Однажды в Абедонии

Конечно, сразу все не наладилось. Такое ведь только в сказках бывает. Но Патрик явно стал спокойнее. Они трогательно раскланивались с герцогом, каждый раз мужчина находил, как остроумно пошутить над тем, что между ними произошло, и, похоже, Патрик перестал испытывать неловкость от воспоминаний о том вечере в "Парадизе". Так что, к радости Давиля, новой дуэли не случилось. Но, до того, чтобы выздороветь, Патрику было еще далеко. Он по-прежнему жил в резеденции Канцлера, хотя восходящей звезде мировой дипломатии король пожаловал один из самых красивых домов в Столице. Оттилия каждый раз находила новую причину, чтобы объяснить этот факт: - Господин Патрик просто опасается, кто будет есть мое вишневое варенье, вот так-то, граф, - с замечательным апломбом заявила она, когда Патрик подошел к ней навстречу через всю столовую специально, чтобы поцеловать руку и подвинуть стул. Давиль приподнял голову от утренней секретной сводки. Между женой и Патриком вдруг наладились настолько хорошие отношения, что Давиль даже сначала заподозрил что-то нехорошее. Подозрения эти, к счастью, пока не оправдались. - Да, моя дорогая, не полезно варенье в моем возрасте. - Только не съезжайте, Патрик. Вы слышали графа? - Даже если все запасы Вашего чудесного варения пропадут, моя леди, я лично помогу Вам сделать из него вино. - Вот это настоЯщий дипломАтический подход. Кстати, о дипломатии. Верно ли я поняла, что пенАгонский принц вскоре окажет нам вЕликую честь вновь лицезреть его? - Да, он приезжает, - отозвался канцлер, и заметил напряжение, отразившееся на красивом лице его протеже. - Пенагонец Вам чем не угодил? - спросил он Патрика, когда они оказались в экипаже наедине. - Он знал меня раньше. Другим, - отозвался Патрик и замолчал надолго. И еще были ночи. Канцлер видел эту перемену каждый день, и все никак не мог привыкнуть. Когда на глазах уверенный, смелый молодой человек превращается в запуганное, не находящее покоя существо, это что-то значит. Вот и опять. Мечется по всему кабинету, не в силах остановиться, бестолково и бессмысленно, пытается заняться делом - и тут же все бросает. - Патрик. Идите сюда. Присядьте, - Давиль поймал юношу за руку. Он готовился ко сну, поэтому был одет в свой любимый бордовый бархатный халат, русые с проседью волосы собраны на затылке в пучок. "Только шапочки на голове не хватает, - пришла Патрику в голову мысль, - и был бы похож на кардинала". Граф усадил Патрика на диван рядом с собой, не отпуская его руку, и заявил: - Вам, возможно, трудно будет в это поверить, но мы с Вами в лодке посреди океана. Вокруг полно акул. Но наша лодка безупречно надежна. Здесь много места, можно удобно расположиться, - он притянул к себе юношу, помог прилечь на спинку дивана, - на море приятный теплый бриз. Закройте глаза. Он ерошит Ваши волосы, - едва касаясь, провел ладонью по золотистым кудрям, - и Вам хорошо. Спокойно. Пусть акулы кружат совсем рядом, наша лодка прочна, - и тут заметил, что юноша спит. Уронил голову на подлокотник, и спит. Посидел рядом, несколько минут подержал его руку в своих. Отпустил осторожно. Незаметно вышел в свою спальню - она была смежной комнатой с кабинетом. Он не понял, что его разбудило. Но проснулся, и увидел белую фигуру. Первая мысль была о том, что это местное приведенье набралось наглости. Вторая - что Король, таки, решил от него избавиться. А в соседней комнате Патрик, и не известно, что с ним.... Стоп! Патрик! Ну конечно! Было уже чуть-чуть светло, он узнал свою зазнобу. - Простите меня. Я сейчас уйду. - Хм. Идите сюда. Садитесь. Плохо Вам? Вид у юноши был совсем неважный. Разрыдается? Бросится вон? Остался. Молчит, пытается справиться с голосом. Без особого успеха. - Патрик. Забирайтесь сюда. Ложитесь. И спите. Я отодвинусь, вот сюда. Замерзли? Возьмите вон тот плед. Завтра я прикажу поставить еще одну кровать. Пока не полегчает, будете спать здесь. Про лодку помните? Так вот. Вы в лодке. Спите. Измученный юноша уже и правда спал. Давиль улыбнулся своим мыслям. Скажи ему кто год назад... Да. ЧуднЫе дела творятся. Потом приехал Пенапью. Патрик всю связанную с приездом высокого гостя суету пересидел в