For real. Серьезно?

Аккерман ждал уточнения. Ждал ответа, как наверно много лет уже ничего не ждал. И уж точно не этого совершенно решительного взгляда и полной уверенности, с которой девушка сказала: — Хочу кого-то вроде тебя. Она будто пыталась выдернуть почву у Леви из-под ног, запустив того в свободное падение. Однако, капитану не привыкать быть сброшенным с высоких стен, и он легко собрался в попытке перевести все в шутку: — Кого-то, кто для тебя слишком стар? — Кого-то, кто знает, кто он на самом деле, но ведет себя спокойно, а не как король всего гребаного мира. Ах вот оно что. — Послушай, я… — Леви покраснел. Реально, чтоб её, покраснел. — Видишь ли, я не… Не то, чтобы ты… — Господи, да ты что. — Он резко почувствовал облегчение, когда она перебила. — Я не про это. Мне тоже такого не надо. Я управлять хочу. Понимаешь? Руководить. По всем законам это должно было выглядеть смешно. Да и было смешно: худенькая низенькая девятнадцатилетка, до сих пор с печатью подростка на физиономии, хочет управлять… людьми. У Аккермана чуть не вырвалось: «Какой из тебя командир — ты ребенок». Но его лицо оставалось хладнокровно безмятежным. — Спасибо, что не заржал. Это пока лучшая реакция из всех, что я видела, — она тяжело вздохнула. — Знать бы еще, как и что правильно делать. Так, ну все. Это выше сил терпения капитана. Велеть ей идти домой — вот что надо сейчас сделать. Вынести, когда к тебе настолько откровенно подкатывают — это ещё нормально. Но просить прочитать спонтанную лекцию о познании себя, социальных нормах, в добавок ввести в курс психологии отношений и профилактики здоровья от ветерана, искромсавшего в свое время уродливых гигантов, шедшего на все, только бы не потерять боевых товарищей, и всё посреди какого-то низкопробного клуба — да никогда и ни за что! — Просто, ну, — тем временем страдальчески продолжала она, — как будто нельзя стать кем-то, пока не дорастешь до тридцати лет или метра восьмидесяти, или… не заведешь свою личную темницу с цепями по индивидуальному заказу. Только вот я, похоже, выше уже не стану, и до тридцатника ещё лет двести ждать… а сейчас-то мне что делать? — Понятия не имею. — Сам он был преступником в её годы. Одиночество, голод и война закалили его, но осведомлять об этом было вовсе не обязательно. — А мне надо знать, каково оно по ощущениям, настоящим. Понимаешь? — Что «оно»? — Да что угодно. Что-нибудь спонтанное. Типа, — он на удивление спокойно набрала в грудь воздуха, — хочу узнать, каково это, когда передо мной кто-то встает на колени. И не пацан какой, а мужчина. Сильный, красивый, авторитетный мужчина, который… так делает, потому что не смотря на мою внешность… признает во мне… не какую-то убогую низкорослость, а личность¹! Аккерман жестоко ошибался, когда думал, что через несколько лет она станет неотразимой. Она уже сейчас неотразима дай боже. Пока вот это все высказывала. Только вот скала под именем Леви непрошибаема. Увы, не на того авторитета она напоролась. Но тут она запустила обе ладони в волосы, превратившись в сплошной и метающийся комок углов, нервов, пальцев, запястий и локтей: — Это пипец какой-то, о чем я только думаю! Зачем кому-то вставать… что я вообще говорю. Вот блин. Надумала себе, что приду и получу чего-то настоящего. В таком месте, где все так наиграно… Ну наконец-то поняла, выдохнул Аккерман. Можно сворачивать эту комедию. Только почему-то он всё ещё стоит и медлит, когда самое время развернуться и уйти? Может, потому что он Аккерман, и простые пути ему неведомы? Буквально первый раз он встечает человека, который понимает, каково это пожизни смотреть на всех снизу ввех. И наверно поэтому не хочет мгновенно порушить эту ее искреннюю ранимость. Не хочет уйти и отнять возможность почувствовать смелость на краю обрыва, когда стоишь и смотришь, наконец, сверху