Бунт

«Челюсть» одобрительно хмыкнул и достал из кармана что-то, и правда видом напоминающее конфету. — Мы уже имели возможность убедиться, как вы быстры, господин Ренна, — сказал он, протягивая её Катце, — поэтому не сочтите за труд проглотить это. Так вам будет приятнее, а нам спокойнее. Катце взял то, что ему предлагали, — наркотик из тех, что превращают человека в жизнерадостную послушную куклу. Катце снял с «конфеты» обёртку: белая пастилка издавала тонкий манящий аромат и обещала несколько часов бездумной эйфории. Нужно... пока он ещё соображает, пока ещё может… попрощаться. Катце посмотрел на Рауля. Моргнул. Вернул взгляд на свою ладонь. «Конфета» всё ещё лежала на ней. Тогда как объяснить вдруг возникшую галлюцинацию? С чего могло привидеться, будто Рауль стоит и придерживает бесчувственного приятеля «челюсти», чтобы тот не упал? — Ну? — поторопил «челюсть», видя замешательство Катце. Он не заметил, как за его спиной возник Рауль и коротко, но сильно ударил по шее. Глаза под полукруглым рубцом удивлённо распахнулись и тут же скрылись под отяжелевшими веками. «Челюсть» начал заваливаться, но Рауль подхватил его и почти бережно уложил на бархатистый пол. Катце снова посмотрел на белую пастилку в своей ладони. Он спит. Или бредит. — Помоги, — вывел его из транса голос Рауля. — Этот удар лишает сознания эффективно, но ненадолго. Сон или нет — можно разобраться потом, а сейчас… Связать! Их надо связать! Катце бросил пастилку и рванул в ванную — за полотенцами. Там он машинально схватил самые большие и понёсся обратно. Бросил одно Раулю, сам наступил на край второго и резко дёрнул. Полотенце треснуло, но надорвалось лишь слегка. Рауль уже расправился со своим и стягивал руки «челюсти» импровизированными верёвками. Катце снова дёрнул край, на этот раз ткань нехотя поддалась. Рауль подхватил приготовленные обрывки и принялся связывать руки приятелю «челюсти». Катце присел рядом и занялся его ногами. С момента появления в номере непрошеных гостей прошло не больше десяти минут, а реальность уже успела несколько раз встряхнуть свой калейдоскоп. Теперь двое здоровенных парней напоминали мирно спящих амойских кукол, упакованных для отправки покупателю, а рядом с Катце стоял Рауль — высокий, сильный и красивый. Какая-то мысль мелькнула, но не успела толком оформиться, потому что Рауль заговорил: — Проверь, нет ли у него ещё таких «конфет». Их наличие было бы очень кстати. Катце пошарил в кармане «челюсти» и нащупал одну, развернул и сунул ему в приоткрытый рот. Рауль молча поднял с пола вторую и сделал то же самое с его напарником. Как сказал бы Гай, господин Мара тоже оказался не промах. Не было нужды спрашивать, что именно задумал Рауль. Через три часа «Звёздная странница» достигнет Фебоса, двое друзей сядут в шаттл и благополучно отправятся на поверхность. Это проще, чем заявлять о незаконном проникновении и объясняться со службой безопасности лайнера. Только почему в этой ситуации Рауль выбрал сторону Катце? Ведь Рауль Ренна и правда может быть преступником, а эти двое — сотрудниками полиции. — Нужно переместить их в ванную, — бросил Рауль. Спрашивать, зачем, тоже было не нужно. Когда увесистые ноши были уложены на полу ванной, Рауль наклонился над ними и заглянул каждому в рот — убедиться, что пастилки растаяли и успешно поглощаются слизистой. Он выпрямился и посмотрел на Катце. Это был хороший момент, чтобы спросить, и Рауль это понял. — Потом, — твёрдо сказал он. Потом он скажет, почему усадил себя в инвалидное кресло. Почему помог Катце избавиться от преследователей. Почему стал его любовником… Катце кивнул и отступил в сторону. Рауль прошёл к панели обслуживания, выбрал заказ еды в номер и начал быстро и на первый взгляд бездумно тыкать в пункты меню. Заказав в номер алкогольные напитки и обильный ужин на четверых, он снова вернулся в ванную. Он двигался так быстро и легко, что хотелось протереть глаза от неверия, что каких-то полчаса назад этот человек сидел в инвалидном кресле. Он даже сексом занимался так, будто не чувствовал ног! Катце пошёл в ванную вслед за ним. Рауль стоял над приятелем «челюсти» и, оттянув его веко, осматривал зрачок. — Почти готовы, — бросил он, выпрямляясь.— Скоро придут в себя. — Рауль, — позвал Катце. — Думаю, дождёмся доставки еды и тогда освободим их, — добавил он, будто не услышав. — Рауль, — повторил Катце, решив преодолеть игнор. — Поскольку они пришли в гости, то пусть угощаются, — продолжал говорить Рауль, — а потом поручим стюардам проводить господ к шаттлу до Фебоса. — Рауль! Он наконец повернулся и посмотрел в глаза. — Ты не инвалид! — Нет, — согласился он с и так очевидным фактом. — Но я действительно Рауль. «Действительно Рауль — в отличие от тебя», — услышал Катце. Разве он вправе ждать объяснений, если сам носит чужое лицо? Да и так ли нужны ответы? На статус-кво они не повлияют — по крайней мере, для Катце. Грусть навалилась удушающей тяжестью: до Тритона осталось всего четыре дня.

