/flashback/
В воздухе повисает максимально сильное напряжение, которое, кажется, вот-вот задавит всех тех, кто ощущает его на себе. Один только Чимин со своими головорезами идёт вперёд как ни в чём не бывало. Будто они просто гуляют, осматривают забытые и заброшенные места. Все шестеро неотрывно наблюдают за тем, как они удаляются из виду, никак не веря в то, что Чимину опять удалось заставить Чонгука вновь покинуть Сеул и улететь с ним в Нью-Йорк. Не веря в то, что ему вновь удалось переломать столько жизней, за один раз. Все они не до конца понимают, как этот мальчик с простреленным и окровавленным плечом, может держать их всех в таком сильном страхе. Вдруг совершенно неожиданно они видят, как Чонгук делает еле заметный шаг назад и срывается с места, убегая в сторону леса, не проронив ни слова. Юнги раньше всех отходит от потрясения. Он резко поворачивает голову и достаточно громко зовёт его. — Чонгук!!! — он бежит следом за ним, исчезая в стене вековых деревьев. Следом за ним просыпается Хосок. Но стоит ему сделать шаг в ту сторону, как его сразу останавливает рука Тэхёна. Хосок поворачивает голову в его сторону, взглядом говоря о том, чтобы младший отпустил его, но Тэхён лишь сильнее сжимает его руку. — Не надо, хён. — проговаривает тихо, притягивая его ближе к себе. — С ним Юнги. Всё будет нормально. Сокджин перевёл взгляд с леса в сторону дороги, делая шаг прочь отсюда, потому что он прекрасно понимает, что если сейчас под шумок не исчезнет, то Намджун его уничтожит. Но как только он двигается с места у него сразу же начинает кружится голова. Он замирает, пытаясь удержать землю под ногами, зажмуривает глаза, потому что взгляд поплыл, не давая ничего рассмотреть. Он теряется в пространстве. Его руки тянуться куда-то вперёд, в попытке ухватиться за что-нибудь, чтобы просто не рухнуть на землю. Но совершенно неожиданно, к нему подлетает Намджун, прикладывая ладони к его щекам. — Сокджин. Ты слышишь меня? — в его голосе звучит очень сильное, никак не скрываемое переживание. Оно и понятно. — Сокджин, тебе плохо? — он притягивает его чуть ближе к себе, внимательно смотря на его лицо. Но старший лишь мотает головой, пытаясь закрыться от него, хоть как-то отвернуться или отцепиться, только вот ни руки, ни ноги не слушаются. — Сокджин посмотри на меня. — проговаривает, тряся его за плечи. Но это была самая главная его ошибка, потому что после этого Сокджин окончательно потерялся в прострации. Ноги мгновенно подкашиваются, и Сокджин чуть ли не падает на землю…/end flashback/
Джин напрягся. Намджун не должен улыбаться ему, не должен держать его за руку, не должен разговаривать с ним так, как будто ничего не было. Он не должен был тащить его к себе домой. Он должен проклинать его, гнать из этой квартиры в шею, бить по только что полученным ранам, но никак не сидеть и не любезничать тут с ним. — Я не понимаю, Намджун. — расцепил руки. — Ты прогнал меня. Сказал, что видеть меня больше не хочешь, а сейчас сидишь рядом со мной и ведёшь себя так, как будто ничего не было. Да ты меня убить должен. Намджун отвернулся от него и болезненно ухмыльнулся. Он достал из кармана сложенный листок, который отдал ему Чонгук, нашёл глазами нужную строчку и начал читать в слух. — »…Ты был прав. Я действительно обманул тебя. Обманул, за что очень сильно жалею. Я обманул, сказав, что разлюбил. Это единственное, за что я перед тобой по-настоящему виновен. Скажем так, это была ложь во спасение. Я хотел всё исправить, хотел всё поменять, но не смог. Лучше бы даже не пытался. Именно