Похождения начинающего Героя

Солнце не проглядывало сквозь низко нависшие тучи. Только размытое, блекло-белое пятно, не ярче полной луны, двигалось за серой занавесью, и двигалось пугающе быстро. Казалось, они едва успели обойти кругом холмы, как уже начало темнеть. Дело было ещё и в грязи, липкой и зыбкой, как болотная топь. Несколько раз Эдан чудом удерживался на ногах, соскальзывал по склону на пару метров и только потом замирал, найдя шаткую опору в камне или забытом колышке от снесённой палатки. На этой стороне паломников было меньше, да и те, что были, давно снялись с места. Он ускорил было шаг, заметив две фигуры вдалеке, но тут же остановился: слишком крупные и плечистые. Ни один из путников и близко не походил ни на Жуть, ни на Нейдана. Он огляделся. С безнадёжной тоской подумалось: вот бы и правда боги посылали знаки! Подсветили бы там солнечным лучом дорогу, указали бы если не цель, так хоть направление взгляда. Как же всё с ними сложно, с богами. Не может же им быть вообще всё равно? А если уж это некий великий замысел, то сколь высока должна быть цель, чтобы платить за неё чудовищной несправедливостью и злодеяниями, совершающимися ежедневно? Эдан вздрогнул, вдруг испугавшись собственных размышлений, и тут же торопливо забормотал молитву. Слова, обращённые к извечному свету, слышались сейчас иначе. Не как благоговейное воззвание: как извинение перед близким человеком, которого обидел неосторожным словом. Лехийят неспешно осматривала окрестности, шагая чуть впереди. Она всегда шла чётко по прямой, затем сворачивала налево, делала ещё пару шагов вперёд и после этого возвращалась по новой прямой к Эдану. Сперва он не уловил сути этих движений, но, уловив, проникся к исполинке ещё большим уважением: так, меряя шаги, Лехийят могла быть уверена, что не пропустит при осмотре ни одного клочка земли. Увы, её дотошность не помогала. Ни отпечатка следа во влажной земле, ни обрывка платья в траве, ничего, что могло бы навести на мысль. Только сейчас, впервые за всё время пути вынужденный справляться без Авериана рядом, Эдан понял, сколь мало на самом деле способен видеть и замечать по сравнению с ним. Когда краски мира начали розоветь, подводя мир к скорому закату, Эдан вполголоса выругался и сел на подвернувшийся обломок старой крепостной стены. — Бесполезно. Ничего мы без него не найдём! Ну неужели то дело Авериана совсем-совсем не могло подождать? И сейчас бы быстрее справились, и с его делом мы бы помогли, а не… А не… Вот так! Лехийят чуть склонила голову к плечу, как будто изучающе рассматривала спутника. — Ты волнуешься за него. — Конечно, волнуюсь, о чём речь! И за ту девушку… Ненавижу, ненавижу выбирать! Выкрикнув это с необычайной для себя злостью, Эдан затих. Высказынное приносило облегчение, но ненадолго. Освобождённое от слов пространство почти сразу заполнялось десятком новых, и все их хотелось яростно прокричать во всё горло в надежде, что однажды поток закончится. Долгожданное озарение всё никак не приходило: он мог только смотреть прямо перед собой, в сгущающиеся сумерки, и толком не понимать, пойдёт ли он через время вперёд с новыми силами или поспешит ни с чем обратно. Исполинка, закончившая свой осмотр, вдруг замерла. Лёгкий свет Латериса, исходящий от Эдана, отразился в одноцветных глазах без зрачков, поблескивающих, как драгоценные камни. Какие всё-таки жуткие, бесстрастные глаза: никак не уловить в их выражении и следа знакомых людям эмоций. Окрашенные золотым блеском, они не казались живее. Может, и есть что-то там, на дне? Глубоко под слоем выученного спокойствия, тренированной выдержки, свойственной всему народу Лехийят? — Путь есть. Тот, что был мне прежде невидим, и тот, что может привести к цели. Он уже проложен сквозь душу, отмеченную светом. Разве не должен ты