Бесконечность

Погода сегодня была что надо. С самого утра ни одно облако не успело закрыть солнце, и уже чувствовались липкие пальцы жары, подушечками касающиеся спины под рубашкой. Но в тенистых сырых местах ещё можно было спрятаться от лучей, ищущих тебя в каждой точке земли. На большой перемене, кажется, дел нет ни у кого. Природу заглушают шаги, разговоры, радостные крики и споры. И у каждого здесь своя маленькая жизнь. Бита со звоном ударяет по мячу. Если на этот раз было достаточно сильно, то счёт в матче станет равным, а там уже можно и вырваться вперёд. Отбивающий бросает биту и бежит к первой базе; такой удар гарантирует и вторую, но всё же лучше не рисковать. Нога касается первой, пока аутфилдер бежит за мячом и замирает у сетки, чуть ли не втыкаясь в неё носом. Мяч перелетает забор и падает на траву, сминая её своим весом. Отбивающий раскидывает руки в стороны и широко улыбается, медленно шагая ко второй, а затем и к третьей базе. — Хоум-ран! — радостный крик вырывается за пределы бейсбольной площадки, трясёт стёкла в окнах и дверях, и, наверное, его было слышно в соседней префектуре. Годжо раскрывает глаза, тут же встречаясь лицом к лицу с солнцем и делая шаг назад. В который раз ему кажется, что игры на этом поле никогда не заканчиваются: ни днём, ни вечером, ни ночью, ни в дождь, ни в снег. Круглосуточный бейсбол, правила которого были слишком далеки от Сатору. — Интересно, они вообще учатся? Годжо вздрагивает и смотрит по сторонам. Сёко, с широченной улыбкой, стоит у его правого плеча. Она со смешком треплет его по волосам, привставая на носочки. Кажется, Сатору уже давно не стригся, и таких длинных волос, забавно торчащих в разные стороны, Иери никогда не видела. — У тебя почти ушки, — она пытается пригладить прядки, но ничего не получается. — И давно ты тут стоишь? — небольшое сердце Годжо успокаивается. — Ага, не хотела мешать твоей, — Сёко закрывает глаза, поднимает одну ногу и прислоняет её ко второй, а руки складывает в молитвенном жесте, — медитации. Годжо говорит, что она дурочка, и портит причёску Иери в ответ. Та недовольно цокает и отпрыгивает от Сатору, пытаясь вернуть волосы в прежнее состояние. Он же смотрит на часы, стальным браслетом обхватывающие запястье. Перемена скоро закончится, а Сугуру всё нет. И хоть Годжо не подаёт вида, но очень переживает, потому что где-то рядом с ним ходит мысль, что всё будет, как в прошлый раз. И что он окажется глупым не только один на один с собой, но ещё и Сёко увидит это. И это её сочувствующее выражение лица сделает всё только хуже. — Ну и что, где там твой мальчик? — с осторожным интересом спрашивает Иери. — Скоро должен прийти, — Сатору сначала смотрит на часы ещё раз и видит те же самые цифры, а потом смотрит по сторонам, надеясь увидеть Сугуру хоть где-то. Ничего похожего. — Должен. — Отправь его в ау-у-ут! — раздаётся со стороны стадиона. Табличку со счётом с такого расстояния не разглядеть, но и так понятно, что игра подходит к своему концу. Годжо медленно ходит из стороны в сторону, ставя одну ногу ровно перед другой, а Сёко пытается разглядеть, что происходит в игре. Ей всегда казалось, что на бейсбол брали тех, кто мог хотя бы раз из десяти попасть по мячу, и ничего завораживающего в этом она не видела. Но сейчас это было единственным развлечением. Но вот что она видела, так это беспокойство Сатору и как он пытался его спрятать, и как у него ничего не получалось, что только ярче показывало страх, что Сугуру не придёт. Наверное, если это случится, то Сёко найдёт его и убьёт, чтобы у того появилась хотя бы одна уважительная причина поступать таким образом. — Тебе взять