Русская принцесса

      Играя с Денисом в какую-то конченую пародию гляделок, Макс не сразу замечает, что фильтр дотлевшей сигареты жжет пальцы. Прикусив язык, чтобы не сматернуться вслух, Макс торопится выбросить окурок. Денис на эти действия ухмыляется, что-то отвечает Соне, а затем они замолкают.       Дождь, хоть и идет на спад, заканчиваться не спешит, вынуждая отчасти напряженную тишину воцариться между ними. Кажется, у Макса впервые за все время появляется возможность рассмотреть Соню при дневном освещении в относительном спокойствии. Она всегда выглядит так, словно вот-вот расплачется. Если и улыбается, то только вымученно, как по чужой просьбе. Сейчас на ее бледном, понуром лице ни тени радости, хотя, казалось бы, присутствие сестрицы должно было осчастливить. Макс вспоминает внезапный порыв страсти с Сонечкиной стороны — горящие в темноте коридора синие глаза и необоснованную смелость прикосновений. Думает, что если это уж и Соня была, то совсем не та, что стоит поодаль. Топи ее меняют, стирают какие-то черты, оставляя после себя лишь стеклянный взор и дрожащие руки. Меняют, как и остальных.       Максу тяжело не переводить взгляд на скрестившего руки на груди и отстраненно глядящего в сторону леса Дениса. Как бы то ни было, в любовных делах Соня ему явно проигрывает.       Спустя несколько минут шум дождя затихает, а сквозь тучи начинают обманчиво проглядывать солнечные лучи. Задев Макса плечом, Денис первым спускается с крыльца и подбирает с мокрой травы ружье. Отряхнув от воды и грязи, он поднимает на Макса убийственный взгляд. Без Сони сразу бы выяснение отношений заладил, а ей будто пример какой-то подает. Образец для подражания из него определенно хуевый.       Погода по-прежнему пасмурная, освежающая, почти безветренная, характерно пахнущая после прошедшего ливня. Шум веток со стороны леса не дает развиться неловкости от молчания. Наоборот — в такой умиротворенности грех хоть слово проронить. Макс плетется позади Дениса и Сони. Ловит себя на мысли, что хотел бы с Дениской за руку подержаться или приобнять так, чтоб аж кости захрустели. Он усмехается: не может окончательно осознать, что пропадает с каждой минутой. Или уже пропал, раз чувствует такое. Сознание продолжает невольно возвращать в моменты с Аришей.       Это как в юношеские годы: одна влюбленность за другой и убогий максимализм. Тогда Макс в этом проблемы не видел, ведь все было в порядке вещей и присуще каждому второму ровеснику, а сейчас, в тридцатник, уже как-то излишне утомляюще. Страсти всякие, любовные треугольники — все это для молодняка, который только-только начинает жизнь на разные лады пробовать. Хотя в Максимовом любовном треугольнике, судя по всему, больше трех углов. Не хочется в этом разбираться, эмоции анализировать, терять время, выделенное бы при удачном раскладе на поиск материала о деревне и округах.       — Максим, — зовет Соня, нарушая тишину. Точно всю прелесть не понимает. — Вы как, дома нормально сами справляетесь?       — Отлично, — кивает Макс, а Соня ждет, пока они наконец поравняются. — Не вернешься?       — Не знаю, — блекло произносит Соня, отводя глаза.       Денис даже не останавливается, когда она остается на месте в ожидании Макса. Идет себе вразвалочку, пока с ружья на землю стекают дождевые капли. Вопреки желаниям Макс приобнимает дрогнувшую Соню. Денис бы на ее месте локтем в бок двинул, а она робеет. Дерганная вся такая, боязливая. Удивительно, что после прикола в монастыре заикой не осталась.       — А смысл в развалинах сидеть? Что там такое есть, чего в деревне нет? — интересуется Макс, потрепав в попытке придать бодрости по плечу. Что-то совсем клоунский образ запустил, нужно исправляться.       — Там сестра, — негромко отвечает Соня, со спокойствием шагая рядом. — Лиза.       — Она верующая такая, что целыми днями молится?       — Если можно так сказать.       Слова звучат излишне печально, поэтому Макс решает пожалеть ее и удостоить тишиной. Треплет еще раз по плечу, мол, не грусти, подруга, все заебись будет. Хоть он прекрасно знает, что с каждым днем всем только хуже, не может оставить тщетные попытки приободрить.       