Надвое

Будто мало проблем от Сильвио и его людишек, прытких лишь тогда, когда приходится задирать юбки крестьянкам, но не когда требуется перебить полевых хищников… — Знаешь, во что мы вляпались? В очередную кучу говна, — бурчит Ли, глядя в синие, как морская вода, глаза Торлофа. — Неужели нельзя было послать кого-то из наших, а не людишек Сильвио, на ту треклятую ферму? — И что бы это дало? — Торлоф машет жилистыми, загорелыми, а не смуглыми, обветренными руками. — Ополченцы перебили бы к херам наших парней. Ублюдки Сильвио-то отсиделись. Они вообще везучие, как и их главарь. Ополченцы стрясли дань с крестьянина по имени Бенгар и его людей. Если бы наёмники не увильнули — скорее всего, они в это время просиживали жопы в «Мёртвой гарпии», — то дали бы понять, что соваться на ферму себе дороже. В итоге Бенгар отказывается присоединяться к Онару, объясняя это тем, что «от ленивых головорезов никакого проку». В свою очередь тот не хочет вникать и разбираться, чьи люди не отрабатывают деньги. Ли стискивает зубы и сжимает кулаки так, что на предплечьях вздуваются вены. — Ладно, — бормочет он. — Иди. С Онаром я поговорю. Позже… …когда тот перестанет пылать, как раскалённая железная заготовка, и начнёт хоть чуточку трезвее соображать. Ублюдок Сильвио и людишек набрал под стать себе. Обиженный на то, что наёмников возглавляет не он, создаёт проблемы. С каким бы удовольствием Ли прогнал его с фермы, если бы был уверен, что их пути не пересекутся! Увы, Сильвио не исчезнет. Разгневанный и одержимый жаждой мести, он будет ошиваться поблизости — до тех пор, пока один из его отморозков — своими руками он мало что делает — не вонзит клинок в грудь Ли. Недруга лучше держать поблизости, так легче за ним присматривать. Пока достаточно того, что Халед, смуглый варантец из людей Сильвио, соображает, кому стоит доверять. Со временем подтянутся и другие. Когда Торлоф уходит, Ли прохаживается до окна и обратно к столу. К Онару пока рано, если тот сам не попросит зайти. Щёки пылают. Подобное притягивается к подобному, в который раз убеждается Ли. В колонии от него в ушли люди, которым, как выяснилось, не по силам разработка шахты и постройка домов. От Лареса не ушёл никто. Он, угодивший в колонию отнюдь не безвинно, собирал вокруг себя жульё. Ли, генерал, руководивший войсками, не смог удержать подле себя людей, а вор сумел. Не утешали и мысли, что подобное притягивается к подобному, а честных людей здесь раз-два и обчёлся; что ушли Гомезовы жополизы. Умение добывать сведения — вот что в своё время толкнуло Ли общаться с Ларесом более тесно, чем ему хотелось. Этот навык пригодился и сейчас — в городе есть свой человек, и Ли известно, что творится за каменными стенами. Не всегда он, впрочем, извлекал выгоду из навыков Лареса. Один раз не заподозрил подвоха, когда тот ввалился в пещерку, в которой, кроме досок и меховой подстилки, ничего и не было. — Есть сведения, что Гомез затребовал у короля бабу в обмен на руду, — брякнул Ларес в ответ на немой вопрос, какого хрена припёрся. Одна бровь, пересечённая багровым, едва успевшим затянуться шрамом, двигалась плохо, в отличие от второй. Ли не уточнял, откуда Ларес об этом узнал — такой человек не мог не оставить в Старом лагере пару-тройку своих людей. Вопрос времени, когда тех разоблачат, а пока это время не настало, он пользовался добытыми сведениями. Ли понял, что Гомезу надоела баба, и тот заказал новую, но не сообразил, зачем Ларес принёс эти сведения ему. Он отложил молоток и гвоздь и резко, до хруста в шее, мотнул головой. — И? — Подумал, что такому человеку, как ты, нужна девка. Сатурасу — вряд ли. Сомневаюсь, что в его возрасте встаёт. Да хоть бы и стояло… Магия важнее постельных утех! — Ларес рассмеялся. Он говорил много, а по делу — нёс чушь. Ли не разделил его веселья. Будто проблем мало, ещё и женщину предложил приволочь. И куда? В место, где на одну девицу толпа мужиков! — Спятил? Ты хоть представляешь, какая начнётся грызня?! — Ли хотел одного — чтобы Ларес отстал с дурацким предложением. — Споры, кому её трахать, до добра не доведут. Если хочешь, забирай её себе, но будь добр — пользуйся сам и смотри за ней в оба. — Эй, я, вообще-то, тебе её предложил! — В карих глазах — лукавый блеск в неровном свете свечи из жира кротокрыса. — У вас, королевских полководцев, есть обычай — делиться с воинами трофеями, хм? Ли захотелось стереть ехидную усмешку с наглой рожи, однако… Он слыл уравновешенным человеком и полководцем, способным вести бой не на горячую голову. — Если не видишь разницы между мной и Гомезом, нахрен потащился за нами? У меня нет привычки объяснять два раза. Кто не понял с первого, тот… — Ли не вспомнил, говорил ли вообще, что предпочитал обходиться без того, в чём не было необходимости. Не говорил — Ларесу уж точно. — Руки у меня заточены не только под рукоять топора. Могу обойтись ими, а не бабой. Ларес удалился, бросив напоследок короткое: «Как знаешь!» Ли не придал значения беседе. У него было слишком много дел, чтобы размышлять над такой ерундой.