***

Что значит — быть живым? Чувствовать вкус пищи, замечать звёзды в ночном небе, подставлять лицо тёплому дождю или лёгкому ветру. А ещё — до одури хотеть снова расплавиться в объятиях другого человека, почувствовать, как он заполняет собой болезненную пустоту внутри, становится близким и важным. Даже если его толком и не знаешь. Даже если это всего лишь случайный попутчик. Что такое зависимость? Банка энергетика по утрам, ещё одна после завтрака, потом — перед обедом, и после него, и снова — перед ужином. И сигарета с ничтожно малым содержанием метамфетамина: одна после пробуждения, вторая — с утренним энергетиком, третья за завтраком — и так до самого отхода ко сну. Больше нет ни энергетика, ни сигарет. Говорят, человек, склонный к зависимостям, избавившись от одной, вскоре находит другую — более сильную. Такую, как лежать под Раулем и, уткнувшись в простыни, стонать от почти болезненного удовольствия, рычать от жадности, поглощая его, и звать, звать до хрипоты и боли в горле. Чувствовать, как тело, тугое, сильное, тяжёлое придавливает сверху, прижимается, кожа к коже. Как мощный твёрдый член упирается между ягодиц и медленно входит, до предела растягивая нутро — так, что на глазах выступают слёзы. А потом Рауль начинает двигаться, раз за разом ударяя по ягодицам, покусывая и целуя ухо и тихо спрашивая: «Что ты чувствуешь?» Вещий сон, оправдавшееся ожидание, сбывшаяся тайная мечта — вот что это было, когда Рауль, не дожидаясь, пока Катце разденется и уляжется под покрывало, толкнул его на кровать, перевернул лицом вниз и содрал одежду, как обёртку с конфеты. Жадный, нетерпеливый… и бесконечно нежный. Сладкая пытка — вот что такое секс с ним. Когда больше не можешь, но хочешь ещё. Отталкиваешь и одновременно притягиваешь к себе. Просишь пощадить и молишь не отпускать. Не отпускать никогда. — Не отпущу, — прошептал Рауль. — Обещаю. Наверное, эти слова были продолжением сна. Или наваждением. Рауль мягко вышел и лёг рядом. Катце с трудом перевернулся на бок и, подложив руку под голову, стал неприкрыто рассматривать его, бесстыдно раскинувшегося на постели. «Красивый, как бог», «божественно красивый» — в голову лезло только что-то вроде этого. Рауль был совершенством — начиная с точёного профиля и заканчивая всё ещё влажным от смазки членом. Катце облизнул губы. — Ответь мне на один вопрос, — вдруг сказал Рауль. — Днём ты говорил, что ни за что не пойдёшь на сотрудничество с этими людьми, а вечером выразил готовность пойти с ними куда угодно. Почему? Он не понимает? Вряд ли. Хочет услышать признание? Это в его духе. — Ты изменил решение? — снова спросил Рауль. Он тоже лёг на бок и подпёр голову рукой — очень белой в контрасте с тёмными волосами. Какая-то мысль снова не успела толком появиться, как тут же пропала. — Нет, не изменил, — ответил Катце. — Тогда скажи, почему. Разве ответ не очевиден? — Я не мог позволить тебе продолжать в том же духе, —со вздохом ответил Катце. — Почему? Это чёрт знает что. Он правда не понимает или играет? Вымогает признание, насколько он важен? — Как будто ты не понимаешь, что стал бы для них помехой! — раздражённо ответил Катце. — Мало того, что ты ненужный свидетель, так ещё и хватающий за руки-ноги! Вспышка не произвела на Рауля впечатления. — Хочешь сказать, что был готов пойти с ними, только чтобы не подвергать опасности мою жизнь? «Да, чёрт возьми! Хочу!» — А тебя это удивляет? — сухо спросил Катце. — Я втянул тебя во всё это, ты не должен был пострадать из-за меня. Рауль как будто задумался. — А сейчас, — вдруг сказал он, — когда ты знаешь, что я не такой, каким хотел казаться, ты поступил бы так? — Это не имеет значения. — Катце перевернулся на спину, прикрыв покрывалом область паха. — Думаю, ты не без причины усадил себя в инвалидное кресло. Как и я не без причины влез в твой номер. Думаю, важно не то, кто мы вообще, а кто мы друг другу. Поэтому да, я и сейчас поступил бы так же. Рауль моргнул. — А как же твоя преданность бывшему работодателю? Катце повернул голову, чтобы видеть его глаза. — А тебе никогда не приходилось делать трудный выбор?

