Бунт

«Ты в своём уме?!» — чуть не выпалил Гай, но вовремя прикусил язык. Конечно, было очень странно услышать, что кто-то вроде Меченого может всерьёз думать о побеге с планеты. Здесь каждому при рождении можно было бы лепить на лоб наклейку с надписью: «Ты родился на Амои? Поздравляем! Ты навсегда обеспечен постоянным местом под солнцем, неизменным занятием и бесславной кончиной». Этот мир не отпустит никого, особенно того, кто так опасен для Танагуры. Билет куда угодно? Бред, просто бред. Даже с кучей денег такое не осуществить. Вон, наведался в никому не нужные развалины, и то морду системе засветил, а тут — космопорт, многоуровневая проверка личности, виза, слежка… — Улететь отсюда нереально, — наконец сказал Гай. — Реально, — глядя в глаза, спокойно возразил Катце. — Аукцион привлечёт новую волну любопытных и потенциальных покупателей, я могу затеряться среди них. Гай фыркнул. — А визу сам нарисуешь? Если бы всё было так просто, Нил Дартс не был бы наводнён топляками всех мастей. Взгляд Катце будто заострился. — Во-первых, — невозмутимо начал он, — не каждый топляк жаждет вернуться домой. Есть немало тех, кто здесь «утонул» по доброй воле. Во-вторых, можно получить новое имя, визу и билет пакетом и без подделки документов. Гай почти физически ощутил, как у него вытягивается лицо: он начал понимать замысел Катце. Он потянулся за новой сигаретой, сосредоточенно закурил и, стараясь сохранить безразличный вид, сказал: — Это то, что я думаю?.. Шлёпнуть подходящего туриста и занять его место? — Да, — невозмутимо ответил Катце. Гай затянулся и медленно выпустил дым. Убить туриста — на такое не решались ни монгрелы, ни топляки, ни местные полностью отбитые на голову маргиналы. Это же неписаный закон: единственное, на что можно покуситься у туриста, — его карман. Всё. Своим хоть зубами глотки рви, но жизнь и здоровье туриста неприкосновенны. Больше туристов — больше кредиток. Всё же просто, как один плюс один. Прикончишь туриста — умножишь количество патрулей на улицах, осложнишь жизнь всем. Так что турист — священная корова воровского мира. — Убить туриста… — хрипло сказал Гай. — И чтобы никто не заметил? Ты вообще представляешь, сколько это может стоить?! — Примерно. Катце сказал это так спокойно! Так уверенно! Почему-то вспомнилось, как однажды Рики от нечего делать просматривал книжку об истории оружия. Чего там только не было! От уродливых громоздких механизмов до высокодекоративных вещиц эпохи бряцания металлом. Сейчас, при взгляде на Катце, вдруг вспомнилось слово из той книжки — «стилет». Меченый — это длинный, тонкий, изящный клинок в неприметных ножнах. Смириться с присутствием этого человека оказалось намного проще, чем привыкнуть к нему самому. Даже деля с ним одну кровать. Он как будто всегда окружён невидимым силовым барьером — приблизиться нереально. Кто он такой на самом деле? Конечно, можно спросить напрямик, но ответа всё равно не будет. «Я просто бомба» — значит много. Агент? Информатор? Доверенное лицо? Всё это вместе? Для простого информатора или агента у Катце был слишком аристократический вид. Даже сейчас, спустя две недели мучительной ломки, скудного питания и отсутствия нормальных бытовых условий, он по-прежнему утончённо красив, двигается и говорит так, будто всего на минутку вышел из дворцовых покоев. Даже в растянутом свитере и штанах, которые ссудил ему Гай, он выглядит, как модель с рекламного экрана. Он даже матерится с каким-то непередаваемым изяществом! Но при этом не принимать его всерьёз даже не придёт в голову. Конечно, Катце — не бандит из подворотни, но почему-то чувствуется, что он без колебаний убьёт, если