Похождения начинающего Героя

Уснуть многим удалось лишь к рассвету, проснуться — к полудню. Дождь ещё накрапывал, но отзвуки его сделались далёкими и мягкими. Больше не врезался в уши грохот молний, свист ветра, треск ломающихся деревьев. Буря, столь внезапно настигшая Флэймарк, выпустила город из когтей и понеслась терзать земли далеко на западе. Интересно, далёким ли будет путь чудовищного ливня? Донесётся ли он до самого побережья — или тучи развеются, едва покинув окрестности Гребня? Лехийят, спавшая, как заведено у исполнинов, с открытыми глазами, отмерла, проницательно посмотрела на него и проговорила: — Не страшись, что буря доберётся до родных краёв: с того дня, как мы уходим, случаются в наших землях тысячи неведомых штормов. — Ага, — растерянно протянул Эдан: у него даже не было сил притвориться, что он нашёл в её речах глубинный смысл. Кажется, ко сну на полу можно было уже и привыкнуть, но попробуй объясни это своей спине. — Странная вещь — шторма, — продолжила исполинка как ни в чём ни бывало, — столь велики, столь разрушительны, и так ничтожно-малы, стоит им случиться вдалеке. Шторм может раздавить того, кто внутри, а издали его можно закрыть ладонью. Эдан осторожно приоткрыл ставню и выглянул в окно. Там, где неровный горизонт терялся в тумане среди холмов, небо всё ещё было чёрным, но над головой его заволакивала лишь белёсая призрачная пелена. Её правда — руку протяни, и как ни бывало досадного чёрного пятнышка. — Тебе бы лекции читать, — простонал Авериан, выпутываясь из одеяла. — Как раз у болтунов и любителей поспать на заднем ряду появился бы любимый предмет. Настроение у него со вчерашнего дня не улучшилось: третий глаз во лбу посматривал сонно и хмуро. Молодой колдун постоянно потирал виски, словно голова у него нестерпимо болела. Если он и открывал рот, то только чтобы в очередной раз завести монолог о том, что стоило бы остаться в столице, где у него была бы уютная комнатка, спокойная работа, возможно, даже собственный кабинет с книжным шкафом, несколько трубок на подставке и запас курительной смеси. Когда он начал подробно перечислять профессоров, которым мог бы оказаться полезен, и рассказывать, с чашки какого именно травяного чая в таком случае начиналось бы каждое утро, Эдан не выдержал и спросил напрямую: — А что мешает вернуться? — Что мешает? Да ничего, кроме, пожалуй, исследовательского интереса, некоторого авантюризма и… А, ладно! Гордость учёного мешает, скажу прямо. Я ж как отказывался? Так и так, говорю, вы меня простите, но исследования зовут. Подтвердится наша… Моя, в смысле, теория — я, пожалуй, с императорской подачи свою академию открою, а лучше даже обустрою лабораторию. Такой потенциал! Ну и кем я буду, если приползу после этого и скажу, простите, мол, переоценил я себя, возьмите хоть на коврик у двери? — А что ты собирался исследовать? До всей этой истории с баронессой. — не то чтобы Эдан надеялся понять смысл — но активная жестикуляция друга и мигом развеявшаяся сонливость демонстрировали острое желание поговорить. Ещё по дедушке с бабушкой, которые часами могли говорить один о своих путешествиях с караваном, вторая — о новых цветах, которые посадила в саду, он крепко усвоил, что иногда собеседнику в разговоре достаточно кивать и улыбаться, большего от него не потребуют. Увы, Авериан оказался из категории тех, кому мало кивков и вежливой улыбки. — Позволь уточнить. Ты знаешь что-нибудь о богах до Падения? И вообще — о богах? Разумеется, я не про священные книжки. Больше что-то из области космологии. — Нууу… — Эдан поскрёб в затылке, — Вроде бы во времена Анклава боги сражались друг с другом. Они тогда были другими. Они… — Говорили с нами, — вмешался знакомый, чуть ослабленный голос. Лотта уже не дремала: сидела, подперев щёку ладонью. Тёмные вены на её руках сегодня проступили отчётливее. Блуждающий взгляд соскальзывал с их лиц. Интересно, что увидел его товарищ, если на миг даже