чуять глубокую тьму? Эдан озадаченно моргнул, но почти сразу вспомнил то неуютное, колющее чувство, когда меченный Ноктиаса вскользь коснулся его руки. Оно же после делало невыносимыми удары, будто Нейдан избивал не только тело, но и душу. Действительно, их ауры противоположны и несовместимы, но… — Но как это может помочь? Я ведь не колдун. Я замечал, да, но только при прикосновении: насколько же острее нужны чувства, чтобы заметить на расстоянии, и заметить даже не его самого - один только след? — Иногда, чтобы развить предчувствие, не нужно колдовства. Мысль проистекает не только из души, но и из плоти. - Лехийят дотронулась до лба над переносицей, где у Авериана располагался его третий глаз. - Есть один ритуал. Сахи'янар. На вашем языке это было бы, наверное, что-то вроде… Погружение в себя? Встреча с собой?.. Что-то среднее меж этих понятий. Жаль, но мне неведомо более точное и ёмкое слово. Чужой язык прозвучал как древнее заклинание, но не из тех, что зачаровывают и призывают с собой соприкоснуться. От него пересыхало на языке, хотелось отвернуться, сбежать, закрыться, как если бы Эдан стоял голым перед смеющейся толпой. — Не страшись неведомого. Если сумеешь усмирить чудовищ, что обитают в тёмных глубинах твоего рассудка — не принесёт ритуал ничего, кроме бесконечной свободы. Он призван очистить нас, не уничтожить. Не упрекнуть, но указать дорогу. — Я не понимаю, - признался Эдан. Лехийят тем временем извлекла из сумки витую ракушку. Самую обыкновенную на вид, хоть и очень красивую, золотисто-коричневую в мелких светлых крапинках. Хоть раковина и была весьма массивной, в ладонях исполинки она казалась чудовищно хрупкой. — Не бойся. Я не заставлю тебя, как мудрейших из нашего народа, искать берега в беспокойном море в одиночестве. Шторм будет страшен, но ты преодолеешь его. — Да что произойдёт-то? И как это нам поможет? — суеверный страх, притихиший за время путешествий с Аверианом, снова поднял голову. — Ты… увидишь сон, сплетённый с явью. Отмеченные светом и отмеченные тьмой связаны тонкой нитью, отражения, разделённые водной гладью, — Лехийят медленно провела пальцем по краю ракушки, и Эдану показалось, что воздух наполнился странным вибрирующим гулом. — Ты не можешь узреть то, что ведомо слепому чародею — но Латерис всегда видит путь к своему брату, сколь глубоко ни сгустилась бы мгла. Близнецы остаются близнецами. Никому не пройти по их тайной тропе. Не сказать, чтобы пространные объяснения внушили доверие, но выбор был невелик. Эдан понял, что не простит себя, если сдастся, не испробовав все пути, даже те, что так темны и неочевидны. Уже внутренне решившись, он всё же с опаской пробормотал: — А это точно, ну, разрешённая магия? Мне казалось, любая магия, связанная со снами… — Я не владею чародейством, — тут же возразила Лехийят. — Не меняю энергии, даже не направляю их течение. Лишь смотрю на них сверху, как смотрят на проложенную карту, и говорю, куда безопасней свернуть, чтобы не натолкнуться на рифы. Если не магией, то чем было происходящее? Куда пропали далёкие городские шумы, шелест листвы, затихающие птичьи трели? Исчезли, растворились под крылом приближающейся ночи. Эдан видел перед собой только спутницу: она достала из сумки и расстелила на земле циновку, которой ей едва хватило, чтобы встать на колени. Она наклонилась, сгобрилась, чтобы смотреть в его лицо. Ракушка, гул из которой становился всё громче, неярко светилась, будто впитывала в себя золотистое сияние. Нет, не гул это вовсе - далёкий, неясный шум моря. — То есть, я каким-то образом в этом сне пойму, куда надо идти? Я не понимаю… Вместо ответа Лехийят приказала: — Закрой глаза. За закрытыми веками сплеталась новая картина. Воспоминания, шум моряи голос Лехийят, доносившийся одновременно отвсюду, уносили всё дальше