Лаванда
В тягучей тьме летали отрывки мрачных видений, сотканных из страданий и животного ужаса. Физическая и душевная боль мучили Лаванду. Она билась маленькой птичкой в клетке из собственных воспоминаний. Почему-то она решила, что умерла, и это её посмертие. Высшие силы в наказание за высокомерность и чрезмерную любовь к себе поместили её душу в мир, где раз за разом она переживала самый страшный кошмар в прожитой жизни. Лаванда, наверное, уже в тысячный раз видела одну и ту же картину. Она бежала по коридорам Хогвартса вслед за близняшками Патил. Всюду слышались крики, стоны, мелькали вспышки проклятий. Девушки еле успевали ставить щиты. Окровавленные лица сменялись серебряными масками. И вот снова Лаванда быстро спускалась по главной лестнице, опережая своих спутниц, и споткнулась о чью-то ногу. Лихорадочно дыша, она опустила голову и наткнулась на мёртвого Колина Криви. Волна боли и сожаления затопили её сердце. Она присела над погибшим мальчиком, чтобы закрыть ему глаза. — Кто там, Лав? — окликнула её Парвати. Лаванда, глотая слезы, повернулась к сестрам Патил, и глухо прошептала: — Это Колин. Он мёртв. Выдохнув ругательство, индианки синхронно уставились куда-то поверх головы Лаванды. Девушка увидела, как в темной паре глаз отразилась паника. Сглотнув, она медленно обернулась и встретилась взглядом с огромным мужиком, принюхивающимся словно дикое животное и стоящим у них на пути в самом начале лестницы. Лицо и голову врага покрывала редкая жёсткая чёрная шерсть, заостренные уши торчали в разные стороны. В окровавленной ручище с длинными чёрными когтями, направленной в их сторону, была зажата волшебная палочка. Жёлтые глаза безжалостного убийцы буквально загорелись зловещим огнем. Он облизал бледные тонкие губы и садистски ухмыльнулся, показывая острые кривые зубы с волчьими клыками. — У кого из вас течка, сучки? — глумливо крикнул громила и побежал к девушкам, перепрыгивая через несколько ступеней сразу. Сёстры Патил выставили вперед палочки, пытаясь наколдовать хоть сколько-нибудь полезное заклинание. Лаванда же буквально оцепенела от страха. Ей подумалось, что так, наверное, себя чувствует жертва василиска. Из транса её выдернула боль в шее, когда лапища сдавила её, и она истошно завизжала, хотя нет, скорее захрипела. Боковым зрением она заметила, как сёстры кинулись к ней, но Пожиратель ощерился и глумливо сказал: — Съебались обе, или тоже хотите? Вспыхнувшая секунду назад надежда угасла, когда до ушей долетели звуки шагов убегающих в панике девчонок. Слёзы обиды обожгли глаза, а получеловек-полузверь наклонился к лицу Лаванды и липко лизнул её щеку, обдав отвратительным смрадом, сплетённым из запаха псины, крови и немытого тела. — Какая сладкая куколка, — прорычал пожиратель и похотливо заржал. Зрачки Лаванды расширились, когда она рассмотрела мерзкую рожу. Она видела его в «Пророке», обречённость затопила все ее сознание, когда она вспомнила кличку — Сивый. Оборотень сунул палочку в карман распахнутого кожаного плаща, оттолкнул от себя окаменевшую Лаванду, отчего она упала на жёсткие ступени, а потом одним резким движением скрюченных пальцев разодрал лёгкий розовый джемпер и джинсы. Внезапная острая боль привела девушку в чувство, и она, собрав силы, пнула его коленкой в пах. Оборотень отстранился на мгновение, и тогда девушка судорожно дёрнулась и перевернулась на живот в попытке подняться и убежать. Когда ей уже казалось, что она вот-вот вырвется, что-то тяжёлое придавило тело к ступеням, и вспышка боли разорвала сознание: он укусил её в плечо, а потом ударил головой о ступеньку. Сознание Лаванда не потеряла, лишь почувствовала, как