Приходи ко мне

Джотаро сидел на краю кровати и внимательно следил, как Какеин старательно выводил на бумаге какие-то изощрённые буквы, а на соседнем листе были разноцветные фигуры. Он напряженно скрючился над столом, прикладывая все усилия. Джотаро понятия не имел, зачем это надо, ведь писать умеют все да треугольники с квадратами рисовать тоже. Уже второй месяц он на постоянной основе приезжал в Казань, каждый день, проведенный в этой комнате, он видел одну и ту же картину и удручала она все больше и больше. Но ничего не менялось, Какеин только продолжал чахнуть над своими работами. Джотаро задумывался, кто быстрее коньки откинет: он от скуки или Какеин от переутомления. Было тоскливо наблюдать, как Какеин каждый день уходил на учебу, возвращался и сразу садился за задания, забывал есть и совершенно не думал ни о чем, помимо вуза. Угнетало постоянное давление родителей, что если он отвлечется на секунду, то все разрушится, жизнь пойдет под откос, Вселенная схлопнется и ничего не будет дальше. Единственным источником света была лампа на столе, по комнате разносилась приглушенная музыка из ноутбука на кровати, в нос бил сильный запах благовоний, скрывающий вонь сигарет. Под кроватью прятались от лишних глаз пустые и не очень бутылки с пивом или чем покрепче. Откинувшись на спинку кресла, Какеин облегченно выдохнул. За последние пару часов они даже словечком не перекинулись. Джотаро был очень рад видеть Какеина, но, с другой стороны, чувствовалось безразличие или какая-то отчужденность. — Я так устал уже, — Какеин устало потер глаза и развернулся на стуле, устремляя взгляд в окно. — Я думал ты там подробный план ядерного реактора или бомбы рисуешь, — ковыряясь в ухе, ответил Джотаро. — Таким разве не дошкольники занимаются? — Какеин хмуро посмотрел на него и ничего не ответил, — Ладно, в противном случае всегда можно начать долбить героин, — он быстро встал, забрал с подоконника сигареты и направился к двери. Постояв в коридоре минуты две он вернулся и вопросительно посмотрел на Какеина. — Давай, попкой двигай, малыш, ты в танцах. Фонарь горел раз через раз, парни сидели на скамейке, раскуривая по сигарете. Даже сейчас они молчали, в свою единственную свободную минутку им нечего было обсудить. Джотаро хотел рассказать о многом, только какой в этом был толк? Было неинтересно говорить в пустоту, проще было самому послушать про тупых преподов и одногруппников. Было ощущение, что жизнь Джотаро больше никак не котировалась в их маленьком мирке. На небе большими буквами было написано: «всем плевать». Джотаро было попросту жалко мальчишку, на чьи хрупкие плечи сваливается так много вещей. Ему было плохо прошлым летом, а сможет ли он вынести это до следующего? Съежившись, Какеин растирал плечи и глубоко дышал, едва слышно стучали его зубы. Пытался укутаться в свою огромную футболку, тряс ногой и гипнотизировал асфальт. Думал, наверное, о чем-то; хотелось верить, что о чем-то хорошем. Джотаро молча встал и медленно пошел к дороге, рассматривая пустые от листьев деревья. Некое ощущение свободной минутки, когда можно не думать о проблемах и развеяться. Никакого смысла уже не было во всяком веселье. — Как думаешь, сколько сырков нужно съесть, чтобы умереть? — Джотаро крутил десятирублёвый сырок в руке, разглядывая корову на упаковке. — А вообще, как вот делают там сыр. И почему сырники из творога, а не из сыра. — Не знаю, у деда спроси, — без интереса отвечал Какеин, пытаясь прикурить сигарету. Разозлившись, он просто кинул ее на дорогу и злобно растоптал ногой. — Может, возьмешь перерыв? — Нет, не могу. Еще месяцок постараться, сдать экзамены и можно отдохнуть, — Какеин глубоко вздохнул. — Да и что мне делать еще? — Я балдею, дорогой. Потом опять упахиваться в