла сейчас видеть… С какими там чудовищами он собрался сражаться, если так пугается какого-то вонючего месива?! — П-простите. Ладно… Я… Это было невежливо, — решившись, Эдан зажмурился, с закрытыми глазами нащупал склизкое нечто и осторожно лизнул. Затем лизнул ещё раз, не поверив. Распробовав же, смело отправил в рот и принялся сосредоточенно жевать. Понаблюдав за ним и убедившись, что товарищ не спешит падать в корчах, Авериан робко спросил: — Серьёзно? — Да сам попробуй! — Эдан улыбнулся повеселевшему Фими. — Запах, конечно… мм… Резковат… Но очень даже! Фими захлопал в ладоши, даже слегка раскрасневшись от гордости, и затараторил с новой силой: — Ну так ещё бы! Тут много чего намешано: и травы-ягоды местные, и корешков резаных чуток, но главное, конечно, рыба. Вы не смотрите, что не прожарено: она насквозь вся прокопчённая, сам делал. Да вы не глядите так, вижу ж, глаза голодные, дай, думаю, и ритуал исполню, и в нужде помогу: раз спасли меня боги, излечили, обязан я им теперь, добрые дела надобно делать… Вы ешьте, ешьте! Аппетит Авериана всё же взял верх над брезгливостью. Он уселся рядом и зачерпнул сразу пригоршню. Очевидно, жуткое месиво пришлось ему по вкусу, потому как, облизав пальцы, он бесцеремонно полез за добавкой. Эдан кинул на Фими встревоженный взгляд, но тот только добродушно посмеялся: — Ешьте! Будет тогда всем нам только счастье, пусть бы малое, да и беды от него будет мало. Не всё ж, что на вид дурное, изнутри гадкое. Эдан закивал, но вслух согласиться не мог: слишком увлёкся жеванием. Чуть забылось поручение баронессы, навалившиеся тревоги, даже размышления о божественных знаках и предназначении отошли на второй план. Впервые они могли бездумно посматривать на пёструю толпу прохожих, вполуха слушая бесконечные байки Фими Полверта. Тот, подвинув миску ближе, рассказывал о жене и детях, которые и хотели бы пойти с ним, но не могли бросить дом, о тётушке — владелице портовой таверны, не раз гонявшей распускавшую руки матросню и как-то раз пробившей особо настырному бандиту-полуорку плечо гарпуном, о диковинных тварях, на которых они охотились в мрачных водах близ Шепчущей Бездны. — … Четыре дня выслеживали мы тварюку, ан нет, уплыла, поганая, на глубину. Щупальце мы ей только чуть подрубили, благо выловить смогли, и что б ты думал? Кусок на пять лодок пришлось делить, чтоб до берега довезти… Оно и хорошо, решили, что уплыла. Такую-то здоровую как волочь? Сколько добычи даром бы пропало! А так — засолили, сготовили… Ох и праздновали тогда! — Фими, уже не кажущийся таким назойливым и жутким, как на первый взгляд, издал короткий смешок. — Вот представь их лица, как вернусь. Поручусь — схоронили уж меня, и камень надгробный поставили, а я приду, как ни в чём ни бывало, в землянку нашу войду… Эх, лучше уж там, с родными, гнилые потроха подъедать, чем тут одному куковать! Миска почти опустела. Едва Эдан задумался, как бы потактичнее распрощаться с добряком, как Фими хлопнул себя по лбу и заторопился: — Спасибо вам, спасибо, что счастье моё разделили, что беду отвели. Коль трапеза окончена, так и мне пора: ни минуты боле не упущу! Надо бы к тракту идти: покуда до дома доберусь, к осени уж дело пойдёт. Уж не чаял таких добрых господ встретить: души-то у вас славные, яркие! Авериан поперхнулся непрожёванным куском: очевидно, такое о своей душе циничный чародей слышал впервые. Фими напоследок дружелюбно похлопал его по спине, помогая прокашляться. — С-спасибо за еду, — неловко выдавил Авериан, то и дело всё ещё покашливая. Эдан слегка поклонился собеседнику: — Удачи вам в пути, господин. Да хранит вас извечный свет. — Да будут легки дороги ваши, по воде иль по земле! Одарив их напоследок кривозубой улыбкой, Фими сунул грязную миску в сумку на поясе и поспешил