последние остатки сил покинули её. Оборотень грубо перевернул девушку на спину и стащил с неё штаны, царапая кожу и оставляя синяки на бледных бедрах. Сивый, гадко смеясь, расстегнул ремень и вывалил свой орган. — Дёргайся, тварь, так даже интереснее! Лаванда уже безразлично смотрела, на то, как кусок тухлого мяса (странная ассоциация возникла в её мозгу) медленно наливался кровью. Она понимала, что последние минуты перед смертью, растянутся для неё в бесконечный кошмар. Когда Сивый навалился сверху, разрывая её плоть и причиняя смесь физической и моральной боли, девушка молила Мерлина и всех известных ей богов, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь пришёл и оборвал все мучения. — Нравится, сука? — глумливо стонал и рычал Сивый в ухо своей жертве, — Узкая, маленькая дрянь! Сначала выебу тебя, а потом сожру твои потроха. А потом еще раз выебу. Его слова переросли в нечленораздельные стоны и рычание, сдобренные смачными ругательствами. Пока оборотень размашисто ебал Лаванду, лапая её грудь, бока, ягодицы и размазывая по ней её же кровь, она беззвучно рыдала, стараясь смотреть куда-то вверх. Тяжёлое тело вдавливало девушку в холодные ступени, а резкие толчки внутри отдавались глухой болью в животе. Оборотень хрипло задышал, а потом издав протяжный вой затрясся в конвульсиях, кончая. Сверху послышались шаги, Лаванда из последних сил откинула голову назад и сфокусировала взгляд. От болевого шока она почти ничего не различала вокруг, лишь видела силуэт парня со светлыми волосами. В полубреду она не понимала, кто это, но это не помешало ей прошептать побелевшими губами: — Убей меня. Все вокруг вдруг стало неважным и обрело невероятную чёткость. Лаванда впилась взглядом в серые глаза и узнала младшего Малфоя. Между ними было несколько метров, но она до мельчайшей чёрточки рассмотрела его. Вместо обычной брезгливости, его лицо отражало такую всеобъемлющую ярость, что по спине ведьмы пробежали мурашки. Как в замедленном магловском фильме, слизеринец поднял палочку. Лаванда не слышала заклинание, но сразу же поняла что он произнес. Зелёная яркая вспышка сорвалась с кончика его палочки и медленно поплыла вниз. Сердце отмеряло последние секунды в жизни глухими болезненными ударами. Облегчение, наверное, это чувство Лаванда испытала в этот момент. Она ждала с нетерпением, когда предсмертный кошмар закончится, блаженно прикрыв веки. Но вместо пустоты, ведьма почувствовала тяжесть обмякшего на ней тела. От внезапности она широко распахнула глаза. Чертыхаясь и выплевывая слова, которые не должен знать наследник благородного рода, Малфой пинком скинул труп оборотня и склонился над девушкой. — Блядь, Браун, сука, как тебя угораздило? — его голос срывался, слышались истерические нотки. Малфой бегло осмотрел тело девушки, стараясь скрыть брезгливость, а потом скинул пиджак и трансфигурировал его в плед. Лаванда отметила, что бархатистая ткань окрашена в цвета Гриффиндора. Аккуратно прикрыв искалеченное тело пледом, Малфой осторожно приподнял девушку за плечи одной рукой, а вторую просунул ей под коленками, чтобы взять её на руки. Лаванда зашипела от боли. — Терпи, Браун. Эй! Не закрывай глаза, слышишь? Я не дам тебе тут подохнуть! С трудом разлепив, слипающиеся веки Лаванда поймала взгляд серых глаз. Что это? Сочувствие? Или страх? Да какое ему вообще дело до гриффиндорки? Она безразлично смотрела в холодную гладь, затягивающую её куда-то очень далеко. — Не спать, — она слышала злобный голос, но губы Малфоя были плотно сжаты. Как странно. Устало моргнув, девушка сбросила с себя наваждение. — Блядь, Браун, какого хуя? — прошипел Малфой, покачнувшись. Она не