Однажды в Абедонии

Дорога до порта прошла в спешке и заботах. Гонцы то и дело нагоняли небольшую процессию, и отправлялись обратно. Давиль перестал убирать перо - сколько еще распоряжений и писем предстоит написать до отплытия! Патрику не терпелось увидеть море. Так сложилось, что жители окруженной с четырех сторон соседями Абедонии видели море только на картинках. И раньше Патрик про морские путешествия только читал. Погода была плохой, и дороги испортились. Карета порой кренилась так, что, казалось, вот-вот упадет на бок. Патрику казалось, что они больше стоят, вылезая из очередной ямы, чем едут, и в порт им не добраться никогда. К тому же снегопад как начался в день их отбытия, так больше не прекращался. Низкое серое небо, снежный туман за окном, и холод не располагали к веселым мыслям. Однако Давиль не унывал сам, и каким-то образом умудрился задать настроение всей кампании. Начали с того, что жгли костры на каждой остановке. Горячая еда, чай и грог изрядно поднимали настроение и господам, и слугам (Давиль распорядился, что возле костра могут собираться не только благородные). Возле самой первой остановки, грея руки и стараясь не подполить подбитый горностаем плащ, Давиль спросил у одного из офицеров, сколько рябчиков удалось им настрелять намедни на охоте, перед самым отъездом. Все. Охотничьи байки не замолкали ни на минуту. Простой люд не отставал от офицеров. Смех и шутки стихали только на ночь. Патрик дивился про себя, надо же, Канцлера всегда обвиняли в пренебрежении к людям. А тут на тебе. Потом офицерский состав принялся припоминать все песни, какие кто только знал. Небольшая процессия гремела на весь лес. Если лихие людишки и прятались где-то по дороге, то похоже, их спугнули таким времяпрепровождением. В день прибытия в порт погода неожиданно наладилась, и Патрик увидел море в первый раз в жизни в безветренный, спокойный день - сверкающая на солнце голубая даль до самого горизонта, гладкая, как зеркало. И таким оно оставалось до самого прибытия. Патрик целые дни проводил на палубе, ничем не возможно было заманить его в каюту. Даже Давилю не удавалось. Легчайший бриз заполнял собой все вокруг, купал в своей свежести, ерошил волосы и уносился прочь, словно звал с собой, поиграть в догонялки... Патрику понравилось на корабле, каюты казались просторными, а на морскую болезнь не было и намека. Ему втайне хотелось, чтобы плаванье подольше не заканчивалось. Столица Скарлы, Валена, была одним из самых больших городов мира, еще, к тому же, городом-портом, и не могла не поражать своим величием тех, кто видел ее впервые. Огромный, закованный в белый мрамор набережных и дворцов город, казалось, никогда не спит. Сумерки здесь составляли всего несколько часов кряду. Портовая часть города, как Патрику со страху показалось, была размером со всю Абедонскую столицу - и вся полностью из розового мрамора. Высоких гостей-дипломатов традиционно селят во дворце Эльтам, это один из самых больших и роскошных дворцовых комплексов столицы. Но Канцлер настоял, чтобы Абедонскую делегацию поселили в отдельную виллу, так что с дороги отправились прямо туда. И Патрик успел порадовался выбору Давиля. В доме были огромные окна, роскошный сад с экзотическими деревьями, и даже бассейн с пресной водой. Здесь они были одни, и могли чувствовать себя гораздо свободней, чем во дворце. Вечером был устроен прием в честь новоприбывших дипломатов - кроме абедонцев, здесь чествовали делегации еще из пяти стран. Дворец Эльтам сразу оглушил Патрика высотой потолков - метров пять, никак не меньше! И как можно засыпать в таких комнатах? Как на голубятне! Сам дворец имел едва ли не тысячелетнюю историю. Из благородного белого мрамора, он представлял собой произведение архитектурного искусства. Правда, у Патрика не было времени это оценить - смотреть пришлось на людей, раскланиваясь с немыслимым количеством знатных и влиятельных. У бедного Патрика закружилась голова и зарябило в глазах. Слишком много внимания ему уделяли все эти знатные господа, слишком пристальными были их взгляды, брошенные украдкой. Патрик знал - в нем видят лишь фаворита графа Давиля. К большому удивлению юноши, граф оказался здесь фигурой очень известной, и весьма неоднозначной. Казалось бы, политик из маленькой, небогатой, не имеющей никакого политического