***

— Послушай, если я готов платить твоему сброду, — Онар потирает широкие морщинистые ладони, — то это не равно тому, что «не могу обойтись без вас». Ли ожидал услышать брюзжание. Напротив, его бы насторожило, если бы Онар не ворчал. От затаивших обиду он ждал ножа в спину. То, что тот высказывает недовольство в лицо, хороший знак. — Как скажете! — Ли поднимается. Если он уйдёт, прихватив своих подчинённых, останется Сильвио, слишком жадный, способный всадить нож в спину. Онар далеко не дурак, чтобы не понимать, что тот из него вытрясет внутренности, выпьет кровь до последней капли и будет требовать ещё, иначе его люди не пошевелят и пальцем. Что бы он ни нёс, однако он со своим нежеланием кормить город в целом и паладинов в частности непомерной рентой зашёл слишком далеко. Вряд ли на старости лет Онар желает гнить в тюрьме, если, конечно, не тронулся умом. Он всеми силами даёт понять Ли, кто на ферме хозяин. — Чушь не неси. Ещё скажи, что в город потащишь свой сброд! — Онар откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза, его кадык дёргается. После недолгого молчания вздёргивает выбритый подбородок и выпрямляет спину, но подлокотники не отпускает, крепко сжимает. — Я говорил, и не раз, что мне нужно, чтобы на мою сторону встало как можно больше фермеров. Бенгар заплатил наёмникам, которые просто промотали его деньги. Глупый поступок — как с его стороны, так и со стороны этих лоботрясов. — Увы, кроме совета лишить провинившихся дневного заработка, ничем не могу помочь. — Ли разводит руками. Уж кто, а он умеет просчитать, что случится в ближайшем будущем. — Бенгар заплатил, потому что твои головорезы отказались работать за меньшие деньги! — Онар привстаёт. Его лицо заливает румянец, но не здоровый, а болезненный. Он хватается за горло и замолкает. Ли упирается ладонями в столешницу — точь-в-точь так, как во время доклада королю — и, глядя в глаза, делится тем, что предвидит: — Сколько заплатил Бенгар за защиту, не знаю, но уверен в одном: вряд ли «мой сброд» с него затребовал больше, чем величина ренты, не так ли? — Онар молчит, благо его лицо светлеет. Ли, не получив ответа на вопрос, добавляет: — Один раз ополченцы с него взыщут, другой… а на третий он сам начнёт искать тех, кто его защитит от них. Но не согласится на сделку с первым встречным ублюдком, а подойдёт к выбору с умом. Он ловит себя на том, что не говорит прямо, а намекает, что его люди не поступили бы с Бенгаром так, как сброд Сильвио. Ли не увильнул, а пришёл сразу, когда Василий, управитель, сообщил, что Онар хочет поговорить, точь-в-точь таким же тоном, как передавал приказы Робара ll королевский слуга. Ли ловит себя на том, что перенял манеру вести деловой разговор намёками у Лареса. Та нужна, когда прямота неуместна: начни он доказывать, что натворили дел не его люди, а люди Сильвио, его речь уподобится оправданию. Ли считал, что всё можно высказать в лоб, включая недовольство, поэтому не любил намёки и полунамёки, хотя понимал их… …кроме того раза, когда Ларес предложил отбить у Гомеза женщину. Солнце давно зашло, на глади воды луна проложила дорожку. Вода за знойный день прогрелась, и Ли с удовольствием доплыл до середины озера, после вернулся обратно. Его не удивило бы, если бы донельзя изношенные тряпки исчезли — в колонии, отделённой от внешнего мира Барьером, и они ценились. Одежда валялась там, где он оставил. И не только она. В последнее время Ларес попадался на глаза чаще, чем нужно. Он то подпирал стену одного из уже выстроенных домов и подбрасывал кусок руды; то беседовал с кем-то в том же месте, куда захаживал и Ли. И всегда неизменно вскидывал бровь, когда замечал того. Если раньше Ларес мог случайно встать на пути, то в это место пришёл явно намеренно. — Напрашиваешься, чтобы я начистил тебе рожу? — уточнил Ли — зло, без ехидцы. В ответ получил тихое: — Пс-ст, не шуми! — Ларес поднялся. Его шатало. Разбойники ограбили людей Гомеза. Среди груза было и вино, много вина… …а вот женщины не оказалось. — Какого хрена тебе от меня нужно? — Ли не отошёл, когда Ларес придвинулся совсем близко. — Говорю: не шуми, — выдохнул тот, обдав запахом не только вина, но и болотной травы. Ещё и укурился вусмерть… — Неужели и правда не понимаешь? Или король набирает приближённых, которые никогда не трахаются? Умно: на королеву такие подданные не залезут, да и его жопе ничто не угрожает. Ларес подкрепил пьяный бред действием, чем объяснил, какого хрена ему надо — того самого, с каким рождаются все мальчишки. Одну руку он положил на затылок Ли, надавил ею, уверенно, приблизив лицо того к своему… Ларес способен ходить вокруг да около, потом, улучив удобный момент, брать то, что ему нравится. Губы Ли языком он разомкнул осторожно, делясь вкусом вина и болотной травы. — Какого?.. — Он едва удержался на ногах, когда тот перехватил его руку. — Вам, королевским воякам, завязывают яйца на узел, а, генерал? — буркнул в ухо, обдав тёплым дыханием. — По-олные — вот-вот лопнут. Пьяный, укуренный, лишённый женского общества и оттого — творивший откровенную херню, потому что не нашедшее выход семя стукнуло в голову. — Проваливай, пока не я не наподдал под зад! И приходи трезвым!.. — Ли не любил — и не любит до сих пор — трахать крепко пьяных. Одного неудачного раза с лихвой хватило, чтобы появилась эта нелюбовь, которая и породила последнюю фразу, более чем двусмысленно прозвучавшую. В ту ночь ему пришлось ещё раз окунуться не только для того, чтобы злость — не на Лареса, а на себя за то, что невольно вывалил на обозрение равнодушие к женщинам — схлынула. — Ладно, я тебя понял! — Онар, до этого долго молчавший, вырвал Ли из воспоминаний. — Похоже, выбора у меня всё равно нет. — И покачал облысевшей головой. Тот не стал с ним прощаться.

***

— Ходят слухи, что ты не просто наёмник, а генерал. Это правда? — Текла ставит на столешницу миску. Неясно, чем она приправляет мясо, но оно у неё получается на диво вкусным, даже прибавляет сил. Ли сегодня их истратил немного, однако аппетит у него всегда был отменным. — Сядь. — Он терпеть не может разговаривать с грудью, хотя та пышная, распирающая корсаж простецкого коричневого платья. — Нет времени. С тех пор, как вы появились, присесть некогда. Всё у плиты да у плиты! — Текла увиливает, причём очень ловко. Ну и пусть, Ли не хочет вести праздные беседы — ни с ней, ни с кем бы то ни было. Хватит того, что приходится перекидываться словечками со своими людьми. И взглядами — с цепными варгами Сильвио. Как пить дать тот подговорил своих людей взять деньги у Бенгара и смыться, зная, что Онар не станет разбираться, чьи лоботрясы натворили дел. У Онара одна истина: есть наёмники, а есть их главарь, который должен за ними присматривать и не делить их надвое — на своих и чужих. Одна неприятность, другая… Сильвио наверняка попытается — если уже не пытался — убедить Онара, что предводитель из него лучший, чем Ли. Это пока он зло зыркает, потому что откусить больше, чем может, не в силах — обломает гнилые зубы. Ничто — и никто — не может перебить желание поесть, поэтому Ли погружает ложку в мясную похлёбку, зачерпывает густую ароматную жижу и отправляет в рот. Сильвио может сколько угодно бросать ненавидящие взгляды. Ими он не убьёт, а в схватке сойтись не пожелает — не его методы. Он не может не понимать, что генералами становятся отнюдь не за красивые глаза, а за боевые заслуги. Новый лагерь был поделен надвое — половину его территории заняли воры, вторую — наёмники. Маги не считались — те заняли большую пещеру и крайне редко высовывали из неё нос, а в мирские дела не вникали. О мелкую косточку Ли едва не ломает зуб, поэтому вынужден отвлечься от еды, чтобы выплюнуть её. И не только это его отвлекает: