***
Вмиг вся гостиная оказалась окутана белой, совершенно непрозрачной дымкой. Густой, как патока, туман, походивший на только что выпавший снег скрывал всё — Верде мог видеть только свои руки и то, только если подносил их практически к самому носу. Прошло не больше секунды, и дым собрался в одном месте, став похожим на несколько расплывчатую человеческую фигуру, которая неподвижно висела в воздухе, не касаясь «ногами» пола. Она с негромким — кажущимся таким, чёрт возьми, знакомым — звоном наклонила голову, словно спрашивая: «И где наше законное приветствие?» Грозе и всем остальным членам только что образованной Семьи не оставалось ничего иного, кроме как молча встать и склонить голову, прикрывая глаза. Даже Реборн, один из самых высокомерных в мафии и невероятно гордый, без единой жалобы и даже без намёков на возмущение смирённо опустил голову в приветствии. Даже Наги, которая ещё не до конца разобралась в этикете подпольного мира и в его негласных правилах поведения, быстро поднялась со своего места и сделала то же самое, что и её старшие товарищи. — Приветствую Вас, система равновесия, — Кавахира же поклонился, заведя одну руку за спину. — Прошу Вас, присаживайтесь. — Здравствуйте, Госпожа, — поступив так же, как и его отец. — Мы можем быть чем-то Вам полезны? У девушки, которая не была ни девушкой, ни даже человеком, не было кистей и стоп — её «конечности» просто переходили во всё более прозрачный туман и растворялись в воздухе. Вокруг же того, что напоминало её немного размытые руки и ноги, висели белые — настолько яркие, что слепили глаза — браслеты. Они позвякивали при любом движении фигуры и переливались то ли из-за света лампы, висящей под потолком, то ли из-за пламени, которое находилось внутри них. — Нам понравилось название вашей Фамилии, — произнесла тринисетте, с ногами забравшись на диван. — И её герб, — она со звоном тысяч колоколов кивнула, позволяя всем сесть. Вокруг головы Госпожи, словно нимбы ангелов, опустившиеся от собственной тяжести, висели такие же кристально-белые обручи. Они скрывали под собой нечеловеческие глаза, но не могли ничего сделать с немного жуткой улыбкой, в которой было слишком много зубов. — Единственное, — продолжила система равновесия, когда все вернулись на свои места. — Нас волнует то объединение, — она задумчиво покрутила «рукой», словно подыскивая слова. — Во главе которого стоят обладатели колец ракушки. — Вы имеете в виду альянс? — спросил Савада и потёр подбородок, когда белая фигура кивнула. — А что с ним не так? Фонг шёпотом переводил для Саито разговор самых могущественных существ этого мира: буквально Богини; её хранителя, который являлся последним представителем вымершей расы; и Тсуны. Младший член их Семьи — но в первую очередь, конечно же, семьи — внимательно слушала, переводя взгляд с одного участника диалога на другого. — Мы не хотим, чтобы кто-то из этого альянса, — протянула тринисетте с отвращением. — Мог контролировать тебя, наше небо. — Они не смогут, — уверенно проговорил сидевший на подлокотнике кресла Примо Мерджер солнце, всё-таки вмешавшись в разговор. — По всем документам мы нейтральная Фамилия, — он закинул руку на плечо юноши и аккуратно сжал. — И даже если они попытаются надавить на Ёши, — подхватил мысль своего друга ураган. — Мы им не позволим.***
Шёпот Ветра, объясняющего Наги, о чём идёт речь, разносился по гостиной антикварного магазина, успокаивая парня наравне с гулом пламени, звучащим где-то внутри него. Колокольный звон, всегда сопровождающий Госпожу, где бы она ни появлялась, и в каком бы виде ни была, звучал на грани слышимости. — Но всё же, — поинтересовался Тсунаёши, наклонив голову. — Почему это Вас так волнует? Система равновесия оскалилась — хотя Савада и знал, что это выражение лица было для неё, скорее всего, просто немного кровожадной улыбкой, было сложно его так называть — и щёлкнула зубами. — Потому что над тобой, — с металлическим отзвуком произнесла белая фигура. — Не должен стоять никто, — она звякнула многочисленными браслетами, поднявшись с места. — Я понял Вас, Госпожа, — смиренно кивнул юноша. — Что? — недоумённо спросил он, когда зазвенели браслеты