прочь. Несколько раз, прежде чем скрыться за углом, он оборачивался и махал им. Эдан неизменно махал в ответ. Сейчас, как никогда, он чувствовал, каков на самом деле Флэймарк: место, что объединяет многих на общем пути и в общем горе, но обращает страх и боль в чистый свет. Увы, когда Фими Полверт скрылся за углом, мигом вернулись прежние беды. — Если Лотта и была здесь, наверняка уже ушла, — вздохнул Эдан, но для верности решил сделать ещё один круг по торговым рядам. Он успокаивал себя, что ей в самом деле некуда деваться, что Флэймарк не столь велик, чтобы затеряться безвозвратно: даже если придётся сейчас уйти ни с чем, однажды Лотта вернётся в казарму… И тут он заметил их цель, стоящую у рыбного лотка. Пусть Эдан никогда не знал до сегодняшнего дня, кто такая Лотта, он узнал её, едва приметив. Высокая изящная девушка словно сошла прямиком со старинного гобелена: её легко было представить посреди зачарованного леса в кругу танцующих фей. Золотистые волосы, подвязанные лентой, струились по спине кудрявым водопадом. Нечто воздушное, неземное, так чуждое миру вокруг! Тоска уколола сердце, когда, присмотревшись, он заметил тёмные прожилки, тут и там выступающие на бледной коже. — Любопытно… — Авериан не мог видеть, сколь красива Лотта, зато сразу же заглянул вглубь. — Распад. Начальная стадия. Надеюсь, у неё пока всё в порядке с памятью… «Пока», брошенное вскользь, было тяжёлым приговором. Эдану отчего-то стало страшно за незнакомку, и он, скорее успокаивая себя, пробормотал: — В обители её исцелят. Исцелили же этого… Полверта. Авериан пожал плечами. — Да я будто против, если так. Но сейчас нам важнее, чтобы она помнила своего брата. Переговариваясь вполголоса, они подошли ближе к Лотте. Эдан замялся: не напрыгивать же внезапно с расспросами! Он не придумал ничего лучше, чем начать с робкого: — Простите, добрая госпожа… Лотта обернулась. Туманные глаза прояснились. Девушка взвизгнула и отшатнулась так стремительно, что едва не опрокинула лоток с огурцами. Она прижала к щеке узкую ладонь и ткнула ему в лицо дрожащим пальцем. — В-вы тоже больны? Это из-за Распада такое? У меня так же будет?! Только сейчас Эдан понял, что испугалась она его родимого пятна. — Нет, я с ним родился, это не… — он встряхнулся, поняв, что ни с того ни с сего начал заикаться. Лотта медленно выдохнула, зажмурилась, а, когда снова открыла глаза — пелена в них рассеялась. Они всё же не были серыми, как показалось на первый взгляд: глубоко зелёные с тёмными прожилками, напоминавшие срез малахита. — Извините, — смущённо пробормотала она, одёргивая передник. — Я иногда слишком… Извините. Вы что-то хотели, господин? Лотта извинилась, и всё же она смотрела чуть в сторону. «Неужели вот настолько нужно переживать из-за красоты?!» — внутренне возмутился Эдан и тут же одёрнул себя. Легко рассуждать, когда не твоя душа поражена неизведанной и едва излечимой заразой! Кто знает, как он бы себя повёл, засыпая и просыпаясь с мыслью, что постепенно его память и чувства сотрутся, исчезнут в никуда, а следом и тело сгниёт заживо? Наверняка тоже цеплялся бы в отчаянии за каждый кусочек себя. «Борьба с болезнью отбирает силы, — повторил он про себя для закрепления. — Вот их и не хватает на любезности». — Да. Мы ищем вашего брата, Вилмара. Девушка побелела, как полотно, и тихо спросила: — Вы ведь люди баронессы?.. — Да, — вопреки предупреждающим гримасам Авериана, Эдан и не думал скрывать правду. — Баронесса наняла нас, дабы отыскать вора, похитившего ключ от Врат Шести Мечей. У нас есть основания полагать, что ваш брат… Тонкие пальцы умоляюще вцепились в запястье. Порывисто приблизившаяся Лотта воскликнула: — Господин, прошу вас! Он сделал это только из-за меня. — И-из-за вас? — запнулся Эдан. — Нам нужны деньги, господин. Как