Джарвис, один из его людей, ссорится с Раулем, человеком Сильвио. Те выходят, утаскивая за собой желающих поглазеть на драку. Ли некоторое время слушает подбадривающие выкрики и свист. Он никогда не вмешивается в стычки. Ребята не мальцы, разберутся сами. В Новом лагере, случалось, наёмники били морды особо обнаглевшим ворам, посягавшим на торчавший из кармана косяк болотной травы или мешочек с рудой. Иные, например, Горн — куда он подевался? жив ли вообще? — участвовали в разбойничьих нападениях. Вторую косточку Ли не пытается надкусить, а вынимает сразу. Вкусно, сытно, и даже досадная мелочь не портит наслаждение. С Ларесом Ли делил лагерь надвое, но тому не пришло бы в голову всадить нож в спину. Тот ни разу не извернулся так, чтобы самому выплыть, а его утопить. Выведал, паскуда, что Ли не нужны женщины, и только тогда решился брать штурмом крепость, на поверку отнюдь не неприступную. Ли — не каменный, а живой, у кого не было постельных утех слишком давно. С «полными яйцами», как выразился Ларес — по пьяни, но подметил верно. Тот если и вспомнил, что творил, то предпочтёт сделать вид, будто ничего и не было, решил Ли. Той ночью похоть могла схлынуть, но он сделал свой выбор — и в итоге воображение нарисовало, как он подмял разгорячённое тело. Ли не видел ничего зазорного в том, чтобы помочь себе собственной рукой, однако ловил себя на том, что хотел не этого — не ощущения твёрдой, заточенной под рукоять топора ладони на собственном конце, а подвижных ловких пальцев. Ларес пришёл на следующий день — просто ввалился в пещеру, где обустроился — и продолжал обустраиваться — Ли. Совершенно трезвый, только лёгкий запах болотной травы притащил за собой. — Есть разговор? — уточнил Ли, не исключив, что Ларес пришёл обсудить дело. Например, появилась проблема — одна из тех, которую следовало решить сообща. — Конечно, — тот присел на краешек уже сколоченного стола, и погладил мех — таки решился поменять доспехи Призрака на другие, сшитые охотником по имени Вольф (захотел забыть о недавнем прошлом?). — Не ты ли затребовал, чтобы в следующий раз я припёрся трезвым? Память у сукина сына оказалась хорошей, несмотря на выпивку. А был ли Ларес настолько нетрезв, как показывал это? Ему наверняка приходилось притворяться вусмерть пьяным, якобы из-за неспособности стоять на ногах толкать прохожего. Не новый, но верный способ спереть кошелёк. — Хм… — Ларес упорно напрашивался на то, чтобы его трахнули… и Ли не воспротивился. Тот только и смог, что хмыкнуть и пробубнить себе под нос: — Не здесь. На старом месте. — Договорились! — Ларес повёл бровью и исчез, будто его и не было, только оставив после себя лёгкий запах болотной травы. Он ушёл, оставив Ли наедине с мыслями и воспоминаниями, с каких пор место, где тот купался, превратилось в «старое». Ни с каких, его следовало как-то обозначить, чтобы понимали только двое — и никто кроме. Ли отодвигает пустую миску и берёт в руки кружку пива. О, Текла налила неразбавленного, подмечает он. Хоть какая-то польза от прошлого. — Ну ты и задал ему, Рауль! — доносится со двора. Ли залпом пьёт пиво и поднимается. Он не отворачивается, когда ловит взгляд Сильвио, в котором красноречиво читается: «Твои люди — слабаки!» Он просто направляется к двери — одновременно с Булко, наивернейшим цепным варгом Сильвио, делает вид, что не подозревает, будто его хотят оттеснить мощным плечом, но твёрдо стоит на ногах, когда тот толкает его — и в итоге отшатывается. После крохотной победы Ли выходит из таверны. Первым, как и положено главарю. Джарвис сплёвывает кровь — может, с зубом, может, нет, со стороны не видно. Ли его утешать не собирается и идёт своей дорогой. За Барьером он ужился с вором, чьи методы руководить сильно отличались от его собственных. Здесь же не может найти общий язык с наёмником, с которым находится по одну сторону.