Бунт

Гай тяжело слез с аэробайка и нырнул вместе с ним под ветви, скрывавшие вход в убежище. Его точно никто не видел: ночь выдалась безлунная, а Катце обо всём позаботился, как и обещал. Потрёпанный неприметный аэрокар доставил Гая на западную окраину Кереса, где в развалинах одного из зданий был припрятан аэробайк. Состояние Гая было таким, что впрыснутой врачом дозы энергетика и обезболивающего едва хватило, чтобы добраться до цели. Управлять даже лёгким стареньким байком одной рукой оказалось слишком трудно. От напряжения боль становилась всё сильнее. Левую половину тела как будто пережёвывали гигантские челюсти, и последние пять минут Гай скрипел зубами от боли и тихо выл, изо всех сил стараясь не потерять сознание. Он оставил аэробайк у входа, включил тусклое аварийное освещение — другое здесь давно не работало — и, держась за стену, побрёл вниз. Дверь в комнату была не заперта, единственный стул валялся на полу, на столе была коробка с обезболивающим и полупустая бутылка воды, у стены белела смятой постелью кровать, а на подушке всё ещё виднелся отпечаток головы. Гай, не отсчитывая, зачерпнул несколько пилюль из коробки и, отправив их в рот, допил воду, оставшуюся в бутылке. До него из неё пил Рики — можно считать, что это их последний поцелуй. Гай сделал несколько шагов до кровати и лёг. Уткнулся в подушку. Потянул носом знакомый запах. Боль, до этого мучившая всю левую половину тела до стона, до крика, отступила перед другой — раздавливающе тяжёлой, душащей, от которой не то что застонать — вздохнуть не получалось. Воспоминания и запах на подушке — всё, что осталось от целой жизни, в которой был Рики. Запах скоро выветрится, а воспоминания испоганены последней ссорой. Каждое слово Рики о Ясоне въелось в память, как след от ядовитого укуса. И сам Рики запомнится именно таким: злым, красивым, полностью обнажённым, с повзрослевшим и дьявольски притягательным телом, покрытым следами чужих поцелуев. — Ты хотел вернуться к нему, — прошептал Гай, будто боясь потревожить тишину звуком голоса. — Ты сказал, а я не услышал, не понял. Очень хотелось заплакать, но не получалось. Сердце медленно рвалось на части, голова раскалывалась, глаза нещадно резало, и слёзы стали бы облегчением этой боли. Но облегчение — именно то, чего Гай не заслуживал. — Ты хотел, чтобы я жил, — пробормотал он в подушку. — Я сделаю, как ты хотел. Чего бы мне это ни стоило. Каждый вдох, каждый шаг будет искуплением. Как бы ни было больно. И когда их наберётся достаточно, тогда, может быть, придёт облегчение. Я не буду стирать память — я не слабак и буду достойным тебя, пусть хоть после смерти. Гай перевернулся на спину и закрыл глаза, прислушиваясь к боли, позволяя ей захлестнуть себя, утопить. Пусть боль станет союзником, пусть напоминает, что он жив и желание Рики исполняется. Через несколько минут Гай наконец смог сделать глубокий вдох и расслабиться.

