Неизданное

Я боюсь, что наступит осень. То есть, конечно, она и так наступит. Станут короче дни, и небо из насыщенно-синего станет прозрачно-голубым. Вечера станут холодными, и придется сидеть в куртке, все ближе придвигаясь к огню, горящему в мангале. Травы, что густым лесом колосились за калиткой, сперва станут сухими и душистыми, а затем пригнутся к земле. Стаи скворцов, гомонящие на верхушке ближайших берёз, наконец-то отправятся к югу, и, подняв голову вверх, только и будем отмечать удаляющиеся черные клинья. Все это будет, но это не страшно. Календарной осенью жизнь не заканчивается — и ты научил меня верить в это. Потому что будут ещё тихие дни, пахнущие желтыми яблоками, которые мы соберём в саду на старой даче (часть себе, часть родителям, остальное — тете Свете с соседнего участка, а то в багажник не влезет). Будут закаты над стремниной неглубокой речки, где ты по весне ловишь рыбу и ныряешь с мостков. Будут черные звёздные ночи и длинные прогулки, после которых так славно выпить чаю, глядя, как пляшет огонь в буржуйке. Старый дом будет скрипеть стенами, а в сенях будет пахнуть грибами и яблоками. Ранним пасмурным утром по поселку поползет сырой горький дым от сжигаемой листвы. Мы наденем сапоги до колен и отправимся в лес — к этому времени комаров уже не будет, зато будут опята и подосиновики. А потом придет зима и колючие мелкие снежинки, искрящиеся в свете фонарей. Долгие телефонные разговоры, планы, в которых будем только «мы» — слово, которому ты тоже научил меня. Морозные утра и ранние вечера, скрипучие сугробы под ногами, заносы на дорогах, густой пар изо рта и обветренные губы. Я увижу тебя в пальто и шапке и не узнаю, а узнав — полюблю ещё сильнее. Мы уже давно вернёмся в город и по выходным будем пить глинтвейн на балконе и смотреть, как дети внизу играют в снежки, а вечером, когда никого не будет, выйдем во двор сами. И, может, я снова встану на коньки — а, впрочем, гораздо веселее будет поставить на них тебя, но я не настаиваю. Я буду отряхивать с тебя снег, а ты, как всегда, заведешь свои: «Да лаааадно!» и «Ничего страшного!». Переделав множество дел, мы придумаем, чем ещё заняться, ну а даже если нет — будем заниматься любовью. И, может быть, потом даже наступит весна. Начиная с робкой капели и удлиннившихся дней и кончая огненным поворотом на лето. Свежая зелень, слепящее солнце, острые блики на поверхности реки и твоя ветровка на мне. И ты, как и обещал — рядом. Совсем такой же, как в день нашего знакомства, но как будто моложе. Солнце в волосах, небо в глазах, «мир тебе, воля-весна, мир, да любовь!». Ещё один круг, который я подарю тебе. …я боюсь осени, которая станет для нас последней — и неважно, что будет на календаре в этот злополучный день. В тот день, когда я увижу в твоих глазах пустоту и отчаяние — в своих. Ты не сожмешь мою руку, а я ничего не почувствую — и нечего будет сказать, нечем утешить, ведь в тот день, когда ты уйдешь, будет уже слишком поздно. И, может быть, потом я ещё не раз увижу твои глаза, но они уже не будут смотреть на меня — для меня — и в них не будет той теплоты и обещания того, что мы с тобой справимся вместе, что бы ни случилось. Однажды мы уже говорили об этом — будто дети, рассказывающие страшилку. Будто играя, приняли тот факт, что мало не покажется обоим. Но что мы могли сделать, если судьба раз за разом сталкивала нас лбами? Только и оставалось, что уповать на судьбу и надеяться, что накопленного света будет достаточно для того, чтобы развилка на нашем пути оставила добрую память. Я знаю, что этот день наступит. И поэтому сейчас — каждый раз — говорю тебе все то, что должна сказать. У нас так мало времени — и все же я надеюсь, что нам его хватит. — Что мы говорим Ангелу Смерти при встрече? — Не сегодня! Не сегодня.