поэтому, как и тогда, семь лет назад, я снова ухожу. Ухожу, по-прежнему продолжая любить тебя…» Джин узнал строчки из своего письма, которое он так отчаянно придумывал на кануне роковой встречи с Чимином. Он смотрел на него ошарашенно, чувствуя, как сердце начинает биться в несколько раз быстрее. — Чонгук… я же просил… — прошептал Джин, пряча свои глаза, в которых отразилась куча смешанных эмоций. — Отдать после твоей смерти? — строго спросил, повернувшись в его сторону. Джин поджал губы, прикрывая глаза. — У меня только один вопрос. — парень взял его за руку, переплетая их пальцы. — Что произошло семь лет назад, на самом деле? Расскажи мне то, чего я не знаю. — А нужно ли? — спросил, заглянув ему в глаза. — Нужно. — Ну, раз нужно, значит слушай…/flashback/
— Сокджин. — достаточно громко позвал Чимин старшего брата из своей комнаты. Он стоял около зеркала и дрожащими руками пытался перевязать кровоточащую рану на животе, которая осталось у него после последней бойни. Сокджин зашёл в комнату с бинтом на плече. Его, точно так же, как и Чимина, ранили в последней перестрелке. Сокджину хотели выстрелить в спину, но тот парень промахнулся и попал в плечо. А вот Чимина ранили почти в самом начале стрельбы. Он слишком сильно открылся. Дурак. А ещё его не смогли прикрыть. Скорпион, который должен был прикрывать его, получил пулю в голову. — Что? — ответил больным, хрипящим голосом. — Помоги мне… пожалуйста. — почти шёпотом. Чимин не любит просить о помощи. Даже к Джину он редко обращается за помощью. Но сейчас состояние безвыходное. Ему действительно нужна эта помощь. Сокджин прошёл в комнату и сел на кровать, забирая бинт из дрожащих рук брата. — Что нам делать, Чимин? — спросил старший, вытирая кровь, и обрабатывая рану от выстрела. — Нас осталось максимум человек десять, если не меньше. — У тебя есть какие-то идеи? — спросил, шипя от жжения по краям. — Нет. Я без понятия. Чимин прикусил губу от боли, когда Сокджин начал заматывать бинт, вокруг живота. — Нам нужно бежать. Всем нужно бежать из Сеула. — Бежать. — проговорил, осмысливая смысл слова. — И как ты себе это представляешь? Наши лица сейчас в каждом полицейском участке. Сейчас нас объявят в розыск. Ориентировки раздадут в каждый аэропорт. Мы не сможем сбежать. — Нас не засекла ни одна камера. Они были выключены в этот момент. Никто нас не видел, а значит и искать нас никто не будет. — проговорил строгим и внушающим доверие голосом. — А сейчас есть возможность сбежать. Нужно ей воспользоваться. — Окей. — поднялся с кровати, перекидывая бинт через плечо младшего. — А куда? — В Америку. В Нью-Йорк. — посмотрел Сокджину в глаза. — У отца есть несколько заводов там. Будем расширять там производство. — В Нью-Йорк? — задумался. — А как же Намджун? Он со мной не поедет. С ним мне что делать? — Хён, я тебе давно говорил, расстанься ты с ним. Он тот, кто держит тебя здесь. Намджун — якорь, который тебя на дно тянет. — отвёл голову в сторону. — Ты его любишь. Я это вижу. Но ни я, и ни ты, не имеем право на такие чувства. Это просто не для нас. Мы убийцы. В нашей жизни нет места любви. Влюблённый всегда слеп. И если любовь способна ослепить, то за это приходится платить. — поднял голову и заглянул в глаза. — Эта любовь тебя погубит. Сделай что-нибудь с этим. Не заставляй меня вмешиваться. Я ведь, в отличие от тебя, колебаться не буду. Убью его, и дело с концом. — Не смей, Чимин. — Тогда ты должен самостоятельно закончить всё это. И чем раньше, тем лучше для всех нас. — прикрыл глаза ладонью, потому что