увидит в этом необходимость. Из-за сумасшедшей серьёзности он кажется старше, чем есть на самом деле, и минуту назад, когда он внезапно улыбнулся, стало явно видно, что этот парень едва ли был рождён намного раньше самого Гая. Ну, года на три-четыре. Но в его взгляде всегда столько глубины, а в манерах — уверенности, что сразу чувствуешь себя не нюхавшим жизни сопляком, будь ты хоть трижды бывшим Бизоном. Наверное, именно тайны сильных мира сего наделили Катце железной хваткой и взглядом мудреца. Гай сделал затяжку, поперхнулся, закашлялся. Наверное, это знак, что надо перестать курить, когда захотелось, а то сигареты кончатся слишком скоро. — Твоё дело, конечно, — наконец сказал он. — Только мне эта затея кажется провальной. Найти туриста, подходящего под твои параметры, допустим, можно. Изготовить «пальчики», линзы с копией сетчатки. Допустим, ты даже сможешь изменить натуральный пигмент волос каким-нибудь «Гейзером», хотя хрен его знает, сканируют ли его при регистрации на рейсы... Но сделать тебе его рожу до того, как истечёт срок действия визы, никак не успеть. Туристы же здесь не торчат месяцами. Ну, недели две. Минус время на поиск. Даже если их сразу по прибытии в космопорте отбирать. Да и вообще… ты вон какой красавчик. Сменить такое лицо на неизвестную чужую рожу… — Не получится, — вдруг сказал Катце, и Гай от неожиданности снова чуть не подавился дымом. — Сейчас сделать новое лицо не получится ни мне, ни тебе. Думаю, Танагура ждёт от нас именно этого — что мы побежим к умельцам за пластикой. Можно использовать высокотехнологичную маску. Её изготовление занимает часы, какое-то время с ней можно жить достаточно комфортно, снимая не чаще, чем раз в неделю. Я улечу отсюда, а ты сможешь перемещаться без опаски. Выждешь два-три месяца, а потом… А потом… Гай затянулся так, будто из сигареты можно было высосать прошлое. Не думать о Рики почти получалось — из-за постоянного присутствия Катце. Даже в ночной тишине, когда обычно в голову лезет всё сразу, его мерное сопение успокаивало, и почти получалось отогнать мысли, как именно они вдвоём оказались на одной узкой кровати. Теперь Катце даже перестал кусать напоминаниями о том, кто во всём виноват — после того, как три ночи назад Гай проснулся от того, что вокруг него сотрясается мир. — Гай! Гай, проснись! Да проснись же, твою мать! Это был голос Катце, который изо всех сил тряс его, пытаясь разбудить. Не проснувшись до конца, Гай уткнулся в него и разрыдался. Ему приснился Рики — впервые после гибели. — Не могу… не могу… — забормотал он в жёсткую грудь абсолютно чужого, но живого и тёплого человека, от которого мог рассчитывать получить только порцию жестоких упрёков. — Я жалею! Как я жалею! Но ничего нельзя поделать. Что я теперь могу! Даже милосердно сдохнуть нельзя — я ему обещал… обещал, что буду жить с этим. Но как я смогу! Как?! — Сможешь. Наверное, это стоило любых дружеских объятий и утешающих речей. Всего одно слово, но сказанное тихим голосом, идущим из глубины, проникающим до самых костей, отозвалось успокаивающей вибрацией во всём теле. Это сказал не друг и не враг. Это сказал человек, обладающий огромной внутренней силой, стальным остро заточенным стержнем. Гай отстранился и вытер лицо ладонью. Стало ужасно стыдно за слёзы и за то, что прижался, как когда-то к мамке в Гардиан. Хорошо, что темнота скрыла всё, а то увидеть выражение лица Катце в этот момент было бы просто невыносимо. — Прости, — бросил Гай. — За что? За то, что разбудил меня своим воплем, или за то, что намочил свой же свитер? Потому что ты не должен просить прощения за то, что тебя накрывает осознание. Это нормально.