Обернувшись, Денис останавливается, смеряет Макса с Соней недовольным взглядом и небрежно замечает:       — Как черепахи волочетесь.       — Погода хорошая, — говорит Соня и, с воодушевлением поглядев по сторонам, добавляет: — Воздух чистый, свежо.       — Сам дойти не в силах? — грубо спрашивает Макс.       — А вдруг зверье бешеное по дороге попадется, кто меня спасать будет? — Денис бесстыже улыбается и пристраивается к ним со стороны хмурящейся Сони. Макс в душе негодует.       — Ты же не принцесса, чтобы тебя спасать, — с робкой насмешкой произносит Соня, хотя эмоции ее остаются на прежнем печально-пустом уровне. — А король.       — А ты в своих словах уверена? — спрашивает Денис, с наглостью смотря Максу в глаза. — Товарищ репортер хуйни не скажет.       Соня поднимает голову, чтобы нахмурено взглянуть на него, плотно сжавшего зубы от раздражения. Спорить Максу нравится больше, чем принято, но не тот сейчас момент, когда под боком дрожащая Сонечка, а у потенциального оппонента — заряженное ружье.       Соня видит — чует — их безмолвную игру, не понимает, что к чему, да и не стремится. Поглядывает на усмехающегося, довольного Дениса и едва заметно кивает сама себе. Она на стороне нейтралитета или даже апатии, ее эти терки между ними или кем-либо еще не интересуют. Ей подавай тянущие болью колени от замаливания грехов и молитвы перед едой, а не отношения всякие. Правильная Сонечка до ужаса.       Макс едва сдерживает порыв сказануть что-нибудь ядовитое, способное стереть ухмылку с Денисовых губ. Особо расстраивать его не хочется, а то потускневший от упоминания Хозяина взгляд смог разжалобить и даже заставить бессердечного Макса мысленно посочувствовать. Дениса бы осадить хорошенько, чтобы не смел больше паясничать. Но Денис сам кого хочешь и осадит, и посадит (на кол или к мифическим зэкам — не волнует), поэтому отборный ответ Макс оставляет на другой раз. Проучит как-нибудь потом, когда выведет окончательно, без свидетелей в лице принимающей все близко к сердцу Сони.

***

      Войти в дом вслед за Соней Денис будто не решается. С невозмутимым видом ожидает ее, зашедшую поздороваться с Катей и Элей и за какими-то сушеными баб Нюриными травками. Макс остается с Денисом на улице за компанию. А еще потому, что не хочет признавать при Кате прежнее непонимание происходящего. Смог узнать разве что только то, какой Денис до прикосновений жадный. Макс идет против своих правил, гласящих в первую очередь о работе думать, а потом уже о любви. Профессионал-то он хуевый, ладно уж, но если и человек беспринципный — то пиздец. Знать ни об этом, ни о Денисе Кате не надо. А то смéряет болезненным взглядом и грустно усмехнется.       Склонив голову набок, Денис скучающе возит грязь носком кроссовка.       — Че маешься? — Макс небрежно, как закадычного друга приобнимает его.       — Стеснять не хочу, — вздрогнув, с напускным недовольством отвечает Денис.       — Ты это кому говоришь?       — Тебе.       Макс качает головой. Денису нравится из себя идиота строить без причины — да и хер с ним, главное, что без агрессии. Обнимать Дениса приятно, трепетно, непривычно и как-то очень глупо. По какой причине он в Максиме такую непреодолимую бурю эмоций вызывает? Психологию Макс изучал только в пределах собственной деятельности, а до химических реакций ему никакого дела не было. Да и сейчас нет, поэтому на этот счет он ничего предположить не может. Мистика, может, хуистика — какая нахуй разница, если нравится?       — Секреты у вас от меня? — Макс наклоняется к Денису с очередной попыткой получить ответ хоть на что-нибудь интересующее. Урвать хоть фрагмент, несмотря на то, что Денис вечно докапывающихся не любит.       — А я надеялся, что ты не догадаешься, — он поднимает голову и смотрит на Макса с наигранным удивлением. — А ты вон как.       — К чему все это представление? — интересуется Макс, пытаясь в его глазах прочесть хоть что-то кроме насмешки и какой-то глубоко спрятанной печали, не присущей таким, как Денис, но кажущейся излишне естественной.       — А к чему сейчас все это представление, Макс? — Денис усмехается, пока Максим сжимает пальцы на его плече.       Странная привычка отвечать тем же вопросом на вопрос Макса бесит. Но уже пора бы понять, что Денис ничего толкового не расскажет. Будет дразнить, посылать на все четыре стороны с разными целями, а ни о чем интересном не поведает. Не желая разжигать конфликт на пустом месте, Макс решает помолчать. До того момента, пока не чувствует на шее горячее дыхание и последовавшее за ним прикосновение влажных губ. Он резко отстраняет Дениса от себя. Кожу на шее жжет от потока ветра.       — Охуел? — хмурится Макс.       — Тебе же нравится, — Денис пытается виновато посмотреть на него, но тянущиеся вверх уголки губ выдают несерьезность. Макс все равно бы не поверил.       — Ты не умеешь выбирать подходящее место, — объясняет он, хотя вновь прильнувшего Дениса отталкивать не спешит: приятно, блин.       Ладно с местными жителями, как зомби бродящими по деревне, — они посмотрят и ничего не поймут. А палиться вот так по-идиотски перед Катей или Соней отнюдь не хочется. Не то чтобы общественное мнение для Макса важную роль играет, просто тут никого адекватного кроме своих. Что он без девчонок будет делать, если они его конченым посчитают? Так-то Макс и чужое, и близким принадлежащее мнение на хую вертит — вообще плевать, че они там подумают или скажут. Но сейчас ситуация вынужденная. Макс подстроиться должен, дабы не испортить и без того натянутые отношения нелепой случайностью.       — В жизни нет смысла, если боишься порицания, — умничает Денис, пока Макс, напрягая зрение, разглядывает в темных окнах силуэты. В глубине души надеется, что это Соня с Катей и Элей, а не черти какие-нибудь.       — Зато ты ничего не боишься, — парирует он в попытке скрыть недовольство от отсутствия в диалоге смысловой нагрузки.       До слуха доносится скрип открывающейся двери — выходит переодетая в сухое Соня. Денис оживленно машет рукой в сторону и громко говорит:       — Сонь, поторопись, а!       Пока Соня торопливо направляется к выходу со двора, Макс замечает выглядывающую из-за входной двери мрачную Катю. Разговаривать с ней не особо хочется. Тяжело как-то, напряженно по непонятной причине. Все ведь хорошо было во время дороги и в первое время. Что успело им отношения запороть и остаться незамеченным для вездесущего Макса?       — Я вечерком загляну, — тихо уведомляет Денис, похлопав по плечу и сверкнув глазами напоследок.       Вопрос Макса «С какой это стати?» Денис игнорирует и направляется вслед за Соней. Еще чего не хватало: тащить Дениску в чужую хату, где они не одни будут, так еще и без внятного объяснения. Наверное, стоит Максу смириться с тем, что Денис все, в голову взбредающее, творит. А иначе грозится оказаться в не самом выигрышном положении. Можно приложить немного усилий и найти в характере Дениса и плюсы, чтобы все уж слишком горьким не казалось. В народе его бы просто токсиком прозвали, а понятие это настолько расплывчато, что включает в себя и наглость, и эгоизм, и циничность, и вообще все, что и Максу присуще. Ну, получается из них дуэт долбоебов — и что теперь? Смириться и расслабиться — не рефлексировать же?       Макс знает, что лишние раздумья — трата ресурсов, но от пары-тройки выкуренных сигарет отказаться не может. Зависимость — штука несомненно плохая, однако в деревне этой априори ничего хорошего быть не может.       Оттягивая возвращение в дом, он выкуривает пять сижек, одну за другой, как совсем отчаившийся. Все же таким и является. Осознание приходит, когда Макс замечает, что бездумно пялит перед собой на протяжении нескольких минут. От него и без того куревом несет, как от скотины последней, но надо ведь шалящие нервишки как-то успокаивать. Со дня на день мозги поплавит, думает он, может, под действием никотина не так заметно будет.       