***

Их было три. Три точёных фигурки за прозрачной перегородкой. Три демонстрационных образца — чистопородных пэта из серии, над которой Рауль трудился с особым вдохновением. Две самки и самец, их нежнейшая белая кожа, совершенные черты лица и мягкий зовущий взгляд должны были стать чем-то вроде вызова полукровке Ясона. Хоть в Рики и было то, на что Рауль обратил бы внимание при других обстоятельствах, тот не мог конкурировать с его творениями. Он назвал эту серию «Сиф»: золотистые, гладкие и оттого ещё более блестящие волосы ниспадали до уровня колен и напоминали драгоценное сияющее покрывало. — Определённо их ждёт небывалый успех, — услышал Рауль за спиной. Он узнал этот голос и обернулся. Перед ним стоял оживший мертвец, тринадцатый блонди. Ясон подошёл ближе и окинул пэтов критическим взглядом. — Великолепные аксессуары. Не просто новый выпуск Академии, Рауль, а пэты-элита. Их цена взлетит до небес. Было непонятно, шутит он или говорит всерьёз. И так же было непонятно, как себя с ним вести. Рауль не задумывался, как именно Ясон вновь предстанет перед ними, но не ожидал, что это произойдёт так скоро и как-то обыденно, мимоходом — как будто гибель Ясона не заслуживала того, чтобы заострять на ней внимание. — Ты серьёзно? — спросил Рауль, не найдя в ответ ничего более подходящего. Ясон посмотрел на него и кивнул: — Разумеется. Если бы эти пэты не были нужны для успеха аукциона, я с радостью приобрёл бы кого-то из них для себя. Пожалуй, самца. Он прекрасно вписался бы в мой интерьер. Рауль перевёл взгляд на пэтов. Очевидно, что новому Ясону был имплантирован опыт предшественника. Но до какой степени? Он говорит о пэтах так, будто не помнит своего полукровку. Или делает вид? Что мешает спросить его об этом прямо? Прежнего Ясона Рауль непременно спросил бы, а этот Ясон… насколько он... «Ясон»? Рауль моргнул, невидяще глядя в одну точку. Что за вопрос он только что задал себе? Что это значит — быть Ясоном Минком? Или Раулем Амом? Что в них делает их теми, кто они есть? Не функционерами Юпитера, а личностями? Внезапно возникло странное чувство — будто ступил на запретную, опасную территорию. Рауль снова моргнул и вдруг понял, что делает это, когда растерян. Это что, его особенность? Мелочь из множества тех, что делают его «Раулем»? — Ты думаешь о приобретении нового пэта? — вдруг спросил он и внимательно посмотрел на Ясона. — Разумеется, — ответил тот, в свою очередь посмотрев на Рауля. — Статус обязывает. От взгляда Ясона стало не по себе. Наверное, что-то похожее можно почувствовать, если смотреть в зеркало и не видеть своего отражения.

***

В складском ангаре космопорта было многолюдно, как в муравейнике. Если в первые двое суток после взрыва все спешили что-то куда-то вывезти, то теперь грузопоток развернулся в обратном направлении. Танагура вела себя невозмутимо, будто вообще ничего не произошло, а Мидас сделал объявление о проведении Большого аукциона — значит, всё в порядке. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Катце осматривал только что прибывший груз, чувствуя на себе напряжённые взгляды курьеров — как будто те ждали удобного момента, чтобы спросить. — Что за говно стряслось за городом, шеф? Так и есть. За последние три дня этот вопрос Катце слышал уже раз в сотый. Все, кто с ним работал, задавали его именно ему. О том, что в Танагуре что-то взорвалось, эти курьеры узнали ещё в далёкой системе Дельвия. Новости по галактике распространяются со скоростью света, а новости о Танагуре — ещё быстрее. — Так что там с шахтой? — на всякий случай уточнил курьер. — Конструкционный износ, — сухо сказал Катце, сосредоточенно поджигая сигарету. Второй курьер деловито сплюнул на пол и сказал: — Так заявил Керес. А на самом деле? Катце выпустил струйку дыма и как можно спокойнее произнёс: — Конструкционный износ. — Хочешь сказать, что ничего не знаешь? Нам-то оно какой жопой вылезет? — Не знаю, — честно ответил Катце. — Работаем как прежде. Будут изменения — сообщу. Ничего страшного не случилось. Курьерам пришлось довольствоваться таким ответом. В конце концов, их волновало собственное положение, а не правда о происшествии. Глядя на удаляющиеся спины, Катце с облегчением затянулся сигаретой. Ныли скулы и плечи. Держать лицо никогда не было так сложно. — Ничего страшного не случилось, — эхом повторил он. «Случилось что-то страшное, — сказал Дзико. Он позвонил первым, едва Катце успел отдать Гая нанохирургу. — Сначала затряслась земля, а теперь взбесилась сеть. Я не успеваю отслеживать всё. Подземные толчки, спровоцированные детонацией какого-то вещества в Дана Бан. Обвал в одном из тоннелей Халаза. Разрушения Хэбея до восьмидесяти процентов — и это по предварительным оценкам. Керес сделает заявление, как только Танагура даст отмашку. Решения Совета ещё не было, иначе я бы уже отловил любовное послание кересским шишкам. Что там за бардак у этих…» Никогда раньше Дзико не был настолько многословным. «Ты, Катце, правильно делаешь, что держишь средства на внешних счетах и презираешь местные акции. А я, сука, увлёкся, и в первые же двадцать минут после инцидента потерял дохера бабла. Стабильность, сука, расслабляет…» Никогда раньше Катце не слышал от сдержанного Дзико таких выражений. Тот был прав: внешние счета — лучшее место для хранения средств. Анонимные — особенно. Их обслуживание кое-чего стоит, но, как говорится, оно того стоит. Дзико не повезло: несмотря на холодный расчётливый ум, он оказался азартен и погрузился в биржевые спекуляции по самую макушку. Катце сбил пепел с сигареты, и тот упал прямо в след от недавнего плевка. В этом был какой-то необъяснимый символизм, но Катце слишком устал, чтобы разбираться с играми собственного разума.