в глазах резко начало темнеть… /end flashback/ — У меня не было выбора. Мне пришлось соврать тебе, о том, что разлюбил. — тяжело выдохнул. — Я этого не хотел, Намджун. Намджун не стал говорить не каких громких слов, потому что прекрасно знает, действия могут сказать намного больше, чем слова. Он прикоснулся пальцами к его подбородку и развернув к себе, аккуратно поцеловал, чувствуя, как старший обнял его, прижимаясь к нему. По началу Намджун целовал медленно без лишних движений, потому что боялся в порыве страсти причинить ему боль, но, когда Сокджин начинает прижиматься к нему плотнее, требуя отдачи, Намджун не может удержаться. Он проводит пальцами по обнажённым участкам кожи, чувствуя, как по телу Джина бегут мурашки. — Прости меня, хён. — прошептал, немного отстраняясь от губ Сокджина, прикасаясь ладонью к его щеке, оглаживая пальцем нижнюю губу. — Перестань. Всё нормально. Я, как раз рассчитывал на такую реакцию. — прижался к нему лбом. — Я не зря написал о том, что хотел всё исправить. И у меня получилось, но только на мгновение. Я не думал, о том, что Чимин решит поступить вот так. — тяжело выдохнул. — Я дал тебе снотворное. У меня даже в мыслях не было, что ты можешь проснуться и начать расспрашивать. Я не мог придумать ничего другого, кроме как соврать о том, что я не хочу повторять этих отношений. Но потом я понял, что мне пришлось бы поступить так в любом случае, ведь по-другому ты не отпустил бы меня. Намджун сомкнул свои губы в тонкую полоску, чувствуя вину перед Джином. Вину за всё. За ненависть, за оскорбления, за холодность, за грубость, за не любовь, за презрение и за мысли о том, что Джин его предал. Теперь он понимает, что Джин просто не мог этого сделать. — А почему Чимин попытался тебя убить? — спросил, заглядывая в глаза старшему…/flashback/
Первые пару секунд Сокджин отчаянно пытался выбраться, только вот, во-первых, хватка была слишком сильной, а во-вторых, когда первые три секунды паники прошли, он решил не сопротивляться, ведь это бесполезно. Тащили его не долго, во всяком случае, так ему показалось. Вскоре его посадили около какого-то дерева и стащили мешок с головы. Рядом с ним стоял Чимин и презренно смотрел на него. Этот взгляд Джин сможет разглядеть везде, даже в самой тёмной комнате, потому что только в этот момент глаза Чимина горят яростью и злостью. Потому что только в этот момент Чимин думает об убийстве. — Вот мы и встретились, Ким Сокджин. Давно мы с тобой не виделись. — заглянул ему в глаза. — Сколько? Полгода или около того? Джин медленно поднялся с холодной земли. — Семь месяцев. — прошептал старший, не смея смотреть в глаза своему младшему брату. Чимин сам на себя сейчас не похож. С этими чёрными волосами, которые невозможно разглядеть из-за темноты вокруг. От него веет могильным холодом, от которого у Сокджина идут бешенные мурашки. Его лицо исказила гримаса ненависти. — Ты хоть можешь представить, как долго я ждал этой минуты? Можешь представить, как долго я ждал возможности убить тебя? — подошёл к нему чуть ближе. — Стыдно тебе, Сокджин? — старший даже кивнуть не смог. Всеми этими вопросами его вбило в землю. Этот взгляд Чимина незримо сковал его по рукам и ногам. — Ведь именно из-за тебя я тогда всё забыл. Из-за тебя я сошёл с ума. — проговорил чуть громче, чем было до этого. — Чимин… я. — начал Джин, но в его горле засел огромный ком, которой не дал произнести что-то ещё. Чимин схватил его за шею и прижал к дереву. — Мне не нужны твои жалкие оправдания. Ты уничтожил мою жизнь. — Чимин опустил одну