Кровь, пот и большая куча золота

Мой наниматель, треклятый сучий искуситель, всего лишь упомянул о крыше над головой, горячей похлёбке и возможности высушить портки, а у меня подмывало согласиться отправиться с ним в крепость. Я не сомневался, что орки мне башку не срубят — наверняка и этот парень, и королевские жополизы отыскали лазейку. Подбивала убраться отсюда и надежда, что меня не узнают: шлем частично прикрывал лицо, а длинную бороду я срезал, оставив короткую поросль. Соблазну я не поддался, потому что паладины и ополченцы хотя и те ещё ублюдки, однако не глупцы. Кто-то да вспомнит мою рожу — в этом случае здравствуй, камера. Раз мне посчастливилось смыться на перевале, то ну очень уж глупо отпускать пойманную за хвост удачу. В итоге я сидел на стылой земле, жевал жёсткую жилистую шныжатину, оставленную мне этим «добросердечным», и пододвигал озябшие из-за сырых после вынужденного «купания» шмоток ноги ближе к костру. Зато не в камере хлебал баланду и не в шахте махал кайлом. Кого-то привлекла бы возможность дрыхнуть под крышей и невкусная жирная жрачка, но я не из тех слабаков, кто готов продаться за миску жижи и готовую обрушиться крышу над головой. Мне хотелось большего — вкусную еду, море выпивки и щупать сиськи и женские задницы, и я не видел — тогда и по сей день не вижу — в собственном скромном желании ничего дурного. Место, где я торчал, ничуть не походило ни на таверну, ни, тем более, на бордель. Ни мягкой постели, ни даже жёсткой лежанки. Благо проторчать мне придётся всего лишь до полудня, и это самое большее. Мой наниматель пообещал вернуться утром, однако я не малец, чтобы верить в чьи-либо обещания, поэтому поставил условие: если он не появляется до полудня, я разворачиваюсь и ухожу к остальным. Хотя мысль, что они могли к тому времени покинуть плато нет-нет — и подталкивала (что я буду делать в одиночестве?) соглашаться на всё, но этого сосунка следовало держать в узде. Когда приходится чего-то или кого-то ждать, время тянется. Не я открыл эту истину, но всю жизнь хотел понять, как с этим бороться. Ночь мне показалась бесконечной. То, что я дремал недолго, это полбеды — привычен, как-никак, спать с открытым глазом и навострив одно ухо. Стать едой для хищников или пленником орков меня не прельщало, да и приходилось подбрасывать хворост в костёр, чтобы не погас. Но и к огню в середине ночи — в самое холодное время! — мне подвинуться не удалось, потому что — не стану повторять все ругательства, какие пришли мне в голову в тот миг — полил дождь, и скудные кроны деревьев не смогли задержать струи. Понятно, что к утру я замёрз. Более того, нижняя губа зачесалась, и я знал почему. Проклятье, мне, случалось, разбивали губы в драках, однако ранки заживали без рубцов. Лучше бы остались шрамы, чем эта дрянь, время от времени вскакивавшая, когда я замерзал без возможности согреться. Не скажу, что она мне мешала, но… Простужаться — удел слабаков. Именно поэтому первое, о чём я спросил у — явился-таки, как обещал, рано утром — своего нанимателя: — Ты часом не утащил бутыль шнапса у паладинов? Я не ставил цель напиваться. Мне требовался всего лишь глоток, чтобы согреться. Изнутри.