можно скорее, пока я не… — девушка сморщилась и передёрнулась, сбрасывая невидимые путы. — Увы, в обители нет достаточно места для всех жаждущих исцеления. Нужно ждать очереди. Но Вилмар видел: многие не дожидаются, сходят с ума, начинают гнить, а потом их забирает Око. — Разумный подход, хоть и жестокий, — отметил Авериан. — Если они близки к смерти — наготове должен быть хороший экзорцист. Святая Тиаманта не велела голословно осуждать тех, чьи намерения не до конца преступны, и уж тем более не велела вредить глупцам, однако Эдану как никогда захотелось отвесить спутнику хороший подзатыльник. — Не стоит объяснять, — прервала лекцию в зачатке Лотта. Она говорила, почти не размыкая губ. — Наш отец умер от Распада. Я видела, во что они превращаются. В короткой фразе таилась целая история. Невысказанная, она повисла в воздухе. Одно сложилось с другим пугающе легко. Теперь язык не повернулся бы упрекнуть собеседницу в чрезмерной мнительности. Если она действительно видела восстающий чудовищный призрак, если тот, кто был прежде родным и близким, в посмертии поразил проклятием и её душу… — Вилмар хотел сделать в обитель щедрое пожертвование, попросить за меня. Он предупредил, что исчезнет ненадолго, спрячется… Чтобы я не волновалась. — И вы его не остановили? — А я могла? Он старше, привык сам решать, и за меня тоже… — девушка по-старушечьи сгорбилась. — Понимала ли я, что вряд ли он задумал что-то хорошее? Понимала. Но я молилась, чтобы у него получилось и чтобы его не поймали. — Его найдут, — заключил Авериан. — Если не мы, то следующие, кого наймёт баронесса. — Я не отдам Вилмара ей. В Лотте, шатающейся от слабости, всё же виделась сила. Нет, она не из тех, кто устрашится правосудия для себя, но сделает всё, чтобы укрыть того, кого считает невиновным. Подтверждая мысли Эдана, она медленно проговорила: — Раз нужен баронессе вор, чтоб повесить, так возьмите меня. Довольно брату меня спасать, жертвуя всем: я сама его спасу. Столь сильным словам пристало бы звучать в зале с высокими потолками, чтобы их подхватило эхо; уж никак не на рынке, среди шумной, равнодушной толпы. Разве что торговец рыбой, седой здоровяк с клочковатой бородой, поглядывал на них из-под кустистых бровей. Пока вроде бы не прислушивается, но, если начнёт… Эдан понизил голос: — Послушайте! Я не питаю симпатии к баронессе, и, если намерения вашего брата столь благородны, не мне его осужда… Жестом Лотта прервала его: — Поклянись светом своей души. Поклянись, что не причинишь моему брату вреда. — Клянусь, — само слетело с губ, быстрее, чем Эдан успел как следует обдумать решение. Собеседница кивнула, устало прикрыв глаза. Недолго поразмыслив, Лотта огляделась, убедилась, что их не подслушивают, и шепнула: — Есть брошенная дварфийская шахта прямо за городом. Там он должен был ждать нанимателя. Я хотела проследить, но он заметил меня и жутко рассердился, сказал, чтобы шла назад. Не знаю, там ли он ещё, но, если вы встретите Вилмара… Прошу, не отдавайте его баронессе! Эта женщина совершенно безжалостна. Ей неведомо сотрадание: она не позволит ему искупить вину иначе, прикажет казнить, а у меня… У меня, кроме него, никого не осталось. — Сделаем всё возможное, — заверил за компанию Авериан и развернулся, собираясь уходить. Эдан чуть задержался под пристальным взглядом, опять подёрнувшимся сероватой дымкой: — Ты поклялся, — в мгновение назад дрожавшем голосе звучало исступлённое торжество. — Это ведь действительно важно для тебя, верно? Значит… Значит, ты не нарушишь клятву. Лёгкий холодок пробежал по спине, словно не слабая, больная девушка говорила с ним, а иное, мрачное и жестокое существо. Но тут она встряхнулась, подняла ладони к лицу и замотала головой, отгоняя наваждение. Дикие подозрения мигом испарились без следа.