***
— Чимин по тебе скучает. — И тебе привет, Юнги, — вздыхает Гук, потирая уставшие глаза. — Привет, — отвечают на том конце провода, спустя несколько секунд. Раньше Чонгук бы спросил «а ты, хён, скучаешь?», бежал бы к другу, умоляя сказать в чём его вина, что сделал не так. В этот раз, лишь спустя два дня, Мин звонит сам. Гук не ощущает злорадства или превосходства. Если честно, он так поглощён работой, а диалоги с его мужчиной настолько целительны, что единственная эмоция от этого звонка — спокойствие. — Сможешь приехать сегодня? Или сильно занят? В голосе слышна тщательно скрываемая тревога. — Приеду. И Чон правда сразу после работы появляется на пороге квартиры. Чимин первым кидается ему на шею, сжимая в душащих объятиях, и, не справляясь с эмоциями, начинает плакать. — Прости нас, Гук-и, прости нас, пожалуйста. — За что ты извиняешься, Чимин-а? — мягко обнимает друга Гук. Вместо ответа, брюнет лишь сильнее стискивает руки, не выпуская человека, которого считает своей семьёй. — Поужинаешь с нами? — потирает шею Юнги, исподлобья разглядывая своих родных, слипшимися пельмешками застывших в прихожей. — С удовольствием. Голодный, — улыбается тепло юноша. — А что, тебя не кормит этот…твой, — откашливается Мин, пытаясь сдержать едкие комментарии. — Расставим все точки над i, чтобы не портить аппетит? — уверенно предлагает Гук Отлепляя от себя друга, он проходит на кухню, по-хозяйски достаёт кружку, запускает кофемашину и ждёт, пока рассядутся друзья. — Во-первых, господин Ким тот, благодаря кому вы сейчас оба в Сеуле и в безопасности. Думаю, это заслуживает элементарно уважения к этому человеку и благодарности, но не в поклонах дело. Он и с работой может помочь, если ты, Юнги, соизволишь перестать упираться и строить из себя пренебрежительное чучело, — с места в карьер ныряет Чонгук, пряча за скоростью волнение. — О, как мы заговорили, — моментально закипает хён, сжимая кулаки. Но ладонь младшего брата, что ложится на плечо, и его пристальный взгляд, прошитый болью потерь, вынуждает прикусить собственный язык. — Именно так. Ты дал мне два дня обдумать эту речь, за что я тебе благодарен, — кивает Чон, ставя на стол кружку с кофе и усаживаясь прямо напротив друзей. — Во-вторых, он мне нравится. Да, мы встречаемся, но, — перебивает самоуверенный наглый взгляд, так и кричащий «я же говорил», добавляя, — не спали. Пока что. И я просто прошу тебя, Юнги, дай мне время. Нам время. Я впервые испытываю такие чувства. И доверяю ему. — Неужели ты не понимаешь, — сощуривает глаза Юн, — он же просто воспользуется… — Остановись, — поднимает ладонь Гук в запретном жесте. Он не хочет слышать продолжение того, что хотел сказать старший товарищ. — Я прошу тебя не делать поспешных выводов. Ты не знаешь его… — С чего взял, что ты его знаешь? — хмыкает всех подозревающая колючка. — Если ты уверен, что я совершаю ошибку, будь мне другом, позволь мне её совершить. Потому что она добровольна. Я…Юнги, я влюбился, — завершает тихо, но смело смотрит в глаза напротив, отражающие его собственные. Словно почувствовав напряжение, телефон Чона вибрирует. Машинально переводя взгляд на дисплей, Гук улыбается уголками губ, читая высветившееся: Ким Тэ: «Зайчонок, ты в порядке? Может, тебя подождать внизу?» Печатая быстрый ответ: «Я в порядке. Напиши, когда доберёшься домой», — он зависает на пару секунд, прежде чем добавить торопливо, пока не передумал: «я волнуюсь». И он не лжёт, не играет, правда волнуется, когда господин Ким пишет сообщения за рулём. Откладывая мобильный в сторону, юноша поднимает взгляд, сталкиваясь с двумя парами удивлённых. — Ты и в правду влюбился, — восхищённо улыбается Мин младший. — Придурок, — вздыхает обречённо старший. — Я тоже тебя люблю, Юнги-хён, — Гук делает глоток кофе, пряча смущение. Он влюбился. Признавать это нелегко, но перекатывая на языке это слово, он чувствует, как оно окрыляет. Юн так и не открывает причин своего колючего состояния, но Чонгук учится быть терпеливым и даёт другу время. Как и себе, привыкнуть к мысли, что впервые в своей жизни влюбился.***
