***
В коридоре Старкову ждал Николай собственной, заносчивой и крайне для него нехарактерной серьёзной персоной. Видимо, решил не откладывать разбирательства на потом, путём дипломатических переговоров за чашечкой кофе, а решил обсудить вульгарную и крайне неудобную тему прямо посреди полупустого коридора. — Чего задержал? Он злился. Деловито сложенные руки на груди, выжидающее выражение лица, поджатые в одну тонкую линию губы, сморщенный лоб. Безо всяких сомнений, злился. Но на что? Алина и подумать не могла, что, во-первых, встретит любимого преподавателя Ланцова в клубе, а во-вторых, она и при встрече не догадалась, что это тот самый желанный блондином объект, который уже второй по счёту месяц целенаправленно сводит с ума Николая. — Прикинь, я ему какой-то тест задолжала, — она мастерски сыграла роль «дурочки», которая всё вышеперечисленное не заметила, в отчаянной попытке сгладить внезапно, как снег в разгар летнего сезона, появившиеся острые углы между ними. — Какой к чёрту тест, если это вторая наша пара? — с подчёркнуто брезгливой усталостью завыла Алина. Николай сразу подобрел во взгляде и явно расслабился. Хотя кидаться к ней с распростёртыми объятиями он тоже не спешил. Но зато он не накинулся на неё с явной целью задушить. И это, как ни крути, радовало. Значит, получилось. Значит, даже гениального студента можно было обхитрить, обворожить, сбить с толку и спокойно себе отлынивать от вопросов. Что ж, идею самолично заказать себе гроб розового цвета из старого дуба, завешенный блестящими гирляндами, разноцветными лентами и чёрного цвета шариками можно было смело отложить до наступления зимы, а с ним и всеми любимой сессии. — А, тест, — протянул Николай, с совершенно несерьёзным видом почесав затылок. — Он вчера устроил всем нам тест для проверки знаний. Вчера у них было три пары. Посохов, Костюк и эта новая дисциплина. Вот чёрт. Ну, по крайней мере, это хотя бы объясняло, откуда этот тест появился и какого лешего она должна его сдавать. Они не спеша прошлись по коридору, каждый погружённый в глубокие раздумья. — Слушай. Я… Ты ведь не будешь добиваться его, так ведь? — неуверенно спросил блондин, притормозив. Он в вопросительной настороженности приподнял одну бровь, будто в чём-то подозревал объект своих мечтаний и лучшую подругу. Меньше всего ему хотелось терять Алину, и он мысленно надеялся, уповал на то, что подруга быстро развеет все его страхи и сомнения, просочившиеся за сегодня откуда-то изнутри. Надменно фыркнет, может, съязвит, но, чёрт побери, скажет простое и такое необходимое ему «нет». Алина спокойно повела плечом, прислонившись к дверному косяку. — Ты что, успел забыть, что я сохну по Малу? — Точно, — его печаль как рукой сняло, он задорно улыбнулся. Хорошо, что он не знает во всех подробностях, что между нею и преподавателем вчера произошло. Говорить о поцелуе не имело никакого значения, ведь сам поцелуй не имел никакого значения. Уже не имел. И он никогда не узнает, уж она об этом способна позаботиться, что они целовались. Дважды. Чертовски сладко, с завидной страстью, с неподдельным и совершенно искренним влечением. Ланцов не будет оповещён и о том, что ей вчера было до оцепенения приятно с ним целоваться. И, разумеется, не будет догадываться, что Алина бы продала душу самому дьяволу, демону из перекрёстка или кому-то там ещё, лишь бы этот самый поцелуй повторить. И с такой же вероятностью не поймёт, что она, на самом деле, хотела бы быть рядом с ним, потому что конкретно запала на него. — Склероз? Старческий маразм? Рановато у тебя. Но ничего, старость — тоже неплохой этап жизни. — Слушай, нет ничего невозможного, — нашёл, чем сбить спесь с подруги и с такой же скоростью отбить порцию новоиспечённых подколов в свой адрес, сообразительный студент. — Да-да, зачастую, когда люди говорят «невозможно», они подразумевают маловероятное. Помним, проходили, — меланхоличным тоном, совсем по-философски заметила Алина, нравоучительно приподняв указательный палец вверх, строя из себя сто шестилетнего мудреца, великого учителя с Востока, к которому опечаленный Ланцов обратился за советом. — Обожаю, когда ты меня цитируешь, — он довольно улыбнулся, словно сытый после тарелки слопанной сметаны кот. Улыбка Николая действительно была чудесной. Ещё более чудесной, когда была направлена в её сторону. И она словила себя на мысли, что готова пойти на какую угодно жертву, заплатить любую цену, показывая небывалую самоотдачу и самопожертвование, лишь бы эта улыбка никогда не угасала на его прекрасном личике. Но виду она, конечно, не подаёт, сохраняя спокойствие и показательно надменное равнодушие к состоянию блондина. — Иногда ты говоришь мудрые вещи, — не переставала ехидничать Старкова. — Всегда, — въедливо заметил, а может даже и самонадеянно поправил её блондин. — Время от времени, — немного призадумавшись, пошла на уступки та. — Это тебе просто концентрации и природной сообразительности не хватает, чтобы их улавливать, — отмахнулся от язвительных замечаний Николай. Когда же он уймётся. Когда же он поймёт, что необязательно, чтобы последнее слово было за ним, что подобное необратимое богохульничество она как-нибудь да переживёт. Алина театрально воздела руки к небу. — Либо сгинь с глаз моих долой, либо пошли суп посербаем.***