понимала, что он имел ввиду, и решила не обращать внимание. Слишком устала, слишком была сломана. Каждый быстрый шаг слизеринца отдавался болью во всем теле. Лаванда стойко молчала, хотя ей хотелось выть. Девушка уронила голову ему на плечо, ей овладело сильное желание просто уснуть, но она, помня приказ слизеринца, упрямо не закрывала глаза. — Браун, ты тут? Она нечленораздельно промычала. Тело в очередной раз скрутило болью, когда Малфой споткнулся, едва удержав её на руках. — Какая же ты, блядь, тяжёлая. По тебе и не скажешь. Нужно меньше жрать пироги с почками, Браун. И воздержись от сладкого, — нёс какую-то хуйню Малфой над её ухом. Она понимала, что он хотел её отвлечь. Сколько же можно? Брось уже и иди дальше по своим делам, чёртов слизеринец! Пока в голове девушки роились мысли, она не заметила, как вокруг всё поменялось. Буквально со всех сторон на них обрушилась оглушающая ненависть. Лаванда отлипла от плеча Малфоя и сфокусировала взгляд. Они зашли в Большой зал. Защитники Хогвартса ощетинились палочками и зло шипели. — Где Помфри? — высокомерно спросил Малфой, снова натягивая маску аристократического засранца. Лаванда чувствовала всем телом его напряжение и мелкую дрожь. Он боялся, догадалась она. Он был просто до усрачки испуган. Не мудрено, слизеринец самолично зашёл в стан врага, где каждый готов пустить ему убивающее проклятье в лоб. — Грязный ублюдок, убийца, скользкий гад, — Лаванда узнала звенящий от ярости голос Рона Уизли. — Рон, подожди, — его перебила молодая женщина, похоже, это была Тонкс, — Кто это, Малфой? — Браун. На неё напали. Ей срочно нужно к Помфри. — Иди за мной, — скомандовала ведьма. Они снова куда-то двигались. Сзади доносилась ругань младшего Уизли. — Мадам Помфри, — позвала ведьма. — Я здесь, — откуда-то раздался невероятно уставший и опустошенный голос медведьмы. — Нужна Ваша помощь, — требовательно произнес Малфой. Лаванда почувствовала чьё-то ласковое прикосновение к своему плечу. Она повернула голову и увидела морщинистое лицо, перепачканное кровью и сажей. — Мерлин, кладите её сюда скорее, — скомандовала медведьма. Очень осторожно, стараясь не делать лишних движений, Малфой опустил девушку на что-то мягкое на полу. Вокруг всё плыло и начиналось головокружение, Лаванда чувствовала подступающую тошноту. Она видела, как слизеринец что-то шептал на ухо медведьмы, от чего её глаза расширились, а рот удивленно приоткрылся. Мадам Пофри леветировала к себе несколько склянок. Последним, что увидела Лаванда были серые глаза, перед тем, как её рот наполнил горький вкус зелья. Она провалилась во тьму. …Снова Лаванда быстро спускалась по главной лестнице, опережая своих спутниц… Боль… Боль… БОЛЬ… Последним, что увидела Лаванда были серые глаза… …Снова Лаванда быстро спускалась по главной лестнице, опережая своих спутниц… Боль… Боль… БОЛЬ… Последним, что увидела Лаванда были серые глаза… … и опять новый круг… …Снова Лаванда быстро спускалась по главной лестнице, опережая своих спутниц… Боль… Боль… БОЛЬ… Последним, что увидела Лаванда были серые глаза, перед тем, как её рот наполнил горький вкус зелья…***