За окнами ничьи тени больше не разгуливают. От знания, что там еще не до конца свихнувшиеся Катя и Эля, Максу становится спокойнее, а то страшно представить, каково одному в этом дурдоме быть. Когда очередной бычок летит на землю, Макс понимает, что голоден, хотя после такого рейда еда должна обратно лезть, а земля мягкой ощущаться. В последний раз с утра ел, а потом все закрутилось-завертелось и обед был всеми успешно забыт. Вот кому-кому, а Эле точно не до хавчика с разодранной рукой.       Надежда на то, что Макс не пересечется в ближайшее время с Катей, рушится едва ли не с порога. Катя тут как тут — с кружкой дымящегося чая в руках и заинтересованностью в глазах. Макс Катькиного интереса не разделяет, а происходящее обсуждать не хочет даже с собой.       — Слышишь, Макс, не впадай в меланхолию, — просит Катя, облокотившись о стену в ожидании. Макс мельком поглядывает на нее, пока скидывает кроссовки. — И в запой тоже не надо. Все почти хорошо.       — Почти хорошо? — саркастично скалится Макс и проходит на кухню. Катя следует за ним, ступая неслышно, как приведение. Не похоже это на ту, которая в первый день, знатно веселясь, водиле сиськи показывала. Прежде, чем Катя еще что-то спросит, Макс интересуется: — Как Эля себя чувствует? Ты как?       — Эля вырубилась после обезбола, — уведомляет она, вздохнув будто в нерешительности. Вопрос о себе нарочно пропускает мимо ушей.       На тусклой кухне наконец-то пахнет чем-то съедобным.       — Я там супчик сварганила из того, что было, садись, поешь хоть.       Из Кати повар не очень, но Максу кажется, что ее суп — самое гениальное блюдо из всех существующих и ни одно из ресторана с тремя мишленовскими звездами с ним не сравнится. Да и овощи, которые точно получше искусственных в супермаркетах, странной горечью уже не отдают. То ли на Макса так полдня голодовки повлияло, то ли Катя что-то из Аришкиной коллекции трав в еду добавила. Он все же признает первое предположение, потому что Ариша с Катей уж точно водиться не будет.       Пока Макс доедает вторую тарелку супа, Катя неторопливо ведает о том, что было после его ухода, грея руки о кружку и поглядывая в сторону двери. После красноречивого рассказа становится ясно одно: Эля мести теперь жаждет, несмотря на опасность вновь оказаться жертвой. Отныне доверять ей кажется сомнительным, раз рассудок, как и у всех, помутнился. Хотя у Сони изначально в голове насрано было со всем этим безоговорочным вероисповеданием. Картина вырисовывается ироническая. И страшная.       — Ну, как твои успехи? — спустя несколько минут тишины спрашивает Катя, поднимая на Макса грустный и одновременно с этим неприятно-насмешливый взгляд.       Макс терпеливо молчит. Нечего войну еще и с Катей устраивать. За нее держаться нужно, невзирая на то, что ей мерещится всякое. Да у него самого сбои в восприятии реальности начались, когда только история с дедом и попугаем стала набирать обороты. А кончилась ничем, потому что помер дед давным-давно, а жена его все никак прийти в себя от горя не может. Так и жизнь: только-только понимание приходит, а уже на покой пора.       — У меня все в ажуре, Кать, — убеждает Макс, а на Катькины изогнутые в недоверии брови никак не реагирует. Уверенность съебалась куда-то в минус бесконечность, но показать это — предоставить самому себе доказательство ущербности. — И супчик твой отпад просто.       — Спасибо, конечно, но ты тему-то не переводи, — Катя улыбается уголком рта, пока в глазах разливается вселенская тоска.       Катя энергичная, сопереживающая и альтруистичная — спасительница всея Руси. По иногда трясущимся рукам и потухшему взгляду видно, что жизнь помотала изрядно. Макс это сразу заметил, однако вдавить Катю в нижнюю полку в поезде ничего не помешало. К Кате он испытывает что-то хорошее, но она все равно не вызывает ни особого интереса, ни сочувствия.       После ее слов на кухне повисает тишина — вымученная, обволакивающая со всех сторон. Макс решается на то, чтобы поделиться переживаниями. Назвать его пиздострадания по Аришке и Денису переживаниями — тупость какая-то. А то, что тут чертовщина творится, и Кате ясно, да только пугать еще больше не хочется.       — А что тебя интересует? — Макс отодвигает тарелку, складывает руки перед собой и внимательно смотрит Кате в глаза.       Она как-то странно улыбается, кивает сама себе, словно что-то поняв и приняв, и спрашивает:       — Как там роман с твоей малолеткой?       Макс усмехается. Не верится, что Катя о таком спрашивать может. От нее многое можно ожидать, но уж точно не бестолковую ревность. В последнее время многое удивляет. Еще несколько таких из ряда вон выходящих ситуаций — и вообще из состояния ахуя выйти не удастся. Пора привыкнуть: все здесь из ряда вон.       Сказать, что мысли об Арише улетучиваются из головы, стоит Денису перед глазами только замаячить, Макс не может. Слишком рискованно и бессмысленно, а вслух звучит наверняка как неудачная шутка.       — Развивается, — устало отвечает он, а затем интересуется с притворной лукавой усмешкой: — А ты почему спрашиваешь? Тоже претендуешь?       — Еще чего, нет, — Катя давит развеселую улыбку, в полутьме выглядящую как недобрый оскал. — Не хочу, чтоб ты проблем еще от этого нахватался.       — Лучше о себе позаботься.       Катя возвращает себе серьезный вид, кивает и замолкает. Расспрос заканчивается, так толком и не начавшись, чему Максим несказанно рад. Они поверят любой звучащей из уст друг друга чуши. Катя отшучиваться будет, Макс — доказательства искать, но правдивости слов ничего не помешает душить изнутри и разливаться по венам свинцовой тревогой.       Катя обнимает колени, укладывает на них подбородок и умиротворенно закрывает глаза. С виду она серая такая, не дерганная совсем, как Макс думал, привыкшая со всеми своими проблемами в одиночку справляться. А внутри, он уверен, бушует ураган эмоций — беспорядочных и противоречивых. Ведь то же самое чувствует.       Макс смотрит на Катю с минуту, раздумывая, стоит ли что-то говорить. Вариантов никаких не находится. Хуйню какую-нибудь сказанет еще, как обычно, и не разгребет потом. С Катей тем более. Макс соглашается со здравым смыслом и молча поднимается. На звук скрипнувшего стула Катя никак не реагирует. Убрав посуду, Макс направляется к двери в комнату. Его вдруг останавливает слабый голос:       — Постой.       Макс оборачивается, надеясь, что Катя пустой разговор не заведет, и встречается с ней взглядом. Она словно застряла в каком-то личном отчаянии, в котором даже себе признаться не может.       — У меня будто какие-то провалы в памяти вперемешку с параноидальным бредом, — Катя посмеивается.       — Чего напридумывала, Катька?       Максу хочется подойти к ней, схватить за плечи и потрясти хорошенько, чтобы мысли о ерунде всякой улетучились. Растормошить, чтобы унывать не смела, а то без нее, единственного позитивного человека, беспросветная пизда настанет. Но Макс остается на месте и продолжает вглядываться в Катино лицо.       — Это ты… вы с Элей чего напридумывали?! — восклицает Катя, тут же себя одергивая, и тише добавляет: — Происходит то, чего нет. Это как такое возможно? Кто из нас кукухой поехал?       — В душе не ебу, веришь? — вздыхает Макс.       Катя с мученическим стоном роняет голову на колени. Трудно в этом месте эмоции контролировать и спрятанным в глубине страхам и сомнениям не поддаваться. Тут все, что Макс видит, вызывает сомнения. Все ему кажется.       — Верю, — бормочет Катя.       Снова повисает тишина. Прежде, чем покинуть подругу по несчастью, Макс предупреждает:       — Дениска сказал, что зайдет.       Катя рывком вскидывает голову:       — С какого перепугу?       — Да кто ж его знает, — Макс пожимает плечами, словно он не при делах. Подозрения от себя отводить всегда получается. Кате даже задумываться о его отношениях с Денисом не надо. — Номер очередной выкинуть. Больше ничем не занимается.       — Не пускай его в нашу комнату.       — Да ладно, может, у него еще неотложные делишки нарисуются. Не кипишуй.       — Все, Макс, — она поднимает руку в останавливающем жесте. — Разговор окончен. Иди.