***
В комнате Тсунаёши было чисто, причём настолько, что, если бы это произошло хотя бы год назад, Нана была бы практически в панике. Если бы это произошло до того странного дня, когда подросток сказал, что «решил начать новую жизнь», она наверняка в замешательстве, граничащем с крайним ужасом, поднесла бы руку ко рту, оглядывая аккуратно сложенные вещи и идеально заправленную кровать. Если бы это произошло десять месяцев назад, она, быть может, даже вскрикнула бы, обнаружив явно чужую ярко-жёлтую рубашку, преспокойно висящую на спинке стула. Сейчас же, однако… После появления у её сына множества друзей и знакомых, после его исчезновений на сутки без каких-либо попыток оправдаться, только с просьбой дождаться разъяснений и не давить — после всего этого старшая Савада просто не могла найти в себе сил удивляться такой мелочи, как порядок. Сейчас женщина могла лишь вздохнуть, удивляясь тому, что такой закрытый человек как Реборн, может так спокойно позволять кому-то «одалживать» его вещи, и взять плед с верхней полки шкафа, игнорируя сверкающе-белый костюм и угольно-чёрную мантию. «В конце концов, — подумала Нана, закрывая дверцу и снова осматриваясь. — Тсу-кун сам сказал, — она улыбнулась растянувшейся на кровати кошке с довольно странным именем. — Что расскажет всё, как только вернётся». Новый абсолютно разношёрстный круг юноши немного напрягал старшую Саваду, но в то же время она явственно ощущала, что все эти люди, все странные — и немного ненормальные иногда, что уж скрывать — личности искренне заботились о «небе», как они называли её сына. Сасагава-кун и Ирие-кун — совершенно разные, но чем-то всё же похожие — всегда старались быть рядом с её сыном в школьное время и и обожали составлять ему компанию вне его, если не были заняты. Сондж — которая просто появилась в один момент и отказалась уходить — работала медсестрой в средней школе Намимори и отчитывалась перед «матерью босса» о том, что у парня не было никаких травм. Зиан — который приехал однажды и остался жить вместе с Саито-чан — всегда вёл себя предельно вежливо и частенько заходил к ней, чтобы помочь с делами по дому. Все работники Такесуши, казалось, обожали её сына и всегда с нетерпением ждали, когда он снова зайдёт к ним поесть или просто посидеть и поговорить с ними. А Кавахира-сан — которого знали все в компании Тсунаёши, но при этом словно не знал никто за её пределами — обучал сначала самого подростка, а теперь Наги и также души не чаял в подростке и в его «Фамилии». Фонг, мило улыбаясь, дарил привезённый издалека дорогой чай, который нравился «его Удаче», не требуя ничего взамен, и обсуждал с подростком особенности разных культур. Верде, не скрывая своего энтузиазма, рассказывал о многочисленных исследованиях и шутил так заумно, что его могли понять только обладатели докторской степени, но всегда объяснял всё сказанное простыми словами, когда его не понимали. Наги, смеясь, объясняла «Ёши» разные способы гадания, упрашивала его попробовать погадать на молниях, когда в следующий раз начнётся гроза и делилась тем, что произошло с ней в школе, куда она — со странной лёгкостью — перевелась сразу после переезда. Самый давний же из знакомых Тсуны, ставший уже куда бòльшим, чем даже просто другом, делил с юношей практически всё: музыкальный вкус, некоторые привычки, немного жестокий юмор — и, казалось, знал его куда больше десяти месяцев, прошедших с их первой встречи. На средних пальцах правой руки у всех них сверкали похожие разноцветные кольца, а в их речи то и дело проскальзывали невероятно схожие и, скорее всего, связанные обращения, которые явно что-то значили, но которые они ни за что не хотели скрывать. Самоцветы на перстнях завораживающе сверкали, переливаясь под светом ламп, серебристые шинки каждый раз стукались об кружки с весёлым звоном, а гравировки, находящиеся под полупрозрачными камнями, приковывали взгляд. «Ураганом» называли обаятельного китайца, всегда спокойно и с улыбкой воспринимающего любой поворот судьбы и никогда не бушующего — как, по идее, должен обладатель такого имени. «Туманом» — милую девушку, которая ничего, казалось, не скрывала и была так открыта, что совершенно не было понятно, почему её назвали именно так. «Грозой» — учёного, жизнь которого была похожа скорее не на медленное движение бури с причиняющими ущерб молниями, а быстрый ток электронов в проводах, помогающих людям. А «солнцем» — так и вовсе скрытного и предпочитающего в одежде чёрный мужчину, который с лёгкостью мог исчезнуть в тени, не позволяя никому даже заметить его. Пятнадцатилетнего же подростка, никогда не любившего делиться, что бы ему ни говорила его мама, и с самого детства не подпускающего к себе тех, кто ему не нравился, даже — у неё всё-таки были глаза — собственного отца, называли «небом». «Он явно не подходит, — подумала женщина, перелистывая канал. — Для того, чтобы называться чем-то, — она сдавленно зевнула и, устроившись поудобнее, сосредоточилась на начавшемся только что фильме. — Что сияет над всем миром, не делая различий, — начальные титры быстро заканчивались, отступая. — И раздаёт себя всем людям».***