нулину? Ради чего? — Ради своего будущего. — Сказал бы прямо — ради родителей. Я думал, ты все-таки поменял свое мнение на их счет и больше не будешь плясать под дудку. Кто же знал, что дудка кожаная и ты просто каждый день заглатываешь, как последняя шлюха, — Джотаро так долго наблюдал за этим, что не смог сдержаться. Какеин обиженно посмотрел и плюнул ему под ноги. — Ты вообще что-нибудь сам хочешь? Чего-нибудь добиться? Вообще что-нибудь? У тебя буквально на лице написано: «еще немного и я прыгну под машину». Мне нравится, когда ты улыбаешься, а не плачешь из-за сроков. — Я ничего не хочу. Просто ничего, в голове ни единой мысли о том, что меня ждет, если я собьюсь с проложенного пути. Да я даже не думал о таком. Мне кажется, что ничего не получится, если я сделаю по-другому. Просто сопьюсь и умру от пьянки. — Джотаро серьезно оглядел его с ног до головы, тяжело вздохнул и покачал головой. — Да ты себя хоть видел, в зеркало смотрелся? Ты вообще, ты, — он не придумал, что сказать, поэтому просто грозно подошел и схватил Какеина за плечи. — Ты только и делаешь, что думаешь и думаешь. Если тебе не нравится, брось все это, не знаю, насри там всем в рот. «Я не смогу, пук-пук, я ничего не умею». Нихуя себе, ты меня, блять, видел. Ты сам говорил, я как мартышка только и делаю, что ковыряюсь везде и потом нюхаю, ем бананы и сру. Это я ни на что не способен, я ничего не могу, это все я. А ты, ты вообще столько всего можешь. Ты даже не пытался что-то изменить, попробовать что-нибудь другое. Боишься? Чего? — Какеин испуганно смотрел на него, у него не получалось даже вставить слово. Когда Джотаро наконец замолчал, он не смог и два слова связать. Он несколько секунд глупо смотрел на него, открыв рот. Оттолкнув Джотаро, быстрым шагом направился вперед и свернул в ближайший двор. Джотаро сразу же последовал за ним, но чем ближе он подходил, тем сильнее ускорялся Какеин. Во дворе не было ни одного фонаря, даже самого маленького, Джотаро с трудом ориентировался на звук, пока топот не прекратился. Он будто ослеп и потерял слух сразу, как мышь в лабиринте, не мог найти выход. Еще раз обогнул всю площадку посередине двора, оглядевшись, на скамейке он заметил силуэт. Какеин сидел, схватившись за голову, сдерживая все маленькие кусочки на месте. Джотаро сел рядом и положил руку на спину, слегка поглаживая, затем накинул свою куртку и присоединился к молчанию. В ушах свистел ветер, он властно поднимал и будто в танце кружил опавшие листья, которые были собраны в аккуратные кучки. Слышались щелчки зажигалки с высокого балкона, тихий разговор, скрежет колес. — Приезжай ко мне на Новый Год, — пробубнил Джотаро. Он прикурил сигарету, медленно вставая, глубоко затянулся и задержал дыхание. — Если хочешь побыть со мной. Я не собираюсь приезжать больше, у тебя скоро экзамены. — он выдохнул дым и посмотрел в окно первого этажа, в котором горел свет и за шторами мелькали фигуры. Парни вернулись домой, оставив мысли об отъезде там, на улице, в темном дворе. Какеин, возможно прислушался к гневным словам, не продолжил выполнять задание. Включив на ноутбуке старый сериал, он наконец лег в кровать. Уже позабыв обо всем на свете, он украдкой посмеивался над глупыми шутками и предлагал новые варианты развития отношений персонажей. У окна с мольберта на них пристально смотрела грозная голова, которая оказалась невкусной, осуждала. Серия за серией, уже начинало светлеть. Соврав, что ему ко второй паре, Какеин сразу же закрыл дверь на внутренний замок и поручил Джотаро разобрать сумку — выкинуть оттуда весь мусор. Ковыряясь в куче грязных салфеток, чеков, мятых бумажек, он перебирал тетради и аккуратно складывал на столе. Достав паспорт, Джотаро не смог удержаться, чтобы не посмотреть на