попить? — Сатору смотрит на баночки в автомате, почти прислонившись к нему лбом. От стекла идут волны прохлады, остужая лицо Годжо. Сёко уже хочет сказать, чтобы он взял ей что-то с вишней или сливой, как слышит очень быстро приближающиеся шаги. Да, кто-то явно старается пробежать все три базы и вернуться домой. — Подожди… — она показывает вперёд, и Сатору поворачивается, изо всех сил стараясь поверить тому, что видит. — Ничего не покупай. Сугуру бежит на последнем дыхании и высоко вскидывает руку, чтобы его точно заметили. Иери складывает пальцы в замок у груди и выжидающе стоит под самым краем козырька, Годжо позади неё не знает, что должен делать. И пока он перебирает решения, пытаясь выбрать самое разумное, Гето добегает и останавливается прямо перед Сёко, чуть не падая перед ней на колени. Он шумно дышит, и его лицо всё раскраснелось, а рубашка ещё сильнее липнет к телу. — Простите. Я опоздал. Простите, — Сугуру упирается ладонями в колени и опускает голову вниз, пытаясь выровнять дыхание. — Учитель. Задержал. — Теперь ты должен каждому из нас по гранатовой шипучке, — Сёко смотрит на него сверху вниз. — Санкции! Так же говорят на твоих экономических курсах? — Скорее это штраф, — Гето делает глубокий вдох и выпрямляется. — Санкции это про запрет… и ограничение каких-то действий обычно. — Ух ты, ещё и отличник! — Сёко демонстрирует Сугуру, будто до этого Сатору его никогда не видел. — Иери Сёко. Она выставляет вперёд руку и крепко пожимает протянутую в ответ ладонь. Сатору молча наблюдает за всем, даже не думая, что именно так будет выглядеть их первая встреча. Как же сильно они оба не похожи на всех остальных людей в жизни Годжо. И как же ярко он видит в них излюбленные черты. — Гето Сугуру, — он несколько удивлён такому напору, но, наверное, кого-то другого рядом с Годжо видеть было бы тяжело. — Так что там за гранатовая шипучка? И привет, Сатору! Годжо улыбчиво протягивает руку, говоря, чтобы с ним здоровались, «как со всеми». Потом он показывает газировку с алоэ и манго, потому что гранатовая ему надоела. Сугуру тянется к карману брюк, отмечая вслух, что Иери знает себе цену. — Да она в нашу первую встречу стрясла с меня ужин, так что будь готов раскошелиться ещё не раз, — Сатору хитро смотрит на Сёко, та же пихает его локтем в бок. Не то чтобы больно, но ответ хороший. — Для тебя это всё равно не дорого! Иери смотрит, как Гето достаёт несколько купюр, свёрнутых пополам, а потом что-то падает из его кармана и с громким шлепком остаётся на бетонном полу. Она наклоняется быстрее него, чтобы поднять коробочку, которая оказывается пачкой сигарет. — Это что, виноградный «Кэптен Блэк»? — Сёко открывает пачку, внутри которой вдобавок лежит золотистая зажигалка. — Ты мне нравишься всё больше и больше! Сугуру сначала теряется, а потом расплывается в улыбке. В следующую секунду все трое синхронно вскидывают голову, должно быть, пытаясь увидеть раздающийся вдалеке звонок. Сатору кидает взгляд на часы, понимая, что им, к сожалению, не послышалось. — Покурим после уроков? — спрашивает Сёко, доставая из автомата свою «шипучку». — У меня ванильный. — Конечно, тогда встретимся на выходе или около того, — Сугуру отдаёт Сатору его газировку и убирает пачку обратно. Годжо думает, что всё вышло как нельзя лучше. Вот только единственный минус во всей этой ситуации: он терпеть не мог, когда Сёко курила рядом с ним. А тут ему придётся мириться с ещё одним таким. Сатору разочарованно выдыхает, а Сугуру с Сёко переглядываются и обмениваются ухмылками. Так и началось их знакомство, быстро переросшее в крепкую дружбу, в которой каждый из них не видел себя без других.

