***
Изначально идеально-белые лепестки обыкновенных полевых ромашек постепенно наливались светом и синели, сначала становясь светло-голубыми, а потом и вовсе приобретая яркий цвет индиго. Цветы появились буквально из воздуха и оставались на полу, не исчезая в едва заметной дымке тумана только затем, чтобы служить наглядным примером. — Туманам зачастую, — произнёс Кавахира, взмахом руки поднимая ромашки на несколько сантиметров в воздух. — Нужна не столько эффективность, — он щёлкнул пальцами, и послушные ему цветы в мгновение ока изменились, став небольшими бутонами ириса. — Сколько эффектность. Пламя шамана полупрозрачными волнами окатывало цветы, заставляя их мерцать и вновь меняться, словно за доли мгновения между набегами похожего на воду огня они переживали не одно тысячелетие. Они то удлиняли лепестки, то снова их укорачивали; то изменяли цвет, то становились полностью прозрачными, превращаясь в стекло. Всё, что происходило в комнате, совершенно не походило на всего лишь иллюзию. Казалось, что туман — пусть сильнейший, пусть абсолютно не человеческий, пусть совершенно точно необычный и ненормальный — не мог быть способен на такое. «А ведь это, — подумала Наги, с восхищением следя взглядом за едва заметными потоками пламени. — Всего лишь малая часть его силы». Девушке казалось, что она находилась посреди какого-то необычайного представления известного фокусника, который «никогда и никому не раскрывает своих секретов». Вот только она знала, что это не просто представление, что перед ней сидит далеко не фокусник и что она для того и находится сейчас здесь, чтобы научиться. — Вайперу, который Мармон, — продолжил говорить Шахматноголовый. — Не особо-то и нужна его бумага. Мукуро, — он чуть нахмурился, вероятно вспомнив проблемы, связанные с этим именем. — Для иллюзий навряд ли нужен трезубец, — Кавахира взмахнул рукой, и цветы, несколько раз вздрогнув, опали. — А силы Деймона не зависят от его карт. На крохотные бутоны иллюзорной вишни падал иллюзорный снег. Светло-розовые и малиновые лепестки постепенно светлели под холодными белыми хлопьями. Цветы и крохотные снежинки несуществующим ветром разнеслись по всему полу, став бархатистым ковром, кажущимся таким мягким и пушистым, и снова начали меняться. Белый покров, настолько яркий, что слепило глаза, теплел, становясь всё более жёлтым, останавливаясь на приятном канареечном цвете. Состовляющие ковра, доходившего Саито до щиколоток, понемногу, миллиметр за миллиметром уменьшились, словно камни, год за годом стачиваемые водой. — Однако, — голос шамана доносился как будто откуда-то издалека. — Эти трое потому и на слуху, — туман поднялся на ноги и прошаркал несколько шагов. — Что, используя, казалось бы, ненужные вещи, — он махнул головой, подзывая Наги к себе. — Сражаются эффектно и заставляют всех верить. Крошечные светло-жёлтые песчинки под босыми ногами девушки тихонько шуршали, когда она подходила к своему сегодняшнему учителю. Они, и так неизвестно отчего нагретые, теплели ещё сильнее от жара её тела и разгорячёнными микроскопическими камешками прилипали к коже. Пола не было видно. Только несуществующий оранжево-канареечный песок шелестел в комнате, вихрясь в воздухе из-за несуществующего тёплого ветра. — Ты ведь осознаёшь, — Шахматноголовый улыбнулся Саито, чуть наклонив голову. — Что всё происходящее сейчас — иллюзия? — Да, — кивнула она и спустя секунду добавила немного смущённо. — С трудом, правда. Мужчина, подобно цветам, созданным им самим, менялся. Он не становился выше или массивнее, не превращался в кого-то более страшного или менее красивого — просто менялся, быстро, но при этом постепенно. Его волосы постепенно