фото и не посмеяться. — Слышь, — крикнул он из коридора, направляясь на кухню. — А че у тебя имя написано в фамилии? Это же ошибка, нельзя так ходить, — он упал на стул и показал развернутый паспорт. — Все правильно там написано, — Какеин улыбнулся и, забрав документ, положил на стол. — Какое-то лютое имя твои родители выдумали. Наверное, долго подбирали. — Оно японское. Оно мне нравится, но полным именем меня зовут только родители, неприятно, когда это делают другие. Сразу какой-то триггер срабатывает, что меня начнут ругать. — Забавно, что твои мамка и папка живут в огромной квартире, а ты почти в сарае. — Если кратко, раньше отец достаточно зарабатывал, много даже. — он устало вздохнул и поставил на стол тарелку с блинами. — После моего рождения, спустя, может, три-четыре года что-то там случилось и денег стало меньше. Поэтому решили устроиться на одном месте, выбор пал на Казань, почти все родственники где-то в пригородах раскинуты. — Джотаро с удовольствием ел блины, кажется, даже не жевал, и был погружен в историю. Какеин же просто смотрел на них, взяв один, засунул полностью в банку сметаны, но после одного кусочка желание есть, видимо, отпало совсем. — Почти сразу меня скинули на попечительство бабушки. После четвертого класса хотели перевести сюда, но я тяжело заводил друзей. Решили оставить там. — Прикольно, — облизывая пальцы, Джотаро встал и поставил чайник греться. — А бабушка то где? Ни разу не видел ее. — Когда мне было четырнадцать, она умерла. С тех пор я живу один, — Какеин померк, взял телефон и начал что-то рассматривать там. Видимо, хотел отвлечься. Джотаро оперся на стол рукой и долго смотрел на друга, думая лишь о том, как он сейчас попьет чайку и ляжет спать. Но, заметив грусть на лице Какеина, сразу задумался обо всем сказанном. Сначала он не придал значения истории, обычный рассказ о жизни, ничего интересного. Думая, что ребенка буквально бросили и с такого малого возраста вынудили жить самостоятельно, стало как-то не по себе. — Слушай, — тихо начал Джотаро, заваривая чай, он перевел взгляд на кружку. — Ты когда-нибудь любил? — Нет, — без раздумий ответил Какеин. Они молчали где-то полминуты, но такой напряженной тишины между ними никогда не было. — Но я много слышал, что это самое приятное чувство. Надеюсь, настанет и мое время. — Не такое это уж и классное чувство, — сдавленно ответил Джотаро. — Будь лучше, если бы его не было совсем. Телефон разрывался от входящих звонков. Трагедия продолжалась уже несколько дней, не давая спокойно жить. Звонки становились сообщениями, раздражая еще больше. Они постоянно всплывали на экране, путались в чатах и просто их наличие раздражало. Уставший терпеть этот постоянный шум Джотаро, выключил телефон и закинул на шкаф, чтобы никто не достал его. Даже если отвечать на все эти сообщения и звонки, меньше их точно не станет. Довольный своей победой, он упал на диван и включил сериал. Какеин весь день пролежал, его будто распирало от грусти: глаза были прикованы к потолку, рот вытянулся в тонкую нить, брови злобно скучкавались на носу; лишь иногда вставал, чтобы покурить в туалете, не ел ничего и не пил. Даже посмел отказаться от знаменитого блюда главного шеф-повара этого мира: жареных макарон — он только жаловался на стоявшую в квартире после этого вонь. Укутывался в одеяло и пытался заснуть, не разговаривал и никак не реагировал. — Ты как живой труп реально, может тебе принести че-нить? — Какеин лишь отрицательно замотал головой. — Ради Бога, включи лучше что-нибудь другое, я чувствую, как у меня мозги сохнут от этого поноса. — А ты мне за это расскажешь, что случилось, договорились? — Джотаро с трудом смог включить сериал по заявке, неуклюже управляясь с пультом и умным телевизором. — Мне