Неизданное

На опушке Черного Леса стояла деревня, и в ней жила маленькая девочка. Жила она в обычной семье обычных фермеров, которые целыми днями работали в поле, лежавшем за деревней, далеко от Леса. Фермеры никогда не приближались к Лесу, даже затем, чтобы собрать хворост для костров и нарубить дров на зиму; этим занимались лесорубы, чьи дома стояли почти вплотную к границе Леса, отделяя от него остальную деревню. А ещё были охотники, которым Лес был почти как дом. Охотники уходили туда на много дней и возвращались назад с дичью и множеством диковинок — сладкими лесными ягодами, болотными орехами и светлячками в банках. Некоторые не возвращались — и тогда три ночи в деревне стоял плач и горели поминальные костры. Как бы ни хотелось старейшинам деревни запретить охотникам уходить в Лес, они понимали, что без их добычи жить станет совсем трудно, а потому принимали жертвы — ведь, в конечном итоге, их было не так уж много, Лес всегда забирал только самых слабых. Маленькая девочка любила охотников и дружила с их детьми. Вместе с ними она убегала на ближайшие болота собирать клюкву и наблюдать за жизнью лягушек. Родители, узнав, бранили ее и запирали дома, но, едва освободившись, девочка вновь бежала к своим друзьям. Было ей скучно в поле, где глазу не за что зацепиться, а солнце печет так, что пот заливает глаза. Мать очень любила полевые цветы и пыталась приучить дочку собирать их, но девочка не любила полевые цветы — невзрачные, мелкие, уродливо-пестрые, не чета болотным кувшинкам, прохладным жёлтым купавкам и ландышам, которые в конце весны превращаются в ядовитые ягоды. Время шло, девочка подросла и стала девушкой. Она узнала много страшных историй про Лес, и хоть они не так уж сильно пугали ее, девочка все больше задумывалась о том, что должна беречь свою жизнь и не подвергать ее опасности — ведь именно это значит быть взрослой, верно? Мать говорила ей, что нужно быть разумной и взвешивать каждое решение, отец — что нужно направлять силу в правильное русло и не тратить ресурсы почём зря. Девочка научилась работать в поле; теперь у нее был свой участок, где росла репа, картофель, капуста и морковь. Девочка вставала с петухами и ложилась вовремя, чтобы утром поспеть к работе; и все же порой она убегала к хижинам лесорубов, где, собравшись у костра, охотники рассказывали истории о своих походах в чащу. Из всех историй самой страшной была легенда о Черном Волке с мертвыми глазами. Говорили, он обитает в самом сердце Леса, в огромном логове, усеянном костями съеденных жертв. Все, кто пропал в Лесу, на самом деле стали его добычей, и теперь их души воют среди деревьев, а людям кажется, что это ветер, хотя в этот момент не колышется ни одна былинка. Однажды утром девочка встала раньше обычного и выскользнула из дома, пока вся семья ещё спала. Петухи ещё молчали, а на зеленоватом рассветом небе только-только бледнели последние звезды. Девочка пробралась мимо домов к опушке леса и вступила в его тень, как делала ещё в детстве. Конечно же, ее мучил страх, но он был ничем по сравнению с тем, что мучило ее все это время. Имя тому было пустота, состояние, когда ничего уже не хочется, а новый день не приносит ни счастья, ни успокоения, лишь что-то щемит в груди и зовёт куда-то, но куда — человеческий разум не в силах осознать. Это был конец весны; из икры уже давно вылупились головастики, а ландыши давно стали оранжевыми ягодами, таинственно поблескивающими в высокой траве. Девочка шла по знакомым с детства тропинкам и вспоминала свои мечты стать охотницей. В охотники брали только самых сильных и ловких людей и всегда — мужчин. Ей часто казалось, что женская участь — это проклятие, почти позор. Если ты женщина и не умеешь обращаться с цветами, делать пряжу и вести хозяйство — значит, ты и не женщина вовсе, а значит, и не человек, ведь женщина не может делать мужские вещи. Девочка выучилась шить и прясть, убирать и готовить, и никто не мог упрекнуть ее — она была одной из лучших в деревне, но не потому что хотела, а потому что боялась не соответствовать. Сейчас шелковая трава ласково щекотала ее грязные от земли ноги, по руке полз маленький жук, в волосах запутались мелкие листья, а щеку расцарапало веткой. Впервые за долгое время она не была правильной; впервые за долгое время Лес поставил на ней свои метки и принял в себя. Вдруг она услышала тихий вой. Что это — души несчастных умерших, обречённые вечно скитаться среди деревьев? Девочка вышла на небольшую поляну, со всех сторон окружённую густыми разлапистыми ёлками. В центре нее на траве лежал огромный Зверь. Его черная шерсть была спутанной и грязной, он