— Эту субботу я проведу весь день с братом, а вечером мы с друзьями идём в клуб. Ты не будешь против? — осторожно уточняет Чонгук, скрывая бурю эмоций за тщательным мытьём посуды после ужина. — Именно этот вопрос мучил тебя весь день? — хмыкает Ким. — Я не против, зайчонок. Только отвечай на мои сообщения, чтобы я знал, ты в порядке. — Как ты догадался? — удивлённо оборачивается Чон. Он изводил себя несколько дней этим вопросом и его причинами, но пришёл к выводу, что лучше расскажет своему парню всё потом. — Как и всегда, просто чувствую тебя, — пожимает плечами Тэхён, откладывая в сторону бумаги. — Я не собираюсь запрещать тебе видеться с братом и друзьями. Почему так волновался? — Во-первых, я и так провожу с ними довольно много времени, а ведь у нас… — не озвученным остаётся всё ещё горчащее слово «контракт», — не так много времени после работы, чтобы побыть вместе. А во-вторых, я озвучу тебе потом. Пожалуйста? И буду надеяться на твоё понимание. — Хорошо, — спокойно соглашается Ким. — И да, я тоже скучаю по тебе, — он встаёт, чтобы обнять своего трусишку сзади, сгребая в охапку, и оставляя поцелуи на шее, чуть выше ворота домашней футболки. Плавясь от ощущений, которыми окутывает с головы до ног, Гук забывает о посуде, о включённой воде. Льнёт ближе к мужчине, прося больше. Его ягодицы настойчиво вжимаются в тело позади, отметая всю скромность, на которую силы давно иссякли. Откидывая голову на плечо Кима, юноша открывает больше доступа для поцелуев, которыми его охотно одаривают. — Зайчонок, — хрипло обжигает дыхание Тэхён. — Нам надо остановиться… — Ты издеваешься? — Чонгук резко открывает веки, сомкнутые до того удовольствием. — Или ты? — толкается навстречу бизнесмен, упираясь недвусмысленным возбуждением между упругих половинок. — Чёрт, — стонет Чон. — Ты правда думаешь, что я не хочу продолжения? Почему ты останавливаешься каждый раз? — Не хочу, чтобы ты подумал, будто всё это ради… — С каких пор Вы такой джентельмен, господин Ким? Пресса о Вас распространяет совсем иные слухи, — парень выключает воду и окончательно поворачивается к причине своего повторного пубертата. — Как давно ты читаешь жёлтую прессу? — усмехается миллиардер, обхватывая талию дерзкого мальчика. — С тех пор, как пытаюсь понять, почему мой парень возбуждает меня до умопомрачения, но не хочет меня трахать? — Трахать? — повторяет низким, глубоким голосом Тэ. — Так ты хочешь быть оттраханным, Чонгук? — Хочешь сказать, что наши желания не совпадают? — ерепенится взвинченный неудовлетворением и тревогой юноша. Он ведь и в правду искал всё это время причину в себе. Склонив голову в бок, Ким рассматривает наливающийся румянец на нежных щеках, скрещенные на груди руки, защищающие от потенциальной боли, волнение, скрытое храбрым напором. — Хочу тебя любить, а не трахать, малыш, — неторопливо поясняет миллиардер. Его руки с талии опускаются на бёдра, сжимают несильно, мнут. — Трахаться я умею, Гук-и, — продолжает завораживать голосом и действиями, — а вот любить…со мной такое впервые. Но хочется неимоверно сильно. Так сильно, что я думаю о тебе каждую минуту, когда ты не рядом. Сердце стучит гулко, быстро. Больно от скорости. И от мыслей, вдруг сон. — Думаю о нашем первом соитии, родной, не трахе, — гипнотизирует разгорающимся взглядом, — но ощущаю себя извращенцем. Вижу твои губы сочные, и мечтаю впиться в них поцелуем, а потом внезапно ловлю себя на фантазиях о том, как вожу головкой члена по ним… — пальцем обрисовывает приоткрытый рот, словно показывая, как именно. — Вижу, как ты наклоняешься за чем-то, а у меня стояк такой, что не скрыть одеждой. Я что, мальчик, что ли? Думаешь, у меня на всех такая реакция? Ни на кого. Такой — ни на кого. Хочешь верь, хочешь нет, я и сам усомнился бы. Высокопарно звучит, но, зайчонок, боюсь тебя спугнуть. Не хочу торопить. Готов ждать, сколько угодно, пусть и звенит уже в ушах от желания. Едва вспоминая, как дышать, Чонгук рассматривает в тёмном, плещущемся через края виски, отражения всех этих фантазий. Осознание прозвучавшего откровенно признания окатывает волной дрожи. Губы медленно расползаются в счастливой улыбке. В глазах зажигаются звёзды. Их все зажёг Ким Тэхён. — Я тебя люблю, — шепчет Чон, испуганно впиваясь поцелуем. Признаваться страшно. Даже когда, вроде как, взаимно. Взаимно же? Он ведь верно понял? — И я тебя люблю, — прерывает поцелуй Тэ, рассматривая такие родные теперь глаза. Как же он влюблён в эти тёмные бусины, яркие неизведанные вселенные. Они целуются так долго, насколько хватает дыхания. Их признания растворяются на языках, окутывают вкусом ещё не окрепших, но искренних чувств, будоражат. Оба понимают, что поцелуи сегодня зайдут дальше, но остановиться не могут. — Хочешь принять ванну вместе?