— Хорошо, что мы сегодня вместе будем тусить на парах, — без устали тараторил блондин так, что от зубов отскакивало. — У нас же два межфакультатива и физ-ра, на которую я не пойду, — совершенно обыденным тоном сообщил о предстоящем наглом нарушении правил университета и утверждённому по регламенту графика занятий Николай, явно уверенный в своём успехе, ведь он не раз проворачивал подобные хитрости. Одной больше, одной меньше. — Боткин не заценит, — копируя подлинный акцент и стиль речи их иностранного преподавателя по физкультуре, проговорила девушка. — Боткин хорош, но моя укладка лучше. — А я ходила к нему на дисциплину по самообороне, — восторженно сложила ладони вместе Алина, сообщая о своих учебных похождениях и годовалых развлечениях. — Ты-то? И как? — парень, подперев подбородок сложенными в замок руками, недоверчиво приподнял бровь. — Получила мужицкое одобрение, как только заехала ему по яйцам. Николай пустил громкий смешок. А потом чуть приподнялся со стула в успешной попытке дотянуться до пластикового стакана с кофе. — Правда, он и бровью не повёл. Рассказал, что был монахом и такие удары на нём не сработают, — хохотнула Алина, во всех красках и мелких деталях вспоминая свои потуги выковать из себя достойную девушку, что запросто перекинет через плечо здоровенного «шкафа», да ещё и ноготь при этом не сломает. Николай умиротворённо отхлебнул и выдал: — Спорим, он так завуалированно прозвал курс лечения импотенции. — Отработано пятой конечностью, — тут же задорно поддержала мысль Алина. Что могло предполагать за собою лишь одну истину: эта догадка пришлась ей по вкусу. — Импотентов не сломить! — воинственно воскликнул Николай, словно не издевался над своим бедным преподавателем, а только что, сидя на деревянном стуле, владея в совершенстве всеми необходимыми навыками маркетолога, придумал самый удачный и прибыльный девиз для большой и известной компании. — Трюк дома не повторять. Выполнено исключительно профессионалами. — Импотентами, хотела сказать? И оба не постеснялись выразить свои чувства сквозь истеричный хохот, не вдаваясь в надобности полной конспирации на тот нежелательный и, можно смело полагать, катастрофический случай, если Боткин их услышит. Всё же они находились в общей столовой. — Слушай, жалко, что ты у него номер телефона не взяла, — запел уже успевшую докучить песню Николай в третий раз за их нахождение в университетском буфете, заверяя Алину в её неопытности и неразвитости в делах сердечных. Да куда уж ей там, состязаться с Николаем. В действительности на что он был богат, так это на сексуальный опыт и на дурные идеи. Иногда эта горючая смесь комбинируется, и как правило, ничто хорошее за собой не влечёт. — Ага, докучал бы его своими звонками и завалил бы смсками? — смело предположила Алина. — Навешал бы ему комплиментов и посвятил десяток любовных стихотворений, — парировал Николай с таким восторженным тоном, будто собирался не донимать преподавателя с явно железными нервами, а говорил о предстоящем сборе ромашек на поле. — Ого, я удивлена, что ты ему это не в голосовых сделаешь, — совершенно не удивлённо заметила подруга, ухмыльнувшись. — В голосовых сообщениях я его буду соблазнять исключительно романтичными серенадами и балладами! — с гордостью отчеканил Николай, по-детски хлопнув в ладоши. — Баллады о его здоровенном набалдашнике? Николай хохотнул. — И о нём тоже. — Ты же всю живость в милях от себя отпугнешь, — не щадя чувства взбалмошного друга, ляпнула третьекурсница, улыбаясь. Николай горестно поджал губы. Алина удручающе вздохнула, поняв, что сморозила лишку. Она было уже хотела открыть рот, исключительно ради благих целей и конкретно для обнадеживания блондина, но тот её перебил. — Вообще-то у меня достаточно неплохой баритон! В Ланцове с завидной периодичностью, когда тот напивался в стекло, пробивались проблески небывалого и недооценённого эстрадного певца, которыми тот, как добросовестный