тяжело дышал, а его светлые глаза, лишенные зрачков, обречённо смотрели на гостью. — Убей меня, — попросил Зверь. Его голос был странно мягким, хоть и немного шершавым, в нем чуть заметно проскальзывало рычание. — Убей меня, охотница, пусть я стану твоей добычей сегодня. — Но я не охотница, — испуганно ответила девочка. — Я пришла с фермы. — Очень жаль, — с грустью произнес Зверь. — Тогда мне придется умереть самому. Это тяжело. — Что с тобой случилось? — девочка неуверенно приблизилась на один крошечный шаг. — Просто пришло мое время, — отозвался Зверь и опустил тяжёлую острую морду на вытянутые лапы. — Я что-то могу для тебя сделать? — чуть помедлив, спросила девочка. — Подойди поближе. Я хочу посмотреть на тебя. И она подошла ближе. А потом ещё ближе. Зверь не двигался, только пристально смотрел. Глаза его искрились в утреннем свете. Он не подгонял и не уговаривал, девочка шла сама. До тех пор, пока не оказалась совсем близко и не опустилась рядом с тяжело вздымающимся пушистым боком. — Ну что, посмотрел на меня? — спросила девочка. — Да. И увидел больше, чем ожидал. А теперь дотронься до меня, если не боишься, — Зверь повернул голову. От его пронзительного взгляда невозможно было укрыться. Девочка подумала, что, вопреки легенде, глаза у него вовсе не мертвые; они были похожи на голубую луну, которую в ясный день можно увидеть в небе. Ещё она подумала, что ей очень хочется дотронуться до него, даже без просьбы. Она осторожно, сперва нерешительно коснулась его шерсти, а затем зарылась в нее руками, выбирая мелкий мусор, расчесывая пальцами, чувствуя живое тепло его тела. Зверь не шевелился, только молча смотрел. Казалось, время остановилось, и они уже целую вечность на этой поляне. Но время шло, и постепенно спустилась ночь. Зверь свернулся в кольцо, обняв гостью и делясь с ней своим теплом. Девочка зарылась лицом в его шерсть, которая теперь была чистой. Она чувствовала себя обессиленной, но вместе с тем что-то новое заполнило ее сердце. — Вот так это и происходит, — тихо сказал Зверь. — Меня, наверное, уже ищут… — ей так не хотелось уходить, но девочка понимала, что нужно. — Это больше не важно. — Почему? — Вот вы, люди! — в его голосе прорезалось рычание. — Вечно вы делаете по-своему. Охотитесь за живым, чтобы убить, и пытаетесь воскресить мертвое. Что удивительно, у вас иногда получается. — Я хочу домой, — сказала девочка. Зверь разомкнул объятия и дал ей подняться. Луна блестела в его глазах. — Я отпущу тебя, но только при одном условии. — При каком? — ей вдруг стало очень страшно. — Если ты прямо сейчас от всего сердца скажешь, что твой дом там, откуда ты пришла. Во внезапно наступившей тишине было слышно, как шелестит трава, как на краю поляны бежит в свою нору мышь, как где-то очень далеко ухает филин. В бледном свете луны мир выглядел потусторонним и таким манящим. В нем было все: множество запахов и звуков, таинственные бегающие тени, отблески чьих-то любопытных глаз. И жизнь, жизнь, которая ощущалась буквально везде; сама земля под ногами дышала жизнью. — Я не могу, — наконец сказала девочка. — Хотела бы сказать это сердцем, но — не могу. — Хорошо, — Зверь медленно поднялся на ноги. Даже стоя на четырех лапах, он превосходил ее ростом. — Вон там ты найдешь тропу, — он кивнул в сторону деревьев позади себя. — Она приведет тебя куда нужно. — Это опасно? — спросила девочка. — Очень, — Зверь кивнул. — Тебе придется быть очень сильной. — Скажи… Я ещё увижу тебя когда-нибудь? — девочка провела рукой по его спине, а Зверь ласково ткнулся мордой ей в ладонь. — Теперь ты будешь видеть меня во всем, что тебя окружает. У нас с тобой ещё будет время. Вся жизнь. — Последний вопрос… — девочка сделала шаг в сторону тропы, но затем оглянулась через плечо. — Почему мне нужно идти туда? — Потому что это твой путь, и пока ты живёшь, ты не сможешь с него сойти, — Зверь приблизился и мягко коснулся носом ее руки. — Ступай. Когда она ступила на тропу, ночь странным образом стала прозрачной для ее глаз, и лес теперь лежал как на ладони. Девочка знала, что находится в самой густой чаще, откуда никому нет выхода, но ей почему-то не было страшно. В вышине, не видимые для глаза, пели ночные птицы. Тучи светлячков роились над верхушками трав. Тысячи звуков наполняли уши, словно вода бушующего моря. Лес будто бы звал: иди за мной, исследуй меня. И она шла… …и не замечала, как приминается трава под ее мягкими черными лапами, как луна переливается в густой шерсти, как из груди вырывается протяжный вой — и эхом повторяется среди бесчисленных стволов, пробуждая далёкое эхо других голосов — чужих, но, безусловно, живых.