Люди больны. И болезнь эта — скудоумие.
Шинсо внимательно наблюдает за самым подозрительным членом их отряда — Шото Тодороки. Он был слишком капризным и, так же, как и к Инасе Йоараши, к нему использовали большое количество дозировок. Из-за этого он был самым напичканным здесь. Дети знают, что они обязаны каждый день проходить необходимые процедуры и, по ситуации, беседы с Киоку. Нужно, потому что они все — не люди. Специально выращенные существа по человеческому подобию, но не рождённые по-настоящему. Так здесь думают все. Все, кроме Инасы Йоараши. — Нас водят за нос! — его водолазка разорвана в лоскуты, парень выбегает из процедурного кабинета, бежит по коридору к залу, где обычно и проводит время спецотряд. — Ну же, вспомните уже наконец! Использует свою яростную причуду — ураган, наводит полный беспорядок, раскидывая всех участников организации, что оказались рядом, даже простых работников, пытающихся утихомирить его и спасти других детей — Куроиро с Фумигаке, которые едва успевают скооперироваться и отскочить, пока в них летит журнальный стол, на котором обычно лежат книги, свободно летающие сейчас по комнате. Шото бросается к Инасе и пускает в него лёд, который Инаса сразу же дробит своим ветром, не давая замуровать себя. — Думаешь, твой лёд остановит меня?! Вы все… мы все здесь не по своей воле! Вспомните уже! Они с нами что-то делают! Каждый день! По спине бегут мурашки, и волосы на затылке медленно поднимаются, видя выражение лица Шото, направленного куда-то за самого Йоараши. Парень ощущает знакомую, мрачную ауру позади себя, оборачивается и презрительно осматривает Киоку Сошио, который держит палец на спусковом крючке пистолета и неодобрительно качает головой в стороны, ехидно улыбаясь при этом. К этому времени на шум в общую комнату подтянулись все участники спецотряда, вопросительно оглядывая учинённый бардак. — В центр зала, — мужчина надвигался на парня, выгоняя его из коридора к их залу. Как же тут отвратно: белые стены, белая мебель… Всё такое стерильное, пахнет фальшивостью и лекарствами. Такое ощущение, что правды попросту не существует, пока они заперты в этом месте и не видят землю своими глазами. Шинсо уже давно это заметил. А ещё Шинсо заметил, что ему тоже не нравится ходить на все эти процедуры, да и то, что они выращены искусственно вызывало какие-то странные чувства. Сомнение? Это, ведь, оно? Но Хитоши мог только думать. Однажды он сказал что-то Тодороки… он уже не помнит, что именно. Зато помнит, как после этого его сразу же забрали на приём к Киоку… И в голове всегда было шумно. У них всех. Они чувствовали что-то странное, но молчали, боялись… Доктор просит всех детей выстроиться в ряд, а Инасе приказывает оставаться на месте, иначе выстрелит. — Ребята, повторите-ка ваши мантры? К чему вам слушать этого? — он повёл пистолетом в сторону Инасы. — Все. По очереди. Ты первая, Киноко. Девушка с пушистыми тёмно-рыжими волосами послушно сказала то, что доктор просил повторять и без того каждый день: — Я — Киноко Комори. Мне четырнадцать лет. Я была взращена в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. — Отлично! Умница! Монома, теперь ты! — Я — Нейто Монома. Мне пятнадцать лет. Я был взращён в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. Сошио Киоку довольно ухмылялся, даже не удосуживаясь прятать своих истинных чувств извращённого наслаждения от этого процесса. Шинсо не нравилась эта надменная, как ему казалось, улыбка. Шинсо вообще давно заметил, что, каким-то образом, он задумывался о проблемах гораздо глубже и радикальнее других. Он постоянно анализировал поведение всех остальных и очень сильно переживал, как бы снова не сказать лишнего, за что можно снова стать напичканным. И всё-таки… быть выращенными здесь? Окей. Допустим. Но… разве мы не должны отличаться от людей? А чем мы вообще отличаемся? Могу ли я задать такой вопрос Сошио? Могу ли я задать