гражданин и доброчестивый друг, спешил непременно поделиться с друзьями и порадовать их. И Алина неоднократно имела счастье лицезреть мини-концерты друга, который мог строптиво спеть акапеллу Меладзе, имея под рукой пустую бутылку в качестве микрофона, и стол в качестве малогабаритной сцены. Алина могла заверить всех интересующихся — достаточно неплохой баритон — между строк завуалированное — плохой баритон. Но акцентировать своё внимание на этом не имело смысла, поскольку в светлую голову её друга нечаянно могла бы проскочить мысль, что ему, пожалуй, стоит блеснуть своими скрытыми талантами перед всеми присутствующими в помещении. Разумеется, чтобы доказать обратное подруге. Ну или в конец угробить себе репутацию. Разумнее всего было просто промолчать, во избежание многочисленных жертв его «достаточно неплохого баритона» и как мера предотвращения массового скопления людей возле окошка с целью отправиться в свободный полёт. — Ну, радует одно, ты ещё не дошёл до той безнадёжной стадии, когда пытаются соблазнять дикпиком, — резво сменила тему Алина. — Всё в порядке очереди, мисс Старкова, всему своё время, — вдруг мечтательно улыбнулся он, загадочно растягивая слова, раскачиваясь взад-вперёд и помахивая в такт руками: вылитый мальчик из дурдома. — Он тебя сожрёт и косточек не оставит, — осуждающе покачала головой Алина, скрывая шуточный тон за наигранной суровостью. — Не сожрёт! — похвалил он Киригана и слащаво почмокал губами, представив грозного преподавателя, неутомимо борющегося с его выходками. — Отправит в ректорат или вручит на поруки университетскому психологу, — не унималась Алина, выдумывая вероятные, на её взгляд, исходы событий, плетя новые цепочки событий и связей, как и полагалось великой интриганке. Но беззлобной улыбки не сдержала. Блондин громко усмехнулся, многозначительно кивнув, мол, а вот это в его духе. — Ладно, не занудствуй уж, — укоризненно упрекнул её Ланцов. Алина же махнула на него рукой, прожёвывая кусок вкусного сэндвича с ветчиной. Занятие куда интереснее, нежели дружеская перепалка с Николаем. Ланцов же, который уже успел управиться и с сэндвичем, и с чашкой кофе, беспрепятственно выискивал глазами свою «зайку». (Хотя в нём от зайки куда меньше, чем от палача). Он же тоже человек, — выстраивал логическую цепочку Николай, — а значит, у него тоже есть потребность в еде, что в свою очередь неумолимо значит — он притопает туда, где подают вкусную еду — в буфет. А в буфете, затаив дыхание, при всем параде будет ждать его любимый и единственный в своей «ненавязчивости» Ланцов. — Да с чего ты взял, что он именно на этой перемене тут будет прохлаждаться? — не выдержала гробовой тишины, возникшей между ними, Старкова. Ей куда спокойнее было, когда друг тараторил без остановки, усердно жестикулируя и меняя выражения лица как перчатки. Парень было хотел ей ответить, но забыл, как дышать. Он подавился воздухом, вкрадчиво заметив знакомый высокий силуэт среди толпящихся подле дверей студентов. И Алине было в самом деле непонятна и труднодоступна мысль: у него всегда такая бурная реакция на преподавателя или же он удивился тому, как ему сегодня фартит. Он смотрел на него гипнотизирующие, пытаясь приковать его внимание к своей персоне среди сотни таких же студентов: менее талантливых, более умных, менее ловких, более хитрых. Так удав смотрит на кролика. Или маньяк на жертву. Алина с немым восхищением и с лёгкой долей зависти наблюдала, как Николай вскочил на ноги и элегантно продефилировал в сторону преподавателя. Ланцов был упорным и слегка упоротым, и девушка предполагала, что в этом и кроется его ключ к успеху. Подобное демонстративное выставление напоказ своей уверенности, то, как он умел себя представлять, как ловко и хитро он располагал к себе кого бы только ни пожелал, как он волшебным образом приковывал к себе внимание человека, отвлекая того от всего остального, оставляя один лишь объект в поле зрения — самого себя. А ещё у Николая язык был подвешен что надо, он имел превосходное качество уболтать кого угодно на что угодно — и всё это для шатенки было непозволительной роскошью и запредельной смелостью. В отместку Алина не была скупой на оскорбления, иронию и сарказм. Она могла сколь угодно дерзить и выплёвывать ядовитые слова в сторону обидчиков, но никогда бы не смогла дипломатичным путём найти с ними общий язык или попросту прекратить вражду, как это мог бы, в свою очередь, провернуть Ланцов. А ещё Алину регулярно терзали сомнения, что бы она ни делала и за что бы ни бралась. Со стороны окружающих она была уверенной в себе девушкой. Однако никто