руку вниз и достал из кармана длинный, складной нож. — Растоптал её. За это, я убью тебя! — он быстро разложил его и вонзил в живот Сокджина по самую рукоятку, наблюдая, как его лицо исказилось от боли. Старший сложился пополам, чувствуя, как холодное лезвие ножа прокручивается внутри него, причиняя ещё более сильную боль. Она была настолько резкая, настолько противная, на столько жгучая, что стоять с каменным лицом просто невыносимо. Он хочет кричать. Кричать, от боли, которая, словно молния, пронзила его. Но вместо этого, он лишь сцепил зубы и очень рвано задышал, чтобы хоть как-то успокоить жжение и боль. Его не держат ноги. Они словно ватные, начали подгибаться под весом внезапно потяжелевшего тела. Он хотел упасть на колени, но кое-как держался, хватаясь за ствол дерева. Он чувствует, как холодное лезвие покидает область ранения, но почти сразу после этого вновь вонзается в кожу совсем рядом с первым ударом. Ему нечем дышать. Горло стягивает сильная боль, которая жалит его. Боль. Это всё, что по мнению Чимина заслуживает Джин. Та боль, которая будет сводить его с ума днём и ночью. Та боль, которая будет рвать по ночам, которая будет душить, как его самого когда-то. Чимин хочет, чтобы Сокджин страдал. Чтобы молил о смерти так же, как и Чимин молился. Чтобы точно так же, как и Чимин хоронил себя морально день за днём. Чтобы его сердце билось настолько слабо и тихо, чтобы не понимал жив он или уже умер. Чимин хочет, чтобы Джин почувствовал всё, что чувствовал он сам. — С днём рождения, Ким Сокджин. Мучайся так же, как мучился я. — резким движением вынул нож из его тела. — Я надеюсь, что ты умрёшь. В этом мире для тебя нет места. — проговорил младший, надевая на голову капюшон и быстро исчез в стене деревьев, оставляя Джина наедине со своей болью. И как бы болезненно не звучали те слова, которые Чимин озвучил, он определённо прав. Сокджин действительно никому не нужен. Даже самому себе не нужен. С его глаз начали стекать слёзы. Слёзы отчаяния и облегчения. Ему осталось совсем чуть-чуть. Скоро всё это наконец-то закончится…/end flashback/
— Я вспомнил, что произошло тринадцать лет назад. Вспомнил, почему Чимин ненавидит меня. — проговорил, устремляя свой взгляд в потолок. — Вспомнил? — спросил Намджун. — А ты забывал? В ответ на это Сокджин лишь кротко кивнул. — Что-то типа. Тогда я даже представить не мог, что всё сложится именно так. — О чём ты, хён? Старший опустил глаза в пол. — Чимина изнасиловали. А я ничего не сделал, потому что в это время сидел под наркотой. — повернулся в его сторону. — Вот почему я забыл про это. — тяжело вздохнул. — За то, что я не спас его тогда, Чимин меня и ненавидит. И это нормально. И убить за это тоже нормально. — замолчал на пару секунд. — Лучше б убил. — прошептал… В квартире Хосока повисла немая, ультразвуковая, гнетущая тишина, которая очень неприятно действует на уши. Хосок сразу после того, как приехал домой ушёл в свою комнату и попросил Тэхёна оставить его одного. И Тэ ничего не оставалось делать, кроме как исполнить его просьбу. Сам же Тэхён сидел на кухне и изводил себя различными мыслями. Ему не хочется оставлять Хосока наедине с собой. Прям вот совсем не хочется. Ведь в таких ситуациях оставаться в одиночестве не особо хорошая задумка и Тэхён это по себе прекрасно знает и помнит. Нет ничего хуже, чем остаться в одиночку в тот момент, когда со всех сторон окружает непроницаемая печаль. Она давит на голову, сводит с ума через кричащие и извивающиеся внутри мысли. Тэ прекрасно помнит, каково это, когда