Кровь, пот и большая куча золота

Я прошёл через всякое дерьмо, но всё же несколько раз за день перебираться через реку вброд без возможности просушить портки и погреть у костра яйца — это слишком даже для меня. Шныги на противоположном берегу реки, куда мы с — как его звать-то? — почти что приятелем перешли, взбодрили вяло. Раз-два — и мы раскидали их, будто птенцов из гнезда. Не знаю, как мой наниматель, но я не думал не гадал, что гибель чешуйчатых тварей кого-то разозлит. Я вообще не думал, что, если и застану здесь кого, то орка-охотника или разведчика. Чуть позднее я осмотрелся и понял, что место между двумя скалами выбрано для лагеря удачно, и если что-то выдаст присутствие человека, то только дым костра. До тех пор, пока меня не осенило, я осторожничал и с топором наперевес был готов наброситься на расшумевшуюся тварь, но мой пыл остудил окрик: — Э-эй, опусти топор! И снова мне дали понять, что у оружия дальнего боя есть свои преимущества. Я раз моргнул, второй… Не показалось: на меня было нацелено остриё стрелы. Конечно, крепкие пластины — кузнец своё дело знал — она не пробьёт, но в любых доспехах есть слабые места, иначе паладины, чьи морды закрывали забрала, не дохли бы на войне. В том, что целившийся в меня из лука черноволосый мужик не слабак, я не усомнился ни разу. Не буду расписывать подробно черты его рожи, но заверяю: я их рассмотрел, а это означает одно — башка этого парня не прикрыта ни шлемом, ни ещё какой хренью. Более того, на нём красовалась только кожаная одежда, не стеснявшая движения и позволявшая бесшумно двигаться. Такую любили охотники, кому приходилось подкрадываться к зверью, а ещё — грабители, но они, как правило, кучковались. — Убери ты свою зубочистку! — Топор-то я опустил, но этот ублюдок должен был узнать, что дурак. Только глупца могло занести в настолько гиблое место. Да и сырость настроение не поднимала. — Я что, по-твоему, так низко пал, что готов раскроить башку первому встречному оборванцу? — Да уймитесь вы, мать вашу! — Мой наниматель, похоже, решил поиграть в миротворца. Я хотя к этому времени и перестал сомневаться, что он знал колонию хорошо, но мне снова выпал случай в очередной раз в этом убедиться. — Ты что, один? Твой приятель?.. Этот пострел везде поспел, в том числе и раззнакомиться с обитателями Рудниковой долины. Даже странно, что он с орками не в приятельских отношениях до сих пор с его-то хорошо подвешенным языком (которым, надеюсь, он не лижет задницы). — Ох! — выдохнул охотник и, наконец-то, опустил лук. — Нет тут Энгрома. Значит, их двое. Второй, по всей видимости, ушёл на охоту, если не сдох (что, впрочем, вполне закономерный исход). — А кто есть? — Мой наниматель решил всё разнюхать. — Эй, не кисни. У меня есть сыр. Значит, он готов скормить наш ужин невесть кому. Может, у него и пойло есть? Если так, он последний ублюдок, если споит бутылку невесть кому, а не его телохранителю, в чьих сапогах хлюпало. Охотник просиял. Плохи, видать, его дела. Мы двинулись к лагерю. Ох и поганое же место выбрано! Трава и та пожухлая, а от дождя негде укрыться. Будто мало с меня воды, ещё и мелкая противная морось начала накрапывать. Валявшиеся на земле шкуры и те не меховые, а шныжьи. И нанизанное на ветку мясо, скорее всего, шныжатина, жёсткая и воняющая рыбой. Чтобы закусить крепкое пойло вроде шнапса, такая еда сгодилась бы, но вряд ли у охотника водилась выпивка. Жратва и та паршивая, неудивительно, что он посмотрел на перекочевавший в его руки сыр так восторженно, будто зачерпнул пригоршню золота. — Твой черёд рассказывать. Куда делся Энгром? — уточнил мой приятель. Протянуть бы ноги к костру, но… Треклятый дождь. — Сукин он сын, — процедил охотник и, проглотив второй кусок, добавил: — Не скажу, что мне его жалко. Лучше тут торчать в одиночку, чем терпеть его бред. Не знаю, где он откопал эту книжку — наверное, во-он до той… — он указал рукой в сторону, — башни прогулялся. Там, говорят, жил старый некромант, а у этого брата разного магического дерьма хватает. — Какую такую книжку? — Мой наниматель даже рот открыл от удивления. — Мне почём знать? Обложка чёрная, как жопа Белиара. Да и ну её. Энгром как прочёл её, так потерял сон, только расхаживал взад-вперёд и бормотал, что должен добраться до какого-то ублюдка. Глаза краснющие стали. Сдурел он… — Хм-м… — Мой наниматель потеребил бородку, слушая всё это. Я бы не удивился, если бы выяснилось, что ублюдок — это он. Впрочем, долго он не думал, и мы оба узнали, что охотник, представившийся Талбином, видел моих «соратников» и даже указал, где именно они разбили лагерь. Срать я на них хотел и надеялся, что к ним не пойдём. Меньше всего я жаждал встретить сукина сына Сильвио, норовившего на чужом горбу въехать в чертоги Белиара, и его жополиза Булко. Временами я давался диву, как иные ухитрялись снюхиваться. Порознь они-то слабаки, которых уделать — раз плюнуть, но в том-то и дело, что по отдельности они ходили только по нужде. Пока мы трепались, я, признаюсь, сидя жопой прямо на твёрдой земле, расслабился и даже был готов остаться на ночлег и ломать зубы о шныжатину, запивая её не шнапсом или хотя бы пивом, а речной водой, но мой наниматель решил иначе. Подскочив так, будто сегодня целый день отдыхал, а не пересекал лес и не окунался в воду по самые яйца, он попрощался с охотником. — Решать, конечно, тебе, но, — возмутился я, — как по мне, тащить невесть куда жопу на ночь глядя — совершеннейшая дурь! …а уж на голодный, бесконечно урчавший желудок — и подавно. — Можешь остаться! — хмыкнул этот ублюдок и направился в сторону одной из скал. Он легко и просто разбрасывался теми, кто готов защищать его шкуру как свою собственную. Быстро, скотина, забыл, что я отвёл удар орочьего оружия от его башки! Ну и пусть проваливает, только сначала заплатит за то, что я сопроводил его от леса до этого лагера, двойную цену. Только ведь не заплатит, если уберётся, поэтому пришлось его нагнать. Рот, впрочем, я не успел открыть — он развернулся так, что я в него едва не врезался, и пробормотал: — Не знаю, как ты, а я хочу провести ночь под крышей и даже, если повезёт, выпить. От шнапса ты же не откажешься, так? Какой дурак откажется от шнапса? Это вам не пиво, от которого хочется ссать, и не сладкое вино, которым я угощал девок, чтобы сделать их более податливыми. Это напиток богов, и мысли, как он согревает меня изнутри, придали сил, чтобы пойти вверх по пологой скале. Конечно, я отдавал себе отчёт, что мой наниматель мог слукавить, чтобы я, как собачонка, которую поманили свежей косточкой, потащил за ним жопу, но у меня было полно времени убедиться — этот пострел везде поспел… …и преуспел.