кажется, будь я стрелком, ни в одну мишень бы не попал, слышь. Так че такое? — Мне кажется, я неправильно поступил, что уехал и бросил все. Я не могу так, мне тяжело. — Всем тяжело, мне тоже. Но ты сам так решил, сам собрал вещи и уехал. Ты это сделал. Так что давай руки в ноги и похуярил по новой дорожке. — Это все неправильно. Я чувствую, что так не должно быть. — Тебе с детства твердили, как все будет. Ты жаловался, что не хочешь этого, а теперь мы в тупике, потому что не хочешь делать иначе. Предлагаешь вернуться и дальше заниматься хуйней, которая тебе не нравится? — Ты же занимаешься, — Какеин вот-вот был готов расплакаться, голос дрожал, на глазах выступали слезы. — Я не сижу с утра до вечера за домашками и другими работами. Мне неинтересно, на парах я в потолок харкаю и просто делаю самый минимум, чтобы не отлететь. Мне абсолютно безразличны люди там и вещи, которые говорят. Вот смотри, — Джотаро достал телефон и показал недавние чаты. — Меня не было там неделю, кто-то написал, узнал, где я? Правильно, нет. А тебе который день каждый первый названивает, пытаясь узнать, где ты, как ты. Твои одногруппники просто невыносимы в общении, хуже, чем родители. — Не упрекай меня в том, что я наконец нашел с кем-то общий язык. Да, я хорошо общаюсь с одногруппниками, мне нравится, мне комфортно, есть что обсудить. Не сравнивай меня и себя. Мы разные. Ты можешь не любить всех вокруг и дальше жить один, но я так не хочу. Я нашел в них поддержку и не хочу ее терять, — Джотаро остановился, слова настолько сильно задели его, что гореть внутри начало только сильнее. Все это время он старался помочь, поддержать, а оказалось, что все было впустую. — Хорошо, можешь уехать, раз тебе так тяжело без них, без родителей, которые постоянно трахают мозг, каждый день проверяют, что ты делаешь в этот раз, не дают тебе еды, если ты не успеваешь вместе с ними поужинать, которые срываются на тебя за плохую работу. Я говорил, что не держу тебя здесь, так что можешь ехать хоть, блять, в Магадан. Раз ты лучше меня, то и место тебе явно не здесь. Джотаро схватил телефон и ключи, хлопнул дверью и быстро побежал по лестнице вниз. В груди горело какое-то чувство, было очень больно, но он не мог четко сказать, что такое полыхает внутри. Было так больно, что не получалось думать, перед глазами все расплывалось, казалось, мир распадался на кусочки. Столько мыслей штурмовали его мозг в данную секунду, что Джотаро готов был собственноручно разбить голову о стену. На середине пути он наконец смог остановиться и слегка остыть. Протерев лицо руками, он почувствовал что-то мокрое. Быстро смахнув слезинки, Джотаро побежал домой. Больше всего сейчас злился на себя. Не мог поверить, как позволил таким словам вырваться, как позволил себе сорваться. Не хотел признавать, что на самом деле Какеину и правда может быть лучше с одногруппниками, чем с ним. Не хотел даже думать, как и о чем они общаются. Сразу вновь вскипало все внутри. Было больно, что, кроме него, у Джотаро никого не было, а Какеин обзавелся знакомыми почти во всей Казани. Может, он этого и ждал. Пока Джотаро сам уйдет. Тогда зачем было давать обещание, что будет рядом? Джотаро сидел на лестнице на крышу, рассматривал надписи и рисунки на стенах, постоянно оглядывался на дверь при малейшем шуме снизу. Прошло уже несколько часов, как он чего-то ждет здесь. Сам уже забыл, зачем пришел. Надеялся, что все-таки услышит знакомые шаги, шум ключей и приглушенную музыку из наушников. Проверял телефон, набирал сообщение, но сразу удалял и закрывал диалог. Должен же он был сообщить, что уехал. Эти несколько дней дались Джотаро очень тяжело, будто у него была лихорадка. От еды тошнило, каждое движение отдавалось болью, вода не утоляла жажды, а