…Её рот наполнил сладковатый вкус зелья. Что-то поменялось вокруг. Слышались голоса. Персональный ад расширился? Бред. Или всё же нет? Тело ломило, но по-иному. Лаванда с трудом прислушалась. — Пациентка пережила полнолуние, — тихий женский голос. — Отлично, Мирьям. Значит выживет, — смутно знакомый мужской. Лаванда слушала доносившиеся голоса и старалась разлепить веки. — Целитель Сметвик, она просыпается, — удивлённо воскликнула женщина. По телу прошла лёгкая волна диагностических заклинаний, покалывая кожу. — Мисс Браун, — голос позвал ее, — Вы меня слышите? Лаванда хотела что-то сказать, но сухой язык намертво прилип к небу. Жуткая слабость не давала даже пошевелить пальцами. Её рот приоткрыли и влили ещё какое-то зелье. — Это восстанавливающие, отдыхайте, — ласково произнесла женщина, Мирьям. И девушка снова проваливается в сон. Следующее пробуждение было уже настоящим. Реальность накрыла её шумом голосов, запахами больницы и светом, так нагло ослепляющим сквозь веки. С трудом открыв глаза, Лаванда увидела белый потолок в паутинке трещин. Слабость никуда не делась, но она уже могла пошевелить пальцами. Буквально через мгновение открылась дверь и в палату вошли мужчина и женщина в лимонных мантиях. Девушка сразу узнала целителя Сметвика, а рядом с ним была, скорее всего, медведьма Мирьям. — Как Вы себя чувствуете, мисс Браун? — Обратился к ней Сметвик, пока медведьма колдовала диагностические заклинания. — Сносно, — голос был хриплый и как будто не её. — Долго я была без сознания? — Почти месяц. Что-то в участливом голосе целителя, напрягало Лаванду. Ей показалось, что он её опасается. — Почему так шумно? — Она сменила тему. — Вам кажется, это больница. Здесь тихо как всегда. Возможно, Ваш слух обострен из-за побочных эффектов. — Каких? — Вы помните, что с Вами случилось? Перед глазами пронеслись воспоминания. Они были настолько яркими, что её тело отреагировало вспышкой боли от шеи до бедра, а низ живота сжался в спазме. — Да, — выдохнула Лаванда с какой-то безнадежностью. — Я стала оборотнем? — Пока сложно сказать, но одно полнолуние Вы пережили. Точно всё будет ясно только после третьего. — Что это значит? — Ваше тело меняется вследствие укуса. Оборотень был не полностью изменён. Это дает шанс, что Ваш организм справится с болезнью, и Вы сможете жить нормальной жизнью, но… — Но? — Лаванда почувствовала в груди волну горячей злости и раздражения. Ей были несвойственны такие эмоции. Девушка всегда была излишне обидчивой и капризной, но злости в ней не было. А сейчас ей хотелось ударить целителя по лицу, чтобы выбить из него эти напускные сочувствие и участливость. — Боюсь Вы навсегда изменитесь. — Что Вы имеете ввиду? — Определённые черты, характерные для оборотней в человеческом обличье, передались и Вам. Мы пока не знаем, что конкретно. — Ясно. Когда я увижу свою семью? — Когда мы убедимся, что Вы не опасны для себя и для окружающих. Скорее всего, после второго полнолуния. Если Вы его переживёте без последствий, то мы сможем точно сказать, заразились ли Вы ликантропией или нет. — Почему тогда Вы хотите держать меня тут до третей луны? — Бывали случаи, что зверь просыпался только к третьему полнолунию. Это крайне редкое явление, но мы будем соблюдать протокол.***
Раны затягивались мучительно медленно. Тело продолжало болеть. Лаванда постоянно чувствовала слабость и тошноту. Любая еда вызывала у неё рвотные позывы. Целители пичкали её восстанавливающими зельями, зельем снов-без-сновидений, успокаивающими и какими-то мерзкими напитками, которые, по идее, должны были заменить простую пищу. К ней никого не пускали: ни родственников, ни друзей, ни авроров. Что творилось за закрытой дверью, Лаванда не знала, да и не горела желанием узнавать. Из обрывков разговоров, доносившихся из коридоров или с улицы, она поняла, что защитники победили в войне, что Пожиратели либо сбежали, либо были осуждены, и что её показания нужны для какого-то дела. Дать их она сможет только после того, как будет точно известно, что она не оборотень. Дни проходили в полудрёме, а вот ночи продолжали мучить её кошмарами. Лаванда не могла заснуть без зелий, её тело просто не хотело. С заходом