***

Зелёный Пояс — совсем не привлекательное место. Буйная растительность, местами почти непролазные заросли и ничего, что заслуживало бы внимания. Туристам здесь не на что смотреть, монгрелам нечем поживиться. А Дана Бан вообще издавна пользуется дурной славой, так что его обходят стороной. «Помни, что ты мертвец, так что не светись в Кересе», — прозвучал в памяти голос Катце. Зелёный Пояс — не Керес, а в Дана Бан никого живого и вменяемого не потянет, особенно после взрыва. Намертво вцепившись в руль аэробайка единственной рукой, Гай летел над высоким кустарником, задевая макушки и срывая листву. Два дня после возвращения из Нил Дартс он лежал, вставая только за тем, чтобы справить нужду и поесть. Как странно сложились обстоятельства. Не зная, вернётся ли после встречи с Ясоном, он натащил в своё убежище запасов, чтобы первое время у Рики было всё необходимое. Еда, вода и лекарства — всё это теперь пригодилось ему самому. Благодаря этому он и правда может долго нигде «не светиться». Солнце начало клониться к горизонту, плотные длинные облака медленно плыли по залитому красным небу. Кровь и дым — вот что это напомнило Гаю. Отправиться к Дана Бан на закате было осознанным решением. Потому что так больнее? Наверное. А ещё так меньше вероятности потревожить покой этого места. Как будто яркий дневной свет что-то меняет. Заросли кончились, и Гай увидел то, что осталось от Дана Бан. Там, где ещё несколько дней назад стояли обветшалые строения, теперь была неглубокая, но гигантского диаметра яма, из дна которой торчали остатки конструкций. Гай притормозил у края и заглушил двигатель. Он спустился по пологому склону и медленно пошёл вперёд — к тому месту, где назначил Ясону встречу всего четыре дня назад. Каких-то четыре дня! Так недавно, что кажется, ещё можно протянуть руку и всё исправить. И от этого так тошно! Гай посмотрел вниз. Где-то там, в глубине, похоронены два тела. Может, прямо под ногами. Тошнота подступила к горлу. Это оказалось труднее, чем можно было предположить. Гай зажал рот ладонью и, спотыкаясь, побежал обратно. Вылез из ямы и, обессилев, сел в пыль рядом с байком. Слёзы принесли бы облегчение, но их снова не было. Гай как будто разучился плакать. Он сидел и слушал мёртвую тишину, с которой изредка перешёптывался лёгкий ветер. Постепенно краски на небе потускнели, начало темнеть. Когда очертания обломков на дне ямы размыло сумерками, Гай тяжело поднялся и сел за руль.