сигаретами уже он был сыт по горло. Хотелось извиниться, но каждый раз отказывался от этой идеи, ведь не был виноват в случившемся. К концу дня соседи начали гонять его со ступенек, поэтому он был вынужден отправится домой, все равно ловить было нечего, что за столько часов никого не появилось. Начинало темнеть, холод пробирал до костей. Пиная сверкавший в свете фонарей снег, он бубнил себе под нос песни, не глядя по сторонам, врезался в людей и чуть не бился лбом о знаки. Обыкновенно хлопнув входной дверью, чтобы та отвалилась к чертям в скором времени, Джотаро быстро направился в комнату. Расстроенный и разбитый, не видел и не слышал ничего. Только свои мысли и разрывающееся сердце. — Дорогой, — мама попыталась остановить его, сказать что-то важное. — Отъебись, — словно ножом, отрезал Джотаро, ловко обходя ее. Не только злость можно было услышать в этом слове, было ощущение, что он вот-вот сорвется на плачь. Последовал второй хлопок. Бессильно падая на кровать, он думал лишь о том, что все правда закончилось. Парень еле сдерживался, чтобы не разнести все в этой комнате. Джотаро оглядывался в поисках предмета, который не жалко в стену бросить. Руки дрожали от нетерпения. Невозможно было совладать с собой. Схватив с пола пустую бутылку, он с силой швырнул ее в дверь перед собой. Это чувство никуда не уходило, только сильнее нарастало внутри. Он был готов убить кого-нибудь сейчас самым изощренным методом. Было невыносимо. Сжав руками голову, он начал вслух считать четные числа, но после двадцати шести сбился и бросил это дело. Как только дернулась ручка двери, он крикнул, чтобы мама даже не пыталась входить. Сквозь щель под дверью была видна тень от ног. Единственная мысль, которая всплыла — это отец. В таком состоянии он не смог бы ничего сделать. За такую грубость в сторону мамы, он бы знатно получил не только в словесной форме. Но он не думал о том, что его ждет дальше, пусть его накажут, побьют, что угодно. Не слышать бы больше свои мысли и чувствовать так много. Вот бы зарыться с головой под землю, метра на три, где он будет совсем один. Дверь все же открылась. — Я же сказал выйти нахуй из комнаты, — даже не поднимая взгляд, вновь огрызнулся Джотаро. Ничего не ответив, зашедший прикрыл за собой дверь, слегка поколебавшись, как можно тише он подошел к Джотаро. Остановившись совсем рядом, он стал ждать, пока на него обратят внимание, но Куджо было абсолютно все равно. Он ждал выговора и порки, а не пряников. Вошедший осторожно провел рукой по черным волосам друга, Джотаро вздрогнул. Медленно подняв голову, он оглядел темный силуэт. Даже в кромешной темноте он мог узнать его. Из тысячи похожих нашел бы именно его. Такие нежные, заботливые и теплые прикосновения были только у него. Джотаро поднял руки к лицу друга, но сразу же одернул себя, и сомкнул их на спине, пряча лицо где-то в районе живота, глубоко вдыхая любимый запах, сразу же оказался в теплом и светлом месте. Может, так и выглядит его душа. Он чувствовал, как быстро бьется чужое сердце, а может, это было его собственное? Джотаро встал и наконец посмотрел Какеину в глаза. В грустные, взволнованные, которые искали ответа. Ужасающе сверкали печалью, которой не хватило пролитых слез. Хотелось плакать, не получалось. Понемногу Джотаро возвращался из своих мыслей, он замечал, что дрожит как при болезни, по спине пробежал холодок. Больно дышать, в легких бурлила вода, при попытке сказать слово — получались только отдельные звуки. Какеин что-то говорил, разобрать было невозможно, Джотаро был в каком-то вакууме. Какеин прижался к нему и начал глубоко дышать, сигнализируя хлопками по спине, повторять за ним. — Я решил, что ты уехал, — наконец успокоившись, смог сказать Джотаро, не отпуская чужих рук. Ему