бы не удосужился допустить мысль, насколько тяжело ей иногда отважиться на тот или иной поступок, как она порой наступает себе на горло, до боли стискивает зубы и искусно прячет дрожь в руках. Несомненно, Старкова работала над собой. По крайней мере, тужилась над саморазвитием. И она была отчасти благодарна всем ей известным богам и святым, что у неё перед носом маячил не сколько яркий пример для подражания, а тот, у кого можно было, не согласовывая, многому научиться. А тем временем не совсем яркий пример для подражания уже очутился рядом с брюнетом, сверкая своими белоснежными и ровными зубами. — Господин Кириган! — примитивно начал наступление блондин по заранее продуманному плану, если не по захвату мужчины в свои цепкие руки, то хотя бы для того, чтобы добыть номер телефона строптивой тёмной лошадки всей кафедры. — А, Ланцов, — коротко кивнул головой в приветственном жесте Кириган, хотя по напускному серьёзному выражению лица сразу и не скажешь, что он воодушевился столь неожиданным появлением студента. — Вам что-то от меня нужно? Ланцов мысленно сверкнул своими карими глазами. О, ему много чего нужно от него. И он многое бы хотел от него потребовать. Николай готов был раскрыть все свои хотелки перед ним прямо сейчас, будь то в хронологическом или алфавитном порядке, а если повезёт (а он нисколько в своём везении не сомневался), раскрыть скобки и, как надлежало в таких случаях, привстать перед его взором полностью раскрытым, то есть обнажённым. — Да, хотел узнать, как ваше самочувствие после вчерашнего вечера? Или ваш номер телефона, или хотел бы прижаться своим телом к вашему, или заполучить заслуженную награду за собственные вчерашние старания, или персонально вас. Желательно, на мягкой кровати. — А вчера случилось что-то, что могло отрицательно сказаться на моём самочувствии? На вашей безупречно холодной и неприступной броне, на окаменевшем сердце, в конце концов, растопить лёд в нём, заставить выйти за пределы тонко отмеренного пофигизма, приструнить внутреннего педанта, в самом деле, наконец-то, замотивировать на действия. Лишь положительно! И то на самочувствие вашего дружка, — хотелось закричать в восторге Николаю. Но он оказался достаточно терпеливым и выдал лишь часть своих мыслей. — Только если положительно, — заметил студент. — Благодарю за беспокойство. Я в полном порядке. Ещё что-то? — придирчиво уставился на блондина Кириган, как будто мог прочесть его грязные мысли. От пугающе странного, неясного ему выражения его, казалось бы, пустых глаз, страх медленно закрадывался в Ланцове. Вот так удав смотрит на кролика. Или маньяк на жертву. — Если это не секрет, поделитесь номером телефона? Вдруг мне будет что-то непонятно при выполнении домашнего задания, а вы меня направите, — подключив к святому делу весь запас своей природной харизмы и вагон неподдельного очарования, перешёл к основному делу третьекурсник. — Направлять я вас могу и на паре, Ланцов, — спокойно, не реагируя на разрастающиеся чары покорения, отрезал мужчина. — Так зачем напрягаться, когда есть практичное решение? — настырно настаивал на своем Николай, видимо, в надежде, что после таких слов он должен был растаять и непременно вручить если не себя в его руки, то хотя бы сдаться и примитивно продиктовать номерок. Обломись ты уже! И в этот момент Николаю, как нормальному, сексуально озабоченному человеку, причудилось, что сногсшибательно таинственный преподаватель медленно наклонялся к его уху. — Может, для вас это неизведанная доселе информация, — так горячо, что казалось обжигало кожу и крайне страстно, как показалось Николаю, прошептал преподаватель и резко отстранился, оставляя Ланцова в полном и беспринципном замешательстве, — но так напрягаться прямо входит в перечень моих обязательств. Бросив на замеревшего студента, словно тот увидел призрак своей злосчастной тетушки Людмилы, насмешливый взгляд, Кириган, совершив стратегический ход с целью удивить и на время обезоружить блондина, принялся незаметно и эффективно капитулировать, опасаясь того, как бы тот не пришел в себя и с шумом и воплями не набросился бы на него, как мухи на говно, с явно неприличной целью изнасиловать Александра на виду у всех, в лучших традициях порно-индустрии. Николай не то чтобы не ожидал от преподавателя подобной демонстрации своего глубокого расположения к нему, но и в самых своих смелых мечтах не мог такое вообразить. Он не был в силах ни отвести взгляд, ни произнести какое-то слово, только демонстративно облизнулся, задержав взгляд на месте, где прежде стоял Кириган. Хотя, право, демонстрироваться-то было не перед кем.