Пламя плавило металлические тонфа, сжигало одежду и разъедало кожу, так некстати оказавшегося в зоне поражения тела. Боль, проносившаяся по всему его телу была не просто сильной, она была практически нестерпимой. Она раскалёнными иглами проникала в мышцы и кости, заставляя Главу Дисциплинарного комитета опускать дрожащие из-за неё руки, несмотря на то, что он того не хотел. Яркий карминовый огонь — хотя старший хищник использовал наверняка даже не одну третью силы — являлся непобедимым противником для облака, нанося ему ранение за ранением, оставляя ожог при каждом ударе члена китайской ветви Семьи Хибари, но не позволяя даже коснуться своего хозяина. — Ты полагаешься, — ни на секунду не прекратив напирать, спокойно декламировал Фонг. — Только на физическую силу. — И что? — разъярённо прошипел Кёя, снова пытаясь ударить своего родственника, но понимая что это бессмысленно. — Ты не должен забывать о своём пламени. — ураган едва уловимым движением заломил руку подростка ему за спину и продолжил говорить мягким раздражающим тоном. — Иначе скоро спустишься как минимум на десятое место, — он отпустил чужое запястье и отошёл, предлагая своему противнику напасть вновь. — В рейтинге силы среди жителей Намимори. Облако яростно зарычал, но не понёсся в атаку, вместо этого изо всех постаравшись прислушаться к себе и почувствовать фиолетовый огонь. Пурпурные отблески трещали в подсознании, так же как и их обладатель законно разъярённые, так же как их владелец желающие растерзать осмелившегося угрожать им человека. Фиолетовые всполохи появились на голой земле Кокуё-лэнда, куда китаец привёл парня для тренировки, и где держал до сих пор, не позволяя уйти, пока не удовлетворится результатом. Осколки пожара шипели, становясь невероятно похожими на своего хозяина. Они не уничтожали ничего, не плавили, не сжигали — скорее наоборот. Хибари казалось, что он видел, как его пламя — отвратительно слабое, если сравнивать с огнём Фонга — умножало количество капель металла, из которого больше никогда ничего не сделают, и как будто увеличивало в размерах отброшенные тонфа. — Куда лучше, — улыбнулся ураган. — Если ты закончишь эту тренировку, — он принял стойку, впервые за весь спарринг собираясь сражаться относительно серьёзно. — Ты сможешь подняться до шестой строчки рейтинга. — А кто будет надо мной? — спросил Кёя, пытаясь с помощью разговора дать себе немного времени отдохнуть. — Ты, Савада, — это понятно, — он медленно дышал, игнорируя усмешку своего родственника, с лёгкостью разгадавшего его план. — Кто ещё? — Я, Моё небо, — подтвердил бывший аркобалено, опустив руки и спрятав их в рукавах. — Наши солнце и гроза, — его пламя раздражённо дрогнуло, но на его лице не промелькнуло ни грана эмоций. — А также человек, который проклял сильнейшую семёрку.***
Господин Тсунаёши не был похож на Око Бури, которому Зиан принадлежал раньше, и не был похож на членов Триады, которые обожали приказывать грозе, несмотря на то, что у них не было на это права. Шаое был слишком мягким для босса мафиозной Семьи, улыбаясь своему слуге и не позволяя никому из его Фамилии оскорблять друг друга и никогда от своих подчинённых ничего не требуя. Но при всём при этом он был слишком кровожадным для неба, не брезгуя запачкать руки по локоть в крови и лично разобраться с человеком, навредившим Его хранителю, даже если для этого нужно угрожать Вендиче. Зиан не понимал своего нового хозяина: не понимал, почему он вёл себя именно так; не понимал, каким образом он выбирал членов в Фамилию; не понимал, откуда он знал всех выдающихся личностей, которые называли его своим другом. Вопросов было до ужаса много, а ответов на них было до смешного мало. Единственным способом сравнять их количество было спросить напрямую, но грозе слишком нравилось принадлежать господину, чтобы рушить оказанное доверие своим неуёмным любопытством «В конце концов, — не раз думал слуга Мерджер, убираясь во вверенном ему доме или занимаясь готовкой. — Я знаю только, — он каждый раз на мгновение прикрывал глаза, отгоняя подальше мысли, за которые вполне могли наказать. — Чего от меня хотят». — О, — прозвучал за спиной мужчины низкий бархатистый голос. — Ты снова думаешь о Тсуне. Лучший киллер стоял в дверном проёме, облокотившись о косяк. Его поза была расслабленной, а выражение лица, не скрытого тенью от федоры, не предвещало ничего плохого: ни унижений, ни боли, ни попыток заставить Зиана предать своего господина. — Наги-сан на занятии у Кавахиры-сана, — максимально вежливо произнёс гроза, прекратив убираться, чтобы уделить всё возможное внимание хранителю шаое. — Я знаю. Реборн, решив, видимо, перенять это у своего босса, казался чуть более странным, чем обычно. Он всё так же прятал глаза, всё так же говорил немного грубо, всё так же вёл себя, будто являлся хозяином положения, но что-то в нём было не так, как обычно. — Почему ты просто не спросишь? — поинтересовался солнце, не отрывая колючего взгляда от своего собеседника. — У тебя же наверняка есть вопросы. — А мне ответят? — почти неслышно произнёс Зиан, отвернувшись, чтобы продолжить работу, и надеясь, что убийца уйдёт. Гроза быстро понял, что никому из хозяев — или тех, кому они приказывали подчиняться — не нравятся вопросы. И мирно улыбающийся Око Бури, и вся верхушка Триад, и множество гостей китайской мафии терпеть не могли, когда кто-нибудь из слуг оступался и спрашивал о чём-то, что выходило за рамки обязанностей прислуги. — Не на всё, — задумчиво протянул киллер. — Но я уверен, — усмехнулся он, решив, судя по звукам, всё же уйти к себе. — Моё небо с удовольствием расскажет тебе часть правды. — Почему Вы в этом так уверены? — Потому что он не такой как все, — усмехнулся Реборн. — Но ты и сам это понял, не так ли?