***

Сатору держит на ладони дораяки и смотрит на рисунок с котом. Он даже не хочет пробовать, чтобы не портить такую красоту. Сатору переводит взгляд на контейнер у своего бедра, думая взять что-то другое, но это раздумье не оказывается долгим, и Годжо всё же кусает. Он даже уже не удивляется тому, насколько это вкусно. — Вот почему я люблю всё, что готовит Хайбара, так это потому, что нигде вам так щедро не положат начинку, — Нанами говорит и водит по кругу рукой, в пальцах которой зажат кекс с шоколадом, и его внутри настолько много, что он скоро потечёт по венам. — И при этом он чувствует баланс, — Сёко держит в руке пакетик с моти разных вкусов. — Я как-то раз попыталась испечь булочки со сливовой начинкой, так у меня они в таких чудищ превратились. Мне это потом в кошмарах снилось ещё неделю! Все кроме Сатору смеются, наверняка вспоминая свои попытки в кулинарные шедевры. Годжо же всё смотрит на кота, от которого осталась уже половина. Он думает, что красная начинка из бобов теперь выглядит как-то пугающе. — Всё хорошо? — Сугуру стучит пальцем по макушке Сатору. Тот поднимает голову и сначала смотрит на него несколько секунд, а потом будто заново слушает, что ему сказали. — Да… Просто этот рисунок… И он на каждой из них, — задумчиво произносит Годжо. Хайбара пытается скрыть улыбку. Когда он готовил, то и подумать не мог, что какие-то блинчики могут так озадачить. — Это же трафарет, у меня много всяких формочек для рисунков. Могу в следующий раз тебе с уточкой сделать, — Юи что-то ищет в контейнере, а потом достаёт прозрачную коробочку с ровными тёмно-зелёными кубиками. — Вот, попробуй ёкан с зелёным чаем. Сатору соглашается на уточку и просит какую-нибудь ягодную начинку. Ну, понятно какую, Хайбара выучил все его вкусы уже давно. Хотя, задание всё равно было сложным: сезон клубники уже закончился, и сейчас она ничем не могла впечатлить. Юи думал, что можно либо найти что-то похожее по вкусу, либо закрыть глаза на окончание сезона, потому что начинка — это совершенно не одно и то же, что свежие ягоды. Вообще, Хайбара очень любил своих друзей и близких. В целом, он ставил равно между этими словами. И у него плохо получалось выразить какие-то большие эмоции словами или жестами, поэтому он просто готовил. Ведь чем вкуснее еда, тем больше любви ты в неё вложил и тем больше отдашь другим. «Если твоя еда нравится людям, значит и твоя любовь дошла до них», — так ему говорила бабушка, к чьим кулинарным способностям он с самого детства хотел приблизиться хотя бы на пару шагов. Иногда ему и вовсе казалось, что никто в этой стране, а может, и мире не умел готовить как она. Простые подражатели. — Что думаете делать на каникулах? — Сёко жуёт мармелад и наклоняет голову на бок, чтобы посмотреть на всех сразу. Она сидит рядом с Сатору, а разделяет их лишь коробка Хайбары с едой. — Как-то ты рано задумалась… — хмыкает Нанами. — Тебе ещё месяц учиться. Сёко выпрямляется, и что-то в её спине щёлкает. Она вытягивает руки вверх и называет Кенто скучным. Супер скучным. — Отец предлагал съездить на Гавайи, — Сатору наконец-то съел дораяки, а теперь пытается открутить крышку термоса. — Но я как-то даже не знаю. — А что такое? — Сугуру забирает термос и с небольшим усилием открывает его. — На. Сатору делает два глотка: хороший матча, не самый лучший, который он пробовал, но хороший. Годжо отдаёт термос обратно Гето, потому что крышечка всё ещё у него, и он тоже делает пару глотков. — Да не знаю… Просто вот как-то, — Сатору пожимает плечами, пытаясь так выразить эмоцию. — В этом нет души. Он знал, что мама вечно будет пропадать или у бара, или на пляже. А ноутбук отца так от него и не отлипнет. Возможно, даже у океана. Причём на пляже, где кроме них троих никого не будет, потому что свой собственный песок, вода и пальмы обязательно должны быть включены в счёт. — Тебя же никто не заставляет, — Гето ответно пожимает плечами. Если предлагают, значит можно ответить «нет». Всё же просто. — Ага, не заставляет, — соглашается Годжо и снова просит открыть ему термос.