от Флэймарка, от тревог, даже от собственного уставшего тела. Вместо запаха сырой земли и подступающей вечерней прохлады его окутало тепло и аромат, который он не перепутал бы ни с чем: бабушкиного любимого яблочного пирога. Локти уютно подпирала деревянная столешница, спину - мягкое кресло. Это походило разом на множество приятных летних дней, когда у тебя нет никаких важных дел. Ты не торопишься, застывший в моменте, лишь предвкушаешь сытный ужин и долгий сон. В те дни, когда Эдан планировал свой уход из Тимберфорда, всё это казалось мелочами. Глупостями, от которых легко отречься ради какой-нибудь великой возвышенной цели. Но, замёрзший, голодный, он бы отдал всё, чтобы сейчас оказаться наяву там, с бабушкой и дедушкой, которые непременно позаботятся о нём. Дедушка с удовольствием примется расспрашивать о местах, где внук побывал, и о пережитых приключениях. Бабушка одёрнет, что невежливо так нападать на человека, который ещё не доел свой десерт, и положит самый большой кусок пирога. Когда Эдан открыл глаза, видение не развеялось. Он всё так же сидел за столом, в пододвинутом к нему кресле, которое обычно стояло чуть дальше, у камина. Бабушка хлопотала у дровяной плиты. Мало кто со стороны мог бы подумать, что суровая немолодая полуэльфийка с совершенно королевской выправкой, которую редко видели на людях без драгоценностей, может вот так, подобно бдительной стражнице, караулить пекущийся пирог. Если тот подгорал или не пропекался, это было для Элии Бранд настоящей катастрофой. — Вставай. Первым порывом было воспротивиться требовательному голосу. Он, такой холодный и беспощадный, затягивался на шее мокрой верёвкой, тащил прочь от тепла и спокойствия. Эдан неопределённо хмыкнул и откинулся на спинку кресла, зажмурился, моля о небольшой передышке. Он пойдёт, конечно же пойдёт, но чуть позже. Так хочется нормальной, сытной еды, хочется согреться, не думать о великом и чужих бедах. Не рано ли он решил уйти? Может, стоило подготовиться получше? С чего он вообще взял, что готов?.. — Покой будет, но не сейчас. Без твоей помощи не обойтись, — в каменном голосе вдруг прорезалась тёплая, сочувственная нота - такой Эдан никогда не слышал от Лехийят наяву. Нехотя он поднялся: ватные колени подгибались, совершенно не держали. Точно… Ему нужно идти. Девушке грозит опасность. И ещё это «дело» Авериана… Эти затянувшиеся блуждания в холмах… — Что ты видишь? За шиворот пролилась холодная вода. Не было больше дома и защищающих стен. Эдан стоял у длинной прямой дороги, чей конец терялся в тумане. О, этот туман был повсюду. Его плотные клочки висели на колючих кустах, тянущихся по обе стороны дороги, у ног каменных великанов, чьи тянущиеся друг к другу руки образовывали над дорогой череду арок. Не считая размера, статуи были копиями тех фигурок, что ставят на алтаре в церквях Близнецов. А статуи ли это? Кажется, воздух идёт рябью; каменные глаза медленно моргают, шевелятся. Они смотрят в ответ. — Здесь дорога. Но… Мне точно идти туда? Там эти великаны… — Они нападают на тебя? — Нет, но вдруг… - Собственный голос вдруг прозвучал детским, совсем мальчишеским: не нынешний Эдан — ребёнок, впервые вошедший под своды храма, стоял у начала тропы. — Они такие большие! Вдруг они злятся? Вдруг они меня раздавят? Слёзы потекли по щекам. Они были настоящими, осязаемыми, такими горячими, но сразу застывали, стоило им сорваться с лица, и об землю разбивались уже кусочками льда. Всё холоднее и холоднее: выдыхаемые облачка пара не исчезали, но плыли по воздуху, вливались в плотный туман. Чем чаще дышишь, тем хуже видно: ещё пара вздохов, и не будешь видеть даже протянутую руку, даже дорогу под ногами. — Вперёд, — голос Лехийят оставался единственным ориентиром среди тумана, и Эдан, повинуясь ему, шёл наощупь. Глухо