***

Кажется, тишина такая, что взмахни рукой — и зазвенит. Воздух наэлектризован до предела и, кажется, вот-вот начнёт искрить. Возмущение рождается где-то глубоко внутри и неудержимым потоком рвётся наружу, но с губ не срывается ни звука — только тихий осторожный вздох… двенадцать осторожных вздохов. Никто никогда не позволял себе такого. Рука в белой перчатке крепко сжимает черноволосый затылок — властно, по-хозяйски… так бережно. Не просто как собственность — как драгоценность. Звуки глотания кажутся оглушительно громкими и такими… животными. Возмущение нарастает — будто Ясон не просто напоил своего пэта из собственного рта, а решил с ним совокупиться у всех на глазах. Эти звуки глотания такие же неприличные, как и совокупления. Невыносимо громкие. «Что ты хочешь сказать нам этим, Ясон?!» — не выдержав, закричал Рауль. Он открыл глаза и уставился в потолок, будто и не спал. Ясон приснился ему во второй раз с тех пор, как рухнул Дана Бан. «А если бы я сказал, что люблю Рики? Ты бы, наверное, посмеялся, так ведь?» — вспомнились слова Ясона и его долгий ждущий взгляд. «Нет, — прошептал Рауль в темноту спальни, — я бы сказал, что ты сошёл с ума. И я уже не говорю о том, что ты привязался к существу, абсолютно недостойному твоего внимания, отбросу. Речь о самой сути блонди, которую ты утратил». Рауль моргнул. Что-то крылось уже не в том, о чём говорил Ясон, а в его собственных словах — тягучее, мучительное в своей неясности... и опасное, очень опасное. Рауль сел — волосы мягко укрыли обнажённую спину. Почему он отметил это? Как будто это случилось впервые. Он всегда спит без одежды и со свободно распущенными волосами. Ясон спал в пижаме. Откуда это известно? Из болтовни фурнитуров? Или пэтов? Или случайно оброненных слов самого Ясона? А новый Ясон Минк спит в пижаме?.. Какая, к чёрту, разница, и зачем вообще об этом думать?! Рауль резко откинул покрывало и встал. Он подошёл к огромному, во всю стену, окну и устремил взгляд в танагурскую ночь. Из темноты на него посмотрел идеально сложенный обнажённый мужчина — молодой, канонически красивый, длинные волнистые волосы укрывали плечи, пряча под собой рельеф идеально очерченных искусственных мышц. Перед глазами снова встала картина, как Ясон поит Рики изо рта в рот. Так вызывающе. Так нагло. Так отвратительно. Так… чувственно. «Я понял, что ты хотел нам сказать, Ясон, — прошептал Рауль своему отражению. — Ты будто дразнил, показывая, как тебе плевать на собственное падение, но это лишь на первый взгляд. На самом деле ты никогда не был настолько примитивным, и на той вечеринке ты продемонстрировал не только особенности кольца Д-типа. Ты показал, насколько больше всех нас познал жизнь. Отношения “хозяин-пэт“ — всё, за что ты мог держаться. Разве безумное укрощение строптивого дикаря не было ширмой для собственных желаний? Кого ты дрессировал на самом деле — его или себя?» «Три года, Рауль! И после этого ты ждёшь, что я его вышвырну?» — вспомнились слова Ясона. «Три года собственной дрессировки, Ясон, — тихо произнёс Рауль. — Ведь это не полукровка делал из тебя идиота, как я считал. Просто ты сделал свой выбор ещё тогда, на мидасской улице. Кем же ты стал, отказавшись от сути блонди? Насколько человеком ты стал до того, как погиб?»

***

Очередной совет, посвящённый поискам Катце, подошёл к концу. Итоги оказались неутешительны: до аукциона осталась всего неделя, беглец не обнаружен, монгрел Гай тоже исчез. Агентурная сеть в Нил Дартс никаких сведений не предоставила, ежедневные рейды по Кересу результатов не принесли. — Неужели у него нет никакой уязвимости, Ясон? — почти с отчаянием в голосе воскликнул Гидеон. — Ну хоть что-то, благодаря чему он может попасться! В зале повисла тишина, а все взгляды обратились к Ясону. — Шелах, — вдруг сказал тот. — Он курит только их, и много. «Сукин сын», — мысленно выругался Рауль и моргнул от неожиданности. Это было странное чувство — как будто наблюдаешь за игрой двух противников, один из которых вызывает такую неприязнь, что невольно становишься сторонником другого. Если бы за столом совета начали делать ставки, Рауль с удовольствием поставил бы на беглого бывшего фурнитура. Гидеон сделал неопределённый жест и сказал: — Взять все точки продажи под контроль нереально. Особенно, если он запасся впрок. Время истекает, аукцион совсем скоро. Ты можешь успокоить меня, Ясон, и сказать, что ему не придёт в голову снюхаться с каким-нибудь влиятельным гостем и потребовать защиты в обмен на информацию? — С чего мне знать, что придёт ему в голову, — пожав плечами, ответил Ясон. Ставку на беглеца не сделать, но можно уколоть его противника. Рауль обратился к Ясону: — Может быть, с того, что речь идёт о твоём бывшем фунитуре, которого