***

Всегда хорошо провести время с друзьями за чем угодно спокойным. Например, за поеданием всей еды, которую один из вас приготовил. И такие моменты были ещё значимее, когда до конца учебного триместра осталось меньше половины. Тогда ты уже почти расслаблен, ждёшь каникулы, а такие эпизоды просто их демо-версия. Главное не дать опомниться Нанами, чтобы он не понял, что не занимается учёбой, а «прохлаждается». Иери, конечно, не была с ним согласна в таких словах, да и вообще любила иногда (довольно часто) не делать примерно ничего. Хайбара просто был рад провести со всеми время, Гето же теперь не упускал возможности ещё сильнее закрепиться в новой компании, в которой он так или иначе знал всех по отдельности, но благодаря Сёко «объединил всех покемонов в одного суперсильного», как говорил Сатору. А что насчёт самого Годжо, так его просто брали везде, где было можно находиться с голубоглазыми людьми, а он и не противился. Сейчас же Сугуру смотрит, как Сёко держит сигарету над пламенем протянутой ей зажигалки. Она затягивается, пока кончик тлеет и иногда подсвечивается собственным огоньком. Иери выдыхает дым и кивает Гето, тот прикуривает свою сигарету, вернее, сегодня у него ванильная, а у Сёко — шоколадная, потому что виноградные кончились. Так получилось, что у всех оказались свои дела, а курить у школы совсем неприемлемо, поэтому они вдвоём решили прогуляться до ближайшего парка. Как оказалось, Сугуру тоже был ещё тем любителем найти любую причину отдохнуть. Возможно, Сатору тоже был бы таким, если бы вырос в обычной семье. Но тогда он бы не был Сатору. Годжо, кстати, прямо сейчас сидит за столом и тыкает в поля тетради в клеточку ластиком от карандаша. Он читает задание третий раз, а справа и слева от него лежит ещё по тетрадке, на краю стола — стопка учебников, рядом с которой голубой стаканчик с карандашами и ручками, маркерами и линейками. Недавно он понял, что без подготовки приходить — дурной тон. Поэтому сейчас разбирал задачки «на подумать» для учащихся в университетах и всё такого рода. Сатору постоянно отлистывал в самый конец, читал объяснение или решение на минимум четверть страницы и ставил плюсик рядом с номером. Из всех решённых заданий только одно было неправильно, да и то только потому, что Годжо не уловил смысла задания. И вообще оно показалось ему неправильно сформулированным. Кондиционер в комнате работает на минимальное охлаждение и осушение, потому что Сатору очень не нравилась влажность, и замерзал он от любой прохлады. И когда тот шумел сильнее обычного (что-то там начинало старательно работать), Годжо делал небольшие перерывы, откидываясь на стуле и смотря в потолок. Он слышал, как в стакане воды на столе лопались пузырьки; не глядя взял с небольшого белого блюдца шпажку с нанизанной на неё долькой персика. Сатору прикрыл глаза, чуть поёрзав, чтобы удобнее улечься на пару минут. Когда одна из горничных зашла в его комнату, обязательно постучав, но не услышав ответа, то Годжо спал в кресле, свернувшись клубочком и сжимая в руке шпажку с фиолетовой звёздочкой на конце. — У тебя смешная завитушка на чёлке, — Юи пропускает между пальцами прядку светлых волос Нанами. Кенто хмурится и пытается заправить её обратно в остальные волосы, но она всё равно отгибается в сторону. Хайбара качает головой и улыбается. — Как же она меня бесит, — вздыхает Нанами. — А, по-моему, очень мило, — Юи пожимает плечами. — Кстати, я тут думал испечь чесночный хлеб, а дома никто чеснок не любит. Тебе оставить? Нанами