кабинете Канцлера. Так распорядилась природа, что талантливому юноше, однако, совершенно не давались иностранные языки - и, хотя он старательно компенсировал недостаток дарования регулярными занятиями, Давиль видел, что ему было трудно. Вот и сейчас, засел на три дня со словарями и дипломатическими петициями, и не выходил никуда, даже на обед. В конце концов лично Давиль принес ему поднос с ужином. Патрик улыбнулся ему, поблагодарил. Давиль заглянул в его листочек с переводами: - Здесь будущее время, мой дорогой: "будут повергнуты". А вот здесь пассивный залог. Неплохо. Очень неплохо. Юноша покраснел. - Волнуетесь перед приездом знатного гостя? Патрик коротко кивнул головой: - Кто-нибудь непременно ему все расскажет. Все, понимаете? И про меня. Давиль кивнул: - Доброжелатели всегда найдутся. Но Пенагонец не таков. Он пытается казаться неумехой и обычным парнем, но на самом деле это он так скромничает. Пенапью деликатен до мозга костей. Он Вас не расстроит, помяните мои слова. Давиль оказался прав. Старый знакомый по приезду оказался совершенно очарователен. Пенапью выдержал протокол, а после первым делом подошел к Патрику: - Дорогой мой друг! Как же я рад! Сообщения о Ваших успехах достигли Пенагонии, и я был так счастлив за вас! Давиль ненавязчиво стоял рядом, он видел, как кровь отхлынула от лица Патрика, когда пенагонец его обнял, и как он замер в деревянной, неестественой позе. - Почему Вы не приехали к нам весной? Это сезон цветущих слив, и я был лишен возможности показать Вам эту красоту. - Простите, Ваше Высочество, тут, верно, я виноват, - вмешался Давиль, - я не отпустил Патрика. Было много дел со Скаларнским посольством. - О, понятно. А верно говорят, про их... недопонимание со Вилерной? Патрик смог, наконец-то, ответить, и Давиль отошел, чтобы не мешать. Пенапью пригласил Патрика погулять по городу, как во время его прошлого визита. Патрик уже приготовил извинения, решив притвориться больным (сильно притворяться не пришлось бы), однако вместо этого взял и согласился. - Жаль, Жака и Марту я с собой не привез. А то получилось бы совсем как тогда. Патрик, знаете что? А можем мы увидеть Марселлу? Я не встретил ее во дворце сегодня. Как у нее дела? Патрик резко остановился, словно налетел на невидимую стену. Со своими переживаниями он совсем забыл о девушке, а ведь она приезжала к нему, искала с ним встречи. - Неужели... Вы с ней в ссоре? - Нет. Нет, что Вы, Пенапью. У меня выдался беспокойный год. Мы давно не виделись, только и всего. Давайте мы... поедем к ней. Марселла жила прямо во дворце, так что далеко ехать не пришлось. Конечно, появление именитых гостей наделало много шума в крыле для слуг, однако Патрика сразу все узнали, и постепенно суета улеглась - о дружбе служанки и воспитанника королевы здесь знали все. Девушка выглядела и смущенной, и обрадованной, она мало говорила и все больше смотрела куда-то вниз, себе под ноги. К Патрику тоже не шли слова, говорил один Пенапью, но он как-то справлялся за всех троих. В конце концов, вокруг было слишком много ушей, и оставаться здесь было не слишком-то удобно, так что Патрик счел нужным пригласить своих друзей к себе домой. Он бывал в своем новом доме, щедром подарке короля и королевы, лишь однажды, и эта заброшенность сразу чувствовалась, стоило только ступить на порог - в гостиной даже камин не был растоплен. Испуганные слуги бросились исправлять оплошности, а Марселла лишь улыбнулась - в первый раз за все время - и принялась им помогать. Было похоже, здесь просто привыкли к отсутствию хозяина. Но чистота везде стояла замечательная, а ужин был подан спустя каких-то четверть часа, так что попенять на прислугу было незачто. После ужина взяли экипаж и поехали гулять по городу. Патрик начал чувствовать себя лишним в компании Принца и девушки. Когда Марселла освоилась, они принялись говорить без умолку, вспоминая старинные времена, а ему никак не удавалось принять участие в разговоре - постоянно погружаясь в свои мысли, он выпадал из беседы, отвечал что-то невпопад. В конце концов он стал впадать в отчаяние. Его друзья полны радости, жизни, но у него не получается быть таким же. Не получается таким