в своё время не наказали должным образом? Ничто не изменилось ни во взгляде, ни в выражении лица Ясона Минка. — Не наказали, — согласился он. — Я помню об этой ошибке и делаю всё для того, чтобы нейтрализовать её последствия. — О чьей ошибке? — не удержался Рауль. — О моей, разумеется, — невозмутимо ответил Ясон. — Ты ведь именно это хотел услышать? Ты всегда был очень внимателен к моим ошибкам, Рауль. Никогда не мог просто наблюдать со стороны, как остальные. Кстати, почему? Ответа не нашлось. Но не потому, что Рауль внезапно лишился дара острословия, а от неожиданности. Он был готов к тому, что Ясон заявит, что не имеет к Катце никакого отношения, но никак не ожидал, что «Ясон» настолько отождествит себя с настоящим Ясоном. Рауль моргнул. — Что с тобой такое? — позже задержав его у лифта, тихо поинтересовался Аиша. Хотелось бы знать ответ и на этот вопрос, но и его не было. — Считаешь, что моё любопытство неуместно? — вместо ответа с вызовом бросил Рауль. — Мы все прекрасно знаем, что развитый интеллект несёт опасность. Сначала слишком умный фурнитур, потом ещё один, потом слишком умный монгрел, теперь… — Я не об этом, — прервал его Аиша, — а о твоих отношениях с Ясоном. Я не впервые вижу, как ты реагируешь на него. Такое впечатление, что он тебя раздражает. Сам Рауль всегда был с головой погружён в науку и помимо неё редко интересовался чьими-то делами, порой пропуская свежие новости и сплетни. Исключением стал разве что Ясон с его полукровкой. Аиша — полная противоположность: он как будто постоянно сканирует пространство, сама наблюдательность. — Тебя как будто раздражает то, что он снова с нами, — продолжал допытываться Аиша. — Это не он, — вырвалось помимо воли, но отступать было поздно, и Рауль прямо посмотрел в светлые серьёзные глаза Аиши. — Это другая личность с памятью и внешностью Ясона. Пауза — единственное, что выдало изумление Аиши. — Странно слышать это именно от тебя, Рауль, — сказал он. — От того, кто сам когда-то был на месте Ясона. — Нет! — отрезал Рауль. — Мой предшественник был биотехнологом, но не был Раулем Амом. С имплантатом я получил его знания и опыт, но никогда не пытался быть им самим. Когда-то Рауль заменил Этьена, теперь же вместо Ясона перед нами предстаёт другой блонди, но нам предлагается сделать вид, будто это тот же самый Ясон. В силу обстоятельств для широкой общественности он должен быть прежним Ясоном Минком, но здесь, между нами, кто кого хочет обмануть? — Он выглядит, как Ясон. Говорит, как Ясон. Помнит, как Ясон — следовательно, это он и есть, — сухо заметил Аиша. — Нет, и ты это знаешь, — с нажимом сказал Рауль. — Ясон сражался бы за своего бывшего фурнитура до последнего. Он нашёл бы тысячу лазеек в правилах и протоколах, лишь бы оттянуть утилизацию. Потом он убедил бы всех, что должен сам проводить допрос. А в процессе нашёл бы неопровержимые доказательства лояльности Катце. И всё это потому, что тот якобы настолько ценный кадр. Аиша подался навстречу и тихо произнёс: — Якобы? Почему? — Якобы — потому что дело не только в его полезности, — пояснил Рауль, — дело в эмоциональной составляющей их отношений. — В привязанности, ты хочешь сказать? Так вот что тебя не устраивает в новом Ясоне. Отсутствие уязвимости? Но уязвимость его и погубила, Рауль. И это знаешь уже ты. Если бы не случился Дана Бан, то произошло бы что-то иное. Или, что ещё более вероятно, иссякло бы терпение Юпитера. Но в конце концов мы в любом случае имели бы дело с сегодняшним Ясоном. — Ты только что подтвердил мои мысли, — сказал Рауль. — Мы делаем психологический импринтинг, стираем память, меняя личности или вовсе уничтожая их. Но это никогда не касалось элиты. Сейчас же я наблюдаю нечто похожее, применённое по отношению к одному из нас, а ты высказываешь уверенность, что это и есть неизбежный путь для блонди, посмевшего выйти за очерченные системой рамки. Потому что сломанную деталь заменяют. Потому что сама суть элиты — в служении системе и поддержании нужного имиджа. Потому что мы созданы для того, чтобы функционировать, а не для того, чтобы жить. Рано или поздно Ясона вернули бы к более предсказуемому поведению и привычному взгляду на вещи или заменили бы равноценной единицей. А между тем он не совершил должностного преступления, формально он даже не нарушил ни одного правила, что подтверждал сам Юпитер. И тем не менее ты уверен, что конец Ясона был предопределён. Почему? Потому что он позволил себе выйти за рамки только служения и решил немного просто пожить? — Рауль, — Аиша понизил голос, — ты говоришь очень странные вещи. Пожалуй, я сделаю вид, что этого разговора не было. А для тебя будет лучше, если ты больше ни с кем не будешь обсуждать то, что сейчас озвучил мне.