сразу же соглашается, потому что чеснок идеально дополняет почти всю еду, а особенно всё, что содержит муку. Чесночный хлеб, булочки, багеты, сухарики… Круто, что кто-то пару тысяч лет назад додумался сунуть в печь воду с зерном. А теперь из-за этого Нанами стоял посреди домов, отражаясь в дорожном зеркале и думая, как же сильно ему хочется выпечки. И он понимает, что на Хайбару такое желание свалилось не с луны. — Знаешь, на каникулах я буду не так занят. Может, съездим к заливу? — Конечно! — Юи ненадолго задумывается. — А это, получается, только вдвоём? Нанами смотрит на рыже-белого кота, сидящего на каменном выступе. Тот медленно моргает и ложится на бок — прямо под светящее на него солнце. Кенто подумал, что ему тоже необходимо лечь под солнце и зарядиться энергией, которая по капле растворялась в море дел. — Только вдвоём, — он поправляет лямку школьной сумке и догоняет Хайбару, ушедшего на несколько шагов вперёд к железнодорожному переходу. — И знаешь, испеки хлеб к тому дню, хорошо? Гето переводит взгляд на рыбаков в шляпках, спустившихся к небольшим деревянным мостикам вдоль всей воды. Они стояли и болтали друг с другом, пока удочки лежали закинутые в воду. Кто-то, кажется, дремал на раскладном стуле. У таких, должно быть, хватает чутья, чтобы спохватиться в нужный момент и выдернуть какую-нибудь огромную рыбину на леске. Всё вокруг заставляет почувствовать живой каждую клеточку тела, которая сейчас впитывает никотин. — Годжо сегодня какой-то странный, тебе так не кажется? — Сугуру крутит пачку между пальцами. — Батарейка села, — отвечает Сёко, смотря, как вопросительно выгибаются брови Гето. — Он очень любит свою зону комфорта, личные границы, какое-то, м-м-м, — Иери зажимает сигарету зубами и делает круг руками в воздухе, — пространство, где только он, а все остальные там, как в гостях. На людях он всегда довольный и радостный, а к нам он уже привык и может просто, не знаю… дышать не по этикету. — Дораяки, — говорит Сугуру, и теперь уже Сёко повторяет его эмоцию. — Он про этого кота рассказывал так, будто ему снова лет десять. — Мне кажется в этом нет ничего удивительного. Он же рос в пузыре и почти не истратил свою детскость. Это не ему минус, а нам плюс, потому что он может себе позволить быть любым рядом с нами, понимаешь? Сугуру кивает. Он вспоминает, как в один из дней они с Сатору сидели под клёном, который уже скоро должен был начать покрывать свои листочки оранжевым. Годжо сидел, прислонившись спиной к широкому стволу дерева, и смотрел, как Сугуру играет. Нинтендо Сатору лежала у него на коленях, потому что его глаза быстро уставали от сменяющихся кадров в карманном формате. И в тот день у него вообще от всего уставали глаза, наверное, поэтому Сугуру вспоминает, что голова Сатору лежала у него на плече. — Ты что, спишь? — Гето ставит игру на паузу. — Нет, просто редко моргаю, — Сатору качает головой, не отрывая её от плеча, и Сугуру хихикает, говоря, что это щекотно. — Ага, ещё молчишь и вообще скоро сопеть начнёшь! — не соглашается Сугуру. Сатору отвечает на это простое: «Нет, мне просто хорошо здесь». Если бы в тот момент он был знаком с другими ситуациями и ощущениями, то сказал бы, что ему «комфортно», потому что это было более правильным словом. И вместо «здесь» он бы тоже выбрал что-то другое. Потому что ему было без разницы, чем он занимается и на что смотрит, или под каким деревом сидит. Можно было бы даже вырубить их все, потому что для Годжо Сатору «здесь» было равно «с тобой».