даже притвориться. Словно странная невидимая преграда отгородила его от всех остальных людей. И, сейчас кажется - это навсегда. Благо, подоспела карета с гербом Канцлера. Давиля, там, правда, не оказалось, но зато его слуга передал Патрику записку с просьбой приехать немедленно. Патрик вздохнул с облегчением, объяснил своим гостям, что его ждут неотложные дела, и предложив им распоряжаться экипажем, пересел в карету Давиля. Граф, как оказалось, вызвал его для беседы с доктором. Паксиль специально для этого приехал во дворец, и собирался отбыть по делам этим же вечером. Во внешности доктора, сделавшего головокружительную карьеру за последнее время, появилась осанистость. И держался он теперь с некоторой важностью. А в остальном это был все тот же доктор Паксиль, с его привычкой быстро, стремительно двигаться, и четко, по-военному, говорить. - Как Вы спите? - спросил Паксиль. Патрик попробовал подобрать определение. И в самом деле, как? - Плохо спит, - отозвался Давиль. Он сидел рядом за своим письменным столом и работал. - Просыпаетесь? Патрик усиленно помотал головой. - Кошмары, - коротко пояснил граф. - Понятно. Приступы паники? - Нет, что Вы... И тут же услышал: - По ночам. Патрик, Вы должны говорить доктору только правду. - И часто? - Каждую ночь, - бесжалостно закончил Канцлер. - Галлюцинации? Нет? Господин граф? - Не замечал. - Изменения настроения? - Настроение ровное, - окончательно взял на себя роль собеседника Давиль, - пониженное. Паксиль положил на стол графу исписанный листок: - Нервное расстройство от пережитого потрясения, средней тяжести. Я расписал лечение. Принимать лекарства следует длительно. Быстрого эффекта ждать не стоит. Позволю себе сказать о пользе смены мест для Вашего воспитанника, граф. Так что путешествия всячески советую. На этом разрешите откланяться. Патрик. Юноша учтиво поклонился, доктор вышел. Давиль взял лист с назначениями, пробежал глазами, и покачал головой. - Разрешите мне покинуть Вас. Я бросил Пенапью одного. - Так уж и одного? Патрик мысленно чертыхнулся про себя. Он привык видеть человека, который отечески заботится и всячески поддерживает его. И как-то забывалось, что этот человек еще и правит страной. И знает все и про всех. Как бы Пенапью не скомпрометировать себя. На городской площади было устроено какое-то зрелище, судя по большому скоплению народа. Патрик, спешивший обратно к своим друзьям, не обратил сначала на это внимания, а потом увидел на городской стене грамоту, в котором сообщалось, что во столько-то часов будет публично оглашен приговор преступникам, беспокоивших жителей Абедонии, и еще что-то, Патрик дальше уже не читал. С отпечатанного в новой типографии листа на него смотрел человек, которого Патрику теперь, видимо, не забыть уже никогда. Это был Атаман разбойников. Как он добрался к Канцлеру, он не помнил. И что ему говорил. И говорил ли вообще что-то. Опомнился от мягкого уверенного голоса - так взрослые вразумляют малолетних детей. Давиль обнимал его за плечи. - Патрик. Его повесят. И замечательно. Никому больше не причинит вреда. - Нельзя его казнить. - Это еще почему? - Потому что Вы мстите, граф. Просто мстите. За меня, - юноша поднял бледное, но спокойное лицо, - так нельзя. Вы выше этого. - И не думайте, мой дорогой, - сказал ему Давиль, - он разбойник, Вы забыли? Вы думаете, Вы ему одни попались за двадцать с лишним лет? Только вас удалось вызволить, а для других все закончилось не так хорошо. Знаете, сколько их было? Патрику стало стыдно: - Простите меня. Дайте только увидеть его. - Зачем это вам? - с заботой поинтересовался Канцлер. Патрик вздохнул. - Хочу сказать ему спасибо. Его крепкий кулак отлично избавляет от иллюзий. Канцлер помотал головой: - В чем же вы убедитесь? И чем вам это поможет? Патрик глубоко вздохнул. - Вы правы, мой Канцлер. Не поможет ничем. Он отошел к столу, взял какие-то бумаги. Грудь Давиля наполнила сладкая теплота. «Мой Канцлер». Мог ли он подумать о таком? Или мечтать? Чудны дела творятся. Следующий день выдался морозным. Но шайку Атамана в городе хорошо знали, и поэтому утреннее зрелище собрало много разного народа. Ночью выпало немного снега, эшафот был