Старая ива у речки Волосы-ветви омыла… И соловей влюбился!…
***
Удивленно поднимаю голову на Ураюме, не веря своим ушам. Оглядываюсь на нервно кусающую губы Кадзуми, недоуменно посматривающих на меня наложниц и довольную Азуми. — Господин желает меня видеть? — выдавливаю слова через онемевшее горло, но выходит едва различимый хрип. — Да. Пошевеливайся, Он не любит ждать, — торопила ледяной маг. Поднимаюсь с циновки под взгляды наложниц, слышу ободряющий шёпот Азуми. Мягко пробираюсь через девушек, не задевая сервировочные столики с чаем. Чувствую взгляд полный ненависти на своей спине. Кадзуми. В какой — то степени мне было жаль её. Впервые, за все время быть отвергнутой мужчиной, которого она боготворила. Но наложницы, всего лишь безвольные рабыни, которые живут в мечтах о внимании своего Господина и зубами вгрызаются в призрачное счастье и теплое местечко. В одночасье, все может резко поменяться и фаворитка вновь окажется забытой, уступив место более юной, красивой и желанной. Послушно иду за магом, подавляя желание скрутить ее беловолосую голову. Если я уничтожу здесь всех, как это повлияет на будущее? Может ли случится так, что те, кого я защищаю вовсе не появятся на свет или проживут жизнь не зная о магии вовсе? А имею ли я право что — то менять? Учитель бы точно не одобрил такие мысли. Будучи еще и Мрачным Жнецом, я не имею права так масштабно влиять на человеческие Судьбы и жизни. Останавливаемся. Ураюме раздвигает сёдзи, пропуская меня внутрь, где вальяжно расседал Сукуна, с небрежно спущенным на бедра кимоно, обнажив свой накаченный торс. Ураюме низко поклонилась и обратилась к Господину. — Как вы и желали, наложницу я привела. Если я Вам больше не нужна, то я могу удалится. — Иди, Ураюме, — отправил слугу Сукуна. Маг удалилась, оставив меня наедине с будущим Двуликим. — Иди сюда, — мужчина протянул руку, ладонью ко мне, зазывая. Настороженно, сделала пару шажков к нему. — Не бойся меня, — голос Сукуны вызывал предательские мурашки по коже. Сейчас, в его голосе, не было того безумия, что я слышала раньше, когда он прорывался сквозь Итадори. Он был низок, мягок и бархатист, обволакивал непроницаемой пеленой, успокаивал и призывал верить. Одного взгляда на этого мага хватало, чтобы понять, почему наложницы мечтают о его внимании. Еще при первой встрече мне показалось, что он высок. Сейчас я могла убедиться точно, что рост Сукуны был два метра. Он был очень мускулист: при каждом движении тела, стальные мышцы перекатывались под блестящей ухоженной кожей. Широкие плечи и могучая, но ровная шея. Красивое лицо, с правильными, мужественными чертами, полный белоснежных зубов рот, окаймленными твердыми красно — коричневыми губами. Шоколадного, теплого цвета глаза смотрели на меня. Я вложила ладонь в его и мгновенно, с силой, была прижата к его телу, чувствуя через тонкую ткань кимоно, какая его кожа обжигающая, словно внутри него горела доменная печь. Сукуна посадил меня на колено, все равно возвышаясь надо мной. Тыльной стороной ладони он скользнул по щеке, провел пальцем по нижней губе и спустился на талию. — Ты умеешь играть на музыкальных инструментах? — неожиданно озвучил вопрос Сукуна. Наверное, мое ошарашенное выражение лица выдало мое смятение и удивление, ведь не этого я ожидала от нашей встречи, отчего Сукуна засмеялся. — Да, Господин. Я умею играть на сямисэне, биве и кото, — ответила я. — Завтра меня посетят важные гости и я хочу, чтобы ты и Кадзуми прислуживали нам и развлекали музыкой и танцами, — владыка Хиды взял с сервировочного столика моти и поднес к моим губам. — Угощайся, моя красавица. Разомкнув губы, я откусила небольшой кусочек сладости, оказавшегося довольно приятным на вкус. — Вкусно? — Сукуна стер с моих губ крошки. — Это готовила Ураюме. — Да, безусловно. — Сыграешь для меня на кото? Я хочу увидеть твои умения. — Ваше пожелание — закон для меня, — смиренно ответила и встав с его колена, направилась у угол помещения, где лежала кото. Взяв в руки арфу, я села обратно к мужчине и принялась перебирать в памяти всю знакомую для меня