***

Пальмы качаются, и ветер перебирает их листья, как волосы. Между двумя самыми крепкими натянут гамак, там же валяется плед, какая-то книжка с цветной обложкой и бутылка воды. Вдалеке виднеется мост из белого дерева и причал с пришвартованным катером. Волны налезают одна на другую, стараясь поскорее добежать до берега, и тут же возвращаются в океан. Сатору сидит под одной из пальм с самыми широкими и длинными листьями, накрывающими своей тенью почти всё вокруг. Он поджимает ноги к себе и ставит на коленки подбородок. Солнце уже начало садиться, и некоторые его лучи качаются на волнах. Какие-то птицы болтают на отдалённых островках, но их почти не слышно. Должно быть, обсуждают штормовое предупреждение: купаться сегодня нельзя, только помочить лапы у самого берега. Годжо сидит тут достаточно долго, чтобы все следы его небольших ног смылись водой или песок почти вернул форму. Одна самая большая волна разбивается о берег, и брызги долетают до кончиков пальцев. — Смотри, обгоришь, — раздаётся лёгкий женский голос над головой. Мама. В огромной белой рубашке, шортах и купальном лифе с белым бантиком и декоративной тканью с вышивкой ромашек, переплетающихся стеблями. На её шее золотая цепочка, теперь чуть менее заметная на загоревшей коже. Из кармана шорт выглядывает тюбик оранжевого солнцезащитного крема. Сейчас она без своей широкой соломенной шляпы, и белые волосы струятся по плечам и спине, никак не заплетённые. — Я же под пальмой, — Сатору смотрит вверх — одновременно и на зелёные листья, которыми можно укрыться, и на маму, которая держит в руках небольшую коробочку. — Потом не жалуйся, — она наклоняется и целует его в лоб, потом ставит на песок контейнер, который тут же чуть-чуть проваливается. Внутри кусочки дыни, арбуза, персиков и клубники. — Тут ещё сезон. — Спасибо, — Сатору немного улыбается и сразу же кладёт ягоду в рот. — Что папа делает? — То же, что и всегда: на телефоне, — женщина поджимает губы и ложится в гамак. — Не против, если я тут побуду? Годжо качает головой. Акира вытаскивает плед из-под себя и берёт в руки книгу. «Вкус ежевики». Она читает описание и переводит взгляд на Сатору, который оставил от контейнера уже половину. …Потеряв друга, главный герой пытается понять, как могут любимые им вещи существовать дальше уже без него. Женщина долго подбирает слова и придумывает, как начать разговор с сыном, с которым её почти ничего, кроме пуповины, не связывало в этой жизни. — Ты всё ещё скучаешь по дедушке? — осторожно заговаривает женщина. Сатору неподвижно сидит и смотрит на волны. Он сжимает липкие пальцы и держит их около себя, иначе песок тут же покроет их. Что он сейчас должен ответить? Он совсем не привык делиться с родителями хоть чем-то своим. В доме все индивидуалисты, даже опереться не на кого. — Всегда буду, мне кажется, — вздыхает Годжо. Он же ничего не потеряет, если ответит. Мама молчит долго. Солнце уже совсем скоро окончательно уляжется в воду, от которой так и веет прохладой. — Знаешь, мне тоже его не хватает. Он любил меня, потому что любил тебя. — Потому что я похож на папу… — отвечает Сатору. — Когда тот ещё был… — Человеком, — заканчивает Акира. Она тоже помнила те отголоски теплоты и мягкости, которые видела в Сатоши в самом начале их отношений. Потом он обменял их на прибыль. Акира смотрит на последний лучик солнца, потонувший в океане. Она встаёт на песок, стремительно отдающий тепло её ступням, и складывает плед пополам. Подходит к Сатору и накрывает его плечи. — Холодает, — женщина проводит пальцами по собственной щеке, стирая слёзы. — Я пойду закажу еду, так что не сиди долго. Сатору молча кивает, потому что не хочет ничего говорить. Хотя, наверное, мама и так догадалась, просто не знает, что с таким делать. Он слышит, как её шаги становятся всё тише. Годжо вытирает свои щёки и шмыгает носом, сильнее кутаясь в плед. Конечно, он всегда будет скучать.