его прямо здесь? Чёрт, нет. Я не могу. Они снова что-то сделают. — Следующий, — приказывает доктор, всё ещё внимательно всматриваясь в Инасу, на висках которого уже образовались первые капельки пота, медленно сползающие к скулам и ниже. — Я — Кьёка Джиро. Мне четырнадцать лет. Я была взращена в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. Шинсо невольно медленно переводит взгляд на руки Инасы, который в порыве ярости, ещё находясь в кабинете процедур, разорвал свою водолазку, скрывающую от детей правду об их телах. Все руки в синяках, укусах и прочих увечьях. Шинсо ловит себя на мысли, что перед сном тоже иногда осматривает своё тело и ужасается, как же больно иногда сгибать локти, а места у вен все исколотые, никак не успевающие зажить. А что, если нас специально так одевают? Да, конечно, мы — Ангелы, во всём белом, так символично… Специально ли скрыли обзор на наши руки? Или случайность? — Следующий! — Сошио дышит прерывисто, видимо, ему очень нравится наслаждаться чувством контроля над детьми. — Я — Шахай Куроиро. Мне пятнадцать лет. Я был взращён в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. Хитоши стоит последний в этой шеренге. Стоит и ждёт того момента, когда нужно будет сказать свою мантру. Стоит ли спросить, чем именно мы отличаемся от людей? — Дальше, — Киоку игриво крутит пистолет в руке. Инаса Йоараши хочет использовать свою причуду, и у него всё получится, если только его поддержат в этом. Инаса выжидает момента, когда доктор отвлечётся хоть на секунду, переводя взгляд на команду. Парень внутренне испытывает дикий страх чего-то неизвестного. Это в нём играет инстинкт самосохранения, который присущ людям и многим животным. Поэтому то он самый что ни на есть настоящий человек. Если бы Хитоши только знал, что они способны испытывать подобное: то, что доктора пытаются подавлять за счёт своих уколов; если бы только знал, что инстинкт самосохранения не перебить никакими лекарствами; если бы только почувствовал его сам… то сразу бы всё понял. — Я — Фумикаге Токоями. Мне пятнадцать лет. Я был взращён в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. — Просто прекрасно, дальше! Инаса Йоараши стиснул зубы. Поверни уже свою башку в сторону, эй! — Я — Йо Шиндо. Мне шестнадцать лет. Я был взращён в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. Шиндо являлся первым экспериментом? Он провёл здесь времени больше нас? Как же так вышло? В этом есть свой смысл? Хитоши смотрел на впереди стоящего доктора, который пристально всматривался в Инасу. Зачем он это делает? Если Инаса говорит правду, что с нами делают что-то непонятное, почему бы просто не забрать его и не усилить действие препаратов? Что с нами делают? Что конкретно? Не понимаю… Не могу вспомнить! Но в любом случае, это неправильно, что на своё творение Сошио наводит пистолет. Неправильно! Неправильно?.. В ушах было шумно. Хитоши хотел закрыть их руками, чтобы хотя бы на время перестать слышать это страшное шипение внутри своей головы, но подумал, что резкие движения рук могут спровоцировать выстрел. Может быть даже в него самого… — Замечательно, Шиндо. Следующий. — Я — Шото Тодороки. Мне пятнадцать лет. Я был взращён в нашем Белом доме, чтобы следовать положенной заранее цели — освобождению мира от зла человеческих причуд. Я — часть моей команды. Я помогаю правильным людям. Я буду слушаться своих хозяев. Я буду следовать своей цели до самого конца. И с ним явно было что-то не так. Шото Тодороки тоже иногда совершал какие-то странные выходки и заводил странные разговоры, остаточные образы которых держатся в голове Шинсо, словно под закрытым замком. Внезапно Хитоши пробила гениальная мысль. А что, если это всё помню только я один? Помню что-то странное, когда кто-то из членов нашего спецотряда говорил какие-то бессвязные вещи, вселяющие странные доводы о происходящем? Что, если только я помню? Ведь все они