его вечно саркастичное лицо тронуло сочувствием? — Совершенно верно, но для нынешней беседы важны только три тезиса. — Третий глаз Авериана вдруг завертелся вокруг своей оси, будто высматривая, не притаился ли где конкурент, готовый утащить его идею. — Первый — богов было несравнимо больше, чем теперь. На каждое движение и явление существовало по божеству. Но постепенно, уничтожая и поглощая других, они становились сильнее. Да-да, все до единого, даже милосердная мученица Хелартия и наш драгоценный Извечный Свет. — Но Латерис уничтожал тёмных богов, — Эдан и Лотта выпалили это в один голос и тут же смущённо переглянулись. Авериан издал короткий смешок: — Ага, и каким-то образом сила тёмных богов потом превратилась в незапятнанно-светлую… Впрочем, не собираюсь вести теологические дебаты. Второй тезис — боги были гораздо ближе к нам с вами. Физически, буквально ближе. Они могли пройти сквозь границы измерений, чтобы родиться среди людей и прожить земную жизнь, напрямую отвечали своим жрецам. Да что там, бывали случаи, когда они приглашали последователей в свои чертоги! Третий же тезис: они существовали каждый в своём измерении, достаточно близком, чтобы предыдущий пункт был возможен. Всё это — до Падения Небес, но что же после? — Тебе бы лекции читать, — вдруг перебила Лехийят: губы слабо дрогнули, изображая улыбку. Эдан лишился дара речи. Это что, был подкол?.. Эта вечно спокойная, невозмутимая громадина ещё и шутить умеет? Авериан только отмахнулся: — Те ближние измерения доступны обученным чародеям и сейчас. Конечно, физически в них погружаются редко, но вот дотянуться сознанием, увидеть, что они из себя представляют, вступить в контакт с обитающими там сущностями — всё это никуда не делось. Вот только с Падением Небес боги ушли и замолчали. Кто-то полагает, что они сотворили более далёкие и величественные миры себе под стать, кто-то — что на удар, расколовший континенты, ушло слишком много сил, и теперь они спят… Слыхал я даже теорию, что боги мертвы, а то, чем питают свой дар жрецы — лишь остатки их силы. — А так ли нужно касаться этих… измерений? — Лотта опасливо поёжилась. — Только ко мне вопрос? Жрецы, я бы сказал, тянутся к высшим сферам и лапают их грязными пальцами несравнимо чаще колдунов. Дар любого целителя, любого экзорциста, проистекает из связи с измерением божества. Да-да, такой же связи, как у заключающих магические контракты, но, боюсь, если я намекну погромче, что это явления одной природы, меня на площади сожгут. О чём это я… — Он пощёлкал пальцами, пытаясь сложить убегающую мысль. — Ах да. Теперь, когда тезисы прояснены — второй вопрос. Насколько ты можешь оценить дальность своего зрения? Переход был столь неожиданным, что Эдан и Лотта растерялись. Отозвалась одна Лехийят: — Так ли тебе нужна оценка зрения тех, кто смотрит другими глазами? — Оценка — нет, но правильные примеры помогают пониманию. Что ж. Когда ты смотришь вперёд, перед тобой и близко не простирается вся бесконечность мира. Даже если ты стоишь посреди равнины, и горизонт образует идеальный круг — поле твоего зрения достаточно мало в масштабах мироздания. С магическим зрением так же. — словно иллюстрируя свои слова, Авериан очертил в воздухе маленький круг. За его пальцем потянулся слабо светящийся след. Сияющий круг завис перед их лицами. — Это — поле зрение меченного Торис от рождения. Это, — он вычертил круг в несколько раз больше, — то, как ты видишь, становясь старше и обучаясь различению энергий. При желании похожего эффекта может достичь и обычный чародей, но лет на это уйдёт несравнимо больше. Измерения павших богов находятся здесь, — одна за одной, в кругу начали загораться цветные искры, какие-то — почти в центре, какие-то — едва соприкасающиеся с его границей. — А измерения божеств старшего круга… Предположительно, где-то здесь. Искры вспыхнули далеко за пределами круга. Эдану показалось, что он начинает понимать: — То есть, вы не