***

Казалось, само объявление о Большом аукционе вдохнуло жизнь в напуганный и потускневший Мидас — сейчас он вновь сверкал и веселился. Только тягостное чувство Рауля не прошло. Как и пять дней назад, поздним вечером лифт уносил его к вершине башни Юпитера. Как и тогда, всем предстояло собраться за круглым столом, а это значило одно — что-то из ряда вон выходящее случилось снова. Если бы новый Ясон как ни в чём ни бывало не появился в Эос, можно было бы предположить, что Юпитер собирается представить его всем. Рауль не был склонен обсуждать кого-либо за спиной, но сегодня не смог удержаться и не спросить Аишу, что тот думает о новом Ясоне. Аиша, казалось, даже немного удивился вопросу — как будто он не задумывался о своих впечатлениях. — Я не знаю, что ты имеешь в виду, Рауль, — ответил он, пожав плечами. — У меня не было ожиданий, кроме одного: Ясон больше никогда не совершит безумств и не запятнает честь блонди. Детали не важны. Детали не важны. Что считать деталями? Каждого из них или то, что создаёт в них неповторимую личность? С практической точки зрения всё верно: сломанную деталь заменяют. Но что-то сильно не так с другой точки зрения. С какой? Лифт остановился, прозрачные панели кабины раздвинулись, пропуская Рауля в коридор. Из другого лифта как раз вышел Орфей и, приветственно кивнув, направился к ближайшему входу. С другой стороны в зал совета входил тот, кто теперь назывался Ясоном Минком. Как только все заняли свои места, слово взял Гидеон: — Нужно безотлагательно принять важное решение, и я не могу сделать это в одиночку. Но начну с вопроса. Считать ли серьёзным преступлением сокрытие информации о том, что произошло в Дана Бан? Вопрос адресовался всем присутствующим, поэтому в ответ прозвучало одиннадцать «да». Рауль без колебаний присоединил свой голос. Гидеон кивнул и продолжил: — Дело очень серьёзное, господа. За состоянием грунтов в зоне разрушений ведётся наблюдение, и вчера на развалинах Дана Бан был замечен тот, кто, по полученной информации, погиб при его обрушении. Рауль встретился с Гидеоном взглядом. Это был совсем не тот Гидеон Лагат, который улыбался и шутил на дипломатических приёмах — сейчас это был жёсткий блонди, жаждущий крови за свой потревоженный город. — Я не намекаю на тебя, Рауль, — сказал он. — Но тот, кто тебя дезинформировал, должен быть наказан. — Бывший фурнитур соврал о смерти монгрела, устроившего взрыв? — раздался голос Аиши. — Сейчас я вам продемонстрирую, что зафиксировали камеры на руинах Дана Бан, — ледяным тоном ответил Гидеон и активировал сферический голоэкран в центре стола. Рауль смотрел на виновника катастрофы и мысленно осыпал Катце проклятиями. В своё время Ясон не позволил допросить своего полукровку с применением химии — и вот результат. Пять дней назад Рауль поверил Катце… «Зачем ты выгораживал этого монгрела?! — подумал он, глядя на то, как на голоэкране однорукий парень бежит к своему аэробайку. — И что ещё ты утаил от меня?» Когда видеозапись закончилась, Гидеон свернул голоэкран со словами: — Система распознавания лиц выдала сообщение об ошибке: внесённые в нулевой реестр не могут вот так разгуливать. Это тот самый монгрел, благодаря которому мы имеем столько проблем. — Его местонахождение известно? — поинтересовался Орфей. Рауль перевёл взгляд на Ясона Минка. Тот не может не понимать, что цель этого собрания — не монгрел по имени Гай. Это слишком мелко, а Гидеон хочет более ощутимой компенсации. Легко Ясон Катце не отдаст. Но найдёт ли он достаточные аргументы, чтобы Гидеон ограничился наказанием Гая? — Речь не о нём, — вдруг сказал Аиша, — а о том, кто знает слишком много и уличён во лжи. — Но вы же не собираетесь оставить это взбесившееся животное разгуливать на свободе? — скорее утвердительно сказал Жильбер. — Конечно, нет, — с нажимом ответил Гидеон и обратился к Ясону: — Насколько твой бывший фурнитур посвящён в дела Танагуры, Ясон? «Это будет трудно, Ясон, — невольно подумал Рауль. — На этот раз ни на какие правила не сошлёшься. Всё очень плохо». — Достаточно, чтобы обеспокоиться, если он начнёт игру на стороне, — вдруг сказал Ясон. «Очень трудно, Ясон, — снова подумал Рауль. — Слишком маловероятно, что тебе и на этот раз позволят самостоятельно провести допрос. Мне совсем не хочется применять к Катце методы Танагуры — после этого, со стёртой памятью, он станет абсолютно бесполезен». — Мы знаем, как он был эффективен на чёрном рынке, Ясон, — снова заговорил Гидеон. — Что ты думаешь о возможности его замены? Рауль задержал дыхание, как будто исход этого сражения был важен ему самому. В памяти мелькнуло испуганное лицо Катце. — Незаменимых нет, — прозвучал ответ Ясона. Рауль моргнул.