Русская принцесса

      Макс пересматривает снятый о монастыре и деревне материал в третий раз за полчаса. Кажется, что все фото и видео исчезнут, стоит телефон заблокировать. А заметок и вовсе не существует — приснились. Каждая фотография уже вдоль и поперек изучена, а Макс все равно каждый раз замечает новые детали. Словно что-то в ней меняется, а понять, что именно, не удается. В мистику — с технологиями тем более, — он верить не готов, поэтому смахивает все на усталость и некое потрясение после произошедших за сегодняшний день событий.       В Москве деньки и похлеще бывали, но ни один из них настолько сильно в памяти не отпечатывался. А в Топях каждое событие будто было — запомнилось в мельчайших подробностях, и будто не было — ощутилось как марево или наваждение. Страшно это, непонятно, запутанно, как в своем уме оставаться? На девчонок полагаться рискованно, на себя — тоже, а на Дениса… Лучше сразу с разбегу в местную реку.       Денис вызывает ничем необоснованное доверие, точно они не один год знакомы. Денис ненадежный: ему не то чтобы доверять нельзя, к нему спиной поворачиваться опасно — он или ружьем по затылку ебнет или сам застрелится. Макса эта неуравновешенность нездорово влечет, магнитом притягивает. Узнать бы, что дальше будет, даже если это дичь необъяснимая.       В попытках отвлечься Макс оглядывает комнату, где раньше ночевала Катя, а теперь он. А ей если по-прежнему страшно — пускай к Эле в одну постель ложится. Максу до последнего хочется верить, что комнаты тут и вправду обжитые, а не являющиеся декорациями. Он уже не единожды по дому рыскал в поисках неизвестно чего, в идеале хотя бы крупицы информации, и в этой комнате тоже, и у Ариши в доме, когда та ненадолго удалялась. Единственной находкой стала газета за девяносто какой-то там год. Фотки хозяев в позолоченных рамках, их родословная и прочая белиберда не колышет. Кто деревней заправляет — вот вопрос на миллион.       Не находится ни обрывков, ни намеков даже с упоминанием Денисовой фамилии. Найденную статейку про местный химкомбинат, в которой Макс Аришкину мать обнаружил, он спрятал в дорожную сумку. Теперь ясно, почему над деревней розовое облако витает и почему людей до потери интеллекта поплавило. Директора, некого В. Алябьева, по судам бы затаскать, но для начала домой бы вернуться, чтобы ситуацию в прессе осветить и прославиться в рядах других журналистов, у которых путинские заговоры — тема самая интересная. Здесь — хозяинские.       Не очень радостные, но дающие надежду на спасение собственной личности раздумья прерывают настойчивые стуки во входную дверь. Макс бросает взгляд на часы и с удивлением понимает, что за упорядочиванием мыслей провел немало времени, а к толковому чему-то так и не пришел.       За окнами стоит непроглядная тьма, за дверью — недовольный Денис. Он не ждет, пока Максим пригласит в дом, а бесцеремонно протискивается около него в дверном проеме. К поведению такому Макс почти привык. По крайней мере, не хочет уже из-за такой незначительной херни ругаться.       — Че тебе здесь надо? — интересуется Макс и скрещивает руки на груди, наблюдая за осматривающимся Денисом.       Тот оборачивается, оценивающе разглядывает Макса и ничего не отвечает. Макс едва заметно кивает сам себе, вспомнив, что безмолвная игра между ними все еще длится. Без каких-либо правил, смысла и потребности. Без обманчивого чувства нереальности уже не так интересно будет.       Макс следует за Денисом, с интересом рассматривающим коридор. Хотя он почему-то уверен, что тот здесь далеко не впервые: темный угол, куда Денис ружье пристраивает, словно для него и создан.       