весь в инее, люди жались друг к другу и к специально разведенным на площади очагам. Канцлер подумал о том, что с удовольствием пропустил бы это событие и поработал бы лучше в тепле возле камина с утра, но ... Он должен был увидеть Атамана в последний раз. Ведь это он сделал из этого человека главу разбойничьей шайки, организовал многие их преступления, а потом сам же и сдал в руки палача. Давиль никогда не обманывал себя - не упрек Патрика в соучастии разбойникам, высказанный в день, когда мальчик пытался покончить с собой, заставил его принять такое решение. Юноша, пережив сильнейший стресс, более не заговаривал с ним о его связях с разбойниками. Это было другое чувство. Да, его Патрик был прав. Это было желание отомстить. Скажите, какие мерзавцы. Поймали в лесу мальчишку явно из дворянской семьи? Вот и прекрасно! Надо было отправить требование о выкупе, озолотиться и всю оставшуюся жизнь жить припеваючи. Ну, разбойничья душа требует - дать по смазливому носу разок. Перед самым выкупом. Но уж никак не причинять мальчишке столько страданий, за что, спрашивается? Вот, дремлет теперь на атласных подушках кареты рядом с канцлером, опять уснуть пол ночи не мог. Давилю хотелось быстрее закончить неприятное дело, и, словно отвечая на его мысли, от ворот Суда двинулась процессия. В толпе зрителей поднялся гомон, Патрик проснулся и приблизил лицо к окну кареты. Осужденных везли на позорной телеге. Серые покаянные рубахи сделали разбойников похожими на близнецов. Лишь двое смогли стоять на ногах, и одного из них Давиль сразу узнал. Этот человек стоял, широко расставив сильные ноги, выпрямившись во весь свой немаленький рост, и держался за борт телеги скованными руками. Атаман разбойников ехал на свою собственную казнь с таким видом, словно его на коронацию везут - с высоко поднятой головой. На тонких губах блуждала ухмылка, то ли насмешливая, то ли презрительная. Давиль задумчиво потер пальцами подбородок. Все-таки надо было приказать тихо отравить Атамана в камере крысиным ядом. Остальным разбойникам было далеко до самообладания своего патрона. Один ползал по дну телеги и безостановочно твердил слова молитвы, по безбожному перевирая их. Еще один все время лихорадочно озирался, словно искал, откуда бы могло прийти избавление. И последний их товарищ по несчастью сидел неподвижно в углу телеги, прислонившиь к нему спиной. Он никуда и не на кого не смотрел. Простые абедонцы вели себя сегодня на удивление тихо, наверное потому, что на этот раз были согласны с приговором, так что удвоенная охрана скучала на своих постах. Патрик выскочил из кареты, и бросился к эшафоту, Давиль последовал за ним. Процессия, между тем, достигла эшафота. Разбойников расковали и потащили к леснице. Собственно, один атаман шел сам, остальных подталкивали, заставляя подниматься. У одного подкосились ноги, его, не церемонясь, просто затащили и бросили на помост. Палач был готов. Он важно расхаживал возле своего рычага, меряя ногами ширину эшафота, и время от времени потирая замерзающие руки. Его помощники работали быстро и слаженно. В один миг петли оказались надеты, бандиты стояли на люках. Прощальной речи богомерзким разбойником не полагалось. Толстый маленький падре подскользнулся на обледенелых ступенях - в толпе раздались сдержанные смешки. Священник перекрестил каждого осужденного, добросовестно дочитал длинную молитву. Здесь случилась задержка - часы на башне Правосудия уже пробили одиннадцать, а молитва еще не закончилась. Палач сделал вопросительный знак судье, мол, что делать-то? На что судья махнул рукой - пусть поживут еще, вроде как. У одного из разбойников не выдержали нервы, он попытался сбросить петлю. Караул не дал ему этого сделать, петлю надели обратно, разбойника вновь поставили на люк. Он принялся снова сдирать с головы жесткую веревку, и кричать, что он невиновен. Атаман нахмурился едва заметно, взглянув на него. Вот уж кто мог похвастаться самообладанием. Стоит себе, смотрит прямо на толпу. На лице то ли ухмылка, то ли усмешка. Не был он похож на приговоренного к смерти, что и сказать. Давиль взял Патрика под руку. Юноша словно бы и не заметил его - смотрел только на