солнца её захлестывала бодрость и постоянный круговорот мыслей. О будущем она старалась не думать. Какой смысл, если его у неё попросту не будет? Волшебники оборотней не убивали, а запирали в различных резервациях, для их, оборотней, блага. Но на самом деле это было даже хуже истребления. В так называемых ликантропных лагерях был дефицит всего: начиная от еды и медикаментов, заканчивая просто повседневными вещами. Когда-то в прошлой жизни, Лаванда слышала обрывки разговоров родителей о политике, магических существах, маглорождённых и прочих острых проблемах волшебного мира. Другие маги про оборотней старались не говорить и делали вид, что их попросту не существует. В те лёгкие и беззаботные времена, девушку и саму не беспокоило ничего, кроме модной одежды, косметики и мальчиков. Она выросла в либеральной чистокровной семье, этакие буржуа Магической Британии. Брауны были скорее на стороне Дамблдора, но никогда не лезли в политику. Отец занимался семейным делом — сетью лавок по продаже косметических зелий, а мать воспитывала двоих детей. Всё как по заказу: счастливая состоятельная семья, светские вечеринки (конечно же, не аристократические рауты, но достаточно весомые события у магического среднего класса) и два замечательных отпрыска. Допустимо избалованная дочка-красавица по планам родителей должна была выйти замуж за чистокровного волшебника (или, может быть, за богатого полукровку) после школы и никогда не работать, а сын унаследовать семейное дело и продолжить род. И что теперь? Юная мисс Браун дурой никогда не была, просто в расписанном плане жизни ей не требовалось хватать звезд с неба и идти грудью на амбразуру. Но так было в прошлом. В меру воспитанная, в меру сообразительная, в меру обходительная девушка стала бы отличной женой и хорошей матерью в несбыточном будущем, будущем, которое было разрушено. И дело вовсе не в безобразном шраме, а в том, что её кровь отравлена самым страшным и опасным вирусом. Даже если она победит болезнь, зависшую над её головой дамокловым мечом, то она навсегда останется нежелательной величиной. Ни один волшебник в Магической Британии не обратит на неё своё внимание. Отец, наверняка, увеличит её приданое в десять раз, чтобы попробовать найти хоть какого-нибудь жениха. Но все деньги Гринготса не заставят ни одного порядочного и умного волшебника связаться с порченной оборотнем Лавандой Браун. В один из солнечных жарких дней Лаванда попросила медведьму Мирьям принести ей какие-нибудь книги или журналы, любезно отказавшись от приключений Локхарта и «Ведьмополитена». Улыбчивая ирландка очень быстро выполнила просьбу и передала своей пациентке общее пособие по целительству, две книги «Лечебные зелья и отвары» и «Распространенные Яды и противоядия», так же она добавила стопку «Ежедневного Пророка» за последний месяц. Лаванда сначала не хотела просматривать газеты, но её взгляд зацепился за вызывающую фотографию героев Магической Британии на первой полосе самого верхнего номера. С неохотой девушка взяла выпуск «Пророка» и стала рассматривать колдографию: трое волшебников стояли бок о бок и улыбались. По центру Гарри Поттер устало смотрел в камеру, слегка подняв уголки губ. Он выглядел скованно и смущённо, что вызвало толику сочувствия у Лаванды, понимающей сколько довелось ему пережить. Слева от избранного по-простецки лыбился Уизли и махал своей широкой лапищей на камеру. Его счастливое лицо с горстью рыжих веснушек не вызвало никаких эмоций. А ведь на шестом курсе девушка была просто без ума от этого долговязого идиота, и потом почти год зализывала сердечные раны. А вот при взгляде на третьего члена Золотого Трио в душе