стали золотистыми — словно монеты, словно пламя Реборна и Ёши, смешанные вместе — перестав серебриться под искусственным ощущением, и начали виться. Черты его лица неуловимо стали резче, сделав его лицо куда более грубым и куда менее дружелюбным, за несколько мгновений уничтожив папу, которого знала Наги. Его одежда также изменилась. Исчезло лёгкое японское одеяние и появились тяжёлое серое пальто с цепями, рубашка и галстук с шахматным рисунком. — А будешь ли ты осознавать это сейчас? Голос изменился резко — скорее всего, только оттого, что Кавахира молчал, пока преобразовывался. Голос стал ниже. Шаман больше не тянул лениво гласные, а угрожающее рычание наоборот то и дело срывалось с его губ. Это был теперь именно Шахматноголовый — последний из истинных землян, сильнейший туман из когда-либо существовавших на этом свете. В нём не было теперь ни капли дядюшки Кавахиры; ни капли того, кого знали члены Мерджер — ни капли общего для всех них отца. Внезапно стены исчезли, а потолок обрушился в считанных сантиметрах от девушки, заставив её взвизгнуть от неожиданности. — Ты должна заставить всех верить, — говорил шаман, отходя назад и не глядя переступая через обломки своего магазина. — А для этого ты должна поверить сама. Песок взвился ввысь, образовав бурю, и, сделав вокруг Саито несколько кругов, разлетелся в разные стороны, открыв ей невероятной красоты вид.*
Море шумело, волнуясь, и умело сносило все те немногие корабли, что решились зачем-то выйти в такую погоду на открытую воду. Море бурлило, наваливаясь на берег высокими опасными волнами и покрываясь белой пеной, как будто в солёную воду кто-то додумался кинуть огромную бомбочку для ванн. Песок, раскалённый едва ли не добела, обжигал босые ноги. Он был настолько горячим, что даже тёмные волны, касаясь его, мигом поднимались к облакам в виде светлого пара Туман говорил и говорил. Его урок, который как-то непроизвольно перешёл в кошмар наяву, всё не заканчивался. — Тебе, если подытожить и упростить всё вышесказанное, — произнёс шаман своим абсолютно не кавахировским голосом. — Нужны всего лишь эффектность, — он опёрся на трость с шахматным рисунком, со звоном ударив кольцом о её набалдашник. — И вера. Туман откровенно пугал. Он напоминал Наги голос из пары всё никак не забываемых снов, говоривший о том, что она должна была попасть под тот злополучный грузовик, чтобы помочь кому-то. Девушка буквально дрожала, наблюдая за каждым, даже самым маленьким движением Шахматноголового и стараясь не отрывать от него взгляд слишком надолго. Она резко оборачивалась к морю при каждом слишком громком всплеске, но почти сразу, переборов себя, снова сосредотачивала всё свое внимание на шамане, как на основной угрозе. — Если бы я не верил в это, — бывший администратор аркобалено сделал круг рукой, показывая на всё окружение разом. — Я бы не смог сделать этот мир настолько реалистичным, — он слабо улыбнулся и, зашуршав тяжёлыми ботинками по горячему песку, подошёл ближе. — А если бы я выглядел как «дядюшка Кавахира» — туман показал пальцами незанятой трость руки воздушные кавычки. — Это не было бы так эффектно, — он, оказавшись почти вплотную, склонился над Саито и понизил голос до шёпота. — И ты бы мне попросту не поверила. Чёрные, затенённые железной маской глаза смотрели на Наги в упор. В них, казалось, не было ни капли радужки — только бездонные зрачки, улавливающие все детали обстановки, и пламя. Огонь выглядел не как синеватые искры, которые появлялись и исчезали в темноте глаз отца девушки. Огонь был похож скорее на огромный пожар, который был готов уничтожить всё, на что укажет его пугающий хозяин. Пламя самой Саито, с другой