***

Рауль закрыл дверь ванной, подошёл к зеркалу и всмотрелся в чужое лицо. Сколько ещё именно его будут гладить робкие тонкие пальцы? Сколько ещё трепещущие губы будут целовать этот чужой изгиб рта? Что это за странное, нелепое, непереносимое чувство ревности к собственной маске? «Он мой. Мой!» — тихо сказал Рауль своему отражению. Катце. Осколок прошлой жизни, воткнувшийся в сердце. Это ещё одна загадка вселенной: почему при всей её необъятности им не нашлось места порознь — только на одном трансгалактическом лайнере, только в одном номере, только в одной постели. Как будто в планы двух очень разных людей вмешалась судьба. Но судьба — понятие не для учёных. Они оперируют формулами и уравнениями. А в уравнении по имени Катце всё-таки обнаружилась одна неизвестная. «Важно не кто мы вообще, а кто мы друг другу», — сказал Катце. Скажет ли он то же самое, когда узнает, «кто вообще» его любовник? «У него не будет выбора, — прошептал Рауль, — он его уже сделал». Он выставил температуру воды на сорок два, скинул халат и встал под горячие струи. Ровно пять минут — и «химера» снимется без повреждений. Это единственное, что придётся снять. Похоже, Катце имплантировали голосовой модулятор, но искусственное тело элиты не нуждается в дополнительных устройствах, и в пигменте для волос вроде «Гейзера» — тоже. Закончив принимать душ, Рауль вернулся к зеркалу. «Химера» снялась даже легче, чем можно было предположить. Рауль уложил её в футляр, вынул из глаз линзы и вернул своим волосам прежние цвет и длину. Он снова посмотрел в зеркало и тихо сказал: «Он твой». «Для Ясона это плохо кончилось», — напомнил голос разума. «В системе Юпитера для нас это даже не началось бы, — возразил голос сердца. — Но теперь мы вне системы». Не став надевать халат, Рауль вернулся в спальню. Катце уже спал, лёжа на спине и натянув покрывало почти до груди. Рауль подошёл к кровати и осторожно лёг рядом.