влияния, ничем не знаменитой страны... Но его появление произвело здесь фурор. Поздороваться с графом подходили политики совсем другого уровня, и особы королевских кровей. Это явление достигло кульминации, когда их вызвал к себе поздороваться сам наследный принц Скарлы, раскланялся с графом как со старым знакомым, и ласково обозвал старым интриганом. Наследник престола величайшей империи мира оказался совсем молодым, да к тому же еще писаным красавцем - удивительно, но молва в этот раз оказалась правдива. Патрик по-другому взглянул на сложнейшую интригу вокруг его женитьбы - за таким любая девушка побежит, теряя по пути туфли и голову... Принцесса ближайшего соседа и вечного союзника Скарлы - Витальского королевства попросила своего посла привести ее к Давилю, и проговорила с графом чуть дольше, чем этикет приветствует в ее случае. Но с такой теплотой, что Патрик был поражен. Оказалось, ее брак в свое время удался только благодаря графу... Давиль так трогательно раскланивался с маленькими наследными принцессами - двух и трех лет - ее дочерьми... Представитель Восточной Торговой Компании дал повод говорить о себе, наступив Давилю на ногу и обругав его. Но скандала не получилось – граф улыбнулся наглецу, раскланялся с ним и доброжелательно пожелал успеха во всех делах. Тяжелый взгляд посла Вилерны, несмотря на мед его речей, Патрику тоже не понравился. Наследный вилернский принц был слишком занят принцем-скарланцем, а вот его спутник, представившийся графом Маринади, сразу пригласил Давиля на бал в вилернском посольстве следующим вечером. На вид графу было сорок-сорок пять, и было в его лице что-то, что сразу настроило Патрика против этого человека. Было в нем что-то хищное – или тонкий, с небольшой горбинкой, и слегка удлиненным кончиком нос, или сжатые в тонкую черточку губы… У графа были прекрасные волосы – абсолютно прямые, угольно-черные и блестящие, подстриженные по последней здешней моде, по линии подбородка, и ясные холодные серые глаза. Однако эти черты, так же, как его манера держать себя, его жесты, мимика только усиливали исходившее от этого человека чувство властности. Давиль приветливо раскланялся с графом Маринади, ободряюще улыбнулся юноше, и через минуту уже представлял Патрика скаларнскому министру просвещения.. Либерально настроенный министр выступал против запрещения каких-либо видов искусств, и наступал на консервативно настроенного Давиля. Патрик с удовольствием слушал их спор, радуясь про себя, что графа в какие-то веки осадили в этом очень больном для Абедонии вопросе. Одновременно Патрик вдруг отметил про себя, как замечательно смотрится граф в этом зале, среди сильных мира сего, как естественно он себя держит. Он не рискнул бы сказать о себе то же самое. А какая у Давиля красивая, непринужденная осанка! И камзол ее подчеркивает! Было время, он в своих стихах высмеивал надменный вид Канцлера, а сейчас готов первым воскликнуть: "вранье!". Потом был бал. Патрик не танцевал сам, но с удовольствием остался посмотреть на танцы. И посмотреть было, на что. Три сотни пар одновременно кружились в едином согласии. В свете свечей мерцала атласная кожа дам, блестели брильянты в колье, в прическах и на платьях. Кружились широкие многоуровневые юбки на кринолине. Патрик никогда не видел таких красивых нарядов и таких гордых дам. Поражала абсолютная согласованность каждого движения, ни одного лишнего, никакого диссонанса. Все пары словно были единым целым. Он засмотрелся и не сразу заметил рядом огромный белый веер, из-за которого была видна высокая прическа, украшенная кораблем. Только, услышав тихие смешки вокруг, оглянулся и… Встретился взглядом с братом Таларского короля. В карих бархатных глазах плясали черти. Герцог раскланялся с ним. Одет он, благодарение Богу, оказался не как дама. - Мишель, Вы заключили пари, что сможете вогнать меня в краску? Герцог снова низко поклонился: - Простите мне эту шутку. Я был готов выслушать упреки, что повторяюсь. Он снял парик с кораблем, продемонстрировав его Патрику: - Позаимствовал у своей двоюродной кузины. Боюсь, она убьет меня, когда узнает. Патрик кивнул на веер, который Мишель уже сложил: - Веером? Герцог изобразил испуг, кивнул головой: - Да. Он тоже ее! Оба рассмеялись, герцог взял Патрика под руку: - Я здесь только благодаря Вам. Сорвался