на «руках» тринисетте. — Встань, наше небо, — приказала она, становясь дымом и снова окутывая комнату. Громкий гул абсолютно всех видов пламени сливался с переливчатым звоном, напоминающий оркестр православных и католических колоколов, становясь поистине оглушительным. Этот звук, знакомый до боли — хотя и ни разу до этого момента не слышимый — заставлял всё внутри Савады вибрировать. Его огонь гудел в унисон с этим вызывающим головную боль шумом, одновременно боясь и предвкушая что-то интересное. Белый туман скрыл от парня его семью, но показал кое-кого другого. Силуэты людей мелькали то тут, то там, иногда просто проходя мимо и удаляясь обратно в белое царство, а иногда останавливаясь, чтобы поглазеть. Джотто, Рикардо и все остальные Боссы Королевской Семьи вплоть до Ноно улыбались бывшему Дечимо и приветствовали его кивками. Две очень похожие на Арию и Юни женщины — скорее всего, Сепира и Луче Джиглио Неро — постарались не задерживаться и исчезли. А множество маленьких детей, на шеях которых висели разноцветные пустышки, лишь устало моргнули и тоже ушли. — Над тобой, — прозвенел вокруг металлический голос Госпожи, заставив воздух задрожать. — Имеем право, — дым сгустился, касаясь запястий и шеи Тсуны и причиняя ему боль. — Быть только мы.***
Туман рассеивался медленно, вновь позволяя видеть небо, вновь позволяя спокойно дышать и ощущать пламя юноши рядом, а не где-то за пределами диапазона. Тринисетте исчезла из дома бывшего администратора аркобалено, не попрощавшись, как и всегда. И, как и всегда, оставила после себя удивление. — Ты в порядке, Ёши? — побежала к креслу Саито, когда наконец-то увидела своего босса. — Всё нормально, — устало пробормотал парень и потёр немного дрожащей рукой шею. На коже Тсунаёши виднелись три ярко-белые полосы. Две из них, словно следы от наручников, опоясывали его запястья; а третья огибала всю шею, проходясь прямо по кадыку. — Что случилось? — спросил Верде, нахмурившись, когда заметил эти полосы. Эрнесто осторожно взял в руки ладонь Своего неба и послал в его тело своё пламя, залечивая небольшие, но наверняка очень неприятные раны, подходящие на след от татуировки. — Если я правильно понял, — промычал Савада, благодарно вздохнув. — Мне приказали никому не подчиняться. — Весело. На столе лежали множество листов: черновики документов, герб их Фамилии, пока ещё пустой перечень членов и почти законченный список грубо говоря офицерского состава — держателей колец. Юноша устало вздохнул и растёкся на руках Своего хранителя под тихое хихиканье Их тумана и негромкий смех Их грозы, напоминающий хохот какого-нибудь злодея из второсортного супергеройского фильма. Фонг и шаман, которые, казалось, были рады их отношениям больше, чем они сами, лишь игриво усмехнулись. — Эй, Тсунаёши-кун, — позвал подошедший к креслу Кавахира, взъерошив волосы своего внезапно обретённого сына. — Принести тебе тот «классный чай»? — спросил он, показав пальцами воздушные кавычки. — Я был бы не против, — протянул парень довольно прикрывая глаза***
В распахнутое окно второго этажа влетал тёплый весенний ветер. Он касался открытой шеи мужчины, заставлял его одежду шуршать и ерошил его волосы. Дождь сидел на коленях перед креслом Хозяина Намимори, ожидая его с момента звонка и не смея с тех пор поднять голову. Двадцать минут без движения было ничем по сравнению с целой жизнью без неба и Фамилии за спиной. «Да, — подумал Тсуёши, пытаясь успокоить своё взволнованное пламя и медленно дыша. — Я был свободен, — он посмотрел на свои ничуть не дрожащие руки и прикрыл глаза, ощущая приближение Тсунаёши-самы. — Но всё же довольно одинок». Хозяин города сегодня утром внезапно перестал прятаться, выпустив на свободу своё пламя и раскрыв местоположение. Многие жители в тот момент удивлённо заозирались, не понимая, что происходит. Так же поступил и сам Ямамото. Такое поведение неба могло означать только одно — он официально создал Семью и теперь заявлял о себе и о своих правах на Намимори и всех его жителей. Теперь Осенний дождь мог наконец-то присягнуть на верность Тсунаёши-саме, а не довольствоваться обычной клятвой о не причинении вреда. Шигуре кинтоки