скрежетали, осыпались каменные громады: что-то падало совсем рядом, но было не разглядеть — направленный ли это удар великаньего кулака или сам великан упал, сражённый рукой чудовища ещё крупнее. Конечности сгибались и разгибались с морозным хрустом. Кожу покрывал иней. Когда же Эдан подумал, что отвратительнее положение и представить сложно, пришли новые голоса. — Чего вы смотрите на этого поганца? Повесить, и дело с концом! - проскрипела за плечом баронесса. Раздался свист кнута, и удар оказался насатоящим, рассёк рубашку на спине. Эдан вскрикнул, и тут же, отзываясь на его крик, кто-то ещё закричал в тумане. Один, двое - вскоре целый хор стонущих, проклинающих и молящих одновременно незнакомцев тянулся на его свет. Они видели последнюю надежду, свой единственный маяк среди тумана. Эдан остановился, напряжённо вглядываясь: что происходит там, впереди? Почему ничего не разглядеть? Кто они, эти кричащие люди? — Продолжай идти. — Но их убьют! — возразил Эдан, сам не зная, кого «их» имеет в виду. Плевать на собственную боль — её бы он вынес, как положено тому, кто пожелал идти по стопам святых праведников. Но как можно перенести чужую? Как можно отвернуться и не смотреть, когда кто-то молит так отчаянно, рыдая и уже не надеясь на вмешательство героя?.. Ещё один крик, ранящий больнее прочих: вопль Авериана. Единственная наставница не собиралась объяснять, как смириться. Она могла лишь отдать безжалостный приказ: — Отпусти их. Иди вперёд. И он брёл, вытирая слёзы, ненавидя себя, но одновременно отогреваясь выжигающим стыдом. Иней обернулся водой; крики стихли. Постепенно проступили из тумана каменные фигуры, неподвижные, неживые. И всё же худшее было там, впереди. Зеркало. Бронзовая рама без украшений, красное полотно, лежащее на земле. Эдан помнил это зеркало и то, что оно предвещало когда-то во сне. Но сейчас изображение в зеркале изменилось. Вместо дня — глубокая ночь. Вместо разросшихся колючих кустов — обугленные, сожжёные корни. Вместо него — Нейдан. Эдан вскинул руку, и противник поднял её так же, словно в самом деле был его зеркальным отражением. Мимолётную мысль о сходстве мигом выжгло порывом гнева. Как он смеет насмехаться на ним, глядя в глаза? Как смеет привторяться безучастным? Предатель, покорившийся врождённой тьме, заслуживает наказания — худшего из наказаний. Где же меч? Почему его нет на поясе?.. — Успокойся, - от направляющего голоса Лехийят он отмахнулся, как от шума. Лицо молодого культиста в отражении исказила ярость. Они бросились друг другу навстречу. Плевать, что нет оружия, что нет ничего: можно разорвать и голыми руками, задушить, сломать шею! Эдан выбросил кулак вперёд. Мир наполнился грохотом разбитого стекла и ослепляющей болью. Осколки впились в ладони, в лицо: один прочертил полосу опасно близко к глазу. Не видя, не слыша, Эдан продолжал бить осколки, но тысячи мелких отражений Нейдана окружали, насмехались. Нет, не над ним - над всем светлым и добрым, что завещали боги. Где-то за плечами, во тьме, затаились фигуры разбойников - то ли те, что убили его семью, то ли шайка с болот, и все они глухо хохотали, залитые его кровью. — Остановись. Ударить, разбить, растоптать. Они не посмеют запугивать его, не заслуживают пощады! — Убью!!! — прорычал Эдан и только теперь, осознав, очнулся. Уже наяву он вскрикнул от ужаса, увидев, что руки действительно расцарапаны в кровь. Не осколками проклятого зеркала: содраны о корни и торчащие камни. Склон холма исчез. Над головами сплелись ветви. Эдан скорчился на земле, наполовину провалившись в нечто, похожее на лисью нору. Впереди, однако, коридор чуть расширялся: похоже, это был проход в подземный грот, такой узкий, что и он мог протиснуться только ползком. Что уж говорить о Лехийят! Вспомнив о спутнице, Эдан обернулся, втайне страшась, что