было важно сейчас чувствовать его тепло, знать, что это не сон. — Я ждал тебя в подъезде. Ты не вернулся. — Я ждал тебя здесь, — ответил Какеин, стараясь убедить его, что все теперь хорошо. — Я хотел поговорить перед тем, как мне придется вернуться, но не застал тебя дома. Мама твоя предложила подождать тебя, — его голос успокаивал. Как в детстве, когда мама читала сказки на ночь. — Блять, — Джотаро отпустил руки Какеина и сел на кровать, потирая лицо. — Это все так сложно, просто пиздец. Ты твердил, что мы разные и бла-бла. Но… — он даже не смотрел на друга, рассматривая футболку на полу, пытался сформулировать красиво мысль. Минуту он молчал, потом сдался. — Блять, неважно, я боюсь тебя потерять. Не хочу однажды проснуться, а тебя нет, будто ты моя выдумка, знаешь. — Знаю. Какеин сел рядом, положил голову ему на плечо. По окну застучал ледяной дождь, разбавляя равномерное раздражающее тиканье часов и уставшие вздохи парней. Джотаро неуверенно взял руку друга и зажал ее между своими, он хотел бы поделиться своими мыслями, не знал, как сказать, нужно ли вообще говорить? Никогда еще не приходилось ему объясняться, всегда проходило по накатанной: не согласен — держи в морду. Сейчас он был не согласен со своим мнением, что теперь — бить себя? Да и не было раньше столько мыслей в голове, максимум три: поесть, покурить, дойти до дома. Он устал от снежного кома, который все эти месяцы накатывает на него. Знать бы, что это такое пылает в нем, пока он гладит холодную руку, боится смотреть в эти глаза, теряет дар речи. Знать бы, что за мысли посещают перед сном, чувства просыпаются от одного взгляда, желания всплывают. Знать бы природу всех сцен, что преследуют его: нежных и неправильных. Ему было неловко за то, что он уже сморозил, но это было единственное объяснение такому поведению. Свободной рукой Какеин аккуратно повернул лицо Джотаро к себе и долго смотрел в глаза. Он улыбнулся, поглаживая щёку друга, поцеловал его в лоб, как котёнка. Потрепал волосы и оставил руку на плече, самыми кончиками пальцев забираясь под футболку, обжигая. Джотаро хотел убрать ее и выпустил руку, что стало ошибкой. Какеин начал беспощадно щекотать его везде, где мог дотянуться. Пинаясь и брыкаясь, они, как маленькие дети, катались по всей кровати, пока Джотаро наконец не свалился с нее. Какеин громко смеялся, а Джотаро завороженно смотрел, прерывисто вздохнул, хватая лицо друга двумя руками, утаскивая за собой. Вниз. В грязное, мутное и подлое место в своей голове. Был утягивающим на дно камнем, удушающими веревками, холодной водой. Долгожданный поцелуй, пугающий, взволнованный, нежный. Неловкие выдохи друг другу в губы, холодные руки на чужом теле, неразборчивый шепот и слабые улыбки. Джотаро целовал его по-настоящему, со всем желанием, со всей любовью, которая томилась в нем. Медленно и осторожно. Взламывая замки внутри себя, открывая новые двери, за которыми таилось все сокровенное, что так далеко-далеко пряталось от лишних глаз. Открывалось сердце. Поглощенное озлобленностью, жестокостью и гневом. Очередное плохое дело, очередная глупость, очередное преступление против человечества. Человека. Хрупкого и беззащитного. Такого маленького, согласного на все. Подчинение себе. — Уходи, — оттолкнув от себя друга, скомандовал Джотаро. Он отодвинулся, подобрав колени, злобно смотрел на парня, не находил слов для объяснений. Это все грязно, мерзко и неправильно. Только так парень смог бы описать свой поступок, зная, что Какеин такого не сделал бы никогда. — Просто уходи. Какеин молча встал и поспешил уйти, оставляя его одного в маленькой пустой комнате наедине с собой. Пусть это будет кошмарным сном, видением, да даже просто шуткой, лишь бы не правдой. Просто закончится поскорее.