можете их видеть? Просто… Слишком далеко? Авериан кивнул. — Совершенно верно. Вопрос о том, что именно случилось во времена Падения Небес, достаточно спорный. Слишком мало сведений… Мы знаем, что было до, что было после — но не суть катаклизма. А ты, я думаю, сам догадываешься, какое количество людей хотело бы знать наверняка. Знаешь, живы ли их боги, или они молятся пустому небу и угасающим мирам за его пределами. — Это так неправильно звучит, — Лотта замотала головой и, наклонившись, спрятала лицо за золотистой копной волос. — Богохульство какое-то. Разве можно сводить богов только к… Какой-то потусторонней силе? Словно нет отличия между ними или демонами! Разве не затем боги замолчали, чтобы дать нам собственный путь? — Будь я отметившей меня богиней, — прервал её бормотание Авериан, — разочаровался бы в смертных, даже не пытающихся найти ко мне путь. Для меня богохульство — читать книжку с загадками, но вместо того, чтобы их разгадывать, просто смотреть картинки. Странное дело. Ещё совсем недавно Эдан возмутился бы вместе с Лоттой, возможно, подобрал бы подходящую к случаю цитату святой Тиаманты. Но сейчас внутри не поднялось никакой волны протеста. Хотелось только, чтобы не случилось ссоры. Потому вместо поучений он переспросил: — Я так и не понял, что ты изучаешь. Выходит, богов? Как чародей, а не как богослов? И поэтому пошёл через Флэймарк? Вроде ты говорил об аномалиях Гребня… Авериан понизил голос: — А кто сказал, что эти исследования не могут быть связаны? Я изучаю особый сорт аномалий. Глубокие, искажающие реальность до самого ядра. Те из них, что могут изменить пространство и время, потому что в пределах аномалии не существует привычных точек отсчёта. Если для них расстояние — это набор бессмысленных звуков без значения, значит, теоретически, их можно использовать как линзу. Что-то вроде подзорной трубы, приближающей далёкое. Именно над этим мы с Деникой… — он осёкся и тут же снова съёжился, только теперь припомнив вчерашнее. — В общем, это расширило бы поле зрения чародеев, подарило столько новых возможностей, а многим сомневающимся, быть может… Спокойствие. — Или смуту. Если небеса в самом деле пусты, если нет богов и их правил — лишь гниющие останки их естества. Мой народ давно принял, что прародительница Ард-Исса умерла, чтобы даровать нам разум и дом, где мы могли бы процветать, но и у нас ушли столетия. Народы же, населяющие ваш континент, иные. Вы подвижны, как вода, подвержены постоянным приливам и отливам; вашим морям неведом штиль. Страшно представить, сколь разрушительны будут бесчисленные шторма… Из уст Лехийят это казалось угрожающим, как если бы всё, что утверждала исполинка, было выносимым приговором. Лотта почувствовала то же самое, потому как поёжилась и нарочито громко заявила: — Прошу простить: мне необходимо навестить брата. Экзорцисты Ока — добрые люди. Я уверена, меня пустят к нему. И она ушла, слишком быстро для покачивающейся при ходьбе, как на невидимом ветру. Эдан же присмотрелся к толпе паломников, надеясь, что мелькнёт среди них плащ или уродливое лицо Жути. Быстро осознав тщетность усилий, он повернулся к Авериану: — Не мог бы ты… — Отследить энергию? Я пытаюсь, но здесь слишком людно. Слишком много… Выйдем. Поперёк ограды, промяв её, покоилось рухнувшее дерево: толстый ствол под напором штормового ветра треснул, как щепка. Со многих крыш сорвало черепицу: обломки усеивали мостовую, прятались в глубоких лужах, так и норовя впиться в стопу. Авериан избегал таких «ловушек» лишь каким-то чудом: колдун бродил кругами, беспрестанно бормоча. Он торопливо двигал руками, но не так, словно перебирал нити, а, скорее, ощупывал воздух, как это делают потерявшие ориентацию слепцы. — Смятенное сердце затупляет даже самый острый разум, — подытожила Лехийят, внимательно наблюдавшая за его попытками. Авериан взвыл: —А знаешь ли ты какие-то ещё слова? Ну, кроме бесцеремонных попыток залезть в душу и там