выглядят обычными. Будто бы ничего никогда не было. Будто бы не помнят, что мы с Шото однажды чуть не подрались, когда поссорились из-за чего-то. Помнит ли сам Шото об этом? Его лицо совершенно не проявляет эмоций, и даже спросить никак. Что же делать? — Шинсо, что же ты молчишь? — Сошио смотрел прямо в душу, его яркие голубые глаза искрились безумием и желанием услышать желаемое. Безумный, яростный взгляд. Да, Сошио ненавидел Шинсо точно так же, как и Инасу, и выстрелил бы в обоих хоть сейчас. Сошио подозревал, что этого парня не так просто развести на контроль памяти, ведь он имеет сильную причуду, точно так же влияющую на чужое сознание.Флешбэк!
— Хитоши Шинсо, причуда — контроль разума. Ты реально щас хочешь сказать, чёрт возьми, что мне придётся работать с этим ребёнком? Ты в курсе вообще, что с такой причудой стоит большой вопрос на счёт его вербовки? — А ещё с такой причудой мы сможем много куда проникнуть и много чего похитить! Например, те самые ампулы, которые необходимы для увеличения силы причуд… Слушай сюда, Сошио, ты ведь не собираешься расстраивать маэстро, становясь размазнёй? Или ты испугался какого-то ребёнка? — доктор Кюдай ехидно откинулся в кресле, пронзая своего коллегу неодобрительным и одновременно побуждающим взглядом. — Я? Испугался какого-то ребёнка? Смотри, чёрт тебя дери, чтобы тебе потом это в проблемы не вылилось! Я сделаю всё, что нужно, чтобы завербовать его! Понял? Я просто говорю, что человеческая психика — это тебе не абы что. Он уже имеет преимущество передо мной, одной своей причудой. — Насколько мне известно, Хитоши не особо-то любит свою причуду и не пользуется ей, а значит и не получил необходимого развития. Заканчивай со своим нытьём и за дело. Мне ещё кучу всего нужно сделать! После этих слов Гараки деловито потянулся к стопке бумаг, ища какие-то конкретные, а Киоку психованно направился в коридор, затем и на улицу, где, по привычному стечению обстоятельств, встретил Даби, который стоял вдалеке, у выездных ворот, опираясь о свою машину и куря очередную сигарету. Увидев, что из здания вышел Сошио и направился к нему, парень сделал долгий и обжигающий всё внутри затяг, после чего сильно закашлялся и стал долго отхаркиваться в стороны. Хотел поскорее закончить свою сигарету, а в итоге только выглядел перед Киоку как полный придурок. — Курить научить? — доктор достал из внутреннего кармана халата пачку сигарет. Сошио распустился. Он даже халат больше не снимает, выходя за границы Белого дома. Сошио не просто распустился, он почувствовал то самое, что так сильно может сломать человеческие принципы — власть. Власть над детьми, над их памятью и свободой. Эта мысль очень сильно возбуждала Киоку, он медленно становился более далёким от своей прошлой жизни. Участие в этой миссии уже никогда не вернёт его к прежнему состоянию. Даби показал доктору средний палец и поспешил сесть в свою машину, стараясь не слушать мужчину. — Дабечка, ну чего ты? Неужели ты обиделся?.. — Я уезжаю. Идите нахуй. Все. — Думаешь, маэстро это оценит? Сука… Полностью поддавшийся своим внутренним эмоциям парень вылез из машины. Даби мгновенно оказался перед доктором и схватил его за халат, притягивая к себе максимально близко. Из руки Сошио выпала сигарета, которой он успел затянуться только два раза. — Какой же ты блять уёбок. Мне ничего не стоит сжечь тебя здесь прямо сейчас. Вид злющего парня только веселил мужчину. Он никогда и ничего не сможет с ним сделать: как только Даби пустит свой огонь, Сошио мгновенно захватит чужую память, заставляя процесс остановиться. Его причуда позволяет ему вести контроль памяти над теми, с кем он уже когда-то мог контактировать и кто находится в непосредственной близости от самого Сошио. — Почему ты так сильно злишься, Даби? Или лучше «Тойя»?.. Даби одной рукой замахнулся на Киоку. А мужчина использовал свою причуду, заставляя Даби остановиться и войти