стороны, было намного — очень намного — меньше. Оно кружило внутри неё, пытаясь защитить свою владелицу, но не добиваясь успеха. — Покажи же мне, — низкий рычащий голос лился из горла Шахматноголового и волнами накатывал на Наги, точно море, шумящее возле неё. — То, во что ты веришь. Синий огонь в подсознании девушки стал светлее и почти растворился в пространстве, оставшись полупрозрачной дымкой. За этой туманной завесой звучал знакомый-знакомый голос. Голос говорил очень мягко, но при этом оставаясь уверенным. Он звучал так участливо, будто его обитатель искренне заботился о Саито. «Впрочем, — подумала она, создав на ладонях небольшой огонёк. — Так и есть». Голос говорил: «Я буду защищать тебя». Голос тихонько напевал какую-то итальянскую песню. Самый важный для неё голос принадлежал Её небу.***
Хранитель тумана Тсунаёши наконец-то перестала дрожать от страха из-за него. Она больше ни на секунду не отрывала от него взгляда фиолетовых глаз, больше не поворачивалась к созданной им воде. На ладонях Наги резво плясал осколок синего пламени. Он мерцал и, словно танцуя, то перекатывался на кончики её пальцев, то возвращался обратно на её ладони, то и вовсе запрыгивал на одно из её запястий. — То, во что я верю… — задумчиво повторила девушка. Она выглядела так, словно решилась на что-то совершенно безумное, словно хотела создать иллюзию как минимум уровня несерьёзного Вайпера или Генкши. Шаман не мог знать наверняка, какой именно образ появится в голове напуганного до дрожи подростка, но он мог предполагать, основываясь на родословной этого подростка и его версии из другой параллели. Мог появиться лотос; могли появиться адские столбы; могли появиться множество глаз; могли, в конце концов, появиться иллюзорные животные. — Больше всего, — она хлопнула в ладоши, и огонёк, просочившись между тонкими пальцами окутал все её руки. — Я верю в свою новую семью. Тонкий шлейф полупрозрачноно тумана окутал кисти Саито и почти сразу же исчез, оставив после себя белые матерчатые перчатки, облегающие узкие руки настолько, что казались второй кожей. Три дополнительных шва проходили по тыльной стороне ладоней, повторяя траекторию сухожилий. Резинка плотно прилегала к запястью, не позволяя ткани двигаться, даже когда Наги специально крутила кистями, проверяя перчатки. Между пальцами потомка Деймона Спейда появилась иллюзорная карта. На её тёмно-серой рубашке светился ярко-белый герб Мерджер. Карта была пустой. Не было ни масти, ни достоинства — ничего, что, по идее, должно было у неё быть. Только такие же светящиеся на тёмном фоне, как и бутон лилии на рубашке, белые цифры. Два и семь — словно слоги знакомого обоим туманам имени. Двадцать семь — будто числовое обозначение сильнейшего неба, связывающего все ветви тринисетте. — Отойди от неё, — холодно произнёс голос Савады. — Сейчас же. Пламя, охватившее внезапно карту — одно из многих доказательств родства Саито с хранителем первого поколения Вонголы — не было неожиданным. Неожиданным был его цвет. Ярко-рыжие всполохи окутали узкую руку, сжигая и тёмный картон, и светлую ткань, но не трогая кожу. «Потому что Тсуна, — понял Кавахира, наблюдая, как янтарное пламя стекает на песок. — Никогда бы ей не навредил, — он отступил назад, а огонь последовал за ним. — И его иллюзия тоже этого не сделает». Пламя всё разрасталось и разросталось. Оно, разгорячённое и раскалённое сильнее созданного Шахматноголовым морского воздуха и золотистого пляжа, который наверняка обжигал босые стопы девочки, взбудораженно горело. Огонь поедал микроскопические камешки и плавил их, образуя разноцветный созданный из миллиардов отдельных песчинок монолит. Начинался нешуточный