вниз. Или же он себя обманывает, и ноги сами подкашиваются перед вскружившей ему голову девочкой, до боли манящей незапятнанной чистотой? Нет, быть такого не может! Просто здесь нет Эрена, с которым было бы все намного проще. Перед своим напарником он бы не позволил себе потерять лицо. Не позволил бы себе проверить, какова будет реакция подростка: испугается, убежит, поняв, что все её надуманные представления рассыпятся как карточный домик? Но в любом случае, Йегера здесь нет. Так что он… опустился. Посреди вечеринки в Ист-Лондоне, на глазах у бессчетного количества незнакомых ему людей, для девочки девятнадцати лет, у которой даже не удосужился спросить имя. Призвал всю невеликую грацию, на которую был способен, и… опустился на одно колено, иронично вскинув бровь. Повисла тишина. До сих пор никто и никогда не видел капитана преклоняющимся. Он дрался, кричал, истекал кровью, голодал, но добровольно на колени никогда не вставал. И в этой тишине у девушки перехватило дыхание. Сдавленный вздох через приоткрытые губы. Глаза широко распахнулись, затуманились, как стекла в витражах в самый яркий солнечный день. Она пошатнулась и оперлась ладонью о стену, а другую ладонь приложила к груди. — Ну, и как ощущения? — пытливо спросил Леви, чувствуя ликование от её ошарашенности. Она сглотнула и сипло затараторила: — Вот это действительно такое… Лучше не бывает! Просто не бывает… А можно тебя коснуться? «Боже. Как все сложно. Не надо». Но вслух сказал иначе: — Если спрашиваешь, то определённо нельзя. Она мгновенно взяла себя в руки. Выпрямилась, а затем бесстрастно шагнула вперед, поставив сандалик в сантиметре от его колена, и капитан был вынужден запрокинуть голову назад, чтобы продолжать смотреть ей в глаза. Пресловутый гордый чин, ставший ему почти кличкой, сейчас просто перестал иметь значение. По крайней мере здесь, у её ног. Она провела пальцем по шее Аккермана. И как догадалась, что именно это могло его зацепить? От неловкости своего вида и положения он тут же выдал себя прерывистым вздохом, проклиная себя за то, что сделал, но на попятную он ни за что не идя. Между тем она прижала теплую ладонь к коже под подбородком, нежно обхватывая, словно успокаивая. В конечности Леви отдало разрядом уютной безопасности, что странно ввиду такого положения, не ощущать угрозы, и стоило бы уже собраться, а не продолжать покоряться исходящему легкому простому инстинктивному прикосновению. Она, конечно же, не демон, просто запутавшийся подросток — он понял это задолго до, но всё равно не хотел ослаблять бдительность. — А ты как себя чувствуешь? — с интересом уточнила она. «Лучше не бывает». Но положение и губы гнули свое: — Как будто потакаю детской блажи. Она усмехнулась и подняла ладонь чуть выше и чуть крепче обхватила: — Врешь. — Она снова одарила его тем самым взглядом, от которого у Леви в голове тысячью крыльев забился пульс. Стало бы совсем хорошо, если не вся эта дурацкая обстановка, непонятный клуб, и люди, которых не хотелось знать. Поэтому, неожиданно для самого себя, Аккерман наконец выдавил сиплым голосом: — Тогда поедем ко мне и посмотрим кто из нас прав. Если, конечно, уже не расхотела чего-то настоящего… «Что я наделал?» Нет, он конечно хотел заставить её покинуть это место. Но не так… Девушка отпустила и отстранилась. С подозрением наблюдала, как Леви встав отряхивает колено и поправляет все складки на одежде. — Я к тебе не прикоснусь, не волнуйся. Как я и говорил ранее, мне этого не надо. Но я готов позволить тебе… покомандовать. Мне… интересно. Если все так, как ты говоришь, — сурово подытожил он, — и ты действительно не готова ждать двести лет — посмотрим, на что ты на самом деле способна. ______________ 1 — Ох, не подозревают эти двое, что так оно и будет в далеком будущем, то есть в каноне Парада смерти.