в транс воспоминаний. — Почему ты так сильно злишься, Даби? Твоя прежняя жизнь — в прошлом. Ты никак больше не относишься к семье Тодороки, ты же сам говорил, что однажды собираешься убить Старателя, своего отца? Тогда почему ты так реагируешь? Как капризное дитя… Тойя, Тойя, Тойя. Тебе уже так много лет, ты живёшь без своей семьи уже с десяток лет, а сейчас что? Что за поддавки эмоциям, которые ты так тщательно скрываешь ото всех? Что это, чёрт возьми, за слабость?! — доктор ударил Даби по голове ладонью. От этого парень пришёл в себя. Сошио не забирал воспоминания, он просто поставил сознание Даби на стоп и, воспользовавшись этим, сказал ему всё, что о нём думает. — Ты чуть голову Хитоши не раскроил, ещё и, возможно, наследил. Что, неужели тебя так задело похищение своего родного брата, к которому ты не имеешь никакого отношения? Что ты вообще себе позволяешь? А если бы ты задел голову куда глубже — мы могли бы потерять такой ценный экспонат! — Я не собираюсь больше играть в ваши поганые игры. Педофилы ебучие, вы все меня бесите, окститесь, я сваливаю. Парень был на полном взводе, ещё несколько слов от этого психованного доктора, и он точно спалит его. Даби, во избежание проблем, бежал. Быстро уселся в машину и дал по газам в полную мощь. Криво выехал за территорию горной местности и поехал в ближайший большой город, чтобы затеряться там насовсем. Затеряться и больше не находиться никогда. Это гнилостное чувство, будто бы он что-то должен Все-За-Одного за давно совершённое своё спасение ужасно нервировало. Сука! Никому я ничего не должен в этой жизни! И возиться с вашими идиотскими планами будущего захвата мира я тоже не обязан! Из-за того, что Даби слишком поддался своим эмоциям, а заранее так вообще немного выпил, он не мог оставаться в своём уме. Доехав только до жалкого пригорода, он врезался в светофор, сильно ударился головой и мгновенно потерял сознание, а от неудачного въезда в столб в капоте сместились нагретые из-за старости и долгого пользования детали. Капот начал дымиться, но парень был уже в полном отрубе. Улицы были пустые, дома напротив — спящие, некому было помочь. Ещё немного, и карбюратор совсем замкнёт, что может привести к плачевным последствиям в виде взрыва. Одинокая машина, не менее разбитая, чем машина самого Даби, проносится рядом с доносившимися из неё басами какой-то адской, громкой рок музыкой. Этот небольшой джип останавливается рядом с местом аварии, где Даби лежит без сознания, а кровь стремительными струйками стекает с его разбитого лба по лицу, капая с подбородка. Дверь открывается, выходит молодая девушка в школьной форме, учуявшая дурманящий запах крови. — Побитый мальчик! Как превосходно! Ах! Она мгновенно подбегает к передней двери, которую из-за поломки никак не открыть, и заглядывает в полностью открытое окно, в котором смотрит на вид прекрасного, покалеченного парня, истекающего кровью. Он выглядит странно и пугающе, местами кожа у него тёмная, морщинистая; больше напоминает обгорелое, неправильно поджаренное мясо, чем человеческую кожу. Она оглядывает его полностью и замечает, что он будто склёпан из таких кусков. Тога расплывается в извращённой улыбке, обнажая клыки, и хочет с силой впиться в него, попробовать на вкус, но сзади оказывается другой пассажир их джипа. — Эй, малышка, почему бы тебе не дать разобраться с этим такому крепышу как я? — он улыбнулся под маской и мгновенно помрачнел. — Вот блять, мне никак не открыть эту дверь! — Твайс, всё в порядке, я думаю, у нас найдётся кое-кто, способный разобраться с этой проблемой… Те-е-ен-ко-о-о! — громко позвала девушка, заставляя водителя недовольно подняться с сиденья машины. — Тенко! Давай возьмём его с собой?! Я хочу его… Я хочу выпить его кровь, от него так пахнет мужеством и грязью… заводит! Лицо девушки покрылось ярким румянцем: она не могла держать своих чувств при себе, что жутко бесило