потоптаться, да нанести вдобавок грязи? — Я не укоряю, а указываю путь. Будь мне безразличен твой успех, не стала бы тратить время. Страшась продолжения расспросов об их с Деникой прошлом, Авериан предпочёл сосредоточиться на главной миссии. Минуты тянулись мучительно долго. Перестук мелких капелек навевал сонливость, которую не мог развеять даже сырой ветерок. — Ты не можешь найти её след? Понимаю, всё же энергия… — Нет, энергетическое пятно видно, края отчётливые: я ещё в первый раз приметил. Необычная энергетика, тяжёлая, густая, очень медленный поток. Немного похоже на то, как масло расплывается в воде… Две смешанные субстанции. Они редко встречаются в такой пропорции. Но я пока нащупываю только маслянистый след, а второй… — тут Авериан замолчал и брезгливо встряхнулся, точно скидывая с себя что-то мерзкое и склизкое. Затем, обойдя по кругу старый колодец, он прислушался к чему-то, неслышимому для остальных, и вдруг уверенно поспешил вперёд. — Ты с нами? — удивился Эдан, заметив, что Лехийят направилась за ним. — Отчего нет? Может, так и не скажешь на первый взгляд, но и мне присуще любопытство. След петлял между каменных домов, выводя к противоположной окраине. Эдан в ужасе вздрогнул, едва завидев впереди размытый склон. Палатки и шатры тех паломников, что не успели укрыться, оказались смыты к подножию; шумно рыдала какая-то женщина, придерживая вывихнутую кисть. Двое жрецов и один из паладинов Рассветного Солнца помогали разобрать завал. К ним вереницей тянулись пострадавшие: кто с синяками и ушибами, кто — надсадно кашляющий, а некоторые едва держались на ногах. «Им наверняка помогут, уже помогают», — успокаивал себя он, отбиваясь от мерзких размышлений, что для большей помощи следовало бы по крайней мере ещё в начале бури увести людей из лагеря на холмах. — И эти уже здесь, — проворчал Авериан, заметив снующую среди пострадавших фигуру в чёрно-серой рясе. Совершенно безмолвный, мужчина помогал пожилой женщине со следами Распада на лице и руках заново установить шатёр. В его поведении не было ничего, что могло бы вызвать неприязнь, и потому Эдан робко пробормотал: — Он не кажется дурным человеком. — Представь, что видишь пыточных дел мастера. Вчера он по кускам отрубал пальцы пленникам, а сегодня снимает с дерева котёнка. Решишь ли ты, что он в душе добрый человек, или захочешь отобрать котёнка, пока того не швырнули в мясорубку? Оковы — такие же палачи, и первая их жертва —они сами. Уж прости, что не пускаю слезу. Пройдя чуть левее, они смогли подняться по полразрушенной каменной лестнице. Начало Зелёного Тракта совсем размыло: в глубоких лужах особо неугомонная детвора уже пускала кораблики, норовя в шутку спихнуть в грязь друг друга. Здесь Авериан ненадолго приостановился, чтобы затем уверенно указать на одного из паломников: — Он видел её. След, который я нащупал — момент соприкосновения её энергии и его ауры. Жидкая утекла, ушла в воду, но та часть, что густая, на его глазах жирным слоем налипла… Не дожидаясь нового потока странных ассоциаций, Эдан размашисто подошёл к паломнику и заговорил: — Приветствую вас, добрый господин. Не могли бы вы помочь? Мы разыскиваем одну пропавшую девушку. Её наружность несколько, э, своеобразна… — Вы про страшилу, что ли? — мигом сообразил паломник. Эдан спешно закивал, хоть ему и не пришлось по душе то, сколь резко незнакомец выразился. — Так ушла она, с городу-то. Вчерась её видал, вот как только ливануло. Бродила она тут, высматривала, что ли, кого… А ей Вари, ну, баба та остроухая, у которой двойняшки ещё, так и говорит, мол, ступайте-ка отсюда, дети плачут, страшно им потому что. А страшила такая извинилась, но, говорит, не пойду никуда, встреча тут назначена. Вот оно — хоть какая-то зацепка! — Она не говорила, что за встреча? С кем? — Не, да и с чего бы? Вари попритихла чуток, но просила, чтоб не вертелась девица больно, лица не показывала. Признаюсь, добрый господин, и я с