Освещение во всем доме тусклое. Радует, что хоть есть. Не будь здесь еще электричества, то эту поездку можно было бы смело назвать путешествием во времена крепостного права. Денис на помещика смахивает — богатого, привередливого и крайне охуевшего. Он останавливается у входа на кухню, ждет, пока Макс ближе окажется, и льнет к нему с хитрой улыбкой. Уложив ладони на плечи, тихо признается:       — Я о тебе постоянно думаю.       Макс неверяще усмехается, потому что звучит это абсурдно, но Денис выглядит настроенным весьма серьезно. Черты его лица в приглушенном желтоватом свете кажутся мягче, глаза — темнее. Полутьма в комнате одновременно вызывает и спокойствие, и отголоски тревоги. Макс притягивает Дениса за талию, засунув руки под шубу, наклоняется, произносит вполголоса:       — Я о тебе тоже. И о том, что в твоей сраной деревне творится.       Денис недовольно цокает языком и опускает руки с плеч, но попытку из сильной хватки выпутаться проваливает — оно и неудивительно.       — Умеешь ты романтику испортить, — ворчит Денис, на что Максим лишь прижимает вплотную, вынуждая возмущенно вскинуть голову.       Денис ополчиться уже готов, но Макс не дает этому осуществиться — целует в губы. Денис в первые секунды то ли противится, то ли раздумывает, а после неторопливо отвечает. Каждое его действие будоражит, переворачивает что-то давно устоявшееся в Максе, с ума сводит бесстыдно. От паранормальных явлений может крыша поехать, однако не от Дениски же… Максу не хватает ни этого, ни произошедшего днем. Хочется гладить горячую Денисову кожу не через ткань футболки. И целовать без мыслей о приличии.       В реальность, в чужой неуютный дом с неярким светом и московскими спутницами за стеной, возвращает возникающая на подкорке сознания мысль о том, что неправильно это все. Тяга к Денису какая-то иррациональная, идиотская, приятная до щемления в груди.       Первым разорвав поцелуй, Макс отпускает Дениса. У того во взгляде мелькает негодование. Минуту назад Денис готов был Макса говном полить, а сейчас тянется к нему, за шею обнимает и, чуть склонив голову набок, смотрит с заигрывающей полуулыбкой. Макс веселого настроения не разделяет, но руки на прежнее место возвращает с удовольствием. Денис скользит кончиками пальцев вверх по шее к густым волосам и начинает медленно перебирать кудри. От этих действий Макс на несколько секунд забывает, что перед ним тот, кто за всю деревенскую херню отвечает и не выходит на улицу без ружья. А решение поддаться всеобщему безумию все равно правильным кажется, стоит Денису к губам потянуться. Значит, он тоже что-то чувствует. Если умеет.       Это словно не наяву все, ведь ну не может Денис таким до одури ласковым быть. Он грубый, развязный и непонятный. Многогранный, раз сейчас кажется таким, каким ему по умолчанию быть несвойственно. Но даже в самых реалистичных снах происходящее так отчетливо, до теплоты где-то внутри, не ощущается.       Максу в Денисе все нравится: и как целует с горьковатым от сигарет привкусом, и как пахнет от него хвоей, и как материт даже. По такой ванили, как эти их лобызания, Макс не особо тащится, но думает, что нет ничего лучше, чем целовать Дениса, бока его худые сжимать и поглаживать выступающие позвонки. Возвращение в серую Москву и осуществление всех целей явно лучше, да только в далекой перспективе. А Денис прямо здесь и сейчас — в руках и мыслях.       Когда он спустя пару десятков секунд отстраняется, лукавство во взгляде моментально сменяется на безразличие. Больше не путается пальцами в кудрях, не прижимается и в глаза даже не смотрит. Оставляет в неопределенности, где нет сквозящего в каждом действии флирта.       — Есть че на ужин? — бесстрастно спрашивает Денис, деловито смахнув челку со лба.       — Да ты тоже не особо романтичный, — отмечает Макс, качает головой с целью избавиться от разных мыслей, которые в мозги тотчас залезают как опарыши в дохлятину, и опускает ладони на плечи Дениса.       