…и никуда ты не денешься

Лестеру не нужно глазеть на собственное отражение в воде, чтобы узнать наверняка, как он выглядит. Он не живёт прошлым и давно избавился от привычки теребить несуществующие ныне светлые пряди. Лестер провёл в Колонии достаточно времени, чтобы принять себя иным. Его не пугает, что татуированное лицо теперь слишком приметно для жителей Хориниса; что его будут узнавать сразу. Он трёт зудящие глаза. Припухшие веки тяжелы. Хочется их смежить, но… …он не может позволить себе уснуть. Если бы задремал хоть на мгновение, не добрёл бы не то что до этой низины, но и не отыскал бы выход из Рудниковой долины. Внутри холодеет, будто сердце враз остановилось, проткнутое клинком. Лестера знобит, несмотря на жарко полыхающий костёр. Однако стоит придвинуться ближе к пламени, как становится обжигающе-неуютно. Приходится отодвигаться и жмуриться. Уснуть ой как боязно — в заросшей лесом низине полно волков. К тому же Лестер опасается, что не услышит их вой и рык. Он будет спать крепко — настолько, что его не пробудят ни выкрики, ни брошенные в угаре болотной травы молитвы. Прогонять сон — всё, что остаётся. Борьба с желанием затянуться проиграна, потому что жажда курить гораздо больше, чем сберечь отнюдь не богатый запас болотной травы. Лестер достаёт из поясной сумки косяк и пододвигается к костру, чтобы подкурить. Хотя полученные в его бытность послушником Братства Спящего магические навыки никуда не делись и он может вызвать огонёк, однако… Сердце снова замирает. Лестер никогда не был образцовым верующим. Он врал, что поклоняется богам, когда ему это было выгодно. …и в колонии солгал, что уверовал в Спящего — да так правдоподобно, что не только убедил гуру, но и нашёл среди них наставника. Лестер подтягивает ноги к подбородку, одной рукой обнимает их, а другой суёт косяк в рот, заполняет лёгкие горько-сладким дымом, после выпускает. Чем он займётся, совершенно не представляет. Рассчитывал жить в форте после того, как Барьер падёт — и жил там, пока туда не прилетел новый хозяин. Лестер вздрогнул от воспоминаний, когда увидел впервые, как перепончатые крылья рассекают голубое, без единого облачка неба; как из пасти валит чёрный дым. Лестер сбежал, когда крепкие стены старого форта задрожали и несколько книг упало на пол, потому что нутром почуял, что дракон выбрал его жильё для себя. Сбежал, хотя — он соврёт, если надо, другим, но себе не может — его тянуло вернуться, потому что его бы никто не тронул. По крайней мере, он не ощущал бы сейчас такого холода и пустоту внутри. Не шёл бы — не туда, куда глаза глядят, а куда несут ноги. Не блуждал бы во тьме, уверенный, что не появится ни единого проблеска, указывающего путь. Проблеск есть. Точнее, был и ушёл. Явился, перепугав хрустом хвороста, а после — посоветовав отправиться к Ксардасу. Лестер сомневается, стоит ли делать это. Он поведал другу, выжившему и внезапно появившемуся, что только видел дракона, но об остальном умолчал. Лестер никогда не считал себя образцовым верующим и не чувствовал связи с богами. И счёл, что, обманув гуру своей ложной привязанностью к Спящему, ничего не случится. Не обезумевший же он фанатик вроде Кор Галома, честное слово! Он осознал слишком поздно, что сумел обмануть людей из Братства, но не саму Тьму, порождением которой и был Спящий. …и от которой он никуда не денется.