такой-то хари струхнул, чего от малявок ждать. Она и отошла, вон туда, там ещё шатёр стоял. Вроде бы подошёл кто-то туда, за угол: у меня своих дел хватало, с места снимались всей семьёй. Как раз до потока большого схорониться за развалинами успели… — Доброго здравия вам и вашей семье, и всё же, вы разглядели того человека? Мужчина мучительно поскрёб короткую, неровно подстриженную бородку: — Мож, и человека, а мож, пожутче кто… Худой вроде бы, в плаще чёрном — но по такой погоде и не подозрительно оно, сам бы закутался, было б, во что. — Почему же пожутче? — Так руку видал: почти чёрная вся, как у обгоревшего, и точки по ней белые. Ноктиас на мерзавце метку поставил. Пропала, говоришь, страшила? Она, конечно, лицом не вышла, но дурного не заслужила. А с такими знакомствами разве может что благое выйти? Вы уж, добрый господин, найдите меня, как дело прояснится, ежели не затруднительно, расскажите, что со страшилой-то: знать хочу, что не стряслось с моего попущения беды какой… — паломник сложил пальцы в молитвенном жесте, развеяв разом плохое первое впечатление. Нет в его сердце зла, разве что невежество и прямота, но как можно за это винить крестьянина? И одежда у мужчины беднее некуда: наверняка и побольше есть забот, чем о чувствах незнакомки, даже не слышащей их разговора. Сердце в груди тревожно застучало, отзываясь на сказанное. Меченный Ноктиаса… Эдан напряг память — не мелькали ли проклятые в толпе? Пустое: и без того понятно, что вряд ли многие из отмеченных чистой тьмой останутся в священном городе, близ обители, где исцеляются поражённые Распадом души. Такие метки влекут своих обладателей во мрак пещер и холодных ночей, длящихся вечность, в самые тёмные, жестокие, развращённые уголки вселенной. Всё естество кричало, что человек, скрывавшийся под плащом, хорошо ему знаком, и что нужно немедленно выдвигаться в путь, надеясь, что Жуть не пострадала. Нейдан пытался убить бывшего учителя; Нейдан напал на Вилмара в старой шахте и, верно, прикончил бы самого Эдана, не испугайся в последний миг обвала. Встревоженный, он обернулся к Авериану: — Нам нужно… — Не знаю, кому «нам», но у меня дела. Ответ оказался столь неожиданным, что Эдан замер с раскрытым ртом. Он настолько привык, что Авериан готов сопровождать его в любой авантюре, что сейчас разозлился. Неужели он не понимает, как это важно?! Вот так запросто оставит пусть даже неприглядную, но всё ещё невинную девушку в когтях чудовища?.. — Слушай, это не шутки. Её могут убить. И о каких делах ты… — Об очень срочных. — третий глаз не отрывался от спины послушника Оков. — Нужно… Не могу я сказать, понимаешь? Не моя это тайна. Да и что я, если вдруг драться придётся? Испугаюсь только. Вон туда след идёт, за холмы; там и ищи, укрытие должно быть, вот только не скажу, на земле или под ней. Туда след от метки уходит… — Удивительно, сколь легко и быстро ты это понял, — усомнилась Лехийят. Как ни велика была исполинка, Эдан успел почти забыть о её присутствии. — Разве ж это сложно? У меченных энергия яркая, насыщенный кокон, множество нитей. Вот и… — Тогда почему ты не смог отследить меченную Ронэи? — Да потому что не меченная она, а проклятая; я к вечеру вернусь, если не найдёте вдруг, помогу, возле казарм встретимся, я… — мужчина в рясе направился вверх по грязному склону, и тут же Авериан поспешил за ним. Эдану осталось лишь растерянно хлопать глазами, наблюдая столь неожиданную перемену. — Простите, — он повернулся к Лехийят, едва ли ожидая положительного ответа, — Но я один… Вдруг злодеев несколько? Не могли бы вы… Ободряющий кивок. — Помощь — благородное дело. Позволь, я тебя сопровожу. Болтливый колдун, столь долго бывший бессменным спутником, уже исчез из виду, оставив после себя ворох вопросов, запутавшихся в огромный ком. Что за «тайна» такая? Неужели он опять полезет на рожон с Оковами? Жуть — проклятая?.. Оставалось надеяться, что распутаться эти мысли успеют по дороге.