Твайса. — Тога… может не надо его брать, какой от него толк будет? — парень, похожий на зелёную рептилию, тоже подтянулся, вылезая из машины. — А от тебя какой толк, Спиннер? — ухмыльнулся Шимура, который уже стоял перед дверью, за которой беспомощно валялся Даби, упирающийся головой в примятую приборную панель. — Придурок, кто тебя вообще водить учил? Ага, перегар, всё ясно… Вы думаете, нам нужен ещё один пьяница в компанию? Из-за этих слов ящер обиженно ушёл в сторону, закурив. — Тоже мне, — пробубнил он нечётко, засунув сигарету в рот. — А почему бы и нет? — Тога повисла на шее Шимуры, обвиваясь вокруг него, словно змея. — Ещё одним собутыльником больше… Весело! А если откажется, я всегда могу разобраться с ним! Может быть, он всё-таки откажется, и я смогу порезать его на мелкие кусочки… Я заберу всю его кровь и буду растягивать её на полгода… О, да! Давай, вытащи его, ты же можешь, Тенко… — девушка встала на носочки лишь бы дотянуться до уха парня. Она знала, что если подбадривать членов своей команды, то они могут становиться более уверенными и сильными. Настоящая женская забота! Подобной настойчивости просьба всё же повлияла на Шимуру. Он живо стянул перчатку со своей руки и прислонил её к двери машины, которая быстро распалась на мелкие частицы. Он снова нацепил защитную перчатку и схватился за тело Даби, пытаясь вытащить его. — Даже не пристёгнут… Слышь, а может он тоже злодей?! — рассмеялась Химико со своей шутки. — Очень смешно, — безразлично протянул ящер, хлопая в ладоши. — Правда смешно! То есть, немного туповато, если честно, — разошёлся во мнениях Твайс. Так и случился переломный момент в жизни Даби, которого вытащили из машины, что уже спустя несколько минут разлетелась на детали по проезжей части. Его впихнули в багажник и повезли в свою обитель зла, как они любят её называть. В свою Лигу злодеев. Шимура опять включил музыку на всю катушку, совершенно не заботясь о спящих людях, и поехал в нужную сторону, оставляя этот перекрёсток по-прежнему пустым и тихим, непринуждённую атмосферу которого выделяет только взорвавшаяся старая колымага, которая заставит доктора Сошио немного пожалеть о своих словах в будущем.Конец Флешбэка!
Вот оно! Инаса Йоараши поймал момент, когда Сошио отвлёкся! Парень затеял новый ураган, откинувший доктора в сторону. — Ну же! Помогите мне! — взмолился он, обращаясь к своим товарищам по несчастью. Шинсо опешил, раскрывая рот в полном недоумении и непонимании, что ему стоит сейчас делать. Мне помочь Инасе? Мне бежать куда-то в неизвестность вместе с ним? Чтобы посмотреть на реальный мир, такой, каков он есть? Увидеть своими глазами и умереть за это? Но почему нам не дают увидеть мир? Правда… почему нас не выпускают? Почему говорят, что мы ещё не готовы? Может, просто наши органы ещё не до конца приспособлены к воздуху? Может, мы не выдержим давления? Мы правда не настоящие? Инаса смотрел в душу Шинсо, стиснув зубы. А потом он осмотрел всех остальных, что смирно стояли, оставаясь на своих местах. Или мне пока не стоит влезать? Вдруг со мной опять что-то сделают? Ах… Хитоши упал на колени, ощущая сильное давление внутри головы из-за большого количества мыслей и пытающихся сдержать их препаратов. Голова сейчас лопнет! — Остановите его! — властно крикнул доктор. И все моментально послушались его. Шинсо, сидя на полу, наблюдал за тем, как все двинулись в сторону, и он почему-то тоже рефлекторно поднялся. Он шёл вслед за ними, но он контролировал это. Они… Послушались его. А я — нет. Я могу не идти, тело остаётся подвластно мне. Чёрт, значит, я один помню всякие вещи, которых не помнят остальные?! У Хитоши нервно задёргался глаз, когда он смотрел, как Киноко взращивает споры грибов внутри лёгких Йоараши под приказом Сошио. Парень внутренне понимал, что это — ужасно. Инаса стал задыхаться и ослабил воздействие урагана на доктора, а после так вообще прекратил гонять