Дикие Карты Атлантиды

В Городе Потерянных Душ что-то изменилось. Чья-то новая тень проскользнула в это чистилище для растративших себя по мелочам, разбазарившим по заповедным кустам, в которых бесчисленные служки Повелителя Мух ждут свою добычу. Эта тень металась по главной площади в поисках волшебного фонтана. Если испить из него воды, а потом нырнуть в Реку Слёз и переплыть её – исполнится самое заветное желание. Так говорили они. Тень не помнила, кто именно эти «они» и с кем они говорили. Но в их словах было столько обещания, что хотелось им верить. Тень помнила, как раскрылись крылья, как блестели ярче звёзд глаза, как изящно они улетели в небо. Тень хотела лететь с ними, она скользила за ними по воде, она собрала пыль тысяч дорог, сходила с ума, ловила на постоялых дворах, как капли дождя, крохи их света и пила кровь тех, кто был достаточно беспечен, чтобы возжелать её. Иногда тень сворачивала совсем не туда. Однажды она попала даже в Неверленд и отведала мёртвой крови, обретя новую плоть и новую одержимость. Теперь тень уже не хотела лететь с «ними», она хотела отведать их крови, впиться клыками в эти совершенные крылья, наполнить океаном слёз «их» нездешние глаза, спеленать, захватить, обладать, навсегда запереть в своих владениях, изгнав из них этого нелепого Повелителя Мух с его дохлыми феями и испуганными обреченными детьми. Тень желала крылатых. Флугенхава, Ваганто, Плумито… Тень смаковала даже звучание этих родов. Она всё больше погружалась в безумие. Когда Неверленд вновь ушел под воду, тени удалось вынырнуть в сточной канаве Города Потерянных Душ. Тени казалось, крылатые играют с ней в прятки. И она объявила войну не просто крылатам. Тень всей своей извращенной любовью, врагом, который будет повержен, назначила всю Атлантиду. Она так отличалась от них, была искорежена, уродлива, несчастна и безнадежно смертна без чужой крови – живой или мёртвой, что её одержимость бессмертными порвала материю на части и создала новый остров. Тень назвала этот остров Оплотом Пустоты. Она отстроила подземелья, она одурманила мастеров и те ковали особые цепи, способные удержать даже дракона. В это тень твердо верила. Она сотворила золотые клетки для Флугенхава. Она натворила зыбучих песков для Плумито. Она желала их свет. Она хотела почувствовать их души на вкус. Сперва тень действовала агрессивно и была откинута мощью родов. Потом научилась коварству и стала давить на жалость. Она обратилась в жалкую оборванку, умоляющую о помощи. Она каталась по земле, она кричала, что или крылатые останутся с ней в этой грязи, либо она умрёт. Она взывала к бессмертным, манила их, жадно поедая отблески их сострадания и любви и… её лживые мороки развеялись. Суна Флугенхава. Тень её ненавидела. Суна пролила свой изначальный свет волшебным ливнем и прибила грязь. И смыла обман… Развеяв морок. И тот, кого она так желала, стряхнул наваждение, увидел у тени глаза дохлой феи, бестолковой мухи, чего-то просто противного. И улетел. Дин Ваганто. Тень рода вновь воссоединился со своим светом, Аромором Ваганто, власти над которым у тени не было вовсе. Тень пробовала действовать иначе. Заморочить саму Суну стараниями мертвой дочери феи Динь-динь. Лоли казалась такой убедительной. Так отчаянно, веруя в свои заблуждения плела паутину лжи… И обратилась в прах. Креинто Флугенхава. Старший рода. Лоли готова была проклясть его, но не в силах мертвых детей Повелителя Мух даже сформулировать проклятие. Тогда тень прибегла к последнему средству. Она пробралась в Город Потерянных Душ. Фонтана не было. Фонтан перенесли. Куда? Тень обозленно металась по Городу, пока не вышла на берег реки Слёз. Прямо у воды сиял золотом волшебный фонтан. И вода била из него радужными струями. Тень жадно припала к этому чуду. Она пила и пила, ощущая невероятную силу, она становилась всё больше, плотнее, она ощутила свою монументальность, величие. Она увидела, как над водой кружится та, чьё бессмертие она вновь возжелала больше всего. Разбежалась, прыгнула в стремительном прыжке и… камнем пошла ко дну. В последний миг до того, как стать ничем, раствориться, уйти насовсем в Неверленд ещё одним щербатым камнем, злобной статуей корявой старухи, она, давясь песком, осознала всё. И ничего. Прощения не будет. Войны не будет. Атлантида вечна. – Марсо, это всё-таки жестоко, – вздохнула Суна Флугенхава, когда успокоились круги на воде. – А она иначе не поняла бы. Она так и гонялась бы за тобой и другими крылатыми. Доброта и милосердие – это для своих хорошо, как и вся эта любовь. Но вот для этих, – Марсо небрежно кивнул в сторону реки. – Прости, но тут уже надо уметь убивать. Состраданием уродство не исцелишь. Прах любовью живым не сделаешь. Зато заморочить их можно. И за это мне, кстати, вообще не стыдно. Я знаю, что всё правильно сделал. Она бы иначе не унялась. А так… Ну какое-то время побыла даже счастливой. Если, конечно, это торжество одержимости и обжорство песком можно так называть. – Странные же у тебя способы вернуть долг, Марсо. – Действенные. Знаешь, если внимательно слушать, о чём говорит и о чём порой молчит Креинто Флугенхава, можно многому научиться. Ну я и научился. – Чему же? – Защищать. Своих. Пусть даже мои методы покажутся жестокими. Но сберечь своих важнее, чем быть милосердным ко всем подряд. Суна молча смотрела на реку Слёз. Всё это было каким-то неправильным. Ложью, мороком, отравой… Какая же кошмарная такая война. – Все войны кошмарны, Суна. Особенно те, которые развязывают ради любви, – Марсо опустил глаза. – Ты это знаешь по себе, не так ли? – Как и ты, наверное. Просто… Нужно время, чтобы понять, что воевать за любовь того, кто и так в сердце, всё равно что… убивать её. – Или пытаться ловить молнию мешком. – Либо война, либо любовь. Просто нужно время порой, чтобы это осознать. – Что ж, остаётся радоваться, что мы бессмертны, – улыбнулась Суна. – Времени у нас так много, что его вовсе нет. Мы вне времени. И это и есть чудо вечной жизни. Над рекой слёз закружили чайки. И в их криках было что-то от поминального плача и от рождения новой жизни.