Лаванды поднялась какая-то тёмная волна, которая обожгла холодом все нутро. Гриффиндорка сначала не поняла, что она испытывала к сокурснице, но один лишь вид счастливой Гермионы Грейнджер с несвойственной ей кокетливой улыбкой и гордо вскинутой головой заставил ведьму заскрипеть зубами. Это что ненависть? Она, что ненавидит Грейнджер? Естественно, у неё была причина не любить вездесущую зубрилку, но не до такой же степени? Отбросив от себя газету, Лаванда забилась в изголовье узкой больничной койки и обхватила себя руками. Её продолжало трясти от злости. Когда белая пелена ярости спала, девушка попыталась расслабиться и подумать. Перебирая в памяти все столкновения с лохматой гриффиндоркой, она нашла причины своей реакции — зависть и обида. Всё, чего хотела Лаванда для себя, доставалось Грейнджер: парень, который нравился; известность; и самое главное — шанс на счастливую жизнь. Первенство в негласном соревновании среди девушек на факультете в конечном итоге досталось маглорождённой ведьме, которую Лаванда считала про себя откровенно некрасивой. Уныние и апатию несколько скрашивали принесённые книги. Почти всё время, что Лаванда не спала, она читала. Если раньше девушка не видела смысла в обучении, то сейчас пересмотрела приоритеты. Природа наградила её живым и подвижным умом и тягой к знаниям, правда использовались они лишь для штудирования модных журналов и новинок в косметическом зельеварении. Так продолжалось несколько дней. Только в душе росло беспокойство, от которого уже не получалось отмахиваться. Целители с тревогой наблюдали за пациенткой, что не укрылось от Лаванды. Однажды утром она не выдержала и спросила у Мирьям: — Что происходит? Медведьма стушевалась, глядя на девушку с сочувствием: — Через три дня полнолуние, мисс Браун. Эта новость буквально огорошила девушку. Всё встало на свои места: обострение обоняния, слуха и зрения; ломота во всем теле; ноющие и кровоточащие дёсны; неестественная возбудимость. Страх с новой силой затопил сознание и вытеснил все мысли. Нужно продержаться всего-то каких-то три ночи. Надежда успокаивала Лаванду в первую, когда она не смогла даже спокойно прикрыть глаза. Во вторую ночь кожа стала невероятно чувствительной, постоянно покрывалась болезненными мурашками, любое прикосновение ткани, касание рук вызывало дискомфорт и раздражение, ни о какой попытке лечь в койку и поспать даже и речи не шло. Каждый час к ней заходил целитель Сметвик, колдовал диагностические чары и справлялся о её здоровье. После полуночи Лаванда уже бесилась от его вопросов и срывалась в истерике. С восходом солнца девушка забылась тяжёлым и липким сном, в котором её преследовал огромный вонючий волк с горящими глазами. Перед закатом Лаванду разбудила Мирьям и через силу напоила её успокаивающим зельем и питательным отваром, отчего девушка впала в заторможенную меланхолию. К ней больше никто не заходил, но она буквально всем телом чувствовала, что за ней пристально наблюдали. Лаванда лежала на койке и тяжело дышала, когда где-то над Лондоном взошла полная луна. Её дыхание перехватило, когда молниеносная боль в позвоночнике выгнула её дугой. Пальцы на руках скрючились, а где-то под ногтями возникло жжение. Девушка забыла как дышать, судороги сводили каждую мышцу в её теле. Дёсны пылали адским пламенем. Из горла вырывались хрипы вперемешку с гортанным рычанием. Если до этого она думала, что знает, что такое боль, то сейчас она по-настоящему познала все её грани. Целую вечность тело ломало и выгибало под немыслимыми углами, казалось, что время замерло и остановилось, что это новый виток её кошмаров. Но внезапно боль ушла, как будто её