собственный разум так и норовит убить, придушить, замучить, задавить, закопать, уничтожить. Тэхён не смог сдерживаться больше часа. Когда последние крупицы нервов и выдержки сдали позиции, он поднялся с стула и направился к комнате старшего. Он начал прислушиваться к любым шорохам за дверью, но всё это было бесполезно, поскольку в самой комнате было подозрительно тихо, и Тэхёна это здорово напрягло. Толкнув дверь в другую сторону, он медленно прошёл внутрь. Хосок сидел на полу рядом с кроватью. Его глаза были плотно закрыты, голова закинута на матрац, а колени плотно поджаты к груди. Волосы на голове до этого были аккуратно уложены, а теперь взъерошены. Его лицо бледное, такого же цвета, как и простыни на не заправленной кровати. Младший опустился на пол рядом с ним, устремляя взгляд в потолок. Он не стал что-либо говорить, не стал даже прикасаться к нему, хотя такое желание сейчас возрастало в геометрической прогрессии, но он понимает, что в такой ситуации, лучше молчать и делать вид, что тебя нет, но тем не менее быть рядом с ним. Так ему будет легче. Но Хосок решил поступить немного иначе. Он не долго смотрел на него, а потом положил голову ему на плечо, немного обнимая за талию. — За что ему такие мучения? За какие грехи? — прошептал, прикрывая глаза, с тяжёлым выдохом. Тэ чмокнул его в макушку. — Я не знаю, хён. — Если он что-то с ним сделает, я его уничтожу. И мне всё равно, что потом сделают со мной. — стиснул зубы от злости. — Я его в землю закопаю. Живьём. Младший еле заметно улыбнулся. Он понимает, что в подобной ситуации он бы и сам кидался угрозами в сторону Чимина, зная, что всё равно их не выполнишь, ведь никто не позволит. Он провёл ладонью по его волосам. — Не знаю почему, но я прям уверен в том, что Чонгук вернётся. Он не оставит нас тут просто так. — уткнулся носом в его волосы. — Поверь мне. Так сложится. Всё ведь как-то складывается… Вечер потихоньку начал сменяться на ночь. Начали зажигаться фонари, неоновый свет вывесок начал привлекать к себе внимание. К клубам начала стекаться толпа молодёжи, желающая прожечь сегодняшнюю ночь по полной программе. В одном из таких клубов сегодня обосновался Чимин и Вон Иль. — Ну что ж, Юн Вон Иль, — проговаривал медленно и вальяжно, потому что это уже не первый стакан рома, который они выпили за сегодняшний вечер. — давай. За то, что мой Чонгук возвращается. — Мы же уже третий раз за это пьём. — отозвался парень, закидывая одну руку на бортик красного, кожаного дивана. — И что? Я за это готов хоть каждый раз пить. — поднёс стакан к Вон Илю, ожидая ответного толчка, который раздался почти сразу. — Счастливей меня сейчас на земле нет человека. — проговорил с довольным выдохом, улыбаясь своим мыслям. Они сделали глоток из стаканов, морщась от горечи. — Скажи мне, Чимин. — начал Вон Иль, устремляя взгляд в его сторону. — Как ты себя чувствуешь? — проговорил, кивнув в сторону раненого плеча Чимина. — Не сильно болит? С его губ мгновенно слетела улыбка. — Нет. Не болит. — он откинулся на спинку дивана, прикасаясь к раненому плечу. — Если задуматься, то боль — это ерунда. Стоит просто перетерпеть, и она быстро стихает. — Боль от выстрела ерунда? Быстро стихает? — удивлённо проговаривает Вон Иль, смотря на него как на сумасшедшего. — Да, Чимин, с каждым годом ты поражаешь меня всё больше и больше. — сделал ещё один глоток. — Скажи мне вот ещё что. Ты не планируешь отпускать Чонгука? Будешь обратно держать его на привязи? — Конечно не планирую. Что за глупый вопрос? Я не для того, по всей Корее его