пожар. Оранжевые осколки пламени, созданные Наги, разлетались благодаря созданному шаманом ветру по всему берегу и быстро разгорались. Огонь стремительно захватывал всё новые и новые участки пляжа, не оставляя ни одного клочка земли, на котором бы не буйствовал небесный пожар. — Это невероятно, — восхищённо протянул мужчина, неосознанно возвращаясь к более мягком и человеческому голосу. Море кипело — пламя добралось и до него. Вода оглушительно шипела, поднимаясь ввысь клубами белого пара. Она шумела, пытаясь потушить надоедливый и очень опасный для неё огонь, и едва ли не кричала, когда у неё ничего не выходило. — Ты в порядке? — взволнованно спросил голос Савады, но его самого Кавахира не видел из-за рыжей завесы. — Пожалуйста будь в безопасности, Мой туман, — произнёс тот же голос, получив, видимо, невербальный ответ. Море исчезло буквально на глазах. Вот оно гремело, пытаясь отбиться, пытаясь остаться на горячей земле — а вот Шахматноголовый отвлёкся на секунду на реплику иллюзорного Примо Мерджер, и на месте бескрайнего водоёма сияет янтарь. Становилось уже не просто опасно. Теперь один неверный шаг, одно действие, неправильно понятное туманом или её иллюзией, могли привести к как минимум ущербу магазину. Шаману необходимо было сделать только одну вещь — пройти сквозь пламя и сказать Саито, что она в безопасности, что ей не нужно уничтожать всё своё окружение и не нужно убивать его. — Наги, — произнёс осторожно Кавахира, с трудом преодолев давление огня, и увидел наконец фигуру своего сына. — На этом нам стоит закончить. Он попытался положить руку на узкое девичье плечо, но его запястье перехватили и зажали в крепких тисках. — Я помнится говорил, — прорычал Савада, крепко держа руку своего отца. — Не подходить. — Тише, Тсунаёши, — умиротворяюще протянул туман, принимая облик гражданского владельца антикварного магазина. — Это всего лишь я, — он улыбнулся, обхватив чужое запястье и заставив юношу отпустить себя. — Я не причиню вам двоим вреда. Парень безмолвно вздохнул, опустив руки, и исчез в прохладной — по сравнению с жаром моря и огня — дымке полупрозрачной синевы. — Папа, — воскликнула Саито, увидев его. — Мы закончили? — с надеждой спросила она. — Да, — Шахматноголовый взъерошил волосы своей дочери. — Ты хорошо постаралась.*
Гостиная Кавахиры чудом оказалась спасена. Только стол и кресло валялись у стены опрокинутые не то морским бризом, не то огненным штормом. Все экспонаты всё так же спокойно, как и до неожиданного импровизированного сражения, стояли за стеклом, а напитки в хрупких чашках только потеплели от тепла весеннего солнца. Пальцы девушки, в которых горела карта со странной сияющей рубашкой, со странным достоинством и со странной надписью «27», были в порядке. — Это было так страшно, — расстроенно протянула Наги. — Я думала, что ты… — Не договаривай, — успокаивающе кинул бывший администратор аркобалено. — Я бы никогда не навредил тебе, — он ухмыльнулся. — Как минимум потому, что я не врежу никому из людей. Волосы Наги были всклокочены, напоминая шаману причёску Рокудо Мукуро, которая объединяла в параллельном мире его, его медиума и их общего предка. — Я бы порекомендовал тебе, — продолжил старший туман. — Попросить у твоего босса, — он нахмурился задумчиво. — Чтобы он показал тебе стили боя разных людей. — Думаешь, он согласится? — спросила Саито, отпив из своей кружки уже тёплый сок. — Конечно, — хмыкнул Шахматноголовый и одним глотком допил свой напиток. — Почему ты сомневаешься? — Ну, — застенчиво пробормотала девушка. — У него же появятся ещё хранители, — она потёрла шею. — И вообще будет много других забот. — У него всегда будет время для тебя.