Тот вздрагивает и, запрокинув голову, бросает на Макса грозный взгляд. Дерганный Денис, зашуганный даже: каждый раз дергается, когда Макс первым касается. На первый взгляд кажется, что в пределах области людей увереннее не найдется, но есть в Денисе что-то боязливое, из-за старательно выстроенного образа совсем неосязаемое. Макс довольно ухмыляется и подталкивает Дениса ко входу на кухню.       — Огурцы есть, хлеб, — Макс вспоминает скромный продовольственный список имеющегося, — чай.       — За обслуживание пять звезд, прям как в отеле, — говорит Денис, переступив порог кухни, и дергает плечами, чтобы скинуть руки. — Ол инклюзив.       — Да не, это я ваш курорт оценивать должен, я ж турист, — включив слабо разлившийся по комнате свет, Макс закрывает дверь.       Денис оглядывается и принимается за изучение обстановки, пусть смотреть здесь не на что.       — Холодно что-то у вас, — заявляет он, потирая ладони. А две минуты назад от него лихорадочным теплом несло.       — Нормально вроде.       Если Денису в шубе холодно, то Макс в толстовке по логике вообще окоченеть должен, но ему — как бы ни было это с любой стороны стремно признавать — очень тепло. От каждой мысли о горячих Денисовых губах и трепете движений бросает в издевательский жар.       — Это отстой какой-то, где ужин при свечах?       — Я надеялся, что у тебя появятся дела поважнее.       Денис язвительно улыбается, однако Макс во взгляде замечает промелькнувшую тоску. Что же он за всеми развеселыми оттенками улыбок скрывает? Личность Дениски не единожды сломана и собрана заново, но по какой причине можно только догадываться. С Хозяином знакомым быть никому не пожелаешь, а тут еще и родственником ему приходиться — пиздец просто. Единственным наследником. А что Денис с этим ущербным наследством в виде разваливающегося храма, нескольких зданий и химикатами от завода делать будет, когда бате смертный час придет?       — А вдруг ты травоядный, а? — Макс переводит тему на что-то более нейтральное, неспособное серьезно задеть и разрушить хрупкий мир. — Одними яблоками питаешься, оттого и талия такая, блин, аномалия, — Макс криво рисует руками по воздуху. — Песочные часы.       — Бля, Макс, замолчи, — раздраженно просит Денис, отодвигает со скрипом проехавшийся по полу стул и вальяжно устраивается за столом.       Для полноты картины Денису бокала красного вина не хватает. Или сразу бутылки. С выебистым названием, столетней выдержкой и несколькими нулями на ценнике. Увы, Макс такую роскошь предложить не может, поэтому просто садится рядом. Денис коротко поглядывает на него, а затем придвигает к себе тарелку с оставшимися овощами.       — Реально негусто, — комментирует он, выбрав лишь парочку еще неподгулявших огурцов.       — Катькиного супа только на Элю осталось, — уведомляет Макс, пока Денис с хрустом откусывает огурец. — Потому что из-за кого-то ей теперь херово.       — Да я ж сказал: разберусь, — прожевав, недовольно говорит Денис.       — За это ведь и в суд можно подать, — протягивает Макс, многозначительно приподняв брови.       — На тебя тоже есть за что, — Денис однобоко усмехается. Макс смеряет его недоверчивым, на объяснение намекающим взглядом. — Развращение малолетних.       — Сам себя слышишь? Я к Арише не притрагивался даже.       — Чем докажешь?       Макс молчит. Единственным придуманным аргументом является посыл в одном направлении далеко и надолго. Почему Денис тему про Аришу изводит — хер знает, ведь от него ничего скрыть нельзя. Как и от кого обо всем узнает тоже непонятно, потому Макс это смахивает если не на мистику, то на хорошо выполняемую работу. Лишь бы еще больше вопросов не прибавлялось, а то накопилось их и без того бессчетное количество.       — А с фига ли я должен тебе что-то доказывать?       — Уж лучше мне, чем Хозяину на смертном одре. Я пожалеть могу.       — Себя пожалей.       — Я, в отличие от тебя, смирился с неизбежным.       