помост, не отводя глаз. Падре закончил свою молитву, отошел, и палач взмахнул рукой, подавая знак о начале казни. Затрубили трубы. Каждому из приговоренных к смерти надели на голову темный мешок. В одном случае для этого осужденного пришлось держать троим гвардейцам. Этот разбойник (Канцлер забыл его имя), отчаянно брыкался, ругался на чем свет стоит, иногда переходя на визг. Атаман не изменил выражение лица, когда ему на голову надевали мешок. Он даже насмешливо наклонился, содействуя помощникам палача. Наконец Патрик перестанет видеть его лицо. Когда все было готово, палач коротким жестом нажал на рычаг, и люки открылись. Четыре тела рухнули в них одновременно, струнами натянув веревки. Патрик дернулся к эшафоту, словно бы хотел взойти на него, но тотчас же остановился. Страшная эта картина - человек в петле. Давиль сколько раз в своей жизни видел, а привыкнуть не мог никак. Можно, конечно, было и отвернуться. Но его мальчик смотрел, и он не стал отводить взгляд. Толпа заволновалась, загомонила. Тела повешенных бились в предсмертных судорогах, словно исполняли какой-то сумасшедший танец. И затихали одно за другим. Давиль загадал, что Атаман продержится дольше всех, и был разочарован, когда его большое тело первым повисло, словно мешок. Казнь закончилась. Люди стали расходиться, однако Патрик не двигался с места. Стоял, как загипнотизированный, и смотрел на эшафот, на болтающиеся на веревках тела людей. Давиль повел юношу к карете. Потом только заметил, что его руки сжаты в кулаки. - Патрик, пойдемте. Ну, мой дорогой, прошу Вас. Все кончено. Юноша последовал за ним к карете. Он ступал нетвердо, слегка покачиваясь на ногах. Давиль махнул кучеру: - Домой! В кабинете Давиль усадил юношу в глубокое кресло, поднес бокал подогретого вина с травами. - Выпейте. Патрик отпил из бокала, поднял глаза на Канцлера: - Вы возитесь со мной, как с родным, а я... Я хотел бы, граф, оправдать Ваше доверие, но.... Скажите мне только, что вы их казнили не из-за меня. - Не из-за вас, - сказал Давиль, - за то, что это - богомерзкие преступники. Патрик. Я хочу помочь Вам. - Мне ли этого не знать, Ваша Светлость? Вы столько для меня сделали. Если бы я мог… отплатить Вам за вашу доброту, - Патрик положил красивую ладонь поверх руки Давиля - у того сердце зашлось. Канцлер, однако, приложил все усилия, чтобы этого не показать. - Вот что, дорогой. Расскажите мне все. Расскажите, может быть, это поможет. Почему Вы вините себя в том, что произошло? - Вы знаете, почему. Я сам пришел к ним в лапы. Убегал от Вас, - юноша грустно улыбнулся, припомнив, как сильно хотел сбежать от своей "страшной" участи - опеки графа Давиля. - Они меня не ловили, ни случайно, ни намеренно. Я пришел к ним сам. Подумал - вот люди, также, как я, страдают от железной хватки нашего Канцлера. Они пировали в этой самой сторожке. Никого не трогали. Тут являюсь я. Наивно предполагающий, что все беглецы в дороге должны помогать друг другу. Что они мне помогут скрыться, по крайней мере, переждать ночь... - Расскажите мне все. Дайте руку, и рассказывайте. Рука Канцлера сжала тонкую кисть юноши. Тот вздохнул, выпрямился в кресле. - Я сбежал от них. Выбрался из леса. Но тот народ, который я почитал за благословение Абедонии… Они угостили меня под первое число тумаками, и продали разбойникам, словно овцу. Привезли на телеге. Я верил, Давиль, я так верил. Но эта вера… Оказалось, ей цена - полушка... В горле пересохло, он замолчал. Давиль держал его за руку. - А я верил в Вас. И сейчас верю. Всегда буду верить. Это не поможет, конечно, но... - Это поможет, - Патрик улыбнулся ему, у бедного Давиля зачастило сердце. - Все что угодно, чтобы Вам стало легче, - он обнял юношу, позволил ему спрятать горевшее лицо у себя на груди. - Возьмите меня с собой, - попросил Патрик. Канцлер собирался в Скарлу, на международный саммит, надолго. Там необходимо было решить некоторые неотложные дела. - Доктор же посоветовал Вам путешествия, да? Ну вот, и хорошо. Я распоряжусь насчет сборов. Вы ведь не видели еще море? Нет? Ну вот и увидите. Море - особенное воспоминание для каждого. Может быть, поможет и Вам. Надо обсудить с Леди наш отъезд.