искал, чтобы снова его упустить. — закинул голову вверх. — Чтобы я отпустил его на все четыре стороны, — задумался на пару мгновений. — должно произойти что-то чрезвычайное. Просто так я его не оставлю. — посмотрел на него. — А с чего ты вдруг спросил? — Да так. Ради интереса. — подвинулся к нему. — Если он снова сбежит, я не буду тебе помогать его ловить. Чимин лишь улыбнулся. — Вот ты падла. — толкнул его в плечо. — Ну и хрен с тобой. В этом мне твоя помощь не понадобиться, ведь он больше не сможет сбежать от меня. Я захлопнул для него ловушку, и Чонгук знает, если рыпнется снова, то я уничтожу всё, что ему дорого. — взял стакан, крутя его в своих руках, наблюдая за движением коричневой жидкости. — А не боишься того, что если уничтожишь всех, то уничтожишь и его самого? Смысла жить не будет. — на столе стояло ведёрко со льдом. Вон Иль потянулся к нему и взяв пару кубиков, опустил к себе в стакан. — Не лучше ли убить их по одному? Сначала того, кто для него менее дорого. И по нарастающей. Он смышлёный парень. С первого раза всё поймёт. Чимин ненадолго задумался, смотря на свой бокал. — Может ты и прав. — поставил стакан на стол. — Только вот, эти четверо в одинаковой степени ему дороги. Парень тяжело выдохнул, закатывая глаза. — Чимин, ты же вроде психолог, а не понимаешь таких элементарных вещей. Они не могут быть одинаково ему дороги. Хосок — его брат. Он ему дороже всех, ведь, насколько я помню, родных у него больше нет. Юнги. Он его бывший, которого он, скорее всего, до сих пор любит. Он для Чонгука второй по значимости. Намджун и Тэхён. Они друзья. Друзья всегда на заднем плане. Вот с них и нужно начинать. — Да мне проще Юнги пригвоздить. Он — помеха. Чонгук не сможет полюбить меня, пока есть он. — перевёл взгляд на него. — Мы ведь именно из-за него и поссорились. Он приснился Чонгуку. — Нет. Не проще. Убьёшь его, и Чонгук тебя возненавидит. — положил руку ему на плечо, похлопывая. — Поэтому, стисни зубы, друг мой. — Намекаешь на то, что я должен терпеть это? — Можешь и не терпеть, но смириться с тем, что ты ничего сделать не можешь, ты должен. Чимин вскочил на ноги, и со строго взглянул на него. — Да как ты смеешь? Я не смирюсь с его существованием. Я Чонгука всю жизнь любил. Он должен был быть со мной, а не с этим подобием человека. Он же не любил его сначала. А я любил его всю жизнь, начиная с детских лет. А он предпочёл его. Этого идиота со смазливой рожей. — рухнул на диван. — Я до сих пор не понимаю, что он в нём нашёл? — глянул на него с отчаянием в глазах, которое Вон Иль смог разглядеть впервые за тринадцать лет. Ведь раньше всё это было скрыто его сумасшествием. — Может ты своим «гениальным мозгом» сможешь разобраться? — Нет. Любовь такая штука, в которой не могут разобраться даже гении. Наверное, именно поэтому любовь с наукой не совместимы… После ночи медленно наступает рассвет. Тёмное одеяло ночного неба начинает светлеть. Светлые, звёздные точки начинают исчезать, оставляя только тёмно-голубое небо, с редкими маленькими облаками. Солнца ещё нет, но если светлеет небо, то скоро оно появится и озарит ночной, спящий город. Квартира пропитана развратом, томным дыханием, стоном двух голосов, звуком поцелуев, пошлыми звуками различных шлепков и скрипа кровати, под весом двух тел. И ведь продолжается всё это уже не первый час. Юнги и Чонгук не знают ни границ, ни меры. Они отдаются друг другу без остатка и восстанавливаются за секунду. Целуются до того, что губы потрескались. Дышат друг другом и не могут надышаться. Не могут насытиться. Не