не увидит её и это окажется очередным витком кошмара. Но исполинка стояла рядом. Раковина в крупных ладонях больше не светилась, превратившись в красивую, но не волшебную безделушку. — Что?! Как?.. - пристыженный, он съёжился и попытался вытереть лицо от грязи. Нет уж, как только появятся деньги, первым делом нужно приодеться и как следует вымыться: ещё немного - станет не отличить от какого-нибудь лесного чудища. — Разум твой спал, но тело - шло по проложенному им маршруту. Когда же сон стал слишком опасен, я попыталась тебя разбудить. Вспомнив её оклик, Эдан совсем сник. Пусть он не был чародеем, но чувствовал липкую тёмную ауру, нехотя отходящую от него вместе с кусками настоящей грязи. Её фрагменты, как паразиты, впились в его душу, жадно вгрызались в свет, пожирая его. Кожу мерзко кололо. У него не было сил, чтобы подняться или обсудить увиденное. Вместо этого, сделав вид, что всматривается в обнаруженный лаз в поисках улик, он пробормотал: — Это всегда настолько странно? И тяжело? — В первый раз многие страшатся пути. Но те, кому ведома своя сила и своя слабость, входят в собственный разум, как под кров родного дома. Это место не хранит больше тайн, чем ведомо знающим себя. — Ага. — Это как… Путешествие через великий океан. Оно страшит неподготовленных, которых словно вышвырнуло в Бесконечные Воды на хлипком плоту, но подготовленный плывёт на корабле под всеми парусами, и его океан - он сам. — Понял-понял… — настроения вникать в философию не было совершенно. —Если вернуться к насущному, выходит, он здесь? Нейдан? Подземный грот, во всяком случае, походил на то место, где мог бы скрыться культист Чёрного Заката — или куда мог бы утащить несчастную жертву. Боги, пусть только не окажется, что она мертва или ранена. Мёртвой уже не помочь, а раненую они с Лехийят, без Авериана, не смогут исцелить. А с Лехийят ли? Исполинка слишком велика ростом, ей не пролезть. Едва осознав, Эдан в ужасе закусил губу. Только пробудившись от кошмара, лезть во мрак? Одному?.. И всё-таки, вспомнив наставляющий голос из сна, он повторил: «Иди вперёд», — и полез. За те несколько минут, что он копошился в сырой норе, среди комьев и извивающихся дождевых червей, Эдан успел подумать о многом. Например, что героям перед уходом в странствия неплохо бы проходить какое-нибудь испытание, чтобы начисто отбить в себе брезгливость, или что понимает Авериана, тоскующего по уютному собственному кабинету. Почему он вообще решил лезть сюда? Разве не нашлось бы какого-нибудь паладина, более обученного и стойкого, который прыгнул бы в нору солдатиком по одной просьбе? Как бы ни писала святая Тиаманта, что стойкость закаляется испытаниями, руководствуясь опытом, он выразился бы чуть иначе. Безусловно, закаляется, но это как с настоящим оружием. Если сильно перегреть — сталь скорее треснет, чем закалится, и неудачный клинок останется только выбросить. Проход постепенно становился шире. Эдан уже не полз, а шёл на корточках. Постепенно он смог выпрямиться в полный рост. Что это — изолированная пещера? Или древняя дварфийская шахта тянется под всем городом, добираясь и сюда? Что-то зашевелилось в темноте. Не успел он испугаться, как холодный свет магического кристалла осветил знакомый бородавчатый нос, а следом - всё уродливое лицо Жути. Она не выглядела ни раненной, ни даже испуганной: спокойно сидела, словно дожидаясь кого-то. Она вытянула руку с кристаллом перед собой, вглядываясь в его лицо, а затем без следа страха воскликнула: — Ты с ними? Вот уж никогда бы не подумала! После того, что Никсе рассказывала… Выяснить, однако, что именно рассказывала Никсе, кто она вообще такая и что здесь происходит, Эдан тоже не успел. За спиной послышались мелкие, стремительные шаги, а в следующий миг на лицо накинули пахнущий плесенью мешок.