лежал слева от него, ожидая своего часа. Синай, как и его владелец, ждал того момента, когда наконец-то сможет оказаться в руках Хозяина. Едва слышно скрипнула в последнее время постоянно смазываемая оконная рама, и ветер, в последний раз проведя над ним призрачной рукой, затих, теперь летя к стене из-за того, что юноша прикрыл створку. — Здравствуй, Тсуёши, — произнёс ласковый голос неба. Какие-то бумаги с тихим шорохом опустились на низкий столик, а принёсший их парень плюхнулся на своё законное место, закинув ногу на ногу. — Здравствуйте, Хозяин Намимори, — проговорил мужчина, открыв глаза и уткнувшись взглядом в туфли своего будущего, если, конечно, повезёт, босса. — Рад приветствовать Вас. Чёрная кожа коснулась подбородка Ямамото, когда Тсунаёши-сама аккуратно поднял голову дождя мыском ботинка, заставляя смотреть ему в глаза. — Если ты хочешь стать членом моей Фамилии, — протянул он, улыбнувшись обычной юношеской улыбкой. — Сначала посмотри именно на меня, — его глаза сверкнули почему-то чёрным и засияли янтарём. — И ответь, действительно ли ты хочешь этого. Решение уже давно было принято, а ответ последний перед присягой вопрос был совершенно очевиден. Ни проявлённая властность Хозяина, ни его попытка отговорить не могли изменить желание Осеннего дождя принадлежать этому человеку. «Плевать, — мужчина поднял Шигуре кинтоки и превратил его в катану. — На его слишком юный, возможно, возраст, — он протянул оружие парню и вновь опустил голову. — Плевать на всё». — Прошу принять на службу этот меч, — катану забрали из его рук. — И его владельца. Небо быстрым, будто отточенным за многие-многие годы движением, крутанул оружие в руках и, проведя пальцем по лезвию, поднёс его к плечу теперь уже точно своего подчинённого. — Я принимаю. Металл не касался открытой шеи Тсуёши, но он всё равно ощущал исходящую от своего начальника опасность и его готовность убивать за своих людей. — Клянусь, — поднял взгляд Ямамото. — Служить Вам верой и правдой, — он подкрепил свои слова пламенем, закрепляя их и лишая себя любой возможности когда-нибудь уйти из Фамилии по своей воле. — И никогда не предавать Вас.***
В ресторане снова — как часто бывало после появления неба — было шумно. Людей было так много, что казалось, в Такесуши стянулся весь город. Впрочем, возможно, так и было. Посетители за каждым столиком громко обсуждали вчерашнее внезапное появление пламени Хозяина и то, кем он в итоге оказался. Сам Такеши — как и, наверное, все жители Намимори, имеющие глаза — предполагал, что небом окажется именно Савада Тсунаёши. Мальчик-последователь, как его называло пламенное сообщество, практически не отходил от шатена, и именно в его доме ощущался огонь сильных атрибутов, которые, скорее всего были хранителями Хозяина. Была лишь одна вещь, что смущала Ямамото и что, возможно, и сбивала с толку остальных горожан. Довольно часто пламя ощущалось не там, где находился Тсунаёши-сама, а от него самого никогда нельзя было почувствовать хоть что-то. «Впрочем сейчас, — подумал подросток, наблюдая за людьми, подходящим и к гербу Мерджер. — Не важно, как он это сделал». Под изображением цветка лилии находился список, в котором было многим больше нескольких десятков имён. Мужчины и женщины, взрослые и школьники — все, кто знал о мафии и хотел стать частью Фамилии, записывались на шестой уже по счёту лист. Имени старшего Ямамото там не было, как и имён двух их официантов и имени главы боксёрского клуба — все они уже были членами Семьи. Однако там было имя Такеши и имя медсестры из его школы — Сондж. Он записался не из-за требования своего отца или из-за приказа самого неба. Только из-за собственного желания. Хозяин был замечательным человеком — подросток это прекрасно понимал. Его самого шатен пощадил даже после того, как бейсболист оскорблял его едва ли не в лицо. Ямамото не понимал только, почему он сразу не заметил Тсунаёши-саму, ведь тогда он бы смог избежать невежества и не мучиться сейчас от незнания и ожидания. «Остаётся только, — Такеши вздохнул. — Ждать, — он вновь посмотрел на герб Мерджер и почувствовал, как дождь внутри него забурлил. — И надеяться, что меня примут».