могут насладиться. Они словно боятся, что кто-нибудь отнимет их друг у друга, ведь даже после множества ярких оргазмов, их жажда не была утолена. За такое короткое время они не успели насытиться друг другом, не успели зализать друг другу раны, нанесённые друг другом, не успели друг другом надышаться. Они впитывали в себя каждое прикосновение рук, каждое слово, сказанное за сегодняшнюю, безумную ночь. Впитывают в себя каждый вдох, который мёдом оседает на лёгких. Впитывают каждый поцелуй и каждый толчок, чтобы потом сходить с ума от собственной несдержанности. Ни Юнги, ни Чонгук пока не жалеют о случившемся. Они сами заклеймили себя ответственностью за этот разврат, сами виноваты в своей несдержанности и желании вкусить этот запретный плод, которого так жаждут. Они не жалеют о том, что происходит, наоборот только рады, но как только они остановятся и заглянут друг другу в глаза, то прочитают в них только сожаление и отчаяние. В окно бьёт первый луч восходящего солнца, и именно он стал сигналом к концу. Чонгук притягивает старшего к себе, обнимая, как можно крепче, и целуя те губы, по которым уже успел соскучиться. Сегодня Чонгук в очередной раз убедился в том, что прикасаться к этим губам, чувствовать их тепло и сладость — жизненная необходимость. Он нуждается в них, точно так же, как наркоман нуждается в дозе. Юнги — его личный наркотик. Он не может принадлежать кому-то, кроме него. А Юнги уже не в силах сопротивляться. Только за последние часа два его «стальная» выдержка сломалась раз пять точно. Что уж говорить про всю ночь? Он не хотел его целовать, но он целовал. Он не хотел, чтобы Чонгук прикасался к нему, но Чонгук всё равно стоял на своём. Юнги не хотел спать с ним. А Чонгуку похеру. Слишком поздно Юнги осознал, что сопротивляться Чонгуку — бесполезно. Он всё равно не выиграет эту войну. Он проиграл в сухую. Устоять перед Чонгуком в последнее время просто невозможно. И любая попытка противостоять ему, карается тотальным сломом выдержки и нервной системы. Юнги отстраняется от его губ и прижимается к нему своим лбом, не позволяя себе открыть глаза и посмотреть на него, ведь он знает, что сейчас начнётся. В его голове мелькает одна единственная мысль, которую он, по своей же глупости, озвучил: — Вот мы и вернулись к тому с чего начали. — прошептал старший. — Секс, который стал своеобразным прощанием. Чонгук прикусил губу, приложив ладонь к щеке Юна. — Прошу тебя, Юнги, не дай мне уйти. Я не хочу ехать туда. — прижался к нему сильнее. — Не хочу снова через всё это проходить. — прошептал умоляюще. — Я лучше умру, чем с ним жить буду. Юнги не может слышать этих слов. Ему и так до безумия больно и противно от той мысли, что Чонгук снова попадёт в лапы Чимина. Ему противно только от одной мысли, что Чимин хоть пальцем его тронет, ни говоря уже не о чём другом. Его и так выворачивает наизнанку. — Намекаешь на то, что я должен сейчас тебя убить? — он приоткрыл глаза, сразу сталкиваясь с тем взглядом, который так печально смотрит на него снизу. Чон ищет в нём спасение, но зачем? Зачем, если Чонгук прекрасно знает, что даже при всём желании он не сможет ничего сделать. — Прости, но я не смогу. Печаль в его глазах мгновенно сменилась на отчаяние, которое словно гигантская волна, накрыло их обоих. И никто из них не знает, кто начал первый, но факт остаётся фактом: они снова целуются. Только вот целуются они не так как обычно, а медленно, не торопясь, чувствуя на себе каждое прикосновение. — Прости, Юнги-хён, но в этой истории мы с тобой проиграли…