***

Катце сладко вздохнул: знакомые руки снова легко погладили его волосы, а тёплые губы мягко сомкнулись на переносице. Остро захотелось поцелуя в губы, глубокого и откровенного. Не открывая глаз, Катце обнял Рауля и замер от ужаса: под руками явно ощущались волосы, мягкие, длинные, чужие. Наверное, это сон, один из тех кошмаров, что снятся время от времени. Просто нужно проснуться, открыть глаза. Катце разлепил веки и провалился в ледяную воду, судорожно хватая ртом воздух, но не в силах сделать вдох. Дёрнулся всем телом, чтобы вынырнуть на поверхность, но сильные руки удержали под водой, помогая тонуть. Кто-то издал дикий вопль, и Катце понял, что это он сам. «Тише, тише», — прошептал кто-то. Лба знакомо коснулись губы. Но грудь и шею укрыли светлые волнистые волосы. — Нет! Нет! Нет! — чужим голосом бормотал Катце, будто в лихорадочном бреду. — Прекрати! Прекрати это! Разбуди меня! Прошу, разбуди меня! Из груди вырвалось рыдание. Воздух закончился. Катце снова дёрнулся. Если он не проснётся прямо сейчас, то задохнётся. — Тише, успокойся. С Катце говорил сам кошмар. У него был голос мертвеца, лицо мертвеца и его же зелёные глаза. — Перестань! — всхлипнул Катце. — Не надо так со мной. Пожалуйста! Что тебе надо? Зачем ты выглядишь, как он? Это не сон. Это бред. Горячечный предсмертный бред. Виска успокаивающе коснулись губы, и со знакомо тёплым дыханием донеслось: — Затем, что я и есть он. Нет! Нет! Нет! Реальность слишком жестока. Она сломала свой калейдоскоп, смешав возможное с невозможным. — Он умер, — слабо, по-детски, возразил Катце, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. — Он — да, но я — нет, — сказал кошмар голосом Рауля Ама. — Ты сам всего полчаса назад сказал, что я усадил себя в инвалидное кресло, потому что у меня были причины. У меня они действительно были. Как и причины инсценировать свою гибель. Кошмар стал каким-то слишком реалистичным и потому ещё более страшным. Зелёные глаза Рауля Ама приблизились. — Дыши, — послышался знакомый голос. Это был Рауль. — Пожалуйста, дыши. — Хватит! — взмолился Катце. — Перестань выглядеть, как он! Это прозвучало беспомощно и наивно. Уже стало ясно, что реальность изощрённо издевается. «Но я действительно Рауль», — вспомнились недавние слова. Он действительно Рауль, но не Мара. И это невозможно. Потому что танагурский блонди не будет прятать лицо под маской, не будет притворяться инвалидом, не будет убегать от того… кому всецело предан. — Я схожу с ума, — пробормотал Катце. Рауль усмехнулся: — Если из нас двоих кто-то и сходит с ума, то это я. Послушай, мне пришлось скрыться. Я никак не ожидал встречи с тобой и уж точно не планировал сблизиться настолько. Но вот реальность, и вот я. Приди, пожалуйста, в себя и вспомни свои слова о том, кто мы друг другу, и что только это имеет значение. Рауль. Танагурский блонди. Катце трахался с танагурским блонди. — Ну? Как теперь насчёт статуса-кво? — сказал Рауль своим настоящим голосом. Сюрреалистичная картина мало-помалу рассеивалась. Вот она, ускользающая мысль! Рауль Мара носил причёску, очень похожую на ту, которую принимал Ясон, когда ему нужно было скрыть свою принадлежность к элите. «Слепец! Ты ведь сразу сравнил его совершенство с элитой!» Реальность издевательски хохотала в лицо: из всех звездолётов Рауль Ам выбрал именно «Звёздную странницу», а Катце из всех дверей выбрал именно ту, что вела в его номер. — Как теперь насчёт статуса-кво? — повторил вопрос Рауль. — Или то лицо и тёмные волосы нравятся тебе больше? Абсурд. Кто сравнится красотой с танагурским блонди? Кто может превзойти Рауля Ама? — Нет, — хрипло сказал Катце, — эти… нравятся больше. «Он тебя не об этом спросил!» — Я не передумал, — уже твёрже добавил Катце, — насчёт статуса-кво. — Хорошо, — сказал Рауль. Его взгляд стал цепким, острым, проникающим. — А если я скажу, что мы можем сохранить его и после Тритона? У меня будет своя лаборатория и очень много работы, мне будет нужен тот, кому я могу доверять. Внезапно в груди как будто разбилась чашка с горячим напитком. Рауль тоже носил «химеру»… Он нашёл флакон с контактным гелем. Он знает, что перед ним не господин Ренна, а кто-то другой. И он наверняка ждёт откровенности в ответ. Невозможной откровенности. — Я… не могу. А теперь — самое время умереть. Взгляд Рауля потяжелел. — Не можешь или не хочешь? Горло сдавило. — Хочу, — еле слышно сказал Катце. — Не могу. — Назови хотя бы одну серьёзную причину, почему не можешь, — потребовал Рауль. — Тебе нужен тот, кому ты сможешь доверять, — хрипло сказал Катце.— Я знаю, кто ты. Но ты не знаешь, кто я. — Уверен? — вкрадчиво спросил Рауль и улыбнулся. Его палец коснулся лица Катце и медленно заскользил к подбородку — как-то странно, будто рисуя что-то… до боли знакомое. Внезапная мысль пронзила так остро, что Катце закричал: Рауль в точности повторил линию оставленного Ясоном шрама. Потом поцеловал и прошептал, касаясь губ: — Дыши. «Когда я с Ясоном, у меня голова идёт кругом, и ничего с этим не поделаешь», — ещё совсем недавно говорил Рики. Теперь то же самое Катце мог бы сказать о Рауле. — Я спрошу ещё раз, — сказал Рауль. — Примешь ли ты предложение сохранить статус-кво после того, как этот сумасшедший круиз закончится? Обещаю не препарировать твой мозг. И ещё. Ты должен знать. — Он снова коснулся губами чувствительной переносицы и добавил тише: — Я не приму отказа.