музыку, которая бы подошла для игры на инструменте. В сознание само собой всплыла старинная кельтская песня*, которую, мне напевала мама. Пальцы коснулись струн и я запела: Ev sistr 'ta Laou, rak sistr zo mat, loñla Эх, выпьем сидра, пробку доставай, Ev sistr 'ta Laou, rak sistr zo mat Эх, выпьем сидра, наливай! Ev sistr 'ta Laou, rak sistr zo mat Эх, выпьем сидра, наливай, Ur blank, ur blank ar chopinad loñla За кружкой кружка — и бутыль пуста, Ur blank, ur blank ar chopinad За кружкой кружка — мысль проста. Ar sistr zo graet 'vit bout evet, loñla Отличный сидр пьём и ты, и я, Ar sistr zo graet 'vit bout evet Ведь сидр сделан для питья. Ar sistr zo graet 'vit bout evet Ведь сидр сделан для питья, Hag ar merc'hed 'vit bout karet, loñla А для любви у нас подруги есть, Hag ar merc'hed 'vit bout karet А для любви подруг не счесть. Karomp pep hini e hini, loñla Но лишь одну ты должен согревать, Karomp pep hini e hini Одну подругу согревать. Karomp pep hini e hini Свою подругу обнимать, 'Vo kuit da zen kaout jalousi, loñla Коль на других и взгляд не поднимать — 'Vo kuit da zen kaout jalousi Никто не станет ревновать. Когда затихли последние отзвуки мелодии, я повернулась к задумчивому Сукуне, который подпёр голову рукой и внимательно наблюдал за бегающими по струнам пальцам. Маг склонился надо мной и прижал к себе правой рукой, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Горячие губы скользнули по коже, остановившись на плече, оставив обжигающий поцелуй. — Вам понравилось, Господин? — Я хочу, чтобы ты спела эту песню для моих гостей, мой звонкоголосый соловей. — Да, мой Господин, — покорно склонила голову. — Это песня народа, к которому ты принадлежишь? Это не язык айнов или эмишей. — Это старинная песня одного удивительного народа, с чьих земель я пришла. Эти земли очень далеко отсюда, мой Господин. Если желаете, я могу рассказать Вам о легендах, что рассказывали мне с пеленок, о богах, битвы которых затрагивали и смертных людей, магических животных которых нигде больше не встретишь и духов, что могли наградить людей богатством или завести в топи. — Ты веришь в Богов? — Сукуна взял меня на руки. Положила голову ему на грудь, слегка приобняв, и закрывая глаза в такт спокойного биения сердца. Такое прекрасное ощущение некого уюта и защищенности. Словно это не тот Сукуна, кровожадный и жестокий, с кем я заключила Непреложный Обет. Словно это другой человек. Возможно, я жестоко ошибаюсь, хотя и уверена, что и при жизни Сукуна был ещё тем говнюком, но когда он был правителем Хиды, а не злостным Проклятием, то что — то человеческое теплилось внутри его. И именно за эту нить, что держала его от полного падения в бездну, я хочу зацепится, стать частью её. Он не внушал мне страха или серьезных опасений. Сейчас, мое вынужденное поведение, смиренное и покорное, именно то, что он любит. Он любит власть и покорность, в независимости от проявления: правление ли это над своими землями и принадлежащая ему женщина. Откидываю голову немного назад, чтобы видеть его лицо. Поднимаю руку и убираю с лица упавшие пряди распущенных волос. Закрывает глаза от моего жеста. Где — то в глубине проскользнули знакомые багровые нотки. Голову охватывают думы: почему в легендах о нем говорится, как о двуликом и четырехруким великане, если мужчина передо мной, абсолютно нормален и очень красив. Ведь Проклятием он стал после своей смерти, а эти дополнительные руки и глаза были у него при его человеческой жизни. Вранье Императорского дома Ямато или… Что — то другое, что я пока не могу понять? — Ты можешь идти, Ктара, — прервал он мои мысли, выпуская из кольца сильных рук. — Да, Господин. — На выходе стражник, что отведет тебя в опочивальню наложниц. Я почтительно склонила голову и пожелав Сукуне доброй ночи, выскользнула через сёдзи, где меня уже ожидал сурового вида стражник. — Ктара — Сан, мне было приказано проводить вас и позаботится о вашей безопасности. Ничего не ответив, я пошла за стражником. Даже через сёдзи я чувствовала пристальный взгляд великого мага. И все же, мне стоит быть на стороже.