Кровь, пот и большая куча золота

Если раньше меня терзали отнюдь не смутные сомнения, что парень знал колонию слишком хорошо для обычного искателя приключений на задницу, то они отпали, когда он уверенно заявил: — Пробираться через мост — чистой воды самоубийство. — И повёл вдоль берега реки. Он прекрасно знал, где брод, и это лишний раз убедило меня в моей же правоте. Конечно, высказывать догадки вслух я не стал. Это не имело значения, во-первых. Во-вторых, когда приходится лезть в холодную — вода не прогревалась, потому что над Рудниковой долиной всё время висели тучи и частенько шли дожди — реку по самые яйца, не до болтовни. Разумеется, где водоёмы, там гнездуются шныги. Напротив, меня бы насторожило, если бы по пути не встретилась какая-нибудь тварюга. Это могло означать одно: зверьё кто-то перебил, и этот «кто-то» мог затаиться в лесу и наблюдать за нами. Орки явно чувствовали себя, как дома, и за нами мог следить их разведчик. Шныги — опасные твари для тех, на ком либо нет доспехов, либо прохудившаяся кожаная броня. У меня до сих пор красовалось на боку четыре линии — следы от когтей, когда я, будучи птенцом желторотым, решил поохотиться. Я нарвался на самку, охранявшую гнездо с яйцами. Мне повезло, что рядом не ошивались самцы. Охотник по имени Глен спас меня. Как сейчас помню затрещину, которую он вне влепил, и крик: — Каким же дурачиной следовало уродиться, чтобы попереть на шныга со щекотуном?! Щекотуном Глен называл одноручный меч. Урок я усвоил и при первой возможности обучился бою двуручником, чтобы никто не засмеял и не отозвался пренебрежительно о моём оружии. И снова меня унесло в Чертоги Белиара прочь из Рудниковой долины и шныгов, которых мы перебили. Никто не пострадал, не считая пары царапин на моей броне, мой наниматель — тоже, что неудивительно с его-то оружием. Ох, расслабляют всякие магические штучки-дрючки, вынуждают терять бдительность. Посокрушаться я не успел. Запах крови мог привлечь другую тварь. — Мне кажется, что нам следует убраться, — подал я голос, когда услыхал вой. Хорошо, если волчий. А если варжий? Орочьи псины прибегут сами и приведут хозяев, а встретиться с ними мне хотелось меньше всего. — Погоди! — Вскоре стало ясно, какого хрена мешкал мой наниматель. Он выбрал одну из туш и взвалил на плечо. Шкуру захотел снять? Вряд ли: этот малый не походил на охотника, вот совсем никак. Значит, собрался отобедать шныжатиной во время привала. Дурная затея, если учесть, что до леса, где можно забить жирного кротокрыса, рукой подать. Да и рыбу шныги частенько оставляли на берегу. Вопросы отпали, когда мы добрались до опушки. Живности в лесу водиться не могло: трава пожухла, молодые деревца засохли, да и со старых облетела листва. Зверью питаться нечем, вот оно и покинуло гиблое место. Или сдохло — само или пожрано хищниками. — В прошлый раз я сглупил, — мой наниматель повернулся ко мне и уставился в глаза, — решив, что забью пташку или кротокрыса, разведу костерок до утра и отожрусь от пуза. — Он усмехнулся и погладил бородку. — Падальщиков перебил, но орки, с-суки… Значит, он побывал в колонии после того, как пал Барьер. Любящий приключения на жопу пострел везде поспел, м-да… — То есть мы будем жрать это? — ткнул я пальцем в тушу. — Ещё чего?! Нет уж, выменяю на что-нибудь повкуснее и сытнее для нас. Я не понял смысл его слов. С кем он собрался меняться? С орками, что ли? Тьфу, какое «ни души»? Раз паладинов не видно, это не означало, что их нет. Они ссыкливо засели в крепости. — Э-эй, я говорил, что в крепость не сунусь, — возмутился я. — Если захочешь, потратишь время на поиски укромного места, где я устроюсь. — О-ох! — Ещё и глаза закатил к небесам, придурок, после взглянул на меня и прищурился. — Хм-м, кажется, понимаю, в чём дело. Чтобы променять крышу над головой, возможность высушить портки и кровать на холодную землю, куда тебя может прикопать орк, надо иметь тёрки с паладинами. Я ругнулся. Не в Верхней части какого-нибудь города я, в конце концов, и не со знатным хреном разговариваю. — Значит, так: если хочешь, чтобы я на тебя работал, не задавай лишних вопросов, ясно? И учти: задаток не верну! …если только он не попробует отобрать. Приятелем он мне не стал и вряд ли когда-нибудь станет. Когда я вырос, мы пошли с друзьями детства разными дорогами — каждый своей. Один заперся в монастыре Огня, другой ушёл служить… Меня в монастырь не загонит даже войско орков, не говоря о том, чтобы рисковать башкой ради просиживавшего на троне жопу старого пердуна. К тому же дружба — это невыгодно, она не приносит денег, но рисковать жизнью принуждает. Наёмнику нет нужды делиться тайнами с нанимателем. Спросите, причём тут дружба? А вот причём: она обязывает поведать то, что спрятано от других. Когда тайну знают двое, то она перестаёт быть тайной. Мало, что ли, угодило за Барьер тех, кого сдали «друзья»? А сколько не расскажет, потому что уже давно накормили падальщиков и червей? Когда я брал плату, ожидал, что наниматель не станет мне другом, от которого можно ждать ножа в спину. Никогда.