ветер по комнате, падая на пол и чувствуя, как вот-вот перекроется доступ к дыханию. Он жадно глотал воздух, царапал пол и извивался, пока его окружали остальные Ангелы, смотрящие сверху вниз равнодушно-надменными взглядами. — Предатель, он — предатель! — натравлял Сошио всех против него. — Предатель, — начали повторять все друг за другом, и, когда очередь дошла до стоящего немного в отдалении ото всех Шинсо, тот замялся. Доктор обратил внимание на это, и Хитоши через силу промямлил «Предатель», видя, как льются слёзы из глаз Инасы, жизнь которого постепенно угасала. В сердце появилась странная боль. Хитоши хотелось броситься к Киноко, заставить её прекратить. Но он лишь дал себе внутреннюю пощёчину. Только попробуй заплакать, и тебя будет ждать тоже самое! Не смей, Шинсо! Не плачь! — Хах, а теперь запомните, дети. Вот, что бывает с предателями. И это будет ждать каждого, кто решится на что-нибудь подобное. Что там, Инаса, ты говорил? Что мы что-то с вами делаем? Как же так можно, ведь мы — ваши родители! А родителей надо чтить и уважать! Мы вас создали, подарили вам самое драгоценное, что вы сейчас имеете — возможность жить! Так живите же! Будьте послушными, это всё, что от вас требуется! И после этого Сошио Киоку неровно выстрелил в голову Йоараши четыре раза. — Это мы создали вас! И мы имеем право забрать вашу жизнь, если вы будете вести себя неблагодарно! Все смотрели на это с отсутствующими лицами, и только Шинсо из последних сил сдерживал себя, чтобы не разойтись в истерике. Отвёл свой горький взгляд куда-то в сторону, чтобы в обществе, где у всех помутнённый рассудок и такой же мутный взгляд, никто не увидел его бликующие от слёз, живые глаза; и ещё для того, что не видеть лица Инасы… Лица, простреленного четыре раза, от которого уже ничего толком то и не осталось; лица, в котором он видел мольбу о помощи, но ничего не сделал при этом. Сошио сказал быстро разойтись всем по комнатам, потому что сейчас он проведёт с каждым процедуру очистки памяти, потому что детям нельзя запоминать такой негатив, но Шинсо, будучи в своей комнате наедине сам с собой, крепко вбил в свою память эту картину — мёртвый Инаса лежит на белом, кафельном полу, а из-под его головы во все стороны течёт ярко-красная, в таком хорошем освещении, блестящая кровь. Шинсо тошнит, и он плачет, закрывая свой рот руками, лишь бы не было слышно всхлипов. Шинсо чувствует что-то, и это что-то — самая что ни на есть настоящая человечность. Его совесть не может оставить этот поступок просто так. Он пихает его в свою память как можно глубже, чтобы не забыть, а Сошио тем временем пытается стереть это из детских голов, как и само существование Йоараши. Киоку внутри себя злится на парня, злится, что тот не смог оправдать ожиданий. Его причуда — ураган, могла быть такой полезной в своей разрушительности и в будущем могла неплохо сыграть на руку их организации, например, для террористических демонстративных актов. Но Инаса был слишком верен своим внутренним убеждениям, имел более крепкую и сложившуюся психику, чем у всех остальных, и подвергнуть его гипнозу на долго не представлялось возможным, как выяснилось. Если бы он был менее буйным, всё могло бы получиться, но, увы. Узнав эту новость, Кюдай Гараки был вне себя от ярости. Он рассчитывал пробовать развивать его ещё больше, и ладно бы он умер во время очередного эксперимента, так Сошио нагло, показательно, при детях убил этого парня. Они повздорили и несколько дней не пересекались, разве что, случайно и совершенно безмолвно. Наступили несколько тихих дней, в которые Шинсо даже не мог поговорить сам с собой, в мыслях, о произошедшем, ведь едва ли помнил это, да и сильно сомневался, существовал ли когда-нибудь такой парень — Инаса Йоараши, в их команде. Но почему-то вспоминалось что-то странное, связанное с этим… Чей-то взгляд, в котором угасала жизнь. Взгляд, который молил о помощи.