с места, попутный ветер в корму моему кораблю, и вот я здесь… Внезапно подошел граф, взглянул на герцога с притворной строгостью: - Надеюсь, Вы не собираетесь снова приглашать моего воспитанника на танец? Герцог раскрыл веер, спрятался за ним: - Граф, Вы меня смутили. Ужас! Как я теперь жить-то буду… Давиль посмотрел на него с интересом, словно собирался спросить: «вот именно, как?». - Ваша Светлость, у меня для вас письмо от брата, - тихо сказал, закрывшись злополучным веером, герцог, - конфиденциальное. Письмо незаметно оказалось у Давиля. Граф первым поклонился: - Благодарю Вас, герцог. Однако, я думаю, нам пора. Всего доброго! Патрик и правда успел устать с непривычки. Они отправились на виллу. Было уже почти утро. Мелкий белый гравий, которым были посыпаны дорожки в саду, хрустел под ногами. Пахло морем и апельсинами. - Вы не ужасный, - сказал Патрик неожиданно, - и не подлый. Простите меня. Простите за все. Вы заботились о нас, только вот мы этого не понимали. Политика - вообще дело невероятно грязное. А не будь Вас, мы бы все утонули в этой грязи. - А так только я? - Давиль задумчиво улыбнулся своей фирменной полуулыбкой, рассеянно кивнул головой, - нет, не надо, - прервал он Патрика, взявшегося, по-видимому, дать отпор его предположению, - я понял Вас правильно, мой мальчик. Спасибо. Пойдемте, Вам надо хорошо отдохнуть. Не вздумайте сегодня утром вставать до обеда! На самом деле, особая атмосфера приморского города так подействовала, или все дело было в его болезни, но Патрику не хотелось ни на званые вечера, ни на балы, и Давиль не собирался его заставлять там появляться. Юношу околдовала совсем другая Валена, где не было места интригам. Сказать, что в этом краю поселилось Солнце, значило сказать слишком мало. Оно баловало эти холмы, кутало их в себя, купало в особом солнечном аромате. Даже в самом зените, оно не жгло, а словно обнимало путешественника, нежно и ласково, целовало в обе щеки совершенно не представимыми оттенками загара. На закат и рассвет отводилось вместе минут двадцать, а все остальное время Валена была полна до краев яркими его лучами. Пирамиды деревьев не давали никакой тени. А какие тут росли кипарисы! Не ниже королевского дворца, это точно. Еще кедры с иглами длиной в руку, и какие-то невиданные ели – с мягкими иголками. На улицах цвели апельсиновые деревья, и еще какие-то неизвестные, с пьянящим сладким ароматом от белых соцветий величиной с руку… Вот так запросто росли пальмы, фикусы, папоротники и кактусы. Море заворожило юношу раз и навсегда. Он мог сидеть у берега, и смотреть на горизонт часами, а чтобы никто не мешал, за каждым деревом ждала бдительная охрана, выставленная Давилем. Если кто-то здесь и дивилась высокому гостю, к которому нельзя подходить ближе, чем на сто шагов, то это удивление они держали при себе. И не такое еще встретишь в дипломатической миссии. Море и солнце здесь были союзниками, сливаясь в единое целое моресолнце, они выгоняли из сердца тревогу и боль, лечили его душу. Патрик проводил целые дни на воздухе, глядя на море, в легкой беседке возле виллы, и не мог надышаться морским воздухом. А какие тут можно было найти ракушки! Всех возможных форм, цветов и размеров! Патрик взялся собирать собственную коллекцию. Слуги появлялись бесшумно, как призраки, накрывали на стол, и исчезали, так что, когда ему хотелось, он ел, когда начинали слипаться глаза - спал. И смотрел, смотрел, смотрел на утопающий в лазури горизонт. И стихи вернулись. Они появлялись, как раньше - готовым в его голове, так что можно было сказать, что он не сочиняет их, они сами к нему приходят. Патрик не успевал их записывать. Давиль работал у себя в кабинете сутками, и часто выходил только навестить своего питомца, чтобы побыть рядом. Он старался посещать только те приемы и светские рауты, на которых было действительно необходимо появиться. Иначе можно было совсем не возвращаться домой – такова жизнь дипломата здесь, в Валене. Он вставал рано, смотрел на спящего еще юношу, и робкая радость рождалась в его сердце. Патрик впервые начал спать спокойно. Но в отдельную спальню не перебрался - боялся возвращения кошмаров. Кудри юноши выгорели, а матовая белая кожа приобрела бронзовый оттенок. Но как же было приятно смотреть, как выздоравливает от тяжелой болезни его мальчик!