и не было. Лаванда потная и обессиленная упала на матрас. Она дрожащими руками прикоснулась к своему лицу и не обнаружила на нем следов шерсти. — Слава Мерлину, — выдохнула она, осторожно поднимаясь с койки. — Я не волк. Лаванда встала и медленно подошла к окну и посмотрела на небо. Огромный пятнистый белый шар висел в безоблачном небе и гипнотизировал. С самого первого пробуждения в больнице девушка не чувствовала в себе магии, но стоя в свете Луны, она буквально фонтанировала энергией, разрывающей её на миллионы осколков. Восторг, легкость и неведомая звериная жажда пьянили разум, ей захотелось вырваться из четырех стен и бежать, бежать, куда глаза глядят, куда угодно. Хотелось чувствовать запах леса и природы. Бурлящая энергия требовала выхода. Какая-то тень, возможно, птица, оторвала её взгляд от луны. Лаванда по-звериному склонила голову на бок и сфокусировала взгляд на объекте, привлекшем её внимание. Магия полнолуния разрушилась, когда в бликах оконного стекла она наткнулась на своё отражение. Бледное заострённое лицо с фосфоресцирующими зелёными глазами в обрамлении спутанных поседевших волос напугало её своим звериным оскалом. Лаванда отшатнулась, закрывая рот руками. Она в ужасе от самой себя прикусила сжатую в кулак ладонь. Резкая боль и вкус меди отрезвили её. Медленно опустив глаза, девушка увидела прокушенный палец с наливающейся красной каплей собственной крови. Ошарашенно она разжала руку и в лунном свете в первый раз увидела свои длинные узловатые пальцы с чёрными плотными острыми когтями. Истерика накатила внезапно, сметая остатки разума, когда девушка осторожно провела языком по своим зубам и оцарапала его об острые, как бритва, слегка выступавшие клыки. Забившись в угол под окном, Лаванда тряслась в рыданиях. Она не хотела быть такой, она не хотела быть уродом и монстром. У неё больше ничего не осталось. Зачем этот уёбок, Малфой, спас её? Лучше бы убил, избавил от мучений. Что ждет её дальше? Резервация оборотней? Или прозябание в Лютном? Страх, жалость к себе, внезапно навалившиеся звериное чутьё и бившая через край энергия выжигали в груди здоровую дыру размером с поле для квиддича. Ведьма билась затылком об стену, выла и рыдала, а её разум лихорадочно искал выход. И нашёл. Она замерла, подняла к лицу свои когда-то красивые ладони и потерла тонкие запястья. Сердце билось где-то в районе горла. Бросив взгляд на тонкую лунную дорожку на кафельном полу, Лаванда смело поднесла ко рту тонкое левое запястье с паутинкой синих вен и вгрызлась зубами в кожу. Горячая кровь наполнила рот. Больно не было, запах собственной крови опьянял. Вслед за левым запястьем она прокусила и правое, а потом откинулась на стену и расслабилась, наблюдая, как кровь медленно стекает по расслабленным рукам. В какой-то момент она заметила, что красные ручейки замерли. Моргнув несколько раз, девушка вытерла руки о пижамные штаны и не поверила — вместо рваных краев на коже появились бордовые рубцы. — Блядь. Сука. Да как так-то? Решение пришло не сразу. Шепча проклятья, Лаванда полоснула когтями вдоль предплечья. Кожа разошлась, как от скальпеля, и кровь вытекала из раны уже быстрее. Вот и всё. Прикрыв веки, девушка расслабилась. Она чувствовала, как жизнь с каждым толчком сердца утекает сквозь пальцы. Чёртов Малфой, убил бы сразу, и не было бы никаких проблем. Убийство из сострадания ведь не является преступлением? Она улыбнулась от абсурда происходящего: Лаванда Браун, гриффиндорка, перед смертью вспоминает чёртового слизеринского ублюдка. Тьма, где же ты? Звук замедляющегося сердцебиения заглушила сирена. Сработали чары оповещения об опасности жизни пациента.