Заливает и притворяется Денис старательно, но есть в нем что-то до сих пор не угасшее, пусть и стремительно догорающее. Надежды ни во взгляде, ни в голосе, ни в чем бы то еще нет, а Максиму все равно не верится, что Денису вот так нормально. Это же не жизнь, тем более для него, а какое-то жалкое подобие, больше на недельный отпуск у родственников перед предстоящей работой похожее.       — Да ни с чем ты не смирился, — с уверенностью заявляет Макс.       — Это ты мне рассказывать будешь? — Денис посмеивается, а Макс в который раз замечает, что смех его веселым не бывает.       Денис то ли врет как дышит, то ли сам искренне в сказки свои верит. Это вызывает у Макса желание помочь, на путь истинный наставить, чтобы не вывозил в одиночестве. Что-то нихуя Макс не бесчувственная сволочь, коей казаться хочет. Так ведь проще.       Это получается, что Денис его вот так просто несколькими поцелуями, бессмысленными разговорами и лукавством в карих глазах покорил? Мало того, что звучит как бред, так еще им и является. Почти что скучнейший сериал про любовь с миллионером на Россия-1. Только наоборот и с небольшими изменениями. С предложениями о помощи доебываться Макс даже в мечтах не будет, что уж говорить о реальности, хоть она по факту нереальной ощущается? Пускай Дениска сам в проблемах своих варится, раз правду не хочет признавать.       Трапеза в холодной кухне, где едой и не пахнет, выглядит ущербно. Даже хуже, чем в общаге или коммуналке с орущими за стеной соседями. А тут относительно тихо. Из соседней комнаты Катю и Элю не слышно. Больше никого и нет. Денис больше ничего не говорит, а Макс не знает с чего начать. Ему такое отнюдь несвойственно. Найти тему для разговора, язык человеку развязать, заставить расколоться — все это плевое дело. Но в условиях деревни этой блядской совсем ничего нарыть не получается, вот прям голяк, не считая статьи из газеты. Думать о том, как хуево работу свою выполняет, Максу осточертело, хоть и приехал не отдыхать. Больше ничего не остается, раз связи с остальным миром нет. Поэтому сейчас, типа в других случаях прихотями пожертвовал бы, Макс позволяет себе отвлечься на довольствующегося одними лишь огурцами Дениса.       Интересно, он бы предпочел в Мак или в дорогущий рестик сходить? Будь Денис обыкновенным человеком, в дыре этой болотной не живущим и не имеющим столько странных обязанностей, каким бы Максу показался? Остался бы собой без модного прикида и сквозящего в каждом слове яда? Все это до жути увлекательно и при этом неважно: если Денис выбраться никак не может, то мысли о том, что за границами деревни было бы, — лишь жалкая попытка себя обнадежить.       Молчать с ним приятно, но скучновато. Потому что только так они друг на друга словесные помои не льют, а это многого стоит. Не то чтобы Макс от взаимных оскорблений без ума, просто дерзость эта Денисова заводит слегка. Ариша и Катя тоже непростые, с литнетовской перчинкой, но Денис выше всяких… всяких. Максу больше нравится думать, что он его своими гаданиями приворожил, а не о том, куда собственная жизнь занесла.       Молчание — золото, однако Макс заткнуть сам себя надолго не может, даже если настроение плохое. Раньше, когда возможности выговориться не было, он все сомнения и вопросы в статьи вкладывал. Зачастую исключительно в черновики, ведь при редактуре к чертям собачьим все сносил, а тут нужно не один текст написать, чтобы все накопившееся упорядочить. Но слова между собой если и вяжутся, то без логической последовательности и вне здравого смысла.       Макс решает, что доебов — аргументированных и нет — Денис заслуживает. Игнорит потому что. Отмалчивание раззадоривает, заставляет настойчивее становиться и принимать все не за безразличие, а за игру. С такой чертой характера в доверие втираться тяжелее, но все же возможно: Макс ведь профи.       С нескрываемым в голосе скептицизмом он рассказывает о некоторых случаях, мысли о которых не дают по ночам покоя: о до сих пор не переименовавшейся местной милиции, о бесконечном лесе, о сайте чудодейственного монастыря, об объявлениях о пропаже людей, о секретах всех этих ебучих. Словно Денис об этом впервые слышит. Словно он во всей чертовщине не замешан. Денис все внимательно выслушивает, хрустя огурцами и вставляя язвительные комментарии, а потом с дежурной улыбочкой говорит, что следователь из Максима херовый.       У Макса снова на скулах выступают желваки. Хочется себя куда-то деть — в родную Москву, на дно реки или в чью-нибудь постель. Отвлечься от мысли о собственной глупости. Он знает: Денис о деревенских тайнах не поведает, а все равно пытается себе доказать, что сможет добиться результатов в не слишком-то активном расследовании.       Может, Максу стоит не Дениса каждый раз в мыслях посылать, а тщетные попытки о происходящем разузнать? Да, собственно говоря, похуй. Вечером отдыхать нужно, а не в депрессивные раздумья вдаваться, тем более когда за окном такая беспросветная темень стоит.       Стрелки на настенных часах уже не шли, когда Макс с девчонками выложили первый косарь за проведенную в доме ночь. Не обладай Макс критическим мышлением, подумал бы, что время тут физически остановилось еще в девяностые.       Он тянется за телефоном, чтобы посмотреть время. Денис с интересом поглядывает на новомодный айфон и с печалью говорит:       — А я свой утопил год назад.       — Какой ты молодец, — саркастично улыбается Макс, услышав такие непривычные для Дениса нотки в голосе, блокирует телефон и собирается спрятать обратно. — Как так вышло?       Денис вдруг хватает за предплечье. Максим хмурится, когда тот поднимает на него не сулящий ничего хорошего просящий взгляд. Это настораживает.       — Дай хоть посмотреть, до чего технологии за это время дошли, — будто пытаясь расслабить, Денис поглаживает по руке.       Макс не верит ни просьбе, ни глазам — сразу подвох какой-то ищет. И не находит, что очень странно. Так просто быть не может: сто проц Денис задумал ебанину, о которой Максу не терпится узнать. Отдав телефон, Макс думает, что до добра это не доведет. Денис кивает в знак благодарности и начинает вертеть купленную на нечестно заработанные в редакции деньги сенсорную железяку. Он ведь программист, в электронике разбирается, соскучился по технологиям, наверное, в этой-то глуши.       — Слушай, — Макс пытается отвлечь, — а в монастыре по ночам тепло?       — Прохладно, — отвечает Денис, бросив на него короткий взгляд. Юлит: и дураку ясно, что здесь по ночам где угодно лютый дубарь.       — И что, за Соню совсем не переживаешь? Простудится еще.       — А ты, Макс, не за окружающих переживай. А за себя. Всем не помочь.       — Попытаться можно, — рассуждает Макс, хотя на деле ему абсолютно плевать на Соню. Диалог же нужно как-то поддерживать, пока Денис делает наглую попытку разблокировать телефон. Макс за этим наблюдает со снисходительной усмешкой. — Что будешь делать завтра?       — С Соней, — с расстановкой начинает Денис, — в монастыре буду. Помощь какая-то нужна.       — А она там чем занимается?       — Камера классная, да?       Макс неслышно вздыхает.       — Охерительная просто, — подтверждает он, мысленно добавляя «за такие-то бабки».       Денис наставляет на Макса телефон экраном, чтобы сработал фейсайди. За такую наглость и получить можно.       — И не стыдно?       Выходить из себя, пусть и хочется, — решение плохое. А Денис пускай сколько хочет развлекается: все равно ничего провокационного, кроме фотографий деревни и нескольких видео не найдет.       — Нет. Хоть посмотрю, что ты наснимал.       Максу не видно, че там Денис листает, и почти безразлично. Сделанные фото и видео в случае чего восстановить можно или на крайняк заново снять, ведь все равно делать нечего. А так и новые мыслишки для статьи могут появиться.       — Со спортзала фотка вообще найс.       — Что-то ты уже далековато.       — Мне интересно посмотреть, чем ты жил.       — А чем жил ты?       Денис смотрит на Макса с какой-то болезненной гордостью и, ничего не ответив, вновь устремляет взгляд в экран. Фотки листает, рассматривает, даже увеличивает что-то. Бардак в монастыре и розовое от химических испарений облако что ли не видел?       — Вот эта хорошая, — Денис мельком показывает одну из фотографий монастыря.       У Макса половина фотопленки подобными снимками забита.       — Да, — с наигранной мечтательностью протягивает Денис. Макс с усталостью ждет, какой номер тот следующим выкинет. — Уже представляю, как твои фотки форсят по пабликам, как понаедут сюда репортеры, как арестуют нас всех к хуям, и меня в первую очередь…       — Ты к чему клонишь? — перебивает Макс.       — К чему… — Денис по непонятной причине посмеивается, замолкает, чтобы провести языком по сухим губам, и расплывается в дьявольской усмешке. — Я бы хорошо смотрелся в наручниках. Хочешь, у Козлова одолжу?       — Ты что мне, сука, голову морочишь? — вспыхивает Макс, честно вытерпевший полторы минуты с начала клоунады. — Какие нахуй наручники?       — Металлические, — Денис безучастно пожимает плечами, блокирует телефон и откладывает его подальше от Макса. — Настоящие, не бутафорские. Знаешь, какие следы после них остаются?       Максим чувствует, что у него крыша едет, и смеется. Нереально хуйню такую с невозмутимым видом выслушивать. Абсолютно ничего смешного нет. Тут плакать надо, как белуга рыдать, а не за метаиронию принимать. У него веселье и агрессия — защитные реакции, для здоровой психики весьма сомнительные.       — А еще можем его тачку угнать. Ненадолго, правда, тут особо не разгуляешься, но часик безудержного веселья гарантирую, — говорит Денис с недобрым огнем в глазах и шепчет: — Сможешь меня прям в ней трахнуть. Я ж знаю, что хочешь.       — Еще в УАЗике ментовском я не трахался, блять… — Макс по-идиотски улыбается, отказываясь верить в серьезность происходящего. — Да что с тобой не так?       — Это с тобой что не так! — Денис подрывается с места, прихватив телефон, и коротко трясет его. — С блонди какой-то в феврале шашни крутил, дак че ж фотки не удалил, если расстались? Или ты сюда приехал ей рога наставлять сначала с Ариной, а теперь со мной?       — Ты ревнуешь? — с напускным спокойствием спрашивает Макс, пытаясь скрыть негодование, и поднимается следом.       — К ней уже нет. А вот, — Денис кивает в сторону соседней комнаты, подразумевая Катю и Элю, — кто знает, чем вы тут занимаетесь ночами.       — А кто каждый раз выпендривается, что все про всех знает?       — Да ты заебал к каждому слову цепляться.       Макс наивно надеется, что их разговор, который нормальным человеческим разговором назвать-то нельзя, никто не услышит. Стены в доме тонкие. Давно пора со званием гетеросексуала рядом с Катей и Элей прощаться. Неясно, с чего это Денис кипишует, но утихомирить его хочется без жертв. Если все всерьез воспринимать, то можно в очень короткий срок с ума сойти и больше не вернуться.       Когда Денис медленно крутит в руках телефон, раздумывая над чем-то, Макс подходит и успокаивающе кладет руку на плечо. Подняв голову, Денис с таинственностью в голосе говорит:       — Тут потолок — Аринин телик, а не навороченные телефоны с оперативкой в двести пятьдесят шесть гигабайт.       Макс не понимает, к чему это сказано, пока Денис в следующую секунду не бросает телефон в стену. Тот на куски хоть и не разлетается, но поблескивает появившимися трещинами.       — Блять, — Макс прикрывает глаза и